Аколит в крови по локоть

Глава 20

Утром заставил себя не думать на отвлечённые темы и сосредоточиться на неотложных делах. Сгонял коридорного за цирюльником, а когда тот сбрил мне щетину и укоротил волосы, спустился на завтрак. Вчерашней беспокойной публики не наблюдалось, безо всякой спешки я перекусил и вернулся к себе. Оставаться в номере не стал, сразу взвалил на плечо узел с пожитками Беляны и отправился к взявшемуся обшивать меня портному. Что-то из вещей тот приобрёл сам, что-то посоветовал отнести знакомому скупщику. В первом случае мы сторговались на несколько комплектов исподнего и носков, во втором удалось разжиться какими-никакими деньжатами. Может, на барахолке и куда больше выручил бы, да только и без того вчерашний день вчистую потерял!

В «Жирного угря» заявился с тяжёлым сердцем, нисколько не удивился даже, не обнаружив на прежнем месте Неряхи. Постоял, осмотрелся, двинулся к стойке.

— Озаргде? — выдал в одно слово, и давешний буфетчик бросил протирать пивную кружку.

— Щапридёт, — ответил он и спросил: — Налить?

На душе было маетно, давило расставание с Беляной, и нервировала неопределённость с Рыжулей, так что кивнул.

— Рома!

Уж не знаю, на кой чёрт буфетчик возился с полотенцем, поскольку выставленный им стакан оказался замызганным и захватанным пальцами, да и влитый в него напиток доверия тоже отнюдь не внушил. Но возмущаться я не стал. Пить, впрочем, тоже.

Буфетчик отвлёкся на других посетителей, потом ушёл на кухню, а я всё так и разглядывал налитое мне пойло. В голове не укладывалось, что кто-то по доброй воле готов не просто пить подобную отраву, но ещё и платит за это деньги. Цвет неплох — да, а в нос так шибало сивухой, что чихать хотелось и слёзы на глазах наворачивались. Куда там рому, выдержанному в бочках из-под креплёного вина!

С четверть часа ничего не происходило, и я не утерпел, окликнул буфетчика.

— Ну?

— Скоро! — отозвался тот.

В кабак кто-то беспрестанно заходил, а кто-то его покидал, мимо окон одна за другой катили телеги и коляски, вот я и не обратил внимания ни на быстрый перестук подков, ни на шум распахнувшейся двери. Опомнился, лишь когда потянуло сквозняком. И не сквозняком даже — это ветер подул, бросил в лицо дорожную пыль.

Только не подул и не бросил, конечно же — так всего лишь показалось. Враз ожили воспоминания, но не подскочил на месте, не крутанулся на высоком табурете, заслышав за спиной знакомый голос:

— Ну вот и свиделись, Серый!

Я никак не отреагировал на злорадный возглас и продолжил любоваться стаканом с ромом, потом только будто бы перехватил взгляд буфетчика, оглянулся и в манере местного отребья бросил:

— Тымне?

Пламен, в глазах которого явственно проявилась сизая синева, недоумённо нахмурился, я ощутил лёгкое давление на дух, и сразу — отпустило. Магические искажения схлынули, а бывший подручный Бажена весь как-то обмяк. Он определённо собирался взять в оборот знакомого босяка, увидеть же мою нынешнюю физиономию нисколько не ожидал, вот и растерялся.

— Обознался, — буркнул Пламен, развернулся и двинулся на выход.

Нагнать? Вспомнилось, как выродок придавил меня к стене и удерживал, не позволяя толком наполнить лёгкие воздухом, накатила лютая злоба, но я тут же совладал с эмоциями, решив, что расквитался с этим гадом сполна.

Как он грохнулся и башкой своей дурной о половицы приложился! До сих пор тот стук в ушах стоит! Ха!

Я вроде как озадаченно хмыкнул и обратился к буфетчику, кивнув себе за спину:

— Эткто?

Тот пожал пухлыми плечами.

— Залётный.

Вполне могло статься, что Пламен и в самом деле в это заведение прежде не захаживал — уж больно прилично и со вкусом он был одет, но я, само собой, буфетчику не поверил и попытался надавить на него своей волей. Помешало сопротивление защитного амулета.

Вот же предусмотрительный какой!

Достав из кошелька гривенник, я показал его дядьке, но не отдал и крутанул меж пальцев. Приказ «замри!» я отработал наилучшим образом — как только взгляд буфетчика прикипел к серебряному кругляшу, так и ударил им в полную силу, проломил защиту амулета, заставил наглого вруна неподвижно замереть с протянутой рукой.

