Задира

Глава 9

Темница совести

Мой мир на невыносимо долгое время свелся только к разъяренному шипению очень большой кошки, безрезультатно пытающейся взять на себя командование непослушным человеческим телом. Больше не было ничего. Совсем ничего.

Последними картинами из жизни, что мне запомнились, было неописуемое ликование публики, которая, сдерживая эмоции, до самого конца хранила полную тишину. Да, подавляющее большинство присутствующих здесь магов проиграло, ставя на Суббота. Но это не мешало реветь от восторга абсолютно всем собравшимся здесь сегодня.

Но раздавшийся тут же тихий и полный нескрываемой злобы голос Эллеса перекрыл необузданное неистовство всеобщего восторга.

- За грубое нарушение основополагающего правила: за применения магии против друга оппонента, за покушение на жизнь главы Красного клана без всяких дальнейших разбирательств перед представителями всех кланов я, Эллес, официально обвиняю главу Бордовых – Тааха…

- Поскольку не было заявлено об окончании дуэли, я, будучи законным представителем своего клана, беру всю ответственность за возможные допущенные нарушения на себя! – с превеликим изумлением слышу я слова, вылетающие из собственного рта.

Тааша! Вот же полумертвая зараза! Это что еще за подстава?!

Пытаюсь достучаться до девчонки, чтобы получить хоть какие-то разъяснения, но это оказалось совсем не то же самое, что разговаривать с Экуппой. Тааша сейчас, натворив дел, была будто бы частью моего подсознания, воззвать к которому было просто нереально.

Да и особого времени на это сейчас не было, потому что после прозвучавших обвинений и слов принятия ответственности на себя, мои мышцы просто отказались повиноваться хозяйским командам. Собственно, даже ход мысли заметно притормозился, словно бы мне вкололи несколько кубиков успокоительного, из тех, что отпускают исключительно по рецепту.

Трибуны над манежем походили на волнующееся море. Маги увлеченно спорили о том, полностью ли прав Красный, аннулируются ли ставки, какое наказание ждет нарушителя и что было действительной целью нападения на Эллеса: покушение на его жизнь, или желание победить на дуэли любой ценой?

Но мне уже было не до этого, словно бычок, которого на веревке ведут на бойню, я безвольно шел в неизвестном и неинтересном мне направлении, влекомый под руки двумя Красными.

Где-то в стороне, на краю сознания, регистрировалась информация о том, что Таах требует соблюдения каких-то традиций, толпа горячо его поддерживает. Толпа любит победителей, особенно таких, которым не позавидуешь.

С Бордовым соглашаются, и мы остаемся с ним наедине, укрытые каким-то магическим куполом. Таах скороговоркой доводит до меня что-то очень важное, если судить по тому, как он волнуется. Вот только я ничего не понимаю, и не хочу этого. Причем мозг понимает, что нужно слушать, но воли к этому – как не бывало.

Где-то глубоко внутри просыпается совсем еще юный Женька, давным-давно до глубины детской души возмущенный просмотром одной старой еще советской сказки, где околдованная женщина сидела с отсутствующим видом и говорила: «Что воля, что неволя – все равно…». Мальчишка недоумевал тогда, как вообще можно проявлять такую пассивность. Вот он бы никогда!…

Что ж, Женя, никогда не говори: «никогда».

Потом Таах снова что-то требовал. Трибуны снова волновались. То тут, то там возникали горячие споры, грозящие закончится дуэлями, тем более, что место действия к этому очень располагало. Все же, кажется, Бордовый добился своего. Хотя, кому какая разница?..

Мой мир на невыносимо долгое время свелся только к разъяренному шипению очень большой кошки, безрезультатно пытающейся взять на себя командование непослушным человеческим телом. Больше не было ничего. Совсем ничего.

Но постепенно я начал приходить в себя и соображать, пускай и медленно да с громким противным скрипом. Приструнил внутреннего зверя, ознакомился с обстановкой.

Вы когда-нибудь бывали в казематах? Я вот до сегодняшнего дня тоже не мог похвастаться таким опытом. Теперь этот досадный пробел заполнен. Повешен на цепях, как Кощей Бессмертный. Вот только цепи золотые. С минимальным количеством примесей, добавленных в благородный металл только для того, чтобы придать ему достаточную твердость.

