Она пришла с Земли. Абитуриентка. Студентка

Глава 44 Ван Саторы

«Маркус, нам надо срочно увидеться. Буду ждать тебя в полдень в ресторане гостиницы 'Альтийская звезда».

С любовью и ожиданием встречи, лиа Одетта ван Сатор.'

Маркус бросил записку на стол. Сердце царапнула тревога: обычно мать не ограничивалась парой строк, и провинцию она не жалует, а значит, для прибытия в Альтию есть веская причина. Ну что опять случилось?

Торопливо скинув одежду прямо на пол, Маркус поспешил в умывальную: мать вряд ли оценит его пунктуальность, если он заявится прямиком с полигона, потный и пропахший гарью.

До города хорошо было ходить пешком — заснеженные поля успокаивали, и думалось замечательно, — однако на сей раз из-за спешки и метели пришлось воспользоваться одной из дежурных повозок академии. Извозчик всю дорогу погонял лошадей пронзительным свистом, слышимым даже сквозь порывы ветра, и долетели они за считанные минуты.

Администратор лично проводил Маркуса на второй этаж, где располагались места для особо важных гостей и где уже ждала лиа Одетта.

— Светлого дня, мама, — Маркус сел напротив матери и вгляделся в ее лицо.

На щеках — легкий румянец, как после прогулки на свежем воздухе, но лоб и виски бледные, а в уголках глаз намек на морщинки. Морщинки у лии Одетты ван Сатор⁈

— Ты в порядке? — спросил он.

Мать едва заметно кивнула. Сделав заказ, Маркус активировал установленный на столике артефакт со сферой тишины и сразу спросил:

— Что произошло?

— Просто соскучилась, захотела тебя увидеть, — улыбнулась лиа Одетта.

Её ответ Маркуса только встревожил. Они, бывало, по полгода не виделись и привыкли уже к редким встречам, так что для приезда у матери должен быть более весомый повод. Словно вторя его мыслям, улыбка на ее губах растаяла, между бровей появилась незнакомая складка, и лиа Одетта озабоченно сказала:

— Твой наставник уведомил, что ты не был у него уже два месяца. Наведайся в ближайшие дни, он ждет.

— Не хочу, — отрезал Маркус и, пресекая возможные уговоры, спросил: — Так зачем ты приехала на самом деле?

Мать посмотрела на него долгим задумчивым взглядом, потом мельком глянула на соседние пустующие столики, и со вздохом признала:

— Маркус, дела с каждым днем все хуже. Содержание особняка обходится слишком дорого, а из поместья деньги перестали поступать. Ты не знаешь, почему? Может управляющий отправляет их тебе?

— Почему мне?

— Ну как же? Ты — владелец…

— Подожди! А разве не ты его унаследовала? — Маркус в недоумении нахмурился. По умолчанию, раз он не был женат, то поместье, принадлежавшее отцу, должно было перейти матери. А то, что управляющий отписал о трудностях ему, так, видимо, по привычке: в последние годы отцу не хватало времени на все дела и часть из них он делегировал Маркусу.

Лиа Одетта медлила с ответом. Сначала она встряхнула салфетку, расправила ее на коленях и лишь после сказала:

— Перед смертью Луций завещал поместье тебе.

Ноющая в сердце заноза вспыхнула обжигающей болью, и Маркус на миг задохнулся. «Перед смертью…» Шайсе! Почему мать может так легко говорить об этом, а он никак не смирится? Сколько еще ему мучиться, сколько ночей лежать без сна, вглядываясь в тьму и гадая, осталось ли у отца что-нибудь, кроме этой тьмы?

Скользя отсутствующим взглядом по залу внизу, лиа Одетта пояснила:

— Луций составил новое завещание. Его вскрыли неделю назад, но дэр Авитус принял решение не вызывать тебя… Кажется, твоего деда устраивает, что ты до сих пор не женат и права голоса не имеешь.

Бесстрастный тон матери и выпитый залпом бокал холодной воды приглушили резь в груди, и Маркус смог говорить.

— В завещании было что-то еще? — с затаенной надеждой спросил он. — Может, отец оставил мне письмо?

— Нет, писем не было… Но ты же знаешь, Луций всегда считал поступки действенней слов. И тем, что переписал поместье на тебя, он предельно ясно выразил чувства. — Лиа Одетта наконец посмотрела на Маркуса и после небольшой паузы мягко добавила: — Он очень любил тебя.

Замолчав, она заметила, что на границе сферы тишины стоит официант с тележкой, и кивнула ему, позволяя зайти.