— Я сейчас уйду, а ты так и останешься, — сказал уже без дурацкой скороговорки. — Гадить под себя будешь, потом от жажды сдохнешь. И никто ничего не поймёт. Да и разбираться не станут. Вот не плевать ли им на тебя?

Из-за драного амулета ничего такого я устроить буфетчику не мог, даже просто удерживал его дух в тисках своей воли с превеликим трудом, но жути нагнал — мордоворот побледнел так, будто его рожу пудрой обсыпали.

— Поэтому хорошенько подумай, прежде чем ответить на мой вопрос, — продолжил я, отпустил буфетчика и спросил: — Что это был за ухарь?

Враз покрывшийся испариной дядька приложил ладонь к сердцу и шумно задышал, а стоило только постучать о стойку ребром монеты, испуганно глянул на меня и быстро произнёс:

— Не ухарь он, а охотник на воров! Ветрояром кличут!

— Продолжай! — потребовал я.

— С год назад в городе объявился. Патент выправил и быстро с нашими заправилами столковался. А как в гору пошёл, так и напарника себе под стать сыскал. Сейчас с полдюжины костоломов при них крутится.

Напарник? Это с кем ещё Пламен задружился?

Меня он не узнал, а сам я особых претензий к нему не имел, но мало ли как всё обернётся? Так что я на всякий случай уточнил:

— С кем работает?

Но тут уж буфетчик покачал головой.

— Не знаю. Они где-то на северной окраине обретаются. В нашей округе гости нечастые.

— Не свисти! — зло выдал я. — Как бы ты тогда за ним своего человечка послал?

Буфетчик побледнел.

— То не я! Я только Неряхе весточку передал, как условились!

— Озар где?

Проныру дядька сдал без малейших колебаний.

— Через два перекрёстка, — указал он в сторону моря, — блошиный рынок есть, так Неряха там в кости играет. Или в орлянку. Или в три листка. Не знаю, с кем столковался!

— Ясно.

Я кинул монету в стакан с нетронутым ромом, соскользнул с табурета и отправился на поиски Озара. Найти уличный базар не составило никакого труда, а немного покрутился по нему и заслышал знакомый звон. Заглянул за торговые ряды и наткнулся там на рассевшихся кружком босяков. Единственным взрослым игроком среди них оказался Неряха — он так увлечённо бренчал монетами, что не заметил меня, пока я не ухватил его за ворот.

Озар взвизгнул и едва не вывернулся из кургузого сюртука, пришлось успокоить его тычком под рёбра.

— Щаспридёт! — бросил я босякам и потянул проныру прочь, довёл до подворотни и там одной рукой прижал к стене, а в другой заставил возникнуть ампутационный нож.

— Не надо! — взмолился Неряха. — За что? Я их ещё не нашёл!

На сей раз я врезал ему много сильнее и жёстче. Кому другому побоялся бы ливер повредить, но эту погань было не жалко.

Как оказалось — не мне одному. По крайней мере, привлечённый шумом подручный квартального ушёл сразу, как только разглядел, из кого именно выбивают дух.

— Рассказывай и поживёшь ещё!

— Ветрояр тоже того босяка искал… — сдавленно выдавил Неряха, не в силах разогнуться. — Но давно дело было…

Пройдоха вдруг нырнул вперёд, и я бы точно упустил его, если б не ожидал чего-то подобного, а так сбил на землю подножкой. Неряха шустро сжался, прикрыв руками голову, а когда удара не последовало, настороженно глянул на меня и пояснил:

— Тогда-то и пошёл слушок, что ежели кто ещё тем босяком интересоваться станет, особливо если молодой и светловолосый, Ветрояр за весточку пару червонцев отвалит. А я в долгах как в шелках — не устоял перед соблазном. Прости, а? Я ж не со зла!

— Царь небесный простит! — отрезал я и задал новый вопрос: — С какой стати он такие деньги платить готов?

Неряха от удивления даже голову закрывать перестал.

— Так отобьёт же! Тот светловолосый — босяк из Черноводска, за его голову там полсотни целковых дают!

Всего полсотни? Я едва не сплюнул от презрения.

— Откуда знаешь?

— На северной пристани человечек есть, ежели кто из Черноводска в бега ударяется, ему весточку присылают. Приметы, повадки, живым ловить или головы достаточно…

— Зовут как?

