Закон шагов. Книга первая

Глава 18 Живые и мертвые

Ветер усиливался, волны разбивались о мостки, стражники и служители переругивались друг с другом, и скучное дело «ловли» баграми покойника никак не шло…

Вэл отвернулся. Хотелось отвлечься на что-нибудь более… простое и более радостное, вроде мыслей о горячем ужине, который ждал его дома. Но мысли — как обычно — уводили совсем не туда.

«Людям лишь кажется, что вот — живое, а вот — мертвое, и все просто. Но представь, что каждый в отдельности человек — это обломанная ветка, — звучал в голове мягкий голос Поводыря.

Сабда, городок книжников, шумно провожала осень, а они с Джарой сидели во дворе Стефанова дома и жгли валежник после затеянной Иргисом расчистки сада.

— Не в том смысле, что тупой, как деревяшка. Просто ветка. Что такое эта ветка? — спрашивала Поводырь. — Она ни живая, ни мертвая, ни вещь, ни мусор. Всякая ветка, пока не ссохнется или не начнет гнить, хранит остатки жизненной силы. Ткнешь ветку в сырую землю — может, даст корни, и вырастет дерево. Почистишь и подсушишь ветку — получится, допустим, посох; а бросишь в костер — дрова. Но также можно сжечь и молодое дерево. Или посох. А костровая палка может дать корни, но путник, чтобы пробраться через топь, однажды сломает дерево, которым она станет… Ветка, пустившая корни — живое дерево, посох — мертвый инструмент, палка — расходный материал, а иногда просто хлам под ногами. — Поводырь носком сапога забросила головешку в костер. — Где грань, что отличает одно от другого? Можешь объяснить мне, Бродяга?

— Грань — там, где ветку отломили от дерева, — сказал Вэл. — Все прочее — бессмыслица.

— Бессмыслица? Может быть. Но для меня ветка уже сломана, Вэл, и так было еще до Катастрофы. — Поводырь долго смотрела в огонь. — Это — то, что мы выносим из руин… Иногда странно получается: слышишь всплески мысленной речи, а потом видишь источник и понимаешь: человек уже с четверть часа как умер. Я могу проводить границы только разумом, в зависимости от своей нужды. Понимаешь?»

Новая волна накатила на подмостки, обдав всех брызгами.

«Допустим, понимаю, и все же твои суждения были слишком абстрактны, Джара, — подумал Вэл. — Мертвое отличается от живого, в первую очередь, паршивым видом. А если залежится — еще и запахом… Интересно, если дать этим хитрецам волю, они выловят тело уже после того, как оно начнет вонять?» — Вэл взглянул на суетящихся подчиненных, постоянных и временных. — «Но с веткой ты попала в точку; хотя, какая ветка — тут целое бревно!»

Старший сын лорда Бека Ауна, Химмел Аун всплыл около третьей опреснительной станции. Служители и стражники уже четверть часа возились с баграми и сетью: труп покачивался на волнах и никак не желал попадаться. Вэл впервые порадовался раненным рукам: будь он здоров, пришлось бы помогать.

Последний раз принца Химмела видели живым в фамильном особняке Аунов накануне днем: тот собирался отобедать с отцом во дворце. Особняк располагался от дворцовых ворот всего-то в двухстах шагах, потому никто не удивился, что молодой человек вышел без охраны — и во дворце тоже никто не удивился, когда он до туда не дошел: лорд решил, что сын остался на обед дома. Пропажу заметили вечером, но, так как принцу не чужды были лихие загулы, серьезно забеспокоились только к утру, и только после полудня обнаружили тело. Горожане не смотрели на воду: в перерывах между рабочей суматохой и беспорядками в Райнберге провожали осень: на улицах давали представления, пили, дрались, многие надевали карнавальные маски и одежды… Проще было найти иголку в стоге сена, чем свидетелей, которые смогли бы указать, где покойный находился между выходом из дома и всплытием у станции. Особенно если поначалу он сам скрывался от любопытных глаз.

— А, чтоб вас, придурки безрукие! Сейчас нырять будете!!! — Капитан стражи разразился бранью: кто-то неловко двинул багром, и тело вновь оказалось вне досягаемости. — Господин смотритель, может, все-таки разрешишь нам или своим людей применить хьорхи?

В голосе стражника звучала плохо скрытая досада: ему совсем не нравилось — пусть и временно — подчиняться Ордену. Не больше, чем возня с трупом.

«Но придется тебе потерпеть, — подумал Вэл. — Ничего не поделаешь: хьорхи может смазать важные следы от другого хьорхи… или от чего-нибудь еще».

— Я вызвал лодку береговой охраны — они помогут, если сами не справитесь, — сказал он вслух. — Но глядите-ка, подплывает!

— Так, ты и ты, сместитесь левее. Да багор не весло, что ты творишь, идиот! — Капитан вернулся к «рыбалке»; но покойник словно уворачивался.

— Я могу представить только одно объяснение этой заминке, Хин, — сказал Вэл сопровождавшему его лекарю. — Принц при жизни любил поплавать.

Хин Саоб, зябко кутавшийся в плащ, ответил недоуменным взглядом. Ему происходящее забавным совсем не казалось.

В тумане показались огни патрульной лодки.

На следующий день в морге больницы при канцелярии исполнения наказаний было, как всегда, холодно. Но пахло еще мерзче, чем всегда. Тело старшего отпрыска рода Аунов лежалл на хирургическом столе под покрывалом.

Как успел узнать Вэл, охрана опреснительной станции ничего интересного кроме, непосредственно, трупа не видела, что было совершенно неудивительно — мало ли откуда его волны притащили… Появление высокородного трупа тоже было делом обыденным… Ну, подумаешь — прикончил средний отпрыск старшего, не став дожидаться, пока тот сам подошлет к «любимому брату» убийц. Эка невидаль…

Что действительно было необычным, так это скорость: и десяти дней не прошло, как болезный старик Бек Аун занял трон лорд-канцлера — а в семье уже появился первый покойник.

А еще необычной была вонь. Хин Саоб, злой и уставший, лаконично подтверждал догадки:

— Вода тут ни при чем, господин смотритель. Следов хьорхи нет. Перелом запястья, скорее всего, посмертный. Хотя судить наверняка сложно: тело разлагается намного быстрее обычного. Поэтому так быстро и всплыло. Мои выводы на данный момент таковы. Первое: не исключено и даже вполне вероятно, что смерть наступила от отравления неизвестным мне ядом. — Хин Саоб испытующе взглянул на Вэла.

Вэл развел руками — мол, ты здесь профессионал, тебе виднее…

— Второе: стоит как можно быстрее его сжечь, пока тело совсем не разложилось. А то неудобно получится.

«Во как заговорил, Хин! — Вэл сдержал усмешку. — А всего-то — десяток часов наедине с „невинноубиенным“».

Под глазами у молодого лекаря после бессонной ночи выступили сизые круги.

— Раз так, то возьми образцы тканей, на всякий случай, и передац похоронной команде, чтобы приступали к подготовке, — сказал Вэл. — После этого можешь идти отсыпаться.

— Господин смотритель. Не держите меня за дурака! — Хин сдернул с трупа покрывало. Выглядел и вонял покойный еще вчера так себе, а за ночь кожа приобрела коричневатый оттенок и покрылась кожу гнилостными пятнами, из которых сочилась кровянистая жидкость.

«Ну почему же сразу за дурака? — Вэл отошел от мертвеца подальше. — Дураки меня не интересуют. Исключительно умные. Но слишком многие из них играют против меня».

— Не знаю, как вам, смотритель Ранл, а мне совершенно не хочется превратиться в подобное, — зло сказал Хин. — Но я его вскрывал, так что все равно по уши в дерьме, не так ли,?

— Весь Райнберг и полмира в дерьме, и? — Вэл пожал плечами. — Ты выполнял свои служебные обязанности. Вот и все.

— Убийствами должны заниматься приставы, а не Орден. Что мы здесь делаем?

