Она пришла с Земли. Абитуриентка. Студентка

Глава 46 Бал

Шону было неуютно. Из-за того, что родителей высшее общество не признавало, за всю жизнь он посетил лишь несколько дружеских приемов, а здесь, мало того, что собралась вся академия, так еще и гости прибыли: альтийская знать, родственники студентов…

Огромный зал, украшенный гирляндами благоухающих цветов, вместил всех, но пустых уголков не осталось. Нигде не укрыться, не передохнуть. В глазах уже рябило от блеска нарядов, улыбок и мельтешения танцующих, гул голосов, бесцеремонно вторгавшийся в музыку, раздражал неимоверно, и хотелось лишь одного: сбежать в комнату и просто посидеть в тишине. Даже без книги. Просто в тишине и одиночестве.

А вместо этого приходилось держать на лице приветливое выражение и раскланиваться с незнакомцами.

Шон с тоской выглянул в окно, около которого они с Диланом стояли. Там, во дворе, тоже прогуливался народ, бассейн сверкал струями фонтанов, а кустарники и клумбы пестрели враз распустившимися цветами.

Странно все же. Здесь как данность принимают и воду, и зелень посреди зимы, а его отец и мать за каждым ростком ухаживают, словно за беспомощным младенцем, ежедневно отмечают, на сколько понизился уровень озера, и высчитывают, как скоро пустыня сожрет плоды их трудов. Сожрет без остатка. Наверное, родители еще и поэтому отказались от приглашения на бал. Как потом из этого изобилия и буйства жизни вернуться под раскаленное небо в царство песка и суховеев?

Отвлекая от совсем не праздничных мыслей, за руку дернул Дилан. Шон с недовольством покосился на приятеля — что за дурная привычка? — а тот, возбужденно притопывая в такт барабанам, кивнул на троицу совсем молоденьких девушек у соседнего окна:

— Может пригласишь на танец? Вон как изнывают.

Девушки обмахивались веерами, хотя артефакты свежести исправно гоняли по залу прохладный ветерок. Внезапно одна из них встретилась глазами с Шоном, что-то сказала подругам, и все трое прикрыв веерами улыбки, метнули на него кокетливые взгляды.

Шон стремительно отвернулся, но лицо и шея залились предательским жаром.

— Сам приглашай.

— Жалко, — рассмеялся Дилан. — Они может в первый раз, а тут — я!

Шон невольно улыбнулся. Он и сам не был великим танцором, но Дилан просто поражал своей неуклюжестью. А вдвоем с Вэлэри они составляли такую выдающуюся пару, что дон Аргус не знал, с какого боку к ним и подступиться.

— А Вэлэри не видно, — сказал Шон, оглядываясь по сторонам. — Ты не допускаешь, что она, сравнив свое платье с нарядами других девушек, передумала идти?

— Эй, нормальное у нее платье! — возмутился Дилан. — Кэсси в нем на свадьбу подруги ходила!

Шон промолчал. Не хотелось обижать приятеля.

Троица кокеток вдруг оживилась и с такой скоростью замахала веерами, что показалось, будто вовсе не артефакты создают ветер, а эти самые веера. Шон проследил за взглядами девушек.

Обходя танцующих по дуге, к ним неторопливо приближался Маркус.

При виде него Шон вспомнил лию Одетту. И хотя мать Маркуса он видел не более пяти раз, да и те мельком, однако она отпечаталась в памяти именно такой — излучающей превосходство каждым жестом, взглядом, словом… И в отличие от мужа, она ни родителей Шона, ни его самого не считала за ровню.

Шон ее терпеть не мог.

К счастью, позаимствованную у матери маску высокомерного патриция Маркус надевал лишь с посторонними, а характер унаследовал отцовский. Во всяком случае, Шон так считал.

Едва глянув на трепещущих веерами и ресницами девушек, Маркус подошел к Шону с Диланом и сразу, даже не ответив на приветствие, спросил:

— Где Вэлэри?