Подготовились, значит. Знают, что тело Бродяги вытворяет с металлами, поддающимися окислению. Умные, да? Что ж, зато они точно не знают, что, как гордый сын своей Родины, я на любую их хитрость могу ответить своей непредсказуемой глупостью!

От истового махания кулаками после драки меня отвлекло деликатное покашливание из темного угла моего узилища. Темно, было везде, но зрение Бродяги могло пронизывать обычную темноту. Чернота же этого угла оказалась пасовать перед моими читами.

- Я вижу, что теперь вы все окончательно пришли в себя, следовательно, настало время знакомства, – осторожно прозвучал приятный хоть и немного скрипучий голос, - признаться, никогда даже не надеялся, что мое многолетнее одиночество когда-нибудь будет скрашено такой неожиданно пестрой компанией. Сначала я решил, что это очередной хитрый ход моих тюремщиков, но потом убедил вашего зверя пообщаться со мной и немного рассказать о себе и своем… друге. Я, конечно же, необъективен, ибо несказанно рад сейчас любому общению, но, клянусь, что услышанная история поразила бы меня и в мои лучшие времена.

- Таллан, - сипло произношу я, пользуясь небольшой паузой в монологе местного старожила и памятуя о том, что первым должен представляться и более молодой, и тот, кто входит в помещение, в котором есть незнакомцы.

- Да-да, знаю-знаю! И спешу заверить, что искренне рад! Когда-то я был гордым носителем очень длинного родового и кланового имени, но теперь с радостью буду откликаться, если Вы будете звать меня просто Эд. Договорились?

- Значит вы Красный? – почему-то посчитал я себя обязанным уточнить вполне очевидную вещь.

- Как вареный рак! Может даже еще краснее! – раздалось из все еще темного угла сдержанное хихиканье.

И только тут, вложив в уме всю имеющуюся информацию, ваш покорный слуга задался вопросом: а не сумасшедший ли сейчас со мной общается?

От этой мысли мгновенно стало не по себе, поскольку мое нынешнее положение голого прикованного к стене человека оставляло мне не слишком много шансов на, скажем так, охрану своего личного пространства со всеми вытекающими из этого последствиями.

- В уже упомянутые мной «лучшие времена» я был умопомрачительно силен и амбициозен. Это может прозвучать, как пустое бахвальство, но, уверен, что мог бы какое-то ощутимое время противостоять любому из Белых, которых я знал. Да-да, я был безмерно силен. А теперь, вот, извольте видеть, не могу покинуть темницу, которую сам же и проектировал.

- Да уж, неосмотрительно было не предусмотреть лазейки отсюда для себя или близких, - поддакнул я, больше для того, чтобы порадовать истосковавшегося по общению соседа, чем на что-то надеясь.

- Почему же? – издал явно нервный смешок Эд. – Отнюдь! Нет ничего проще, чем выйти отсюда с гордо поднятой головой! Все, что для этого нужно: просто полностью раскаяться в своих прегрешениях. И, тем не менее, вы все трое не поверите, но живым за всю историю существования этой камеры, живым отсюда еще никто не уходил! Если честно, я сильно удивлен, что брат той страдавшей душевным расстройством мертвой девушки, что частично нашла себе приют внутри арендуемого тобой тела, посчитал своей победой то, что ты сейчас здесь…

- Да Вы насквозь меня видите, как я посмотрю, - попытался я скрыть за плохеньким каламбуром свою возрастающую озабоченность текущим положением дел.

- О, поверь, за те года, что мне пришлось здесь провести, я разговорил каждый камень, из которого созданы эти стены. Неужели ты думаешь, что можно было удержаться от общения с почти полноценными личностями? А частичка кошки с родовым именем? Такого не было даже на моей памяти! А ведь Белые тогда творили все, что только могли придумать! Одушевленные предметы встречались чуть ли не на каждом шагу. А у меня был врожденный талант: я слышал их чувства, и они там, как я сейчас медленно сходили с ума. Нет, некоторые делались с умом и состраданием: одушевленность проявлялась в них лишь изредка, когда того требовали обстоятельства, но были среди Белых и такие «кое-какеры», что делали постоянно бодрствующие одушевленные вещи. И чувствовать боль этих созданий было ужасно. Поэтому я еще в детстве начал мечтать положить конец этому самоуправству…

Что ж, это очень хорошо, что местный старожил просто треплется, а не предпринимает никаких попыток к другого рода контактов. Радует, что у него нет желания, например, попробовать меня на вкус, или воочию узреть, тех существ, что живут внутри меня.

А слушать некогда великого, а ныне – сумасшедшего мага, я могу без особых волнений, думая, как освободиться от оков.

- …я, знаешь ли, всегда был против того, что живых существ лишают свободы, при том, что их провинность далеко не столь страшна, - продолжал тем временем Эд, - взять, к примеру, тебя: ты ведь получил билет в один конец просто из-за очередной интриги глав кланов. Твоей истиной вины не хватит даже на то, чтобы висеть на цепях в обычной камере. Я, если честно, вообще не вижу в них смысла: ты ведь не представляешь опасности ни для меня, ни для себя. Тогда зачем они здесь: там, откуда не выйти? Что скажешь, Таллан?

- Все просто: раз они не для того, чтобы уберечь, значит, они ограничивают возможность сбежать.

- Наверное, я неясно выразился, отсюда не сбежать, пока искренне не раскаешься. Искренне – это значит от всей Души – объяснил мне Эд таким тоном, словно среди нас двоих проблемы с ясностью ума были у меня.

- Ты же сам сказал, что моей вины в сложившейся ситуации – кот наплакал! – возмутился я, невольно проникаясь темой беседы.

- Вот! – довольно громко воскликнул старый обитатель зачарованной камеры. – Именно так я и думал, заходя сюда во время жаркого спора с Элом! Ну, с Эллисом. Теперь его, думаю, никто не называет Элом…

- Вы хотите сказать, что наказания без вины не бывает? – вспомнил я замечательный многосерийный фильм с Высоцким и Конкиным.

- Именно! Юноша, именно! И это лишь первая из истин, которые открылись мне за время, проведенное наедине с самим собой. А ведь когда я создал это узилище совести, сам не понимая, что творю. Это шедевр, можно сказать, что чудо света!

- Вот только света мы с Вами теперь и не увидим, особенно, если я не избавлюсь от этих оков.

- Оковы ерунда! – сказал Эд, и я прямо-таки почувствовал, как он пренебрежительно машет при этом рукой. – Даже ты, мой сокамерник, легко можешь от них избавиться, не говоря уже обо мне. Все дело, повторюсь, в этой камере. Как ты не можешь взять себе этого в толк?!

- Оковы мешают? – вкрадчиво намекнул я. – Просто привык как-то последовательно решать проблемы…

- Так сними же их, парень! Что ты такой тугой на голову?! Или ты все еще пытаешься меня обмануть, и дальше выглядя беспомощным? Тогда зря. Я прекрасно вижу твой потенциал. Он ведь не меньше, чем у того бедняги, чье тело ты донашиваешь. Хочешь – пользуйся его ресурсами, хочешь – подключай свои. Призови, наконец, силу того неумелого Белого, что оставил свой отпечаток на твоей Душе. Уж перед его возможностями эти золотые побрякушки точно не устоят.

- Дело в том, что для этого у меня нет теоретической подготовки. Все, что я делаю с Даром, происходит случайно, интуитивно или благодаря рефлексам доставшегося мне тела, - признался я.

- Скажи что-нибудь новенькое, - усмехнулся Эд, - опыта у тебя более, чем достаточно: он есть у тебя в мышечной памяти, в памяти сумасшедшей девицы, что будет сидеть в тебе, пока ты не уничтожишь всех пауков в джунглях, как обещал, а еще я точно вижу, что какие-то уроки ты все-таки когда-то прослушал! Так что не морочь мне голову и избавляйся от цепей. Считай, что нотации – мой посильный вклад в твое освобождение. Больше я ничего не скажу, потому что пока только поверхностно ознакомился с той информацией, что вытянул из твоего внутреннего зоопарка. Сам понимаешь: мне тут сидеть еще целую вечность – нужно же будет чем-то себя развлекать.