— Твои обязанности определяю я, как твой начальник, — отрезал Вэл. — Верховный пристав Райнберга предложил Ордену участвовать во вскрытии. Я согласился.

— Тогда, как начальник и знаток чужих служебных обязанностей, скажите мне: в обязанности ваших подчиненных входит саботаж? — Лекарь укрыл тело покрывалом. — Или они из солидарности с вами переломали себе пальцы, поэтому час не могли выловить из моря один труп? Вы заранее предполагали, господин Ранл, что дело не чисто. А кое-кто из тех, кто доставал тело, знал наверняка, поэтому мешал остальным — чтоб вынудить вас дать на хьорхи разрешение. Но не на того напали: вы предпочли выставить себя идиотом перед береговиками.

— Допустим, ты прав в своих догадках; даже в тех, которые не озвучил, — сказал Вэл. — У нас, хвала Солнцеликому, нечасто используют яды, так что неизвестная отрава, как и взрывчатка, вполне могла попасть в Райнберг из трюмов двухголовых. Это опасное знание; но столь же опасно и неведение. Я вовсе не хотел тебя подставлять и постараюсь обеспечить твою безопасность — как и безопасностью всех своих подчиненных. И горожан.

— Я ни о чем таком не просил, — процедил сквозь зубы лекарь. — А если подам в Центр прошение на перевод из Райнберга, подпишете?

— Прямо сейчас — нет, — честно сказал Вэл. — Мне нужны здесь порядочные люди. Они везде нужны. Но Солнцеликий повелел мне быть эгоистом.

На это лекарь криво ухмыльнулся, но ничего не сказал.

— Возможно ли загримировать тело так, чтобы не прятать в закрытый ящик? — спросил Вэл.

— Можно попробовать, если погребальная церемония пройдет сегодня.

— Попробуй. А я попробую убедить лорда Бека необходимости срочного погребения… И расскажу заинтересованным лицам о результатах твоих изысканий. — Вэл поморщился. «Заинтересованным лицам» он не доверял; но обстоятельства не оставляли выбора.

Канцелярия Порядка была хороша тем, что здесь в каждом коридоре болтались стражники, услужливо открывавшие двери. Правая рука Вэла все еще беспомощно болталась на повязке в наложенном Хином «лучше так, а то знаю я вас, господин смотритель» гипсе; левая — уже кое-как работала, поддерживаемая бинтами, но лишний раз напрягать ее не стоило. Все попытки лорда Бэка или командора Гента приставить сопровождающих Вэл пресекал на корню: только слежки под видом заботы еще не хватало! А для всех заслуживавших полного доверия подчиненных существовали задания поважнее, чем опека над калечным, но далеко не беспомощным смотрителем Ранлом.

В пропахшем сладким табаком просторном кабинете Вэла ждали двое: глава дакенской инспекции граф Дихан Чед и верховный пристав Райнберга господин Вормен Шерпт Хаган-Аун.

Вормен Шерпт был истинным представителем старой аристократии Шина, и в хорошем, и в дурном смысле. Пятидесяти семи летний знатный холостяк, безупречно воспитанный, хорошо образованный, гордый, честный. С положенным по своему происхождению и должности предубеждением относящийся к торговцам и простолюдинам, по-своему умный, но даже в мыслях не допускавший таких простых и естественных вещей, как, например, предательство подчиненных. В далеком прошлом он мог занять пост ксэн-лорда вместо болезненного и нерешительного отпрыска старшей ветви рода, Бека Ауна, однако отказался, не пожелав оставлять службу в канцелярии Порядка — и даже сейчас, со свойственным ему упрямством, утверждал, что поступил единственно правильным образом. Со стороны невозможно было понять, что связывало аскетичного пристава и лорда-канцлера Дошо, распутного пьяницу — однако, до самой смерти последнего, они были близкими друзьями. Шерпт жаждал справедливости и мести.