От неожиданности Шон глупо переспросил:

— Кто?

— Вэлэри! — повторил Маркус. — Ваша подружка с рубцами в пол-лица.

— Не знаю… — начал отвечать Шон, но его перебил Дилан.

Спросил с подозрением:

— А зачем?

Маркус смерил его тяжелым взглядом и процедил:

— Хочу ей кое-что сказать. Прямо сейчас, пока еще не поздно.

Интерес друга к Вэлэри был до того загадочен, что Шон презрел манеры и полюбопытствовал:

— А что за дело у тебя к ней?

— И почему может быть поздно? — снова вмешался Дилан.

Маркус промолчал и впился в толпу ищущим взглядом. Торопить его было бесполезно, и потому Шон просто ждал. Ответит так ответит, а если решит, что знать подробности им не обязательно, то, как ни спрашивай, слова не выдаст.

— Да нет ее там! — не выдержал Дилан. — У нее платье не такое… расфуфыренное.

Чуть помедлив, Маркус обернулся:

— Хорошо, я скажу… Только ты, рыжий, держи язык за зубами. Понял?

Дилан кивнул, и Маркус, понизив голос так, что пришлось придвинуться, чтобы расслышать его за шумом, сказал:

— Вэлэри должна выступить сегодня, чтобы я взял ее в клиентки…

— Снова⁈ Что в голове этой ненормальной?

Забывшись, Дилан перебил Маркуса на середине фразы, однако тот, вопреки ожиданиям Шона, не одернул наглеца, а лишь холоднее продолжил:

— Мы договорились. Я собирался принять ее, но кое-что изменилось, и теперь стать ее патроном я не могу.

— Патроном… — растерянно повторил Шон.

Как же так? Маркус ведь сам объяснил, что не берет клиентов, потому что не задержится здесь. К тому же, клиент — это почти член семьи! Не важно, что академический патронат длится всего два года, функции-то он выполняет те же, что и традиционный. И приблизить к себе какую-то странную девицу, поднесшую лепешку, но отказать другу… Как же так?

Вопрос жег, рвался с языка, но Шон смолчал, боясь показать обиду. Спросит позже, когда успокоится. И наедине.

— Хотел раньше её предупредить, — говорил между тем Маркус, — но в библиотеке она не появлялась ни вчера, ни сегодня.

Дилан круглыми глазами посмотрел на Шона:

— Она же и занятия вчера пропустила, целый день где-то пропадала! А сегодня мы ко мне домой ходили. За платьем… И тоже целый день. Они с мамой все рецепты какие-то обсуждали и платье укорачивали, а то Вэлэри в форме хотела на бал заявиться. Мол, плевать, в чем, главное — быть там. Обязательно!

— Кажется, Вэлэри не в курсе, — глубокомысленно заметил Шон.

— Сожри меня пески! — Дилан теми же круглыми глазами принялся обшаривать толпу. — Вот это она влипла! И надо же так — все знают, что наследник ван Саторов завтра нас покинет, а она, единственная, кого это касается…

— Что значит «все знают»? — оборвал Маркус его причитания.

Шон вздохнул — до чего же у Дилана болтливый язык! — и коротко пояснил:

— Девушки встретили в городе лию Одетту и стали свидетельницами ее разговора с компаньонкой. Они обсуждали твое возвращение в Сивильскую академию, так что всем уже известно… Извини, что не сказал сразу.

— Шайсе! — Маркус поморщился, но особо расстроенным не выглядел, и чуть погодя спросил: — Так, может, и до Вэлэри слухи дошли? Должна же она понять, что в таком случае все отменяется.

Шон пожал плечами, а Дилан озабоченно нахмурился:

— Пару часов назад она еще собиралась на бал.

— Хорошо, будем считать, что она ничего не знает… Тогда поступим следующим образом, — Маркус подобрался, и голос его зазвучал властно. — Я спрошу у распорядителя время ее выступления и проверю за кулисами, а вы обойдите зал, и если Вэлэри не найдем, то я просто уйду. В любом случае, я на этот бал пришел только, чтобы ее остановить. А так… Не увидит меня и выступать не будет.

— А не будет ли? — с сомнением протянул Дилан. — Это ж Вэлэри, от нее чего угодно можно ожидать… — Он встрепенулся: — Надо поторапливаться! Я тогда направо, а ты, Шон, налево. Встретимся у входа.

С этими словами Дилан поспешно двинулся вдоль стены, вглядываясь в людей и то и дело привставая на носочки. Маркус тоже ушел.

Шон с досадой посмотрел влево. Сначала предстояло миновать девушек с веерами, а затем обойти больше половины зала, высматривая какую-то мелкую девицу в невзрачном платье. Что ему вообще за дело до нее? В отличие от Дилана он ей не друг и не приятель. И обещаний, как Маркус, он ей не давал…

Но постояв еще немного, а потом, вздыхая на каждом шагу, Шон все-таки отправился на поиски.

Лера прислушивалась к тому, что происходит в зале. Только что в качестве подарка патрону один из одногруппников спел чуть ли не арию. По крайней мере, голосил не хуже, чем оперный певец: мощно, красиво и ничего не понятно.

Значит, сейчас музыканты исполнят танец, затем настанет очередь Херты (у нее, оказывается, с Соланой была только устная договоренность, а официальное принятие в клиентки произойдет как раз на балу), потом еще танец и останется последняя, третья, кандидатка в клиенты — она сама. Мамочки…

— Все хорошо, все хорошо. Счастье сопутствует смелым, — Лера похлопала по груди.

Сегодня мантра помогала плохо, и от мысли, что придется выйти на сцену перед несколькими сотнями зрителей, тряслись поджилки. Еще и в голову лезло всякое. То представлялось, что от волнения она лишится голоса, то нападал страх, что ее освистают и не дадут прочесть, или что она запнется и упадет на ровном месте. Последнее, кстати, вполне могли устроить старшекурсницы. Они даже могли не выпустить ее на сцену!

Именно поэтому Лера пришла сюда за час до бала, рассчитывая где-нибудь спрятаться до своего выхода, но к ужасу своему обнаружила, что за кулисами никаких укромных уголков нет. Все-таки это не театр с кучей гримерок и бог знает чем еще.

По залу сновали сины, на сцене устраивался оркестр и хлопотал распорядитель, к которому Лера подходила вчера с просьбой внести в список выступающих, а здесь одна лишь Херта мерила шагами невидимый из зала пятачок и чего-то бормотала себе под нос. Заметив Леру, она, вопреки обыкновению, захотела пообщаться. Рассказала, что будет петь для Соланы, и спросила:

— А ты зачем тут?

— Да я так… На сцене постоять захотелось… — Лера смешалась. Откровенничать не тянуло. А ну как Херта побежит докладывать, и девицы все испортят.

Херта с недоумением посмотрела на нее, разве что у виска не покрутила и снова заметалась туда-сюда, только в этот раз тихонько напевая меланхоличную, смахивающую на колыбельную, мелодию.

Лера снова огляделась в надежде все-таки найти себе местечко. Вдруг в казалось бы монолитной стене открылась дверь, и оттуда спиной вперед вышел мужчина в форме обслуживающего персонала. Устало шаркая и гремя сразу четырьмя стульями, он потащил их на сцену, к музыкантам. Это был шанс!

Старательно скрывая возбуждение, Лера прогулялась до потайной двери и заглянула внутрь. Подсобка! Барабаны, скрипки, пюпитры, стулья, прочий инвентарь… И никаких замков, а значит, и снаружи не запрут.

Убедившись, что на нее никто не смотрит, она скользнула в комнатку. Взгляд сразу наткнулся на стоящую в дальнем углу зачехленную арфу, и, подхватив один из стульев, Лера устроилась за ней. Метаться из угла в угол и бормотать, как сумасшедшая старуха, она не собиралась — она же готова!

Во-первых, платье есть. Его одолжила Кэсси, сестренка Дилана. Для бала, конечно, простовато, ну так и не с принцем танцевать.

Во-вторых, «Песня…» переведена. Благо рифм в ней нет, и покорпеть пришлось только над ритмом, без которого пропала бы половина эффекта.

Ну и подарок готов: та же «Песня…», каллиграфически записанная на плотной белой бумаге. Экономично и со смыслом.

Для настроения Лера еще и рисунок черканула: в верхнем правом углу кружочек солнца со стрелами лучей, а к солнцу летит сокол. И пускай схематично, одними линиями, зато ничего лишнего. Всё строго и оттого как-то величественно.

Да, она была готова.

И все равно волнение сушило горло, выступало холодным потом и туманило мысли. Сейчас Лера жалела, что, побоявшись расспросов и, стыдно признать, сглаза, утаила от Дилана договоренность с Маркусом. Рыжик бы поддержал, приободрил.

Измучившись ожиданием, она вздумала уже покинуть свое убежище за арфой и выглянуть из подсобки, но вдруг звуки бала плеснули громче — кто-то открыл дверь.

Лера испуганно уставилась на сероватую грубую ткань чехла, закрывавшую ее от нежеланного визитёра. Пусть ему понадобится еще один стул! Даже два. Их тут вон сколько! Только не арфа, только не арфа! Она-то одна.

Несколько томительных секунд спустя дверь закрылась. Лера напряженно вслушивалась, но ни шагов, ни иных звуков в комнатке не раздавалось. Кажется, никто так и не зашел. Еще через минуту стихла музыка за стеной и свою «колыбельную» затянула Херта.

Лера перевела дыхание и осторожно выглянула. Никого.

Она внезапно разозлилась на себя. Собралась читать о Соколе, а сама как тот Уж! И что такого, если бы кто-то увидел ее здесь⁈ Ну велели бы покинуть помещение, ну покинула бы… Ерунда какая!

Сердито шипя сквозь зубы, Лера пробралась к выходу, но торопиться с явлением себя народу все же не стала: столько уже отсидела — глупо будет подставиться вот так, на эмоциях.

Она дождалась, когда выступит Херта. Потом, когда танец перевалит за середину…

Всё, пора!

На миг зажмурившись, Лера с силой выдохнула и толкнула дверь.

Игнорируя удивленные взгляды тех, кто стоял рядом со сценой, Маркус поднялся за кулисы, но никого, кроме слабо одаренного мужчины-«водника» и нервничающей первокурсницы, там не увидел.

— Вы кого-то ищете, лэр? — услужливо поклонился мужчина.

Маркус, оценив его темно-зеленую форму с золотистыми нашивками и пуговицами, в ответ спросил:

— Вы распорядитель?

— Син Фостус, к вашим услугам, — подтвердил мужчина.

— Я ищу Вэлэри Дартс, она должна выступать сегодня.

Краем глаза Маркус заметил, как подавилась воздухом девица.

— Есть такая, — зашуршал своими записями син Фостус. — Ее выход после лии Херты Денур. Вернее, после танца, который следует за выступлением лии. Но танец быстрый, так что максимум через пять минут. Однако… лиа Вэлэри до сих пор не пришла.

На всякий случай Маркус проверил выход в служебный коридор, обнаружил там еще двух синов и напоследок заглянул в инструментальную, густо заставленную музыкальными инвентарем. Никого.

Направляясь к месту встречи с Шоном, Маркус мысленно ругался на неуловимую мелочь. Чтоб ее пески забрали! Петь она не умеет, играть не умеет, зато, похоже, в воздухе умеет растворяться!

А кстати, похоже и впрямь все в курсе его отъезда: взгляды студентов стали более отчужденными, словно его уже вычеркнули из рядов «славных» учеников «отстойника». В груди вспыхнуло раздражение пополам с изумлением: они, что, всерьез считали, будто он хоть на песчинку к ним принадлежал?

За спиной запела девушка. Артефакты разносили звуки со сцены по всему залу, поэтому Маркус не стал даже оборачиваться — прекрасно слышал, что голос принадлежит не Вэлэри. Наверняка, это та самая первокурсница, как ее… Херта.

Он пошел быстрее. Остался один танец, а там… Прав рыжий, от этой Вэлэри не знаешь, чего ожидать. Нормальные девушки не лазят в окна, не дарят патенты и не поступают в академию с двадцатью единицами силы. Уму не постижимо — двадцать единиц! А еще она, кажется, не контролирует свой поток. Как это, вообще, возможно?

— Лэр Маркус!

Среди гула разговоров и заунывного пения выступающей девицы Маркус не сразу понял, откуда его окликнули. Приостановившись, он осмотрелся.

Сквозь толпу в его сторону пробирался высокий широкоплечий мужчина лет пятидесяти. «Воздушник», единиц шестьдесят, не больше, в перекинутой через плечо косе зеленая лента Ордаленской высшей школы, значит, род не особо знатный, не богатый и, скорее всего, местный. Черная с серебристой отделкой форма указывала, что принадлежит он к безопасникам, а бело-синий знак на груди, что к безопасникам именно Альтийской академии. И что ему понадобилось так не вовремя?

— Да пребудет с вами сила! — мужчина замер в паре шагов и приветственно склонил голову.

Желая поскорее разделаться с непредвиденной задержкой, Маркус лишь кивнул и сухо спросил:

— У вас ко мне дело?

Безопасник совладал с лицом, однако в глазах мелькнула злость. Да, как младший к старшему, Маркус был невежлив, но как ван Сатор он мог и вовсе не отвечать.

— Давайте отойдем к стене, — попросил мужчина и, видя колебания Маркуса, добавил: — Я не задержу вас надолго.

Глянув на выход (кажется, Шон и рыжий еще не подошли), Маркус согласился.

— Для начала позвольте представиться, — сказал безопасник. — Дэр Аттикус ван Кливен. Я возглавляю службу безопасности Альтиийской академии…

Маркус бросил взгляд на сцену. Девица допела слишком уж быстро. Сейчас она спускалась к группке старшекурсниц, а музыканты грянули веселый быстрый танец. Всё пришло в движение, и топот множества ног заглушил дальнейшие слова безопасника.

— Что вы сказали? — переспросил Маркус.

Дэр Аттикус повторил громче:

— Одной из моих обязанностей было наблюдать за вами…

— Может нам стоит выйти? — перебил его Маркус.

— Простите, но я не могу покинуть пост. А завтра, как я понимаю, вас здесь уже не будет.

В интонации слышался вопрос, и Маркус нетерпеливо сказал:

— Допустим. Так что вам надо?

Дэр Аттикус скользнул по сторонам профессионально-равнодушным взглядом и, слегка подавшись вперед, произнес:

— Видите ли, мне поручили отмечать каждый ваш шаг, каждое слово. По возможности, конечно… Я же привык хорошо выполнять свою работу, и потому все ваши действия заносил в специальную тетрадь…

— К чему вы клоните? — спросил Маркус, не скрывая презрения.

Если этот тип вздумал шантажировать его, то он просчитался. Ничем предосудительным Маркус не занимался, и единственное, что мог записать безопасник, так это пропуски занятий. Даже разговор с Вэлэри он не смог бы подслушать: сфера тишины отсекает действие любого звукового заклинания и артефакта.

— Вы же понимаете, что ваша необщительность может быть расценена, как нежелание иметь что-либо общее с достойнейшими из жителей Республики? — начал с риторического вопроса безопасник, но под насмешливым взглядом Маркуса спохватился: — Разумеется, я имею в виду магов в целом, а не конкретно Альтийскую академию. Но вы ведь и в Сивилии не особо с кем-то сблизились, не так ли?

Маркус хмыкнул и, не отвечая, двинулся к выходу. Он бы с удовольствием задержался и объяснил этому зеленоленточнику, куда он может засунуть свою тетрадь, но нехорошее предчувствие подталкивало быстрее покинуть зал.