— Большим Папой кличут. Он вечно в «Старой вобле» штаны просиживает.

Я кивнул.

— А Ветрояр этот где обретается?

— На Северной стороне. Там на окраине его так сразу не сыскать, могу показать.

— Показать? — улыбнулся я. — Получается, язык тебе не нужен?

Но стоило только податься к Неряхе с ножом, и тот мигом бросил валять дурака, зачастил:

— Постоялый двор у них на Диком поле! Всякий сброд у себя привечают, которому в приличные места ходу нет. Фургонщиков и балаганщиков пускают, вообще никому не отказывают! А Ветрояр ещё и в городе дела ведёт. Воров ловит, краденое возвращает и то ли деньги в рост даёт, то ли долги собирает. Точно не знаю!

Я вновь выпрямился и спросил:

— Закадыка кто у него?

— Людомир какой-то.

— Видел его? Выглядит как?

Неряха замотал головой.

— Не видел. Он на Северной стороне дела ведёт, к нам не суётся.

— Молодой, старый?

— Не знаю, а врать не стану… — Пройдоха заискивающе улыбнулся и вдруг округлил глаза. — Да! Слышал, иногда Ветрояр с щеглом каким-то дела обстряпывает, только Людомир это или нет, не скажу.

— Живи! — бросил я и отступил на шаг назад, но сразу остановился. — Ветрояр тобой недоволен будет — подумай, стоит ли ему глаза мозолить.

И больше уже задерживаться не стал, поспешил прочь. Может, и стоило бы пройдоху прирезать по-тихому, да только Пламен о моём интересе к босякам из Гнилого дома уже осведомлён, а ничего нового ему Неряха рассказать не сможет. Теперь главное никого за собой в «Небесную жемчужину» не привести…

И я возвращаться в гостиницу не стал, сделал вид, будто заплутал, и покрутился по округе, а после зашёл перекусить в семейную харчевню, где не только утолил аппетит, но и выяснил, что неподалёку есть остановка дилижансов, откуда можно уехать на речную пристань. Туда свои стопы и направил.

Вопреки моим предположениям, Большой Папа оказался не каким-нибудь коротышкой-заморышем, а здоровенным толстяком, под которым прогибалась и трещала добротная лавка. Отыскал я его в «Старой вобле» — то ли пивной, в задних комнатах которой можно было перекинуться в картишки, то ли в притоне, пивной прикидывавшимся. Располагался он в глухом переулочке, не справился бы заранее у портовых работяг — непременно мимо прошёл.

На входе скучали два бугая, но мой вид их всецело удовлетворил, цепляться не стали. Буфетчик тоже с первого взгляда определил, какого я поля ягода, и предложил заморского светлого эля.

— Валяй! — разрешил я, заплатил за кружку пива, оказавшегося куда приличней той гадости, что наливали в подвальчике Жихаря, и двинулся прямиком к восседавшему за угловым столом толстяку. Сел напротив, улыбнулся. — Чёкак?

Большой Папа покачал головой.

— Не ломай язык, — попросил он и приложился к полупустой кружке пива. — Чего хотел?

Мой собеседник был не просто толстым, а прямо-таки жирным. Глаза заплыли, щёки обвисли, пальцы больше напоминали варёные сардельки. Потом от него разило немилосердно.

Я хлебнул эля и сказал:

— Денег — чего ещё? Будто к тебе за другим приходят.

— В долг не даю.

— Зато даёшь наводки.

Толстяк фыркнул.

— Не боишься замарать рук, да?

Я проследил за его взглядом, приметил на лацкане не до конца отстиравшееся бурое пятно и пожал плечами.

— Меня оправдали.

Развивать эту тему Большой Папа не посчитал нужным, под жалобный скрип лавки он уселся поудобней и спросил о другом:

— Неужто все денежки подчистую спустил? Обычно из-за моря с карманами, полными золота, возвращаются.

— Обычно и за билеты на пароход три цены не ломят, — поморщился я совершенно искренне и хлопнул ладонью по столу. — К делу! Как у вас тут всё устроено?

Интересоваться тем, откуда я вообще о нём узнал, Большой Папа не стал и сразу перешёл к делу:

— Получаешь наводку, исполняешь и возвращаешься. Если деньги сразу, то даю половину. Если готов подождать, то получишь четыре пятых, но расходы на доставку головы заказчику, алхимический состав и тару в этом случае за тобой.

