Закон шагов. Книга первая

Глава 12 Валкан

Хьор-капитан Мэл Бонар переминался с ноги на ногу. Кабинет Зануды Уво, тесный и темный, как допросная комната, ему никогда не нравился. Болела спина, свербило в пересохшей глотке — смотритель вызвал его сразу же, как только он вернулся из Валкана, даже не дав перевести дух.

— А теперь рассказывай остальное, — приказал Уво Далт.

— Но я доложил все, как было, Уво-гьон! — Бонар изобразил недоумение.

— Подозрения, догадки — все! У тебя очень выразительное лицо, Мэл. Для вруна… — Уво Далт закашлялся, ссутулившись. — Так что я внимательно тебя слушаю.

— Слишком хорошо все складывается, — неохотно сказал Бонар. — Желтые платки как будто и рады списать смутьяна: очень он был резок, неудобен, хоть и не настолько, чтобы отстранить его от дел… Но именно потому, что он мешался всем, и убивать его было ни к чему. Если только… — Бонар замялся.

— Если только — что?

— Если тут не кроется что-то личное; или не произошло что-то, о чем мы не знаем.

По отрывочным записям — предоставленным самими Желтыми Платками — выходило, что приказчик Первого союза Кин Хасо некогда крупно проворовался, Фарга Орто знал об этом и шантажировал его, заставляя передавать Платкам особо выгодные заказы; также, существовал склад — ныне пустой — через который Кин и Фарга проводили «списанную» часть товара, а выручку делили пополам. Но Фарга затребовал себе большую долю, на чем и погорел…

На первый взгляд, история с его безвременной кончиной была кончена: новый пристав — назначен, заказчик — умер, наемный исполнитель найден и публично вздернут, и даже вдова, запятнавшая репутацию ложным обвинением, заплатила крупный штраф и сбежала из города…

Но: очень уж быстро после отъезда хьор-командора Саена нашлись свидетели. Убийца, неграмотный и безъязыкий, не мог ничего опровергнуть или подтвердить — махания руками и мычание за доказательства не посчитаешь.

— Ты подозреваешь командора, Мэл? — Взгляд Уво Далта был остер, как приставленная к горлу бритва. — И меня — в сговоре с командором?

Бонар сглотнул.

— Подозревать — не моя работа, Уво-гьон: я лишь собираю факты, — сказал он. — И факт в том, что тут слишком много совпадений. Пусть хьор-командор Саен — ваш ученик и уважаемый человек, но — все знают, кому он служит…

— Вот как! Присядь. — Смотритель Далт указал кончиком трости на кресло, и сам, сгорбившись, сел напротив.

Бонар растеряно подчинился; он ожидал гнева или насмешки, но не откровенности.

— Иргис Саен — не мой ученик, — сказал смотритель Далт. — Он ходил в послушниках ненамного раньше тебя и, как ты можешь помнить, был учеником Заха Орто. Мы с ним всегда… не ладили. Но я хорошо знаю Иргиса и совершенно уверен в том, что он не позволил бы выставить убийцей безъязыкого бедолагу. Даже по приказу леди Анны Нодаб; какие бы отношения командора с ней не связывали. Солнцеликому известно, насколько я не люблю этого наглеца — как раз за то, что личная честь для него всего была превыше долга и любви; а это дело для него личное… Так что, кто угодно, только не Ирг.

— Офицер, которого он оставил продолжать расследования, до сих пор в городе; и он был явно недоволен приговором, — сказал Бонар. — Я не придал этому особого значения, но…

— Зря, — перебил смотритель Далт. — Версию о причастности хьор-командора Саена можешь выбросить из головы; как и вопрос о том, кто убил Фаргу: думаю, я не ошибусь, если назову это несчастным случаем. Почему Желтые Платки не попытались выгадать себе побольше, и так легко пошли на сделку с Первым Союзом, согласившись забыть о покойнике — вот, что важно! Поговори с порученцем Иргиса: выясни, что ему известно, что он ищет… Если происходит что-то, о чем мы не знаем — лучше нам поскорее об этом узнать.

— Вам известно имя этого «несчастного случая»? — рискнул Бонар.

— Фарга заслуживал смерти — вот все, что мне известно, — сказал смотритель Далт. — Займись тем, что действительно важно.

— Есть одна деталь, — Бонар замялся: смотритель терпеть не мог, когда при нем так или иначе упоминали сектантов.

— Ну?..

— В отличие от многих, Фарга не был адептом Церкви Возрождения: он презирал их так же, как презирал Орден. — Бонар взглянул на смотрителя с опаской, но тот внимательно слушал. — Нелюдимый фанатик, уверенный, что все зло от ленности, праздности и книг — вот кем он был; и этим он многим не нравится. А у Руда Нарва есть очень преданные сторонники.

— Вот и займись… возможными связями, — кивнул смотритель. — Порученец Иргиса — что он за человек?

— Одноглазый хьор-капитан Дер Кринби. По прозвищу «Дер-Висельник», — Бонар не сдержал кривой усмешки. — Жутковатый тип; вроде, помоложе меня, а седой, как лунь… Поговаривают, командор вытащил его прямо из петли: пережег хьорхи веревку, когда уже открыли люк. Вдова приказчика Кина Хасо окатила капитана помоями — так он даже не поморщился… Командору предан; но себе на уме.

— Это хорошо, — снова кивнул Далт. — При случае пригласи его сюда; возможно, нам найдется, о чем потолковать. Отдохни до завтра, и возвращайся в Валкан. И будь осторожен, Мэл: кровь нынче падает в цене…Подожди, — задержал он уже готового выйти Бонара. — Не сомневаюсь — магистр Валб расспрашивал тебя о Рике-Собачнике. Что ты ему рассказал?

— Ничего: не хочу, чтобы парень выкинул какую-нибудь глупость. — Бонар вздохнул. — Сам он, похоже, ничего не заметил: тоже не видит дальше собственного носа. А ведь по Рику сейчас и не скажешь, что он… — За окном послышались шаги, и Бонар осекся.

— Когда я думаю обо всем этом, то сам кажусь себе слепцом, — с кривой полуулыбкой сказал Далт.

— Куда Собачник повезет детей? — помедлив, спросил Бонар. — С ними же все будет в порядке?

— Этого в наше время никто не может обещать: даже он. — Смотритель прокашлялся. — Но, думаю, с его поручительством бродяги из клана Тихого примут их, как родных. А ты помнишь Вэла Ранла, Мэл?

— Конечно. Единственный из дружков Иргиса, кому не хотелось начистить лицо.

— Вэл — старший сын Тихого, а сейчас он смотритель в Железной Бухте. И утром от него прилетел сйорт. — Уво Далт указал на неприметную бумажку на столе, но не протянул Бонару, а накрыл ладонью. — Накануне в Райнберге был терракт. Взрыв! Тушки поросят начинили порохом рудокопов. Убит лорд-канцлер Дошо, несколько райнбергских сановников и рудокопов, сам Вэл тоже был ранен… Он не пишет прямо, но, очевидно, подозревает, что во всем этом замешан Руд Нарв и Церковь Возрождения… А Вэл — далеко не дурак! И не будет просто так гонять сйортов, чтобы поплакаться мне про переломанные пальцы. Ты понимаешь, что это все может значить?

— Нас скоро окунут по уши в дерьмо — что бы это ни значило, — сказал Бонар поджидавшему его в караулке Дьяру. — Возрожденцы и Желтые платки набрали слишком много силы. А еще Далт… Он не хотел говорить мне всего; всего и не сказал — но больше, чем собирался. Плохо дело.

— Я тебе еще весной говорил: у нашего старика чахотка или что-то похуже. — Дьяр пододвинул кувшин с вином Бонару; но тот под изумленным взглядом приятеля только покачал головой:

— Кончились веселые деньки…Нужно браться за дело; иначе скоро нас всех тут порешат. Как в Икмене.

— Кого-кого, а секты рыбников-трупоедов у нас нет, — неуверенно сказал Дьяр. — Или уже есть?

— Кто знает, в чем там на самом деле было дело. — Бонар раздраженно дернул плечом.