— Лэр Маркус, постойте! — догнал его встревоженный голос безопасника. — Наверное, я неправильно выразился.

Стоять Маркус не собирался, но увидев спешащих навстречу Шона и рыжего, замедлил шаг. Безопасник позади обрадовался:

— Я всего лишь хотел сказать, что понимаю ваше нежелание общаться с местными студентами и не стал сообщать об этом…

В ответ на вопросительно поднятую бровь Шон отрицательно покачал головой. «Что ж, лиа Вэлэри Дартс, если ты выйдешь на сцену, то в последствиях виновата будешь только сама».

— В вашей характеристике не будет ничего, к чему смогла бы придраться комиссия. — Безопасник встал сбоку и, понизив голос, чуть не в ухо выдохнул: — У меня к вам лишь небольшая просьба.

Маркус отстранился и неприязненно отрезал:

— Дэр Аттикус, можете писать, что угодно, и докладывать хоть прямиком в Совет Магов. Я не стану выполнять никаких ваших просьб.

— Но вы хотя бы выслушайте! — не отставал безопасник. — Я же не за себя прошу. За племянника! Дурень молодой, в столицу подался, но без протекции разве что достойное найдешь. Лэр Маркус, замолвите словечко перед вашим дядей. Может найдется место у артефакторов? Он «земельник», в мастера грей-камня метит.

Что ж просьба, и впрямь, небольшая. С дэром Хелиром, родным братом матери, отношения у Маркуса сложились вполне дружеские и обратиться к нему не составило бы труда, но… Не хотелось. Как-то неправильно безопасник повел разговор. Не стоило ему упоминать ни наблюдение, ни характеристику…

Отметив, что танец вот-вот закончится, Маркус холодно сказал:

— Дэр Аттикус, не пора ли вам вернуться на свой пост?

Безопасник выпрямился. Свирепо раздувая ноздри, пожевал губами, но поняв, что упорствовать бесполезно, отрывисто кивнул и ретировался.

— Кто это? — подойдя, спросил Шон.

— Так, из местной службы. Попрощаться захотел… — Распространяться о неприятном разговоре не было никакого желания, да и ни к чему. Маркус встряхнулся: — Итак, вы Вэлэри тоже не нашли?

— Нет, — пожал плечами Шон. — Но зная о ее таланте прятаться, я не удивлюсь, если она выскочит на сцену откуда угодно… да хоть из барабана!

Рыжий фыркнул от смеха, но тут же насупился и угрюмо, сам себе не веря, сказал:

— Да не будет она выступать. Услышала сплетни и ушла… Это мы тут бегаем, а она сидит, поди, в комнате, слезы льет… Или ругается.

— Или вещи собирает, — усмехнулся Маркус.

А этот рыжий, в отличие от Шона, не так наивен: сообразил, что на кону стоит учеба Вэлэри в академии и переживает за подружку.

— Ладно, мне тоже пора… Шон, утром еще увидимся, я зайду.

Теперь и Шон помрачнел, отвернулся. И вдруг он с каким-то злорадством хмыкнул и дернул подбородком в сторону сцены:

— Вон ваша Вэлэри!

Рыжий аж подпрыгнул, а затем, крикнув, что можно еще успеть, ввинтился в толпу. Маркус же оборачиваться не спешил. Вряд ли мелкая узнает его со спины, так не лучше ли просто уйти? До ближайшего выхода не больше десятка локтей.

— Она меня увидела, — сказал Шон. — Теперь на тебя смотрит.

— Шайсе! — Маркус раздраженно повернулся.

Музыка как раз стихла и на середину сцены вышла Вэлэри. Она то нерешительно оглядывалась на стоявшего у кулис распорядителя, то переводила взгляд на Маркуса, и даже отсюда были заметны ее частое дыхание и бледность.

Поймав ее очередной взгляд, Маркус жестами изобразил знаки «молчи» и «скройся». Мелкая, кажется, поняла: опустив веки, едва заметно кивнула. Маркус расслабился. Вот и все. И стоило тратить время на поиски?

Но внезапно Вэлэри кашлянула. На щеках ее вспыхнул румянец, и шрамы проступили белыми рваными полосами. Подрагивающими руками она развернула бумажный свиток, и неуверенный глуховатый голос разлетелся по залу:

— Максимус Амарус. Песня о Соколе.

— Максимус Амарус. Песня о Соколе…

Лера осеклась. Похоже, местный микрофон, который представлял собой металлическую ажурную арку, перекинувшуюся от одного края сцены до другого, дал сбой. Иначе, почему ее голос не усилился и звучит как обычно? Да и шум из зала доходит еле-еле, будто через стену.

И что делать?

Маркус-то ждет. Даже знаки подал: сначала ладонь ко рту приставил, а потом руки сцепил напротив груди. Наверняка это означает что-то вроде «говори, я с тобой».

Лера растерянно отметила появление перед сценой знакомой рыжей макушки. Дилан… Пришел поддержать? А нет, он же не знает про ее уговор с Маркусом. Вон как руками машет и глазища таращит — типа, ты что, дура, творишь? остановись!

Но ей нельзя останавливаться! Лера оглянулась на музыкантов и вполголоса сказала:

— Он, кажется, сломался…

— Что? — вскинул брови мужчина со скрипкой.

— Артефакт, который должен делать громче.

Мужчина бросил на арку пронизывающий взгляд.

— Заклинание работает, на сцене тихо… — Он пожал плечами. — Всё в порядке, лиа, вас прекрасно слышат.

Тело ошпарила колючая волна. В порядке⁈ Работает⁈ То есть арка в одну сторону увеличивает громкость, а в другую уменьшает? И все слышали дурацкий вопрос про сломавшийся артефакт? Вот же блин…

Лера медленно развернулась обратно. Да, все слышали. Сначала-то народ не особо смотрел на сцену, а вот теперь… Смотрят! Потешаются, наверное, над дурочкой деревенской.

Лицо горело, тело горело. Казалось, что и бумага, намертво зажатая в онемевших пальцах, сейчас воспламенится.

Взгляд выхватил из толпы знакомые лица: Розалия с подружками, в паре шагов от них — Солана, из-за плеча которой выглядывает Херта. От всех так и веет презрением с изумлением вперемешку. Переглядываются. Наверное, гадают, к кому это она в клиентки попроситься хочет, кому достанется такое удовольствие — отшить уродину.

А вот фиг вам! Скоро локти кусать будете!

Отгоняя морок, Лера тряхнула головой, выпрямилась и перевела взгляд на Маркуса. Как советуют из каждого утюга, надо выделить в зале одного человека и читать ему. Конечно же, это будущий патрон.

Но Маркуса на прежнем месте не было. Ни его, ни Шона! Да и бог с ним, с Шоном. Маркус-то где⁈ Обмирая от ужаса, Лера обшаривала взглядом толпу, но лица расплывались, превращались в одинаковые белые пятна…

— Лиа, если вы не готовы, можете выйти позднее.

Не сразу дошло, что к ней обращается распорядитель, незаметно оказавшийся рядом. Почти не соображая, она пробормотала:

— Я готова, всё хорошо…

Движение у сцены привлекло внимание, и Лера чуть не всхлипнула от облегчения: сбоку от Дилана встал Маркус. Вот она паникерша! Он же просто ближе подошёл, чтоб ей не пришлось пробираться к нему через весь зал.

А Маркус снова сцепил руки напротив груди и что-то произносил одними губами.

Да, да, она все понимает. Сейчас, только горло прочистит…

Побоявшись кашлять — оглохнут еще там, — Лера сглотнула, и сразу начала:

— «Высоко в горы вполз Уж и лег там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в море.»

От волнения голос прозвучал низко и сипло, но уже на следующих словах выправился, окреп:

— 'Высоко в небе сияло солнце, а горы зноем дышали в небо, и бились волны внизу о камень.