Маркус безучастно смотрел на появляющиеся перед ним блюда. Он так надеялся получить от отца хотя бы несколько строк, но, наверное, мать права и поместье важнее тысячи слов. Наверное…

Когда официант ушел, лиа Одетта снова вернулась к финансовым вопросам:

— Так что, доходы с поместья идут тебе?

— Нет, — Маркус зашевелился, выныривая из печальных мыслей.

— Нет⁈ Неужели дэр Авитус и здесь перекрыл нам воздух?

— Да при чем тут он⁈ — Желание матери свалить все на деда порой доходило до абсурда. — Просто земли истощились и требуют вложений! Колодцы, дороги, несколько деревень переносить надо… Какая уж тут прибыль?

— Что ж, узнаю Луция. Вместо того, чтобы позаботится о своей семье и землях, твой отец… — она осеклась.

— Что мой отец?

Лиа Одетта замялась, но под вопрошающим взглядом Маркуса сдалась и неохотно сказала:

— Выяснилось, что Луций долгое время брал из семейного фонда большие суммы. Остатков не хватило даже на выплату штрафов, и теперь еще два года наши деньги будут отдавать каким-то стервятникам из Варна… Налетели, паразиты! Они и не зарабатывали столько никогда, а уж вой-то подняли!.. А твой дед помочь отказался, сказал, что не станет перераспределять доходы из-за нас и что мы должны справиться сами. Сами, представляешь⁈ Нет, мы, конечно, справимся, но нужно время… Знаешь, я уже месяц не была у целителя.

Мать снова оглянулась вокруг, и в глазах ее промелькнуло какое-то чужое затравленное выражение. Маркус поспешил ее успокоить:

— Ты замечательно выглядишь. Никто не даст тебе больше тридцати, да и то по манере держаться, а не по внешности.

— Спасибо, Маркус. — Лиа Одетта с улыбкой попробовала салат, но тут же недовольно отставила тарелку: — По-моему, овощи не свежие.

— Еще снег кругом, мама, овощи не могут быть свежими. И зачем ты так много заказала?

— Что, я не могу уже побаловать собственного сына? — лиа Одетта уязвленно поджала губы.

— Можешь, конечно. Но тогда не жалуйся, что тебе не хватает денег.

Мать сверкнула глазами, но промолчала. А когда он доел салат и приступил к мясу, сказала:

— Не хотелось бы, чтобы земли, в которые Луций столько вложил, опустели. Может, попробуешь написать деду, попросить прощения…

— И денег? — раскусил Маркус материнский маневр.

— И денег, — легко отозвалась та и, отправив в рот ложку супа, прислушалась к ощущениям: — Чего-то не хватает, тебе не кажется?

— Да, здесь не принято класть в еду много специй… Я не стану писать деду.

— Как хочешь, — с той же подозрительной легкостью вновь согласилась мать. — Но тогда женись.

Сочный кусок мяса застрял в горле, будто сухая деревяшка. С трудом протолкнув его, Маркус уставился на мать:

— Что⁈

Лиа Одетта безмятежно посмотрела в ответ:

— Сам подумай — женишься, станешь полноправным ван Сатором, и все проблемы испарятся.

— Но мне всего двадцать три!

— С половиной.

— Да хоть с тремя четвертями! Я пока не готов обременять себя женой.

— По-твоему, я для Луция была бременем? Нежеланной обузой, необходимой только для получения денег?

В голосе матери зазвенела обида, и Маркус смутился:

— Нет, конечно… Но можно же еще подождать.

— Несомненно! И свадьба может подождать, и я могу подождать… Подумаешь, через полтора года буду выглядеть на свой возраст, подумаешь, все отвернутся от нищей вдовы преступника…

— Отец — не преступник, — угрюмо возразил Маркус.

— Разумеется, нет. Но все его таковым считают. И продолжат считать, если я буду вести жизнь затворницы. Все решат, что я стыжусь показываться в обществе и лишь утвердятся в своем убеждении… Маркус, послушай, — мать пальцами прикоснулась к его до хруста сжатому кулаку. — Нам нельзя сейчас закрываться ото всех. Наоборот, надо устраивать приемы, надо блистать и улыбаться. Надо, чтобы все видели — мы по-прежнему ван Саторы! И то, что один из нас оступился, ничего не меняет. Понимаешь?

— Ты же сама недавно говорила, что он опозорил семью.

— Прости, мне не следовало… Я просто хотела побольнее уколоть дию Селену.

— Бабушка, вообще-то, потеряла сына.

— Не сердись, Маркус. У меня тоже горе, и иногда эмоции берут верх. Хочется, чтобы всем было так же больно, как мне.

Мать украдкой вытерла уголки глаз. Маркус мысленно согласился с ней: порой и ему хотелось, чтобы окружающие страдали.

Он потыкал вилкой в кусочки на тарелке. Мягкие, поджаристые, ароматные… Жаль, аппетита нет. Впрочем, ест же он похлебку в академии. Отвратительную, зато бесплатную.

А мать, похоже, вызвала его только ради разговора о деньгах. Не очень-то приятно, но хотя бы никакого нового несчастья.

— Я так понял, ты прибыла в Альтию утром? — нарушил он затянувшееся молчание. — Чем занималась до полудня?

— Прошлась по магазинам. — Лиа Одетта счастливо улыбнулась, и тут же, словно оправдываясь, пояснила: — Альтия же! Шерстяная ткань вдвое дешевле, чем в Сивилии.

Маркусу захотелось выругаться. Ну почему мать обожает эти дорогущие тряпки? Почему бы ей не быть помешанной на кактусах или кошках, как некоторые из ее подруг?

Чувствуя себя старым брюзгой, он все же не удержался и ворчливо заметил:

— Будь поэкономней, пожалуйста.

— Так я и экономлю! — по-детски удивилась мать. — Ты просто не знаешь, какие цены в столице!

Маркус медленно выдохнул и, чтобы не заскрипеть зубами и не сказать что-нибудь резкое, занял себя мясом.

Понаблюдав, как он ест, мать подвинула ему свою, нетронутую, тарелку и тихо заговорила:

— Я теперь почти не выхожу из дома. Многие знакомые отвернулись, а другие встречаются со мной только для того, чтобы выспросить о тебе и разнести сплетни дальше. Я, конечно, говорю, что здесь учиться ничуть не хуже, чем в столице… Глупо, да? Но если молчать, такого навыдумывают! Впрочем, и без того выдумывают… Маркус, тебе надо поторопиться с возвращением. Я понимаю, что встретят тебя не очень приветливо, но недоброжелатели были всегда, а настоящие друзья ни за что не отвернутся.

— У меня не осталось друзей.

— Не говори так! Я уверена, что многие поддерживают тебя. Просто они растерялись.

Маркус даже отвечать не стал и лишь скептически поднял бровь.

— Ой, да какая разница? — отмахнулась лиа Одетта. — Вызовешь особо недовольных на дуэль и победами докажешь свое право учиться в Сивильской академии.

Кое в чем мать была права: по возвращении предстоит множество дуэлей, но почему она решила, что он во всех победит? Лично он не был в этом уверен. Не потому, что сомневался в своих силах, просто знал уровень бывших однокурсников — в столичную академию слабаков не брали.

— А как же два месяца? Вы собирались решить вопрос с моим возвращением за два месяца. Что-то изменилось?

На лице матери мелькнула досада.

— Это твоя бабушка постаралась.

Маркус ждал пояснений, и лиа Одетта нехотя продолжила:

— Из-за последних событий она поссорилась со своей давней подругой, дией Аугустой ван Тусен. Да-да, с женой ректора, дэра Дариуса… Однако ради твоего будущего пошла на примирение и они достигли определенной договоренности. Если ты выполнишь одно условие, то можешь вернуться уже в течение нескольких дней. Само собой, ректор в курсе и не против.

— Что за условие?

— У ван Тусенов есть правнучка, лиа Мелани. Единственная наследница, как и ты. В роду, сам понимаешь, только маги, кровь чистая. У нее дар огня, девяносто единиц и нынче она поступила на первый курс.

Больше мать ничего не сказала, но Маркус и так понял. Усмехнулся:

— Что ж ван Тусены для такой драгоценности жениха получше-то не нашли?

— Лучше ван Саторов? — отзеркалила усмешку мать. — Даже из равных тебе нет никого подходящего. У одних девочки, у других чуть ли не младенцы, а третьи уже женаты.

— Ну раз это я такой неотразимый, то лучше подожду еще два месяца.

Лиа Одетта улыбаться перестала и отвела глаза. Маркус напрягся:

— Что-то еще?

— Может, я не совсем ясно выразилась. — Мать замешкалась, подбирая слова. — Видишь ли, ректор вряд ли захочет упустить такой шанс…

Она замолчала с многозначительным видом, и Маркус похолодел.

— То есть, либо я принимаю их условия и возвращаюсь сейчас, либо…

— Не возвращаешься никогда, — кивнула мать. — Но ты не волнуйся. Я уверена, что после помолвки ван Тусены пойдут навстречу, и если ты захочешь отложить свадьбу, мы с ними договоримся. Хотя свадьба, конечно, лучше. Ты бы получил доступ к счету ван Саторов и смог бы заняться отцовским поместьем… — Маркус мрачно взглянул на мать, и она сразу пошла на попятный: — Хорошо, пока только помолвка. В конце концов, должен же дед понимать, что в столице ты не можешь жить, как нищий. Думаю, он назначит хорошее содержание.

Маркус промолчал. Прежний вариант, когда можно было вернуться без каких-либо условий, а просто по прошествии времени, нравился ему больше.

Лиа Одетта, увидев насупленное лицо Маркуса, возмутилась:

— Думаешь, отец одобрил бы твое поведение? Ты напился, дебоширил, а в итоге лишился членства школы и был выдворен в провинциальный городишко! В какой-то «отстойник»! Да Луций не поверил бы, что его сын способен на такое! И знаешь, что бы он сказал? Он бы сказал, что ты должен отвечать за свои поступки.

— Я и отвечаю, — буркнул Маркус.

— Разве⁈ Да тебя просто выпнули, а ты и побежал! Спрятался в этой норе, как побитый щенок.

В груди словно огненная плеть шевельнулась. Едва сдерживая закипающую злость, Маркус процедил:

— Ты все вывернула наизнанку. Да, я вел себя недопустимо! А теперь несу заслуженное наказание, разве не так?

— Не так! Не так! Это я несу наказание! — со слезами в голосе воскликнула мать. — Здесь-то на тебя наверняка смотрят с почтением! А что приходится выдерживать мне? Ты представляешь, каково это, когда я приезжаю к подруге, а мне сообщают, что она не принимает? Или захожу в шляпную лавку, а в соседнем ряду, не скрываясь, обсуждают, как мне не повезло, ни с мужем, ни с сыном. Знаешь, как я хочу в такие моменты, чтобы ты вернулся? Хочу опереться о твое плечо.

Лиа Одетта замолчала, судорожно комкая салфетку и стараясь удержать на лице привычное безмятежное выражение. Вот только губы ее подрагивали, а морщинки углубились и стали заметнее. Маркус отвернулся. Как бы он ни отрицал, но доля правды в словах матери была: во-первых, все равно скоро пришлось бы жениться, так почему бы не сесть сразу на двух лошадей, а во-вторых, он ведь, действительно, не задумывался о том, что изменилась не только его жизнь, но и ее. Вдова казненного… Мать изгнанника… Наверное, ей даже тяжелее, чем ему.

Справившись с эмоциями, лиа Одетта предложила уйти, и они поднялись на третий этаж, в арендованные апартаменты.

Там, отослав Исору, свою компаньонку, мать твердо произнесла:

— Маркус, я никогда ничего от тебя не требовала, но сейчас прошу: выполни свои обязательства перед родом. Помолвка с Мелани ван Тусен не только откроет тебе дорогу в столицу, мы не только снова будем богаты и желанны в любом доме… Самое главное — больше никто не посмеет злословить ни о тебе, ни о твоем отце.

Маркус прикрыл глаза. С одной стороны помолвка, учеба в столице, беззаботная жизнь… Всё, как прежде, словно ничего не произошло, а отец просто отлучился по делам. С другой же, нет помолвки — нет ничего.

— Ладно, — выдохнул он, сдаваясь. — Сообщишь, когда все будет готово.

Мать кивнула, словно другого решения и не ожидала.

— Тогда начнем готовить прием, а прямо сегодня я закажу тебе пару новых костюмов. Один темно-синий, другой бежевый, согласен?

— Мне все равно.

— Хорошо. Только мне кажется, ты сильно похудел — нужны примерки. — Лиа Одетта обошла Маркуса кругом, сосредоточенно оглядывая. — И надо волосы отрастить. Времени мало… До бала оставайся здесь, но потом сразу домой.

— Ты будто к свадьбе уже готовишься, — проворчал Маркус и от своих же слов тревожно вскинулся: — Отложим ведь?

— Отложим, не переживай. Прием нужен только, чтобы вас с Мелани представить друг другу и подписать договоренность о помолвке. Заодно покажешь дэру Дариусу, что раскаиваешься в содеянном и хочешь продолжить учебу в его академии.

— Что⁈ — Маркус резко обернулся к матери. — Я должен буду извиняться перед ректором⁈

— А как ты хотел? — с холодком спросила она. — Если уж виноват, так найди в себе мужество вину признать.

Кровь с тупой болью ударила в виски. Ворот стал вдруг тесным, сдавил горло, мешая дышать. Ожесточенно рванув его, Маркус сказал:

— Тогда я отказываюсь.

— Что? — всполошилась мать. — От тебя же не требуется ничего унизительного! Просто признай, что был неправ.

Шайсе! Да, он был неправ и склонил бы голову перед кем угодно! Но только не перед этими девятью.

— Мама, я не смогу!

— Расплачиваясь за ошибку, твой отец смог даже на плаху взойти! — отчеканила мать. — Тебе же нужно всего лишь пообещать, что больше такого не повторится. И всё!

Маркус с горечью ухмыльнулся:

— Конечно, не повторится. У меня же нет второго отца.

Мать ахнула.

Не в силах смотреть в ее стремительно набухающие слезами глаза, Маркус отошел к окну. Чуть не выломав запор, распахнул створки и жадно глотнул холодного снежного ветра.

Перед зданием гостиницы расстилалась площадь. Там через порталы шли люди, ехали повозки… И с каждым переходом пополнялся счет ван Саторов.

О да, отец расплатился за ошибку сполна. Он смог! Но ведь он рисковал жизнью ради своей мечты, а ради чего кланяться ван Тусену? Ради возвращения в столичную академию? Ради помолвки и денег?

Сзади послышался всхлип, и мать уткнулась Маркусу в спину. Беспомощно оперлась о него и прошептала:

— Я больше не выдержу. Это не жизнь. Как будто вместе с твоим отцом и я умираю. Только медленно и мучительно.

Маркус не шелохнулся. В окно задувал стылый ветер, превращал тяжелые портьеры в паруса, а льдистый колючий снег обжигал кожу. Вскоре всхлипывания прекратились.

— Знаешь, что я иногда представляю? — спустя несколько минут негромко и уже спокойно сказала мать. Она встала рядом и посмотрела вдаль. — Представляю, что ты входишь в Совет Магов и начинаешь вводить законы, которые обязательно одобрил бы Луций. Все восхищаются преобразованиями, а ты отвечаешь, что следуешь по стопам отца. И пускай все пожалеют, что не прислушались к нему! Ты думал о таком? Мечтал восстановить его имя?

Маркус провел ладонью по мокрому лицу и хрипло выдавил:

— Мечтал.

— Ну так сделай это! — Лиа Одетта повернулась и настойчиво посмотрела на него. — Только имей в виду, что сидя в альтийском «отстойнике», к вершине не пробьешься. Ты должен быть в столице! Тут или всё, или ничего.

Маркус закрыл окно, опустил задвижку и прислонился горячим лбом к стеклу. Ледяное крошево стучало с той стороны, и вместе с ним в виски бились слова: «восстановить его имя», «должен быть в столице».

Мать ждала, он слышал ее тихое напряженное дыхание. «Всё или ничего», «должен быть в столице»… Маркус безжизненно ответил:

— Хорошо. Буду…

— Тогда после бала жду тебя дома, — с облегчением заключила лиа Одетта. В каком-то порыве она дотянулась до мокрых волос Маркуса, пригладила их и ласково добавила: — Ты все делаешь правильно, не сомневайся.

Подготовка к балу шла полным ходом.

Сидя в кресле, из которого просматривался весь атриум, Солана с презрением наблюдала за суетой провинциалок. Кто-то принес стопку изображений с модными в этом сезоне прическами, и тут же все налетели стаей голодных ворон, растащили, выдергивая друг у друга особо понравившиеся картинки. А сколько разговоров о нарядах! Одна из второкурсниц неосмотрительно похвалилась, что платье ей заказали у столичной портнихи, так остальные, не такие везучие студентки, затюкали дурочку злыми шутками.

И трескотня-трескотня… Долго Солана ее выносить не могла, но иногда проскальзывало что-нибудь интересное. Впрочем, обычно все интересности оказывались преувеличенными слухами, но для этой глухомани и слухи сойдут за новости мирового масштаба.

— Солана, а ты уже готова к балу? — на соседнее кресло подсела Розалия, и тут же диванчики рядом облепили любопытные однокурсницы.

— Готова, — скупо ответила Солана.

Уподобляться этим глупым девицам она не собиралась, и потому больше ни слова о нарядах из нее бы не выдавили. А платье ей, действительно, уже сшили. И как раз-таки в столице. О прическе же волноваться не приходилось: в день бала прибудет из дома ее личная служанка и сделает все как надо. Юлия всегда делает, как надо. Причем молча и быстро. Вот была бы возможность, Солана взяла бы в клиентки ее, а не эту подхалимку Херту!

— Не желаете ли чаю? — с поклоном подскочила только что помянутая.

Солана молча кивнула, и Херта рванула на кухню.

— Нам тоже принесите, — бросила Розалия в сторону толпившихся неподалеку первокурсниц.

Наконец, занявшись чаем и пирожными, девушки угомонились.

— Кстати, что там с уродиной? — спросила Розалия у своей клиентки, Леноры. — Не выгнали еще?

Все с интересом прислушались, а Солана удивленно посмотрела на Розалию. Неужели та настолько увлеклась предстоящим праздником, что даже пропустила мимо последнюю выходку деревенской выскочки?

Ленора между тем принялась докладывать:

— Вчера куратор вызвал ее на первом занятии, но отсутствовала она недолго. Вернулась спокойная. Посетила еще два занятия и исчезла. Сегодня в аудитории она не появлялась, однако рано утром лии Юнис, Эленора и Доминика видели ее в столовой. Она поговорила с лэром Маркусом ван Сатором, а потом…

— С лэром Маркусом⁈ — пораженно перебила Розалия.

Девицы вокруг загомонили, а Солана фыркнула. Эта Розалия никак не может понять, что не пара она наследнику ван Саторов. То, что ее дядя — глава целителей Альтии, может, и делает ее привлекательной в глазах местного мужского населения, но уж точно не для лэра Маркуса. И вообще, здесь единственная, чей род наиболее близок к ван Саторам, это она, Солана! Правда, лэр Маркус и на нее не смотрит… Пески бы побрали этот «отстойник»! А ведь мог бы и посмотреть — у них же столько общего! Оба — из древних родов, с чистой кровью, оба — сильные одаренные, которым здесь не место и обоих сослали сюда за вызывающее поведение…

— А что же лэр Маркус? Прогнал ее? — Розалия жадно подалась вперед.

— Нет, они ушли вместе.

— Как вместе⁈ — взвизгнула Розалия и плеснула из чашки себе на подол. С треском опустив несчастную посудину на столик, она вскочила: — О чем они говорили? Куда ушли? Ну!

Чуть отступив от разъяренной патронессы, Ленора с неким, как показалось Солане, злорадством сказала:

— Лии не слышали, о чем шел разговор, но потом Вэлэри села с ним завтракать…

— С кем «с ним»? — Розалия глупо захлопала ресницами.

Похоже, в голове у нее не складывалась картина из сидящих рядом наследника ван Саторов и уродины-плебейки. Впрочем, такое никто не мог представить, это Солана признавала.

— С лэром Маркусом, — терпеливо пояснила Ленора и продолжила: — Позавтракав, они ушли в учебный корпус, и больше ее никто не видел.

— А его?

— Вроде бы видели.

Сразу кто-то вспомнил, что лэр Маркус тренировался на полигоне, а кто-то заметил его выходящим из общежития… Исчезла только уродина.

— Так может ее все-таки выгнали? — неуверенно предположила Розалия. По ее ошалевшему лицу видно было, что она до сих пор не может понять, как эта плебейка посмела говорить с ван Сатором. Да еще и идти куда-то с ним! Вместе!

Забыв об испачканном платье Розалия плюхнулась обратно в кресло и примолкла. Девицы же еще немного помусолили возмутительное событие, но вскоре вернулись к нарядам и перспективным с их точки зрения женихам. И не надоело им⁈ Который круг одно и то же!

Вдруг, разбив мерное жужжание голосов, в атриум ворвались Изолда с Николой.

При виде этой парочки Солане всегда хотелось рассмеяться: одна этакая пышка с выпирающими округлостями, вторая — длинная, мослатая, как новорожденный жеребец. Нет, порознь-то они выглядели вполне симпатичными, но когда вставали рядом… Комики из выездного театра!

Изолда с подругой скинули шубы на руки встретивших их клиенток, потребовали чаю и молча подсели к однокурсницам. Физиономии обеих раскраснелись, глаза блестели — на свет явно рвалась какая-то тайна.

Солана подобралась. Обычно-то девицы еще с порога вываливают все новости, но эти молчат, выдерживают паузу. Неужели разузнали что-то действительно важное?

Остальные девушки тоже заметили странное поведение пришедших.

— Сияете, будто по светляку проглотили, — проворчала Розалия.

Изолда с Николой переглянулись и хором выпалили:

— Лэр Маркус ван Сатор уезжает в Сивилию!

— И что?

— Совсем уезжает! — сделала большие глаза Изолда.

А Никола с надрывом воскликнула:

— Он снова будет учиться в Сивильской академии! А мы здесь…

В наступившей тишине что-то звонко упало и покатилось по полу.