Я покивал, затем вновь отпил эля.

— Срубить хочешь много и быстро? — уточнил толстяк. — Учти: денежных заказов сейчас не густо. — Он усмехнулся. — Особенно из Черноводска.

— Товары оттуда-туда вообще не идут? — поинтересовался я.

— Да почему не идут? Высокореченские торгаши и черноводский епископ уже подсуетились. — Толстяк перестал улыбаться. — Просто одно дело ухаря беглого на тот свет спровадить и совсем другое за что-то действительно серьёзное взяться. Говорю сразу: с таким я и раньше не связывался, а теперь и вовсе ни под каким соусом не возьмусь.

Большой Папа то ли принял меня за шпика, то ли решил подстраховаться, но куда подальше не послал, а это было главное.

— Меня старые заказы интересуют. Совсем старые. Как бы они не протухли уже. Не просветишь?

Толстяк покачал головой.

— Я тут сижу не для того, чтобы досужее любопытство удовлетворять.

— Найду кого — через тебя вверх по реке отправлю.

— Это само собой. Но я тебя не знаю. Могу пару свежих наводок дать, а хочешь что-то сверх этого узнать — раскошеливайся. Возьму недорого — по целковому за имя.

Досадливая гримаса вышла у меня натуральней некуда, но торговаться не стал и выложил перед собой золотую пятёрку.

— Пять имён!

— Пять имён! — подтвердил Большой Папа, и не подумав потянуться за монетой.

— Если кого найду, эти деньги в счёт твоей доли пойдут, — выставил я дополнительное условие.

Толстяк фыркнул и меня чуток поправил:

— Зачту целковый за голову.

— Идёт! — согласился я и катнул пробный шар: — Жмых!

Заплывшие глазки Большого Папы весело блеснули.

— Проверить решил, да? — расплылся он в довольной улыбке. — Давненько уже дело было, но прекрасно помню этого невезучего босяка, прекрасно! Горелый с Заречной стороны пару червонцев посулил, если ему ноги сломают, сломали дважды. Во второй раз не знали просто, что награда уже стребована. Так что да — заказ протух.

Он хохотнул, я хмыкнул и сказал:

— Ну тогда и дальше по босякам пойдём. Лука и Серый с Заречной стороны.

Большой Папа приложился к своей кружке и обтёр губы.

— Гнилой дом, да? Года два назад за них награду объявили, но ими разные люди интересовались. За живого Луку сотню обещали или вдвое меньше за голову. За голову Серого полсотни давали. Награду никто не стребовал. О Луке напоминают время от времени, Серым давно никто не интересовался.

Я испытал немалое воодушевление и, дабы не выказать этого, решил хлебнуть эля. Обнаружил, что того остаётся лишь на донышке, и опрокинул в рот кружку.

— Псарь! — произнёс после этого, хотя мог бы уже встать и уйти.

— Охотник на воров? — наморщил лоб Большой Папа, вытянул губы в трубочку и сразу втянул их обратно. — Спрашивают о нём, до сих пор спрашивают, полторы сотни за живого дают, полсотни за голову.

Я вздохнул и передвинул через стол золотую пятёрку.

— Пламен!

На сей раз Большой Папа ответил не сразу, нахмурился было даже, но затем всё же расплылся в улыбке.

— Помню! Ухарь с Заречной стороны! — заявил он, победно побарабанив по краю столешницы своими пальцами-сардельками. — Этим не интересуются, но там человек серьёзный — он всегда заказ отзывает, если беглеца где в другом месте прищучивают.

Толстяк забрал монету и глянул на меня свысока, но я и не подумал оставить его в покое.

— Сколько?

— За Пламена-то? Сотню целковых за живого или мёртвого, без разницы. Только учти — он тайнознатец. Слабенький, говорят, но тайнознатец.

Сегодня мне Пламен слабаком отнюдь не показался, и всё же я беспечно фыркнул:

— Разберусь!

И больше уже задерживаться в пивной не стал. По пути к входной двери вернул буфетчику пустую кружку, вышел в переулок и с показной беспечностью огляделся. Именно что — с показной.

Но никто мной не заинтересовался, я постоял ещё немного и двинулся к берегу. Пошёл вдоль длиннющей речной пристани, у которой теснились баржи — всюду там суетились грузчики, одна за другой подъезжали и отъезжали подводы, еле-еле нашёл спокойное местечко. Остановился наособицу и набрал полную грудь прохладного сырого воздуха.

