Син Лидарий был в шоке. По-другому назвать его ошарашенное состояние Лера не могла.
Забыв об овощах на раскаленной сковороде, он смотрел в патент, который подсунула ему Лера. Она даже заволновалась, что из-за нее испортится предстоящий ужин, и, убрав документ, сказала:
— Потом изучите, син Лидарий. У вас подгорает…
Повар моргнул, возвращаясь из неведомых далей, и рассеянно помешал овощи.
— Это правда? — вдруг спросил он. — Это не… шутка?
Лера убрала в сумку свернутый трубочкой патент и весело ухмыльнулась:
— Как вы мягко — «шутка». Вот в патентном бюро мне сказали, что это сумасбродство и издевательство.
Повар посмотрел странно, будто сам хотел сказать так же, но в последний миг передумал. Погладив сумку со своим сокровищем, Лера твердо произнесла:
— Все по-настоящему, син Лидарий. Вы можете пользоваться рецептом бесплатно и без ограничений. Он полностью свободен.
Син Лидарий недоверчиво потер подбородок и явно хотел еще что-то спросить, но тут в распахнутые окна ворвались звонкие девичьи голоса, и Лера метнулась на выход:
— Всё, я убежала! Меня ждет любимая библиотека!
— Подождите, лиа Вэлэри! — размахивая ложкой, повар бросился следом. — Значит, я могу печь здесь, для всех?
— Конечно! — через плечо кивнула Лера.
— А на продажу⁈
— Да пожалуйста! Хоть пекарню открывайте!
Проскочить в библиотеку она все же не успела. Компания старшекурсниц прогуливалась вдоль учебного корпуса, и пришлось выжидать за углом, пока они уйдут.
Эта нелепая ситуация снова возвращала к вопросу «что делать?». Как из разряда изгоев перейти в лигу обычных студентов? Просто учиться — мало. Надо сделать что-то необычное или значительное, что-то, что в глазах аристократок превратит беззащитную уродливую простолюдинку в нормального человека. И это точно не свободный патент! Он, конечно, достаточно необычен, но вряд ли вызовет желаемую реакцию. Скорее, наоборот.
— Так нельзя! — хватая ртом воздух, дэр Платус бегает глазами по листку с еще не просохшими чернилами.
Лера хмурится. Под кожу холодом проникает беспокойство, что она неверно поняла законы и Open Source здесь просто запрещен.
— Почему нельзя? — спрашивает она. — Я же могу прописать любые требования.
— Но так не делают!
На вопль чиновника из подсобки выглядывает гран Фирс. Поняв, что никого не убивают, он хочет скрыться, но дэр Платус его останавливает:
— Гран Фирс, перепишите это! То есть напишите заново, как следует!
— Оно уже как следует! — вскакивает Лера. — Это мой рецепт, и я им распоряжаюсь!
— Но это… это сумасбродство! Издевательство! Вот что это такое — «свободное распространение»⁈
— Там же объяснено. Никто не имеет права ограничивать доступ к рецепту или продавать его.
Лицо дэра Платуса багровеет.
— Ладно! В бездну доступ! Но это-то зачем? — Он зачитывает: — «Использование с любой целью. Рецепт разрешается использовать в любых целях, в том числе и коммерческих.» Вы понимаете, что в таком случае выгодоприобретателем может стать кто угодно?
— Конечно!
— Но вместе с пунктом шестым, цитирую: «Публичность. Для использования рецепта не нужно заключение дополнительных договоров или соглашений», — вместе с ним и пунктом о бесплатном распространении выходит, что вы не получите никаких отчислений! Вы понимаете? Вы не заработаете ни медяшки!
Ох и колбасило дэра Платуса. Скорее всего, он имел свою выгоду с каждого патента, иначе с чего бы ему так переживать. Или он испугался, что такое сотворилось в его ведомстве? Люди, вообще, нового боятся, а уж для бюрократа глоток свежего воздуха и вовсе может оказаться отравой.