Солана мысленно выругалась. В принципе, ожидаемо, но почему так быстро? Почему не через год или хотя бы не после практики? С альтийской ссылкой ее примиряло только то, что она не одна такая, отверженная, что наследника самих ван Саторов выдворили сюда же, но теперь…

Девушки отмерли. Все, кто был в атриуме, обступили пятачок с третьекурсницами и сыпанули вопросами:

— Кто вам такое сказал?

— Откуда вы знаете?

— С него разве обвинения сняли?

— Его, получается, только припугнули?

— Так он на бал не пойдет?

Последний вопрос задала та самая второкурсницей, которой пошили платье в столице. Девушки пронзили ее негодующими взглядами, и она мгновенно исчезла. Все снова повернулись к Изолде и Николе.

Те наперебой приступили к рассказу, как они ходили по магазинам, что покупали, и как в лавке с альтийской шерстью наткнулись на мать лэра Маркуса, лию Одетту ван Сатор.

— Она такая красивая! И молодая!

— И совсем не похожа на вдову казненного преступника!

— Так, может, это не она?

— Она! Компаньонка обращалась к ней «лиа Одетта», а сама она выбирала виссон* (*особый сорт тонкой шерсти в Древнем Риме) для сына! Назвала его по имени! Еще они говорили про дэра Луция, столицу и возвращение лэра Маркуса в Сивильскую академию. Точно она!

— Что конкретно они говорили? — вмешалась Солана.

Изолда с охотой начала:

— Лиа Одетта хотела взять бежевый виссон, мол, он очень идет лэру Маркусу, но компаньонка, Исора, кажется, сказала, что после смерти дэра Луция еще не прошло трех месяцев и лучше бы выбрать темно-синий. В итоге лиа Одетта взяла оба отреза…

Солана вскипела:

— В Бездну ваши тряпки! Что они об академии говорили⁈

Раздались возгласы поддержки. Сейчас и остальных девушек волновал предстоящий отъезд лэра Маркуса, а не цвет его одежды.

— А что говорили? — недовольно поджала губы Изолда. — Компаньонка спросила, что, если лэр Маркус откажется возвращаться в столицу, а лиа Одетта ответила, что не откажется. Вот и все!

Поднялся разочарованный гул, но тут слово взяла Никола:

— В общем, было так… Исора посетовала, что лэр Маркус слишком упрям и может не согласиться на выдвинутые условия.

— Что за условия? — тут же всполошилась Розалия.

— Не знаю, об этом они не упоминали. Так вот, лиа Одетта улыбнулась этак снисходительно и говорит, я с мужчинами умею обращаться, а уж собственного-то сына знаю лучше, чем он сам себя. И потому не выдумывай ерунды. После академических балов Маркус вернется в родные стены, а эпизод с Альтией все забудут, словно его и не было.

— И все?

— А что еще надо? И так ясно.

Солана с трудом удержала на лице привычное равнодушно-презрительное выражение. Действительно, ясно. И надежда сойтись с Маркусом оказалась просто сопливой и наивной мечтой. Надо выкинуть ее из головы и идти на полигон, тренироваться. В конце-концов, вдруг и ее когда-нибудь вернут обратно в Варн. Лучше быть готовой.

Рывком поднявшись из кресла, Солана направилась в комнату переодеться для полигона. На ее уход никто не обратил внимания. Девушки обсуждали новость.

— А вдруг он, и правда, откажется. Раз там какие-то условия…

— Ну конечно! Вот ты бы отказалась?

— Я-то нет, но он такой… такой…

— Странный!

— Точно! А вы заметили, он подстригся? Волосы шею чуть прикрыли, а он их состриг.

— Все равно… В его ситуации любой воспользовался бы шансом! Я даже представить не могу, что лэра Маркуса может остановить.

— Согласна! Но все же, почему на его бесчинства закрыли глаза? Да еще так скоро.

— Я думаю, приняли во внимание, что буйствовал он из-за смерти отца…

В гостиной что-то изменилось. Подняв голову, Лера прислушалась. Равномерный шум голосов сначала прервался, а потом сконцентрировался в одной стороне и окрасился в тревожные и разочарованные оттенки.

Бал отменили, что ли? Если так, то плохо. Накроется выступление медным тазом, и что тогда Маркусу дарить? Денег-то, край, на пару пирожков осталось.

Впрочем, ее выступление и так может не состояться.