Ветер гнал рябь по широченной в этих краях Чёрной, в небе метались и горланили чайки, ползли вверх по течению паровые буксиры. На миг показалось даже, будто снова в Черноводске очутился. Только что мне теперь до него?

Мысли сами собой вернулись к Беляне, но сразу взял себя в руки и сосредоточился на деле. Награду за Луку так и не стребовали — это хорошо и даже очень. Значит, удача была на стороне моего дружочка — сумел залечь на дно, не засветился. Теперь бы только понять ещё, с чего вдруг забросил его розыски Пламен.

Надоело впустую время тратить? Дела в гору пошли и эдакие гроши интересовать перестали? Узнал, что Лука из Южноморска ноги сделал?

Или всё же нашёл?

По спине побежали мурашки, но подумалось вдруг, что эта парочка могла столковаться на чужбине и совместно распродать дурман. Вот кто в компаньонах у беглого ухаря ходит, а? Не Лука ли? Как бы это разузнать?

Проще всего было наведаться на то самое Дикое поле, но делать этого нисколько не хотелось. Пламен в курсе, что я судьбой босяков Гнилого дома интересовался, он наверняка уже наказал своим подручным ухо востро держать. А это дураком надо быть, чтобы светловолосого тайнознатца с пурпурным аспектом не приметить.

Я задумался, как быть дальше, и тяжко вздохнул, сообразив, что вариантов остаётся ровно два: либо воспользоваться советом Огнича, либо обратиться к знакомцу Хомута. Вот только, зная паскудный характер бывшего командира, я нисколько не сомневался, что за просьбой повстречаться с Молчаном стоит нечто большее, нежели простое желание вернуть грошовый долг. Там меня или попытаются обобрать до нитки, или всё и вовсе закончится смертоубийством. Да и не слишком умно просить ухарей разыскать человека, за голову которого дают сотню целковых. Я бы даже сказал — это попросту глупо.

Постояв ещё немного, я ощутил настоятельную потребность вернуться в «Старую воблу» и выпить пива, подавил совершенно неуместный приступ жалости к самому себе и двинулся на остановку дилижансов.

Грузчикам и прочей кормившейся с пристани голытьбе поездки по городу были не по карману, да и жили они преимущественно в этой округе, поэтому попутного транспорта дожидались большей частью чинуши. Ну или приказчики и мелкого пошиба торгаши. При моём приближении те самую малость струхнули, поэтому, наверное, и взялись с превеликой готовностью отвечать на вопрос о том, как добраться до Утиного пруда. Увы и ах, ехать мне предстояло аж на другой конец города, напрямую дилижансы отсюда туда не ходили, и посему проще всего было воспользоваться конкой.

— Конка? — озадачился я.

— Это вагон на конной тяге, — с затаённой насмешкой подсказал один из молодых людей.

— Да понятно, что на конной, а не слоны тащат! — отмахнулся я и повёл рукой. — Рельс не наблюдаю!

Как оказалось, конка ходила по соседней улице, туда я и поспешил. Билет обошёлся в сущие гроши, но и публика набилась в вагон, прямо скажем, не самая респектабельная. Тут зевать было нельзя — того и гляди, кошелёк из кармана выудят. Впрочем, доехал до Утиного пруда без приключений, ещё и на лавке всю дорогу просидел.

Катила конка в объезд центра, при этом на самую окраину не забиралась, рельсы были проложены через кварталы пусть и не шибко престижные, но и далеко не самые пропащие. И кругом — люди, люди, люди.

Чёртова уйма людей!

Сроду столько народа не видел. На месте черноводских торгашей я бы десять раз подумал, прежде чем против Южноморска злоумышлять. Задавят же!

Неужто золото так сильно глаза застит? Или я просто чего-то не знаю? Быть может, кто-то решил чужими руками союз негоциантов проучить?

Впрочем, плевать! Приехал.

Утиный пруд оказался не вонючей лужей, как того стоило бы ожидать, а небольшим озерцом с забранными в гранит берегами. Где-то росли деревца, где-то прямо у воды установили навесы с длинными столами, куда от близлежащих закусочных таскали тарелки и кружки смуглые и черноволосые девахи.