Интересно, а что скажет Дилан.
— Ничего не понял, — Дилан почесал макушку и начал читать заново.
Шоннери оторвался от книги и с любопытством взглянул сначала на бумагу в руках рыжика, потом на Леру. Она в ответ округлила глаза и с деланным удивлением пожала плечами.
Долго в библиотеке она не продержалась: очень уж хотелось поделиться с приятелями новостью. Поэтому на свой страх и риск вышла во двор средь бела дня и под изумленными взглядами одногруппниц, расположившихся в беседке у бассейна, прошествовала в мужское общежитие. Теперь сидела вот в комнате Дилана и Шоннери и с затаенной улыбкой наблюдала, как рыжик пытается вникнуть в написанное.
— А где твоя-то доля? — прочитав до конца и даже заглянув на обратную сторону листа, спросил Дилан. — И с кем сотрудничать будешь?
— Все же указано!
Лера забрала документ и озабоченно пробежалась по каждому пункту. Вроде бы никаких неясностей. Вон и чиновник сразу суть ухватил.
Шоннери положил книгу на стол и встал. Выглянул в окно, прошелся по комнате и, наконец, не вытерпев, сказал:
— Позволишь взглянуть? Возможно, для тех, кто считает книги глупостью, там слишком много незнакомых слов.
Дилан возмущенно вскинулся. Видно было, что он хочет ответить какой-нибудь колкостью, но в итоге разродился только детским:
— Сам дурак!
Лера прыснула, а Шоннери на такое даже бровью не повел.
Однако, вскоре его брови зажили-таки своей жизнью: сначала они сдвинулись к переносице, потом вверх полезла одна бровь, за ней другая, и в конце-концов обе замерли на неположенном месте. Высокий аристократический лоб Шоннери покрылся мелкими морщинами.
— Ой, кажется, наш умник тоже встретил незнакомое слово, — съехидничал Дилан.
— Да слова-то знакомы, — отозвался Шоннери. — Только… Вэлэри, не хочу тебя расстраивать, но в бюро, судя по всему, воспользовались твоей наивностью и, прости, обманули. — Он с сожалением посмотрел на Леру. — По указанным здесь условиям выходит, что ты ничего не получишь.
— А я о чем⁈ — воскликнул Дилан и возмущенно потряс кулаком в сторону окна: — У-у, сволочи! Шон, ты сходи разберись там с ними. Фразами умными закидай, на совесть надави, именем рода пригрози… Ну, ты сам знаешь.
Шоннери хлопал глазами, глядя на разошедшегося рыжика, и явно не горел желанием вступать в разборки.
— Да нормально все, — повернувшись к приятелям здоровой половиной лица, Лера улыбнулась. — Никто меня не обманывал, я сама такие условия написала.
Дилан с Шоннери пораженно уставились на нее, а секунду спустя Дилан тихо, будто разговаривал с буйной помешанной, спросил:
— Зачем?
Лера ждала этого вопроса — мало того, она сама им задавалась, — и потому ответ у нее был готов. Загнув один палец, она сказала:
— Во-первых, я не считаю правильным присваивать себе такой простой рецепт. Это не какое-то изобретение, над которым пришлось ломать голову, проводить опыты, тратить деньги, время, силы… Его, вообще, не я придумала!
На последнее заявление Шоннери снова вскинул брови и задумался, зато Дилан набычился и, похоже, вознамерился спорить. Лера торопливо загнула второй палец:
— Во-вторых, я учусь на мага и не планирую открывать свое хлебопекарное производство. Пускай кто-нибудь другой — нет, многие другие! — пекут дешевый хлеб, а я его кушать буду.
О том, что и магом становиться не планирует, Лера благоразумно умолчала. Какая разница? В любом случае она не собирается пускать здесь корни.
— В-третьих… — Лера осеклась и в сомнении посмотрела на третий палец. Вряд ли стоит говорить, что она разозлилась на все их общество монополистов. Здесь ведь другого-то не знают.
— Ну, так что в-третьих? — нетерпеливо напомнил Дилан.
— А всё! Нет третьего!
С покерфэйсом Лера принялась сворачивать патент. На самом деле, у нее было и «в-четвертых». Осознала она его только сейчас, глядя на реакцию Шоннери, но об этой причине не сказала бы никому и ни за что. Даже себе трудно было признать, что подспудно, где-то на уровне подсознания, она всегда ощущала, ради чего создает прецедент со свободным патентом.
Да ради себя, любимой! Она все еще хотела, чтобы Маркус заметил ее.
Возможно, он бы и заметил, даже напиши она обычные условия. Возможно! Но все равно не заинтересовался бы! Вот если бы она изобрела, скажем, двигатель внутреннего сгорания, тогда — да, заинтересовала бы. Но не закваской же!
Хоть, и впрямь, «изобретай» двигатель. Благо, его устройство и принцип действия она знает хорошо — учила, когда готовилась сдавать на водительские права. Но тогда придется и топливом озаботиться: искать нефть или газ, как-то их добывать, перерабатывать и, вообще, вот это вот всё. Нафиг, нафиг.
Так что Опен Сорс — самое-то. Для этого мира — революционная вещь, и, если Шоннери за дружескими посиделками с Маркусом упомянет о Лериной причуде, то возможно наследник ван Саторов перестанет смотреть на нее свысока и захочет узнать поближе.
А она поближе подберется к портальному ключу.
— Кстати, можете всем знакомым и родне рассказать о рецепте, — словно невзначай заметила Лера. — Чем больше народу знает, тем лучше.
При этих словах скептицизма на лице Дилана поубавилось, однако так легко он не сдался. Заворчал:
— И все равно, надо было договор с гильдией хлебопекарей заключить. Они бы работали, а ты деньги получала.
— Ага, отдам рецепт в гильдию и прощай дешевый хлебушек!
— Так у тебя деньги были бы. Зачем тебе дешевый?
— Это ты маме своей скажи. Кстати, я тут для нее написала… — Лера вытащила из сумки в кои-то веки пригодившуюся восковую дощечку. — Все подробно: закваска, тесто… Эй, аккуратней, буквы не повреди!
Царапать заново не было никакого желания. Итак с третьего раза только получилось, чтоб и разборчиво и влезло всё.
Дилан осторожно, даже с неким благоговением, принял дощечку в подставленные ладони.
— Я это… Спасибо… — обычно за словом в карман не лезущий, рыжик вдруг растерялся.
Вскоре он засобирался в город, наверняка не терпелось маму обрадовать. А Лера внезапно сообразила, что, вообще-то, она в мужском общежитии и вот-вот останется один на один с парнем. По-быстрому распрощавшись, она направилась к выходу. На полпути, однако, передумала. Проще будет сразу выбраться через окно и добежать до своего, чем нарываться, во второй раз показываясь во дворе.
— А можно я здесь выйду? — Лера смущенно кивнула на окно. — Так ближе… и не столкнусь ни с кем.
Отодвинув стол и распахнув створки, они все втроем свесились наружу, оценивая место приземления.
Дилан слепил из лежащего на отливе снега комок и, бросив его вниз, с беспокойством покосился на Леру:
— Высоко… Да и ты мелкая.
— И хорошо, что мелкая, — возразил Шоннери. — Более легкое тело при падении в сугроб получит меньше повреждений, чем тяжелое.
Дилан иронично усмехнулся:
— Ты как всегда прав, Шон. Лучше ведь одну руку сломать, чем две, да?
— Да не сломаю я ничего, — вмешалась Лера. — Высота тут не больше, чем под моим окном, а снег не притоптан. Ну, пора мне. Отойдите.
Но стоило ей закинуть ногу через подоконник, как кого-то принес леший.
В дверь коротко стукнули, и, не дожидаясь ответа, зашел Маркус.