Инспектора Дихана Чеда Вэл знал плохо; можно сказать, совсем не знал. О нем говорили, как о человеке прагматичном, не чуждом любых удовольствий и не гнушающемся нарушать закон, но знающем меру. Служба Верховному лорду давала графу Чеду статус и приносила прибыль — потому он и служил Верхновному, вполне добросовестно исполняя свои обязанности. Именно он предложил верховному приставу пойти на тесное сотрудничество с Орденом после нападения на дворец. Формально граф Чед вообще не имел никакого права вмешиваться в дела канцелярии, однако вес его слова, как главы дакенской инспекции, был велик; кроме того, небольшой отряд его дакенской охраны был неплохим подспорьем силам пристава. А лорд-канцлер Бек Аун сейчас не был способен принимать самостоятельные решения, да и вообще мало на что был способен…Так что расследование они вели втроем.

Это сулило Ордену в лице Вэла многие риски — от взваленной ответственности за неудачи до возможных обвинений в чем угодно — однако информация была на вес золота, так что Вэл сотрудничать согласился. И теперь послушно явился с докладом в пркуренный приставский кабинет.

— Рад видеть вас в добром здравии, Вэл-гьон, — приветливо улыбнулся инспектор Чед. Он развалился в кресле, закинув ногу на ногу, и прихлебывал что-то прозрачное из стакана: судя по пробивавшуюся сквозь табачную вонь запашку, это была не вода.

— Доброе утро, смотритель Ранл. — Пристав встал с едва заметным полупоклоном, отложил курительную трубку, быстро — но не чересчур — вышел из-за стола, чтобы выдвинуть слишком близко приставленный к столу стул, и так же быстро вернулся на место. — Какие новости?

— Неизвестный яд, — просто сказал Вэл. — Тело разлагается буквально по часам.

— Мои люди, осматривавшие тело перед господином Хином Саобом, пришли к тому же заключению, — мрачно кивнул Шерпт. — У вас есть предположения о происхождении этого яда?

— Нельзя исключить того, что яд попал к убийцам в руки из трюмов рудокопов… Но нельзя и доказать. Мои информаторы не говорят ни да, ни нет, — нехотя добавил Вэл. — Зная их манеру переговоров, я склоняюсь к «да».

— Господин Шерпт, по вашей информации — замечен ли кто-либо из рода Аун в связях с рудокопами? — спросил инспектор.

— Не располагаю такими сведениями, — чуть сдвинул брови пристав. Что стоило понимать как: «Следить за родичами т за членами благородных фамилий — недопустимо! Да как вы могли подобное предположить!»

На холеном лице пристава яркие чувства читались легко, а что ж до остального…

Вэла последние дни частенько занимал вопрос: о чём Шерпт думает, собственноручно двигая в угоду безродному смотрителю мебель? Следует этикету, сцепив зубы, или же благородство и ощущением собственного превосходства настолько смешаны в его крови, что забота о низшем, если тот в ней нуждается, для него проста и естественна? Или же Шерпту не чуждо обыкновенное сочувствие к раненому?

Симпатии высокородный пристав ни к бывшему бродяге-смотрителю, ни к Ордену икогда не питал, но скорее бы лопнул, чем открыто выразил пренебрежение или неприязнь. Следовало отдать Шерпту должное — в сложившейся ситуации держал лицо почти безупречно. Если бы еще и действовал так же… Службы патрульной и постовой стражи под его началом работали неплохо: всяких мелких мерзостей в Райнберг творилось куда меньше, чем могло бы, и днем на улицах было почти безопасно. Но это все, чем канцелярия Порядка могла похвастаться.

— Если это не Ауны чистят свои ряды, то кто? — спросил инспектор. Вопрос повис в воздухе.

Доказывать вину новоявленного претендента на регентство — точнее, на мантию лорда-канцлера, так как восьмилетняя девчонка вряд ли могла считаться соперницей и надолго пережить брата — с самого начала никто не собирался. Лорд Аун расследования бы не допустил, а пытаться надавить на него через Дакен в данном случае было бесполезно. Среди знати убийства родственников в борьбе за власть были обычным делом; и кто из наследников получит титул — беспокоило Верховного лорда столь же сильно, как последнего нищего в Райнберге: нищий все равно останется нищим, а Верховный лорд Дакена — Верховным лордом…

Вэлу тоже было, в сущности, все равно. Но слишком быстро убили парня и слишком необычным средством. Убийство имело к борьбе за власть самое что ни на есть прямое отношение, но— к борьбе кого и с кем?