Округа была приличней некуда, смутил меня исключительно избыток этой самой смуглости. Ровно снова за море вернулся, но нет, конечно же — нет. Просто некоторое время назад тут осела семья фургонщиков, а после подтянулись их родичи, и былые конокрады и гадалки сделались добропорядочными обывателями, под прикрытием которых не столь законопослушные соплеменники обстряпывали свои несравненно более доходные делишки: устраивали азартные игры, открывали бордели, промышляли скупкой краденого, сбывали дурман, а то и попросту сшибали монеты за право жить на этой земле.

Всё как везде. Всё как всегда.

Кожич сидел перед лавкой на низеньком стульчике и возился с надетым на колодку сапогом. Безо всякой спешки он вбивал в толстую кожаную подошву один деревянный гвоздик-спичку за другим: тюк-тюк-тюк. Не оторвался от своего занятия, даже когда я уселся на точно такой же стульчик напротив.

— Да уж, досталось им, — лишь отметил седой дядька, горбоносый и курчавый. — Чем чинить, проще доносить и выбросить.

— Дороги как память.

— Не возьмусь, — качнул головой Кожич.

— Не за тем пришёл, — усмехнулся я. — Кой-кого найти надо.

Фургонщик отвлёкся от работы и впервые взглянул на меня, после улыбнулся.

— Я сапожник. За новыми сапогами — это ко мне. Вынюхивать и выслеживать — нет, не по адресу.

— Один мой знакомый считает иначе. Он из ваших, я ему поверил.

— Кто таков?

— Огнич Сломанная подкова.

— Первый раз слышу.

— Он откуда-то из-под Черноводска.

— Ха! Да что он может обо мне знать? — усмехнулся Кожич и снова начал забивать гвоздики.

Я и не подумал отправиться восвояси.

— Так возьмёшься или нет?

Сапожник вздохнул.

— Ты ведь нас терпеть не можешь. Зачем пришёл?

Мне только и оставалось, что головой покачать.

— Ничего не имею против сапожников.

— Речь о моём народе.

— Мне вообще мало кто нравится. — Я упёрся ладонями в колени и сделал вид, будто готовлюсь встать. — И если тебе не нужны мои деньги…

Кожич отложил молоток и уточнил:

— Кого ищешь?

Я рассказал, но ограничился лишь приметами и обстоятельствами возможного появления босяков Гнилого дома в Южноморске, а имён и родного города моих дружочков называть не стал, не желая вводить фургонщика в искушение назначенной за голову Луки наградой. Так, поди, не прознает.

Сапожник вздохнул.

— След давно остыл.

— Я и не говорил, что будет просто.

— Хорошо, но поиски обойдутся недёшево…

Позволять ободрать себя как липку я не собирался — хоть и тряхнул кошельком, но выудил из него единственный червонец, вложил золотую монету в мозолистую ладонь.

— Это большее, что я готов потерять, ничего не обретя взамен и никого за это не прикончив. Будет результат — оплачу все расходы и накину сверху. Но предупреждаю сразу: заплачу лишь за результат.

Кожич улыбнулся уголком рта.

— Почему бы мне тогда не оставить эти деньги себе?

— Люди часто совершают разные глупости. Кто я такой, чтобы им это запрещать?

Червонец сапожник не вернул, вместо этого спросил, как ему со мной связаться.

Я задумался ненадолго, после сказал:

— Сам сюда приду.

— Дай мне два-три дня, — заявил тогда Кожич.

— Уложишься?

— Кто знает? — пожал плечами сапожник с таким видом, будто в его распоряжении была вся отпущенная небесами вечность.

— Действительно, — вздохнул я и предупредил: — Может так статься, этой ватагой и другие прежде интересовались, а то и до сих пор интересуются, поэтому очень тебя прошу: не жадничай. Мы ударили по рукам, ты взял задаток, я покрою расходы и накину сверху. Захочешь заработать на этом деле дважды — твоё дело, но право первой ночи должно остаться за мной. А решишь надуть, уж поверь на слово, своё я так или иначе, но получу. И неустойку не деньгами возьму, а чем подороже.

На самом деле я сомневался, что фургонщики сумеют отыскать Луку, но раздобыть какую-нибудь зацепку соплеменникам Кожича было вполне по силам. Я нуждался в отправной точке, и они могли мне её предоставить. Главное, чтобы не вознамерились повести свою игру.

Сапожник прищурился и кивнул.

— Хорошо! Я тебя услышал!

Формулировка меня нисколько не порадовала, но не стал цепляться к словам и отправился восвояси. Чем займу эти дни, знал совершенно точно. Пришло время наведаться в школу Багряных брызг.