Оглядев композицию из Шоннери и Дилана, которые стражами застыли по обе стороны от Леры, и самой Леры, замершей в проеме в позе всадницы, он бесстрастно произнес:
— Шон, если ты занят, я могу зайти чуть позже. Полчаса тебе хватит?
— Я полностью свободен! — выпалил Шоннери, отходя от окна. После чего извиняющимся тоном добавил: — Мы с Маркусом договорились сегодня в городе поужинать…
Лера, делая вид, что просто дышит свежим воздухом, отмахнулась:
— Конечно, конечно. Мы тут и сами… справимся.
Почему-то она панически боялась встретиться с Маркусом глазами. При его появлении даже едва не выскочила наружу, и лишь усилием воли сдержала малодушный порыв. А ведь исчезновение было бы обалдеть каким эффектным! Таким эффектным, что при следующей встрече осталось бы только провалиться сквозь землю.
Маркус ждал, пока Шон оденется. А Лера ждала, пока они уйдут. Спустилась обратно, закрыла окно и, чинно сложив ручки на коленях, села на стул. Все молчали.
Наконец, оба аристократа ушли есть свой аристократический ужин — наверняка ужасно вкусный! — и Дилан с Лерой вернулись к окну.
— Холодно, — поёжился Дилан и без особого энтузиазма предложил: — Если хочешь, я провожу тебя до комнаты. Через двери.
— Через двери не хочу, — на автомате отозвалась Лера. Её сейчас занимал совсем другой вопрос: расскажет ли Шоннери Маркусу о патенте? И если расскажет, то изменится ли отношение Маркуса к ней?
— Ну как знаешь. Иди тогда, а то всю комнату выстудила.
Вздохнув, Лера забралась на подоконник. Свесила наружу обе ноги и, подобрав подол, чтобы ни за что не зацепиться, сиганула вниз. Плюх — сугроб принял ее в мягкие холодные объятия. Выбравшись и помахав на прощанье Дилану, Лера торопливо полезла по сугробам в сторону женского общежития.
— Вэлэри! — вдруг окликнул Дилан. — У тебя платье-то нарядное есть?
Лера в раздражении оглянулась:
— Зачем?
Ноги по колено тонули в снегу и мёрзли, туфли промокли, да и форма ни черта не грела. Какое, блин, платье?
— Так бал же! Через четыре дня!
— Ну тебя! — в сердцах бросила Лера и прибавила ходу.
Позади стукнули закрывшиеся створки.
Лера фыркнула. И придумал же! Ба-а-ал… Только туда ей и соваться! Ладно бы еще танцевать умела, чтоб, прям, ух — всех там поразить. А так… Стоять у стеночки и ждать пока расстреляют? Спасибо огромное! И вообще, какая из нее Золушка? Лицом не вышла, тыквы нет…
Хотя, стоит признать, что на бал в магической академии было бы интересно посмотреть, пускай даже одним глазком, из-за какой-нибудь портьеры.
Эх, и где же вы, фея-крестная, летаете? На кого волшебной палочкой машете?
До города шли молча, не спеша. Здесь, в спокойствии пустых полей и под мерный хруст снега, мысли, измучившие сумбуром и неразберихой, приобрели наконец стройность, и Маркус погрузился в размышления.
Днем он получил письмо от управляющего. Тот несколькими фразами обрисовал ситуацию в поместье и сложности, которые возникли после смерти дэра Луция, и просил разобраться.
Оказалось, отец собирался перенести три деревни с истощившихся земель на новые угодья за рекой и уже заключил договор с гильдией «землепашцев», чтобы их маги весной разрыхлили целину. Только заплатить он не успел… Еще нужно было соорудить новый мост, выкопать несколько колодцев, плюс провести текущий ремонт дорог и поместья. На все управляющий полагал потратить минимум двадцать тысяч золотых.
Раньше такая сумма не казались обременительной, и сегодня Маркус впервые задумался о том, где взять средства. Пока он не женат, доступа к доходам от портальной сети он не имел, личные же накопления отца конфисковал Магический Контроль и возместил ими убытки, которые понесли гильдии и маги, когда из-за экспериментов с порталом магическое поле в том районе взбесилось.
В итоге выходило, чтобы получить доход с поместья, надо в него вложиться, а денег взять неоткуда, кроме как с самого поместья. Круг замкнулся. Шайсе!
И у деда просить помощи бесполезно. Тот даже слушать не станет, сразу велит передать земли ему, раз сам Маркус не справляется. А потому в Бездну такой вариант! Это отцовское поместье, и старшие ван Саторы никаких прав на него не имеют!
Остается женитьба. Но даже если мать быстро найдет невесту, помолвка продлится не меньше полугода — сыграть свадьбу раньше не позволят ни траур, ни правила приличия. Впрочем, последнее обстоятельство все же больше радовало, чем огорчало. Неизбежное хотелось оттянуть как можно дольше и оставшиеся полтора года провести на свободе, а не обремененным какой-нибудь Присциллой.
Кстати — Маркус взглянул на шагающего рядом Шона, — тому ведь скоро двадцать, надо бы подарок подготовить. Только вот в детстве время шло по-другому, дни в памяти сохранялись не числами, а событиями, и точная дата подзабылась.
— У тебя когда день рождения? — прямо спросил он.
— Что? А, день рождения… Через девять дней.
Видно было, что Шон всерьез чем-то озабочен, и Маркус не стал его отвлекать.
Заговорили они лишь в ресторане.
— Спасибо за подсказку на счет ван Даррена, — первым делом сказал Шон. — Он, конечно, слегка завидует моим семи десяткам единиц, но лишнего себе не позволяет. Порой мне даже кажется, что ты к этому причастен. Я прав?
— В чем? — спросил Маркус, пробуя рыбу под грибным соусом. В меру жирная, в меру сочная, и слегка недосоленая — после академических горелых похлебок невероятно вкусно! — Если ты думаешь, что я просил за тебя, то ошибаешься. Однако уже всем известно, что мы общаемся, так что, думаю, причина в этом.
— Да хоть бы и в этом… Главное, Тимеус не заставляет меня мыть свою уборную или, к примеру, стоять над ним всю ночь со стаканом воды, мол, вдруг он проснется и пить захочет.
Маркус усмехнулся возмущению, прозвучавшему в голосе Шона, и посулил:
— Все еще впереди, готовься.
— Зачем? Ты же рядом, — отмахнулся Шон, все внимание уделяя прозрачному куриному бульону.
Маркус недовольно посмотрел на Шона. Тот не был легкомысленным, однако присутствие друга, превосходящего студентов Альтийской академии и в силе, и в происхождении, его явно расслабляло.
— Не слишком-то на меня рассчитывай, — предупредил он. — Я не благородный спаситель сирых и убогих.
Глаза у Шона заблестели от обиды, и разговор оборвался. Оба вернулись к еде без прежнего аппетита, но надолго Шона не хватило, и он с пафосом произнес:
— В дружбе нет места жалости. И похоже, воспоминания о детских годах греют меня одного, а ты нашел в моем лице лишь компанию, которая годится изредка скрасить одиночество.
— Ты ничуть не изменился, — хмыкнул Маркус. — Все так же придумываешь лишнее и прячешься за громкими фразами… Кстати, не стоит ли и мне теперь обидеться? Вроде ты меня пожалел, одиноким назвал. Что скажешь?
Мельком глянув на смутившегося Шона, Маркус придвинул к себе десерт и сухо добавил:
— Кроме того, я отлично помню детство.
— Почему тогда не взял в клиенты? Ты всегда верховодил, ничего бы не изменилось.
Горький шоколад в апельсиновом желе выглядел изысканно и… по-женски. Матери бы понравилось. Размышляя над ответом, Маркус отделил кусочек и положил в рот.