- А если я открою тебе всю свою память, ты сможешь поделиться со мной своими знаниями о Даре и этом мире?

- Я бы поделился всеми своими знаниями в обмен на один свежий анекдот, а не то, что всей памятью такого неординарного человека! И когда же приступим к взаимообмену?

- Да прямо сейчас. Только у меня просьба: начните, пожалуйста, с того, как избавиться, от кандалов – жмут, заразы!

Он меня не послушал. Казалось, Эд просто вежливо ждал разрешения, чтобы просто выжать мою память, как домохозяйка со стажем выжимает воду из тряпки: быстро, буднично и – сразу насухо.

В тот момент я познал, что значит вакуум. Но длилось это ощущение недолго. Почти сразу же в меня заструились ручейки обратной связи. Информация от Эда впитывалась мной со скоростью воды, уходящей в сухой песок. Причем старый мудрый сумасшедший колдун не просто делился знаниями, он вплетал свой жизненный опыт в мой собственный, проводя аналогии между нашими жизнями, знаниями, опытом, мыслями. Гигантскую часть информации я получил от него уже как бы усвоенной мною самим, но задним числом. Мне сложно это объяснить вам, но еще сложнее понять это самому. Понять и принять. Дело в том, что я теперь помнил события из жизни Эда так, словно сам их проживал, но при этом, не теряя собственного Я. И в тоже время все это не было похоже на сон или на просмотр сериала длиною в жизнь.

В общем, передо мной был действительно великий маг. И теперь я точно знал, почему он не может покинуть своей личной темницы. Я понимал это так же отчетливо, как понимал это и сам Эд.

Не придавая особого значения тому, что делаю, я просочился сквозь сдерживающие меня кандалы и растер запястья, более подражая героям из фильмов, чем реально испытывая в этом нужду. Щиколотки тоже требовали нормализации кровообращения, но там я справился быстрее и лучше при помощи Дара.

Затем я развеял мрак в углу, подошел и уселся рядом с Эдом, обнимая колени руками и прижимаясь спиной к холодным камням стены. Подбородок я устроил у себя на коленях, а взгляд устремил на сокамерника. То, что я видел, никак не соответствовало тому, что я «помнил». До слез не соответствовало. Стало понятно, почему он держал этот мрак в своем углу. Передо мной была развалина – жалкие остатки, по которым никак нельзя было опознать былого исполина.

Теперь, когда мы знали друг о друге все и видели друг друга насквозь, общаться, как ни странно, стало еще сложнее. Но я решил лишний раз не заморачиваться, а просто действовать медленно, но верно и неотвратимо.

Первым делом я самовольно убрал запах. Обвиняющий себя во всех смертных грехах одновременно маг довел свое тело до такого состояния, что, как говорится: краше в гроб кладут. Так, наверное, выглядят индийские йоги, когда их извлекают на свет из пещеры, где те десятилетиями сидели вроде бы как без воды, пищи, движения и внешних контактов.

Потом я небрежным движением протянул руку ладонью вверх в сторону бесполезных золотых цепей. Мне нужен был металл. Золото для моих целей подходило не слишком хорошо, но особого значения это не имело.

Тускло поблескивающие ножницы из желтого металла плюхнулись в подставленную ладонь.

- Не поверишь, Эд, но в моем мире считается, что одно из лучших мест для непринужденной беседы – это парикмахерская. Можно было бы привести тебя в человеческий вид в один миг, но порой достижение цели куда важнее, чем сама цель. И я постараюсь сейчас тебя в этом убедить!

- Избавляясь от волос и ногтей, мы не сбрасываем с себя уже допущенные фатальные ошибки, - не протестуя, я просто уведомляя, возразил Эд.

- А вот тут, как говорится, есть нюансы! – сказал я и громко щелкнул ножницами!

Прядь за прядью срезая колтуны волос, я рассказывал Эду его жизнь, увиденную моими глазами, чтобы он мог взглянуть на нее со стороны.