К сожалению, о темных делишках и связях сыновей лорда Бека Ауна Шерпт был также осведомлен крайне мало.

«Легальной контрабандой» спиртного, то есть, оптовыми закупками по родовой скидке у Первого торгового союза и перепродажей выпивки на Ардж через Второй союз братья Ауны занимались сообща. К возрожденцам старший, на первый взгляд, был столь же лоялен, сколь и средний… Весьма лоялен. Наверняка какие-то зацепки существовали, вот только Шерпт о них не знал. Скорее всего, немалая часть информаторов канцелярии Порядка была кем-то — да хоть теми же братьями — заблаговременно перекуплена, но в седой голове пристава такой расклад до недавнего времени не помещался, да и сейчас — со скрипом… И как навести в рядах своих подчиненных порядок, Шерпт не представлял. Что-то он делать, конечно, пытался, но пока безрезультатно. Расследование нападения на дворец топталось на месте. Расследованию убийства, судя по всему, была уготована та же участь.

— Выпьете со мной, Вэл-гьон? — спросил покончивший с содержимым стакана граф Чед? и сразу же наткнулся на недовольный и растерянный взгляд Шерпта. Приставу не нравились хозяйские замашки инспектора, но более всего смущала возможная неловкость: как калечный смотритель может справляться с посудой, не поить же его с ложечки?

— Не откажусь, — кивнул Вэл, просто чтоб утереть приставу нос.

Вся эта снисходительная учтивость на фоне практической беспомощности самого Шерпта — там, где это действительно имело значение! — и пустая трата времени на подобнфх «совещаниях» выводила из себя.

Шерпт дважды тряхнул одним из трех стоявших на столе колокольчиков, и через минуту вошел молоденький стражник с подносом. Вряд ли стражнику нравилась роль лакея и то, что «уважаемые господа» надираются с утра пораньше, но — его никто не спрашивал. Уходил он со всей допустимой уставом медлительностью, надеясь хотя бы краем увидеть, как смотритель будет справляться со стаканом. Вэл не поленился доставить ему удовольствие, выпустив из локтевого сустава нить хьорхи и прижав ей стакан к перебинтованной ладони до того, как за стражником закрылась дверь.

Шерпт всеми силами старался не показывать интереса, тогда как инспектор безо всякого стеснения наблюдал за фокусом. Алкоголь дакенца почти не брал: пил Дихан Чед почти беспрерывно, однако Вэл ни разу не видел его по-настоящему пьяным. Типичным высокопоставленно-знатным хамом он не был, при этом изысканные манеры в число его недостатков тоже не входили. Странным он был типом; не сказать — очень странным.

— Раз нет сведений, то нет сведений… Ничего не попишешь. Только знаете, что я вам скажу, господа? — Инспектор Чед обвел широким жестом кабинет, позируя перед несуществующей аудиторией. — Если у кого-то есть скрытность рудокопов, взрывчатка рудокопов и отрава рудокопов, но на плечах всего одна голова, скорее всего, этот кто-то — арджанец.

«Наконец-то!» — Вэл еще со вчерашнего вечера думал, как бы поаккуратней, чтобы пристав не отмел идею сразу, намекнуть на такую возможность. Дождался-таки: высказался инспектор, к словам которого пристав волей-неволей прислушивался: все же, столичная шишка!.

И Шерпт, действительно, вроде бы принял предположение во внимание, однако толку с этого было мало — за всю встречу больше ничего важного сказано не было…

Переливать из пустого в порожнее — таков был, по меткому замечанию раздосадованного инспектора, главный принцип работы канцелярии Порядка Райнберга.