Что, если сказать Шону правду? Он хоть и любит пофилософствовать, но не болтун.
— А хорошее сочетание: прохлада, кислинка и терпкая сладость… Попробуй, — Маркус кивнул на такой же десерт у Шона.
Тот последовал совету. Послушно, без раздумий, подчинился как младший старшему. Точно так же он выполнит и просьбу о сохранении разговора между ними. Что ж…
— Я здесь не надолго, — сказал Маркус. — Через месяц-другой, как ажиотаж спадет, вернусь в столицу. Мать и дед обо всем позаботятся, да и вряд ли ван Тусен по-настоящему хотел от меня избавиться. Просто решил наказать таким образом, чтобы другим неповадно было.
Или же ректор хотел убрать его подальше. Так, на время, пока молодая кипящая кровь не остынет, а вовсе не потому, что самого ван Тусена мучает совесть. Маркус со злостью ткнул в желе ложкой. То мелко затряслось. Наверняка и ван Тусен трясся бы и рыдал, если бы его уложили под топор палача.
— Да, ван Сатор в Альтии — это абсурд. — Шон вздохнул: — И на что я надеялся? А ты мог бы и сразу сказать!
Маркус моргнул, отгоняя видение отца, гордо стоящего на помосте перед сотнями зевак. По-другому отец не мог. Ведь не мог же?
— Ты не против, если я скажу Вэлэри о причине твоего отказа? — продолжал между тем Шон. — Иначе, мне кажется, она не отступит. Дилан рассказал мне, что ты спас их на поступлении, и теперь, думаю, Вэлэри видит в тебе единственного защитника…
— Нет! Какая еще, в Бездну, Вэлэри⁈ Все должно остаться между нами! Сам представь, как взбесится ван Тусен, когда узнает, что я намерен вернуться.
На лице Шона проступило понимание, и Маркус, успокаиваясь, буркнул:
— Нашел же приятелей…
— Зато они не смотрят на меня, как на странного. Они сами странные, особенно Вэлэри. Представляешь, что она сделала?..
— Не хочу слушать об этой девице! Ты закончил?
— Да, как ни прискорбно, но больше мой живот не вместит, — Шон с сожалением оглядел недоеденные блюда. Наверное, не довлей над ним статус, забрал бы остатки.
Расплатившись, они вышли в вечерние сумерки. К обычным городским запахам примешивался аромат талого снега и нагретых за день крыш. Скоро обнажатся поля. Скоро посевная… А денег нет. Шайсе! Сытный ужин осел в желудке холодным булыжником.
Маркус подозвал извозчика и приказал отвезти к курьерской службе — следовало ответить управляющему.
«Син Лорус, не думаю, что в ближайшие два месяца мое финансовое состояние изменится, а потому деревни оставьте еще на год. Только отмените для них арендную плату. Мост, соответственно, подождет, как и ремонт дорог и поместья. На колодцы же деньги вскоре отправлю.»
Перечитав написанное, Маркус слегка поморщился — сухо, отстраненно, как с посторонним. Приписал вопрос о здоровье жены и сыновей сина Лоруса. Еще вспомнил, как тот радовался, купив на осенней ярмарке кроличью пару редкой породы, за полгода достигавшей размеров молодого барашка, и спросил о приплоде.
Пожалуй, достаточно. Конечно, лучше бы наведаться лично, но… тяжело. Пока тяжело.
За соседним столиком Шон строчил письмо родителям. Маркус подумал было тоже написать матери, но так и не решил, о чем. Как он здесь, она не спрашивала, даже тем, как он сдает экзамены, не поинтересовалась. А он сегодня последний сдал и перешел на третий курс. Именно поэтому и позвал Шона. Отпраздновать. Только из-за навалившихся проблем забыл о поводе.
На обратном пути Шон опять заговорил о Вэлэри.
— Нет, ты выслушай, прошу! Эта Вэлэри очень занимательная особа!