Округ Икмен не имел общей границы с округом Нодаб, где находился Валкан, и произошедшая там два года назад резня считалась делом внутренним и вменялась в вину икменскому лорду-канцлеру Найлу Неману, взрастившему среди своих людей дикие верования и традиции: осужден лорд, за отсутствием прямых доказательств, не был, но положение его с тех пор стало еще более шатким, чем прежде. Однако некоторые — и в том числе Уво Далт — в открытую сомневались в причастности икменской знати к нападению: отдать подобный приказ было поступком не только чудовищным, но и глупым, а дураком лорд Найл Неман, достославный «Икменский хромой», не был — это признавали даже самые рьяные его ненавистники.

— Да уж: правда твоя. — Дьяр с тоской посмотрел на кувшин и отставил его в сторону. — Кончились веселые деньки.

Хьор-капитан Дер Кинби посмотрел на часы: прошло всего десять минут. Время в маленькой сапожной мастерской как будто текло иначе, чем снаружи. Медленнее, основательнее. Стены здесь производили впечатление более надежное, чем иные укрепления.

Дер в общих чертах слышал от командора историю его семьи. Шанг Саен, потомственный мастер-сапожник, никогда не покидал родной Валкан. Мать Иргиса — Камия Руффа — впервые попала на Шин с дипломатическим представительством Ирдакия; знакомство состоялось случайно, однако постепенно переросло в нечто большее… Шанг Саен все делал основательно и вместе с тем изящно; так он ухаживал и за будущей женой. Свадьбу сыграли через три года. Орден нашел в этом странном союзе свою выгоду. Камия уезжала, возвращалась и вновь уезжала, лишь единожды, после рождения сына, проведя на Шине полный год. Однажды она не вернулась: волны, поднявшиеся во время Катастрофы, разбили корабль ирдакийской дипломатической миссии о скалы между Райнбергом и Нгантой, столицей округа Икмен. К тому дню он должен был уже стоять в порту: вероятно, им задержали отплытие, но после Катастрофы уже бессмысленно — да и не у кого — было спрашивать, почему.

Невезение.

Судьба.

Позже выжившие жители побережья нашли тела…

— Шанг-гьон, вам никогда не хотелось уехать отсюда? — спросил Дер.

Он чувствовал себя неловко от того, что отец командора чинил ему обувь, но обратиться к кому-то другому было бы неверно; на это старик — а вместе с ним и Иргис — непременно бы обиделся.

— Нет, — ответил Шанг Саен, не поднимая голову от работы. — Твой командор в юности часто заводил эту шарманку, но унялся. У каждого свое дело. Вы — ходите по дорогам, я — чиню вам сапоги. А для тебя, что такое внешний мир, Дер-гьон?

Даже через стены Дер слышал городской шум: люди, птица, домашняя скотина…

А на дорогах сейчас почти не было людей. На много миль вокруг — никого: только ветер трепал траву, побитую первыми заморозками. Шуршали под ногами листья, дождевая вода — на вид чище слезы — отдавала прелью и хвоей..

Поздняя осень — лучшее время для путешествий на Шине, подумал Дер, удивительное время. Но как объяснить это оседлому?

— Сложно коротко сказать, Шанг-гьон. Мир — это мир.

— Да? — Длинная игла из хьорхи в руках старика-сапожника исчезала в коже и появлялась вновь. — Ты никогда не думал, что наш мир похож на поделку кустаря? Сшитую из обрезков, грубыми нитками: один кусок на другом, с душой, но тяп-ляп, вкривь-вкось. Так посмотреть — вроде и ничего, а эдак — взглянуть страшно. И, если дернешь — развалится.

Пораженный Дер уставился на него во все глаза.

— Не бери в голову, — Шанг Саен усмехнулся. — Это не я придумал. Стефан-гьон, добрая ему память. Все, забирай. — Старик разогнулся и протянул Деру залатанный сапог. — Послужат, как новые. Будешь свободен — заходи, поболтаем. Вдруг смогу чем помочь? Иргис не велел тебе меня втягивать; но его здесь нет. А дело надо делать.

— Спасибо, — Дер сдержанно улыбнулся, — непременно. Если позволите, у меня уже есть просьба.

— Слушаю.

— Утром в город вернулся человек смотрителя Далта, хьор-капитан Бонар; утром я мельком видел его у нового пристава. Где я мог бы найти капитана и поговорить с ним… в менее формальной обстановке, не на виду?

— Приходи после заката в розовый дом. Знаешь, где это?

Дер кивнул: служить у Иргиса Саена и не знать адреса лучшего в городе борделя было невозможно.

— Я предупрежу Эвелину, — сказал Шанг Саен. — Она устроит вам встречу: Бонар тоже тебя искал.

Дер прищурился: здоровый глаз видел, как надо, но в комнатушке было слишком темно: на столе горела только одна свеча. Окно — и фонарь за окном — было занавешено безвкусной розовой портьерой из плотного бархата. Большую часть комнаты занимала кровать; к счастью, застеленная. За столом угрюмый бородач в зеленом орденском плаще цедил бокал вина с таким видом, будто ему подали отраву. Натюрморт чуть скрашивали бутылка и второй бокал.

— Шанг за него поручился. — Госпожа Эвелина, хищноглазая хозяйка борделя, легонько подтолкнула Дера внутрь. — Не подеритесь тут, уважаемые! Иначе уцелевший будет отмывать стены от крови до сошествия Солнцеликого.

Она выскользнула из комнаты, плотно прикрыв дверь.

— Не обращай внимания: Эва всегда так, — сказал бородатый капитан. — Я Мэл Бонар. Мы виделись несколько раз… ввиду недавних печальных обстоятельств, но не имели возможности поговорить… с глазу на глаз.

— Переподчиненная хьор-гвардия округа Нодаб, капитан Дер Кринби. — Дер проигнорировал двусмысленную шутку и, не дожидаясь приглашения, сел за стол. — Вы хотели встретиться со мной?

— Как и вы, — осклабился Бонар. — Будете отрицать?

— Нет. — Дер налил себе вина, но пить не стал. — Не будем тратить время на игру в кошки-мышки, капитан Бонар. Вы — из местного отделения Ордена, у вас есть информация, но почти нет полномочий для работы с гражданскими властями; а у меня есть полномочия, но нет информации.

— И чего же вы хотите? — с вызовом спросил Бонар. — Капитан Дер-«Висельник» Кринби.

— Разобраться в происходящем, — сказал Дер. — Одного человека уже вздернули на площади: пока достаточно. Я не люблю плоские шутки, и не люблю, когда кого-нибудь вешают зазря. — Он демонстративно поправил шейный платок, прикрывавший шрам от веревки. — Что скажете, капитан?

— Разобраться — это то, что нужно. — Бонар заметно расслабился. — Да пейте вы, пейте, не отравлено! Просто дрянь…

Двумя часами позже хьор-капитан Мэл Бонар возвращался в гостиницу в приподнятом настроении. Пока не произошло ничего существенного, на размен пошли незначительные крохи информации — но начало сотрудничеству было положено, нодабский капитан выглядел заинтересованным, а это чего-то, да стоило.

Поборов искушение скоротать с девчонками Эвелины ночь, Бонар отправился отсыпаться; через час после рассвета они с Кринби договорились начать осмотр складов, где Кин Хасо и Фарго Орто хранили товар. Тускло освещенные улицы Валкана, усыпанные листвой гохно, выглядели умиротворенными и уютными.

За полста шагов до входа в гостиницу на пирамиде Солнцеликого медленно вращался янтарный шар; искра хьорхи внутри пылала огненным глазом. Двое служителей в плотных плащах с капюшонами стояли рядом, покуривая табак из длинных трубок.

— Доброй ночи, — поздоровался Бонар, проходя мимо; чуть замедлил шаг, чтобы поглазеть на необычно яркую искру — и потому в последний миг заметил неладное, вскинул руки, вызывая к жизни хьорхи. Но оставшийся позади мужчина уже обхватил его сзади, не давая двинуться, а второй достал из-под плаща мясницкий нож.

Дешево, как сказал бы Зануда, и сердито.

Плеть хьорхи, сорвавшись с пальцев капитана, хлестнула нападавшего по лицу, но клинок уже вонзился между ребер ослепительной болью. Боль накатывала и отступала, но лишь на полшага; она не давала подчинить хьорхи; сжимала горло, не давая даже закричать.

«Все», — отрешенно подумал Бонар, не сознавая того, что со звериным отчаянием продолжает взывать к хьорхи и дергаться.

Опора со спины вдруг исчезла, и он, захлебываясь кровью и болью, повалился на тротуар.

Мужчина в плаще, тянувшийся к ножу, исчез тоже; вместо него перед глазами возникло звездное небо; затем — пылающий шар алтаря. В ярком свете хьорхи появлялось и исчезало бледное лицо с повязкой на глазу; губы одноглазого шевелились, выбрасывая словесное крошево:

— Вы их разглядели? Потерпите, сейчас!

От света алтаря слезились глаза; шар вращался, как волчок.

— До…го…ните, — прохрипел сквозь пузырящуюся кровь Бонар; когда увитые хьорхи руки одноглазого зажимали рану, дышать становилось проще. — Надо… а…рест…

— Вы ранили его в лицо, — сказал одноглазый. — Это упростит поиск. Держитесь, Мэл. Драку видели из гостиницы, помощь скоро будет…

Бонар был не согласен и не понимал, отчего кто-то смеет с ним спорить, но сам он спорить больше не мог, поэтому просто закрыл глаза, пытаясь укрыться от боли в темноте; но его тянули, тянули и тянули наверх…

Когда он открыл их, в окно госпитальной палаты заглядывало солнце. Приходили лекари и качали головами; следом, с расспросами — два пристава: но Бонар не хотел — да и не мог — рассказать им ничего определенного.

Вскоре на фоне окна появилось и перечеркнутое повязкой лицо; но на сей раз Бонар узнал спасителя и припомнил все — от и до — обстоятельства.

— Вы… остановились в другой гостинице, — прошептал Бонар.

— Верно: я следил за вами, — спокойно признал Дер Кринби. — И это спасло вам жизнь.

— На них были плащи служителей. — Бонар скосил глаза, стараясь лучше разглядеть нодабского капитана. — Вы видели. Но скрыли… это. Как?

Из вопросов приставов Бонар знал, что Кринби убил одного из двоих нападавших, того, что был сзади; убитого посчитали бродягой: никто в городе до сих пор тела не опознал.

— Все было в вашей крови; я выдал его плащ за свой — в суматохе это было нетрудно. — Капитан Криби склонился над кроватью. — Одежда могла попасть к убийцам откуда угодно. Ни к чему впустую преумножать подозрения, к тому же, я надеялся что-нибудь обнаружить. Но напрасно. Плащ — ничем не примечательный, в карманах — пусто…

Бонар взглянул в единственный глаз капитана: серо-стальной, холодный, сердитый.

— Вы должны были задержать второго, — прошептал Бонар. — Он наверняка покинул город.

— Живой вы можете оказаться намного полезнее неизвестного исполнителя, — сказал капитан Кринби и выпрямился. — Я на это надеюсь.

Бонар бы рассмеялся, если б мог.

— Когда вы родились, Дер-гьон? — спросил он.

— Незадолго до Катастрофы, — недоуменно ответил Кринби; сейчас его голосу недоставало непроницаемой холодности, что наводила жуть на горожан. — Это важно?

Увечье, седина и манеры, как у охранного истукана, создавали обманчивое впечатление, подумал Бонар: в действительности же нодабский хьор-капитан был немногим старше мальчишки-магистра Валба; он убивал — наверняка, много убивал — но бросить истекающего кровью человека умирать для него было бы в новинку. Только и всего.

— Да… Нет, простите: мысли путаются, — прошептал Бонар. — Но приходите позже… Нужно поговорить.

— К убийству, мошенничеству, и самоубийству прибавилась еще и попытка вашего убийства, — сказал Кринби. — Одними разговорами мы тут не обойдемся.

— К двум убийствам, — поправил Бонар. — Возможно… первое проливает свет на обстоятельства второго.

— К двум?! — капитан Кринби невольно повысил голос, и сам же с тревогой обернулся на дверь.

— Старший приемный сын Фарги. Отчеты… где-то в городской канцелярии, найдите. — Бонар помолчал, переводя дух. — Он якобы не выдержал приемных испытаний в Ордене и погиб. Но что, если он узнал о делах Фарги и Кина Хасо и отказался поддержать отчима? И парню заткнули рот… Сам Фарга или кто-то третий.

— Если так… — капитан Кринби нахмурился. — Вряд ли все сводилось к простому мошенничеству. Вчерашняя попытка убить вас только подкрепляет подозрения.

— Если так, вас скоро тоже попытаются убить, — прошептал Бонар. — А если нет — то почему?