А по ущелью, во тьме и брызгах, поток стремился навстречу морю, гремя камнями…

Весь в белой пене, седой и сильный, он резал гору и падал в море, сердито воя.'

Лера сбилась. Маркус почему-то качал головой, и разве что фэйспалм не делал. Неужели так плохо? Она покосилась на Дилана и появившегося тут же Шона. Рыжик с несчастным видом впился зубами в большой палец, зато Шон слушал с интересом. Ну, хоть кто-то…

Решив ни на кого не смотреть, Лера уткнулась в свиток и стала читать громче. Даже злее.

Вскоре четкий ритм захватил ее саму. Вокруг больше не было ни зала, ни людей. Вместо них грохотало море и сияло солнце, а из его лучей черным силуэтом падал умирающий Сокол. Умирающий, но не сломленный.

— 'И крикнул Сокол с тоской и болью, собрав все силы:

— О, если б в небо хоть раз подняться!.. Врага прижал бы я… к ранам груди и… захлебнулся б моей он кровью!.. О, счастье битвы!..'

Седовласый мужчина спокоен. Плаха, палачи, кандалы — все это не важно. Важно лишь то, что поступал он по велению совести и сердца.

— « И дрогнул Сокол и, гордо крикнув, пошел к обрыву, скользя когтями по слизи камня.»

Горло сжалось, но Лера упрямо выталкивала слово за словом. Вот Сокол бросился вниз… упал, и волны унесли его тело… Она мельком взглянула на молчащий зал. Все лица были повернуты к ней, никто не разговаривал и не ходил.

И Маркус слушал! Вот только лицо его ничего не выражало. Словно бескровная каменная маска с прорезями для глаз и тонкой линией рта.

Но он же понял? Понял, что это про его отца? Если так, то предстоящая часть, где Уж «познавал» небо, будет для него тяжелой.

— «…Смешные птицы! Земли не зная, на ней тоскуя, они стремятся высоко в небо и ищут жизни в пустыне знойной. Там только пусто.»

Лера покосилась на Маркуса. В прорезях маски горел мрачный огонь, на затвердевших скулах проступили желваки.

— «… Пусть те, что землю любить не могут, живут обманом. Я знаю правду. И их призывам я не поверю. Земли творенье — землей живу я.»

Лишь бы вытерпел, дождался заветных строк.

Вот и они.

Крошечная пауза… Выдох, вдох…

Голос зазвенел от переполнявших чувств:

— 'Блестело море, всё в ярком свете, и грозно волны о берег бились. В их львином реве гремела песня о гордой птице, дрожали скалы от их ударов, дрожало небо от грозной песни:

'Безумству храбрых поем мы славу!

Безумство храбрых — вот мудрость жизни! О смелый Сокол! В бою с врагами истек ты кровью… Но будет время — и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света!

Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!

Безумству храбрых поем мы песню!..''

В полной тишине Лера спустилась со сцены. Маркус, неподвижный, напряженный, следил за ее приближением черными непроницаемыми глазами, и ей вдруг показалось, что она не просто идет, а тянет невидимую нить от того самого помоста, вернее от тех, других, черных глаз, которые смотрели на нее со странным узнаванием, тянет ее к этим глазам. И вместе со свитком она передаст конец нити, который неведомым образом ей вручил казненный. Передаст его сыну.

До Маркуса было не больше пяти шагов, но они растянулись в вечность. Наконец, Лера оказалась напротив. Молча подала свиток.

Вокруг зашевелились, зашептались, дернулся Дилан, но замер, остановленный Шоном. Лера очнулась. Вспомнила, зачем она здесь, и, сдержанно поклонившись, произнесла ритуальную фразу.

Маркус моргнул, тоже приходя в себя. Опустил глаза на свиток. Долго, молча смотрел на него, а потом взял обеими руками и хрипло произнес:

— Я, лэр Маркус ван Сатор, принимаю лию Вэлэри Дартс в свои клиенты.