Маркус промолчал, с досадой подумав, что следовало нанять извозчика, и тогда путь до академии занял бы не больше пяти минут. Шон же, воодушевленный его молчаливым согласием, продолжил:
— Ты когда-нибудь встречал упоминание о свободных патентах? Я — нет. И наверняка, если поискать в библиотеке, то ничего подобного не обнаружишь!
Не поняв, о чем толкует друг, Маркус все-таки прислушался: вместе слова «свободный» и «патент» звучали как минимум необычно.
— Но обо все по-порядку. Начну с того, что Вэлэри захотела стать твоей клиенткой… Хотя, пропустим это… Суть в том, что она знает рецепт хлеба не на винных дрожжах, а на некой закваске. Хлеб получается не хуже, но дешевле. Намного дешевле! Как по-твоему, логично же оформить патент на рецепт и заключить договор с гильдией хлебопеков?
Маркус кивнул:
— Конечно. Живые деньги, причем сразу.
— Вот именно! — Шон взмахнул руками, что было совсем ему не свойственно. — И мы так думали, когда она отправилась оформлять патент. Но что же она написала?.. Между прочим, Вэлэри всё заполнила сама: и рецепт, и условия. Грамотно так, и почерк красивый… Но вернусь к условиям. Впрочем, давай, я просто перечислю их, как запомнил, а выводы ты делай сам.
Шон замолчал, явно собираясь с мыслями, потом зачем-то растопырил пальцы на руке и присмотрелся к ним.
Маркуса ошпарило догадкой: Цицерон! Опять эта Вэлэри! Как она называла этот метод? Дорога Цицерона, кажется… А теперь у нее есть еще и какой-то неизвестный рецепт хлеба… Да она не просто странная, она подозрительная!
— Итак, пункт первый, — начал Шон. — Свободное распространение. Доступ к рецепту имеют все, и никто не может его присваивать или продавать. Пункт второй. Возможность модификации. Можно вносить любые изменения в рецепт закваски и теста, которое готовится на ее основе. Третий пункт обязывает также свободно распространять все модификации рецепта. Четвертый разрешает пользование любому человеку любого социального статуса и благосостояния. Забавное уточнение, правда? Так… В пятом Вэлэри указала, что использовать ее рецепт можно в любых целях, а значит печь не только дома, но также и на продажу. Причем, это условие отлично дополнено седьмым. Сейчас точную формулировку припомню…
Шон нахмурился и зашевелил губами, а Маркус мысленно повторил нетипичные для деревенской девчонки слова: «Модификация, социальный статус»… Нет, она, определенно, вызывает подозрения.
Вдруг Шон замер и возбужденно выпалил:
— Отсутствие привязки к конкретному продукту! Ну, как тебе? Все ведь продумала! То есть печь можно разнообразные изделия, и не будь этого условия, гильдия хлебопеков могла бы подсуетиться и выставить ограничения, скажем, что только они имеют право стряпать пироги с начинкой. Да вообще, они могли бы добиться того, что из теста Вэлэри ничего, кроме лепешек, нельзя было бы изготовить.
— Вряд ли такое возможно. Однако, признаю, звучит оригинально. — Маркус подтолкнул Шона, и они двинулись дальше. — Кстати, ты пропустил шестой пункт. Хотя, мне кажется, что и остального более чем достаточно.
— О нет, шестой просто необходим! И уж извини, но здесь замечательно подходит одно из выражений Дилана: шестой добивает вконец. Вэлэри назвала его «публичность» и указала, что рецепт можно использовать просто так, без каких-либо договоров.
Да, шестой, и правда, «добивал вконец».
— Ну, что скажешь? — не выдержал Шон, снова останавливаясь.
Он явно ждал выводов на счет условий патента, но Маркусу было интересно кое-что и помимо них. Пристально взглянув на друга и прикидывая, насколько тот близок с непонятной девицей, он сказал:
— А туманная личность эта Вэлэри. Надо бы к ней присмотреться.