После «совещания» Шерпт, как родственник, отправился объяснять лорду-канцлеру Беку Ауну необходимость срочного погребения, но, как вскоре выяснилось, и тут претерпел неудачу — безутешный отец считал своим первостепенным долгом устроить «подобающую» поминальную трапезу, к которой нужно было подготовить зал, и так далее, и тому подобное.

Инспектор поехал в порт, ревизировать готовые к отплытию галеры, а Вэл отправился в резиденцию, принимать документы по доставке грузов, за охрану которых отвечал орден — для следующих галер…

До отхода последнего корабля оставалось одиннадцать дней, и, какие бы дела не творились в переговорных или на темных улицах города — жизнь пока еще шла своим чередом, требуя рутинной работы и втекая в приемную беспрерывным потоком мелких проблем. У кого-то из-за задержки в дороге кончился срок путевой грамоты и пришлось на границе отдать часть товара взяткой, у кого-то протухло плохо завяленное мясо или мыши поели зерно, кого-то подвели поставщики, сговорившись с другим торговым союзом — и будь добр, господин смотритель, разобраться, кто проворовался или сэкономил на бракованном товаре сам, а кому нужна помощь! И сумей наказать виновных, а помощь оказать, или еще как-то вывернуться — ибо все должно быть готово к сроку.

Устало ворчал магистр-секретарь, ныли переломанные пальцы и затекшее правое запястье: закорючки, накарябанные левой рукой, не желали походить на нормальные буквы.

Вэл поморщился. Что значили убитые и раненные, униженные и разоренные в настоящем и в будущем горожане по сравнению с партией скисшего вина для рудокопов?

Шутки — шутками, но в правильном ответе на этот вопрос немалая часть службы смотрителя в Райнберге и заключалась. А правильный ответ звучал так: «Смотря для кого». И ответ этот необходимо было учитывать.

— Господин Ранл, почему вы согласились на должность здесь? — спросил Хин Саоб во время вечернего, точнее — полуночного осмотра. — Вы же не могли не знать, что смотрители в Райнберге мрут один за другим; твоя госпожа — знатного рода: вы могли отказаться и построить хорошую карьеру даже в Дакене.

— Если мир катиться к теням, не время подсчитывать упущенную прибыль, — усмехнулся Вэл. — Которую уже ночь ты не спал, Хин?

— Спать не входит в мои служебные обязанности, — зло ответил лекарь.

— Как и в мои — отчитываться перед починенными.

— Простите. — Лекарь, вздохнув, сменил тон. — Я просто пытаюсь понять…

— Кто-то должен быть здесь смотрителем, и должен что-то сделать, пока все не рухнуло вместе с Орденом, а, видит Солнцеликий — такое вполне может случиться… — Вэл внимательно посмотрел на подчиненного. Он тоже хотел понять, и пока не понимал, почему Хин Саоб служит Ордену в Железной бухте, где нужнее солдаты, чем врачи, и откуда способному лекарю несложно получить перевод в Центр. — В Книге Шагов много тайн, Хин; но сейчас я даже не о них. Перессорившиеся лорды в борьбе за власть способны уничтожить что угодно и кого угодно. Корабль под названием «остров Шин» идет ко дну, и, если не суметь заделать течи, там он и окажется вместе со всеми нами.

— Вы знаете, как выглядит дно, Вэл-гьон?

— Отчасти.

— Я — знаю. — Голос лекаря был странно бесстрастен. — Если есть хоть капля истины в ваших словах, лучшее, что можно сделать — бежать, пока не поздно — Он обрезал бинт. — На сегодня все. Заживает, как на собаке. Не будете делать глупостей — скоро подвижность восстановится.

Лекарь ушел.

Вэд, стиснув зубы, добрел от кресла до кровати.

Стоило бы прямо расспросить вздорного мальчишку, что именно он знает и откуда — но совесть не позволяла задерживать его еще дольше. И не только совесть: усталость накатывала мутными волнами, через которые пробивались первые ростки мигрени — головные боли после взрыва на приеме стали донимать Вэла гораздо чаще, чем прежде. Разом влив в себя полкружки омерзительно-кислого обезболивающего снадобья, он провалился в забытье раньше, чем Рина затушила свечу.