Кусая кончик стилуса, Лера с тоской уставилась на исчерканную восковую дощечку. День уже к вечеру клонится, скоро стемнеет, а она даже не выбрала стихотворение. Вернее, выбирала-то она многие: и Пушкина брала, и Лермонтова, и к песням Высоцкого примеривалась, — да чего только не вспомнила! — но перевод выглядел ужасно. Будто коряга с торчащими сучьями и изгибающимися корнями. И они, заразы, никак не обтесывались, а коряга не приобретала вид изящный и выразительный. Короче, с рифмами и ритмом был полный швах!

Лера прижала прохладные пальцы к уставшим глазам, посидела так несколько секунд, а потом решительно стерла все нацарапанное. Нет так нет! Значит, будет студенческий гимн, Гаудеамус. Благо даже их, заочников, обязали выучить его на зубок, а уж мелодия — проще некуда. Хотя жаль, конечно, тратить такой козырь — он бы пригодился для сдачи экзамена по пению и стихосложению.

Пройдя в темную ванную, Лера на ощупь открыла кран и умылась ледяной водой. Сегодня темнота и холод не действовали так угнетающе, наверное, от зародившегося ощущения, что скоро все беды закончатся. Скоро здесь вспыхнет уютный свет, из душа польют горячие струи, а пол будет источать благословенное тепло. Как же здорово, что Маркус согласился!

Освежившись, Лера на цыпочках приблизилась к двери и приникла к ней ухом. Все же следовало узнать, что так расстроило девушек.

Голоса сливались в неразборчивый шум, и уловить можно было только интонации. Лера присела, потом вытянулась повыше, потом послушала в створе — без разницы. Она уже хотела отойти, как вдруг совершенно ясно прозвучало знакомое имя: «Маркус!» Лера обратилась в слух. Еще раз «Маркус»… И еще… А больше ничего не понять.

Тенью метнувшись в ванную, Лера нашарила на полке стакан, схватила и кинулась обратно. Торопливо, но осторожно, чтобы не стучать, прислонила стакан к двери и прижалась ухом к донышку.

Звук стал ближе, распался на отдельные голоса.

— … буйствовал он из-за смерти отца. Бр-р, непостижимо, как вообще можно вынести такое.

— Но он же на казни не присутствовал.

— Как будто от этого легче!

— Кстати, как думаете, почему лэр Маркус не пришел? Все ван Саторы были, кроме него.

— Вот ты бессердечная, Солин! Кто же захочет смотреть, как его отцу голову отрубают?

— А я слышала, что он отца стыдится и ничего не желает от него принимать. Даже на оглашение завещания не прибыл, представляете?

— Еще бы не стыдиться! Дэр Луций — настоящий преступник! У моих родителей стекольный завод в Варне, так когда начались возмущения магического поля, вся работа остановилась. А сколько артефактов работать перестали!

— Но потом же их снова запустили.

— И что? Поля больше недели лихорадило. Столько убытков…

— Поддерживаю Мику! Дэр Луций прекрасно знал, что принесет вред и все равно открывал портал. Надо же быть таким жадным до денег!

— Его же обвинили в попытке открытия межмирового портала. А это другое.

— Ничего и не другое! Стал бы плату брать за переходы туда-сюда!

— Вот-вот! Ван Саторы и без того самые богатые, а им всё мало! Я считаю, что Совет Магов правильно осудил дэра Луция — другим неповадно будет. И на месте лэра Маркуса я бы тоже стыдилась такого отца… Ой! Чтоб пески поглотили мои слова! Не хочу оказаться на его месте…

Отступив назад, Лера в злом бессилии сжала стакан и погрозила им сквозь закрытую дверь. Ух, швырнуть бы его в эту свору безмозглых гиен, которые дотявкают сейчас до того, что дэр Луций на завтрак младенцев ел.

И додумались же! Маркус стыдится отца⁈

Она, конечно, тоже не знает, что творится в его душе, но человек, испытывающий стыд, не выйдет в одиночку против троицы придурков, чтобы защитить каких-то незнакомцев. Он не станет вести себя вызывающе. Скорее, наоборот. Подожмет хвост и постарается слиться с обстановкой, дожидаясь, когда все всё забудут.

И неважно, что с самим дэром Луцием она не была знакома. Это просто… мерзко! Придумывать гадости, когда человек уже мертв и не может обелить свое имя!

К тому же, если перед смертью проявляется истинная сущность… Так дэр Луций даже на коленях и с головой на плахе был полон достоинства, и уж никак не походил на хапугу, жадного до денег.

Врут они всё! А Шон говорил правду!

Резко развернувшись, Лера подошла к столу и размашистыми движениями начертала на дощечке заголовок: «Песня о Соколе». Вот что она прочтет Маркусу!