Японская война 1904. Книга 6

Глава 9

Буденный успел связать жандарма и одного из бандитов, когда из коридора послышался топот десятка ног.

— Все! Вам конец! — чернявый мужик с золотыми передними зубами бросил взгляд на сложенные в кучу пистолеты, но с места не двинулся. — Тут на всем этаже только наши живут. Не уйдете, служивые.

— Семен, — Славский переглянулся с Буденным и уже сам занялся чернявым.

Ну, а бывший казак усмехнулся и двинулся к выбитой двери. Если весь этаж бандитский, это же сильно упрощает дело.

— Отпустите Цыганка! И мы вас не тронем!..

Поднять дверь, немного опустить на себя, чтобы можно было удерживать одной рукой.

— Вы залезли не в свое дело! Тут большие люди работают!

— Или думаете, что выжили в окопах и стали бессмертными? Мы не японцы, пустим пулю в лоб и не промажем.

— Не вы первые, не вы последние.

Семен нахмурился. От последних слов отчетливо несло трупами его боевых товарищей, и такое точно прощать было нельзя. Он толкнул дверь так, чтобы та со скрежетом проехала по полу и немного криво встала на свое место. Как раз удобно, чтобы не мелькнуть в проеме, но просунуть в щель руку и катнуть прямо в центр коридора гранату.

Новая. Ее Лишин пытался сделать учебной по личному заказу Макарова, а получилось — уж слишком сильно, даже чтобы самых тупоголовых новобранцев глушить. Корпус из жести, все стыки дополнительно герметизированы сургучом — все эти предосторожности не лишние, потому что внутри не просто порох. А газ. Пары бензина, немного алюминиевой пудры и одна десятая селитры.

Граната остановилась… Шаг в сторону. Буденный не должен был, но словно вживую услышал два последовательных щелчка капсюлей. Первый вскрыл жестянку, создавая небольшое облако газа, а второй его подорвал. Ударная волна саданула во все стороны. Дверь, которая еще недавно прикрывала Буденного от пуль, снова вылетела со своего места. Звук на несколько секунд пропал, но Семен быстро потер уши, и уже через мгновение до него долетели испуганные крики.

— Кажется, ну что такое взрывная волна без осколков? — Буденный вышел из квартиры и быстро прошелся по лежащим в коридоре и у соседей телам, освобождая их от оружия и объясняя, что именно с ними случилось. — Но это еще и контузия! А если дураком бегать и о стены биться, то еще и синяки с парой переломов.

Продолжая говорить на ходу, Семен обнаружил пару менее пострадавших бандитов и тут же запряг их на связывание и переноску тел на улицу. Через минуту к нему присоединился и Славский, закончивший с первой партией пленников, а там вокруг сложенных в штабеля людей начали и зеваки собираться. Обычные горожане, несколько солдат, встревоженный жандарм, который попытался было всех разогнать, а потом не нашел ничего лучше, чем убежать куда-то в сторону центра города.

— Если бы это была война, я бы такой город за пару часов взял, — тихо шепнул товарищу Буденный. Азарт схватки начал уходить, и его место занимала грусть от того, что им приходилось заниматься столь грязным делом.

— Да, как-то тут все… запущено, — нахмурился Славский. — Пожалуй, стоит предупредить генерала.

— Думаешь, местные настолько сошли с ума, что проигнорируют такую гору оружия?

— Я опасаюсь не того, что эта шушера сможет вывернуться, а того, что нас загребут вместе с ними. Учитывая вон его, — Славский кивнул на пленника с васильковыми погонами, — тут ведь точно кто-то из жандармских в доле.

— Не замнут! — Буденный поджал губы.

— Чтобы точно не замяли, лучше все же положиться не только на правила, но и генералу сказать…

Не теряя времени, Славский подозвал троицу солдат из 1-го Сибирского Штакельберга — с ними они сражались вместе и на Квантуне, и в Корее, так что веры им точно было больше, чем тыловым частям — и попросил передать короткое сообщение в штаб 2-й Сибирской. Код, который пришлось назвать, чтобы на телеграфе их приняли, был на всякий случай выдан всем офицерам броневых войск на случай, если застрянут где-то в тыле. Но вот и среди своих пригодился.

— А помнишь, как мы заверяли Огинского, что уж нам-то точно нет смысла такое заучивать? — тихо спросил товарища Буденный.

— Еще смеялись над ним, — кивнул Славский. — Кажется, теперь он на нас точно отыграется.

— Тоже смеяться будет?

— Если бы. Огинский уже давно пытается увести у нас из броневых несколько офицеров на производство. Ты же слышал, как он на днях кричал и возмущался, что у нас химики и инженеры в мехводах сидят?

— Ну, а что поделать, если они сами считают, что так больше пользы принесут?

— Считают или нет… Если именно код Огинского в итоге нам поможет, то получится, что мы ему должны. Так что придется отдавать людей.

Буденный только рукой махнул, представляя, как он лишится командиров пары самых лучших экипажей, но тут им резко стало не до разговоров. На улицу вылетел конный взвод жандармов во главе с целым полковником.

— Гражданских — освободить, буйных — связать! — оценил тот обстановку.

Буденный со Славским переглянулись, а когда жандармы попытались выполнить приказ, положили руки на оружие.

— Собираетесь отпустить вот этих, которых мы взяли без документов да с горой оружия? — спросил Славский, буравя взглядом жандармского начальника.

— И рук-то хватит, чтобы офицеров арестовывать? — добавил Буденный, кивая на свои погоны.

— Взять их! — жандарм словно забыл обо всех писаных и неписаных правилах, покраснел и сам потянулся к оружию. — Взять бунтовщиков!

Буденный со Славским постарались аккуратно сделать несколько шагов назад. Теперь в случае чего можно будет в один прыжок запрыгнуть обратно в дом, а там под прикрытием стен они не то что со взводом, с ротой жандармов были готовы повоевать.

— Насколько же ты замазался в грязных делах, что готов даже на такую подлость? — сплюнул Буденный, делая еще один короткий шаг. На этот раз в сторону — чтобы навскидку нельзя было попасть и пришлось тратить лишние секунды на доворот ствола.

— Не твое дело! — на лице полковника мелькнула кривая ухмылка, но тут же исчезла, когда из толпы начали раздаваться крики.

— А армейские-то правы.

— Продались васильковые!

— Да они только и могут, что деньги из народа тянуть!

Еще два жандармских взвода, попытавшихся пробиться к своему командиру, просто не пропустили. Градус напряжения все больше повышался, и с каждым мгновением руки людей при оружии все крепче и яростнее сжимали стальные рукояти. До кровавой развязки не хватало буквально сущей малости, но тут на полной скорости на площадь выскочил одинокий всадник и остановился прямо между жандармами и парочкой макаровцев.

— Кто вытащит оружие, пойдет даже не на каторгу, а под расстрел. И если кто сомневается, что мне хватит полномочий, то положение о чрезвычайной охране еще никто не отменял. Оружие! На место! Живо!

— Петр Аркадьевич! — жандармский полковник бросил злой взгляд на тут же подчинившихся приказу своих же подчиненных и попытался найти хоть какой-то выход. — Это бунтовщики! Нельзя их слушать!

— Разберемся, — Столыпин тяжело дышал, раздувая ноздри и в этот момент очень походя на своего же коня. — А вы, — он повернулся к Буденному и Славскому, — пойдете сами и все лично мне расскажете.

— Конечно, расскажем, — Буденный широко улыбнулся, а потом крепко сжал свои немаленькие кулаки. — А вы нам! А то у нас после возвращения из армии к мирной жизни слишком вопросов появилось… Слишком много и слишком быстро.

Столыпин сначала нахмурился, но потом задумался и медленно кивнул. Кажется, он был готов начать спорить с кем угодно другим, вот только простоватый тон Семена его неожиданно зацепил.

Когда новости из Ляояна до меня добрались, то пришлось дергать Огинского, чтобы составил мне компанию и удержал от возможных глупостей. А то ведь сначала с тайным кодом передают сумбурное сообщение, что жандармы-душегубы собираются стрелять моих офицеров, потом слухи о беспорядках и, наконец, просьба от Столыпина приехать и обсудить поведение Буденного и Славского. Просьба!

— Удалось что-то узнать? — спросил я у Огинского, когда на подходе к дому губернатора к нему подбежал один из адъютантов.

На ходу, конечно, многое можно упустить, но не с пустыми же совсем руками идти на разговор.

— Наши броневые офицеры проявили гражданскую сознательность и арестовали банду, промышлявшую грабежом уезжающих из Маньчжурии солдат. Задерживали одиночек по подложным обвинениям, угрозами выбивали скопленное жалованье и выданные на дорогу деньги. Их прикрывал племянник начальника жандармов Жилинского. Сам-то генерал ушел с поста вместе с Алексеевым — про него ничего не скажу — но вот его родич решил задержаться и подзаработать. А как запахло жареным, не побоялся крови и был готов избавиться от наших, считая, что дальше сможет без проблем замять конфликт.

— Хорошо, — я взял себя в руки. — Допустим, я даже не удивлюсь тому, что пара человек может скрутить десяток.

— Они взяли одну из экспериментальных гранат. У-02…

— Ту учебную, которая стальные листы гнет⁈ — возмутился я. — Да ее если с кем-то ближе пары метров взорвать, человек легкие выплюнет!

— Вот именно ею бандитов и оглушили. Словно рыбу — бахнули, а потом просто прошлись и собрали.

Вдох-выдох. Это же армия, тут люди ходят по грани между жизнью и смерть, так чего удивляться, что у них понимания порядка не больше, чем в общежитии какого-нибудь областного филфака.

— А Столыпин, значит, приехал и навел порядок… — закончил я и мысленно вздохнул.

Не сложилось у нас пока с Петром Аркадьевичем. Слишком уж много он старается на себя взять, слишком тянет на себя одеяло. И это пока еще война у меня есть инструменты, чтобы ему противостоять, а чем дольше будет длиться мир, тем сложнее это будет. Он тоже это понимает и поэтому не спешит, медленно, но верно подбирая Маньчжурию к своим рукам.

— Заходите, — адъютант Столыпина встретил нас еще на улице и быстро провел к кабинету своего начальника по отдельной лестнице.

Внутри помимо самого Петра Аркадьевича неожиданно оказался прибывший вместе с ним Дмитрий Борисович Нейдгардт, а еще пара моих орлов, Буденный и Славский.

— Вячеслав Григорьевич! — Семен встретил меня широкой улыбкой. — А мы вот… Приехали Петру Аркадьевичу морду бить, а он оказался нормальным!

Столыпин, собравшийся что-то сказать мне с самой серьезной миной, чуть не поперхнулся и с неодобрением посмотрел на Буденного.

— Семен Михайлович… — я не смог сдержать улыбки. Буденный — это всегда Буденный. — Петр Аркадьевич, — я повернулся к Столыпину уже с серьезным лицом, — прошу прощения, если вас обидели. Давайте отпустим моих людей, и мы с вами лично обо всем договоримся.

— Не нужно, — Столыпин сжал челюсти с такой силой, что я как будто услышал скрип зубов. — Пусть лучше Семен с Николаем расскажут вам то же самое, что рассказали мне. И да, я разрешил им общаться по-простому, так что не в обиде на некоторые выражения.

— Он в обиде, но держится. Кремень, — Буденный показал подхваченный у меня жест с большим пальцем.

— Семен Михайлович, — я взглядом остановил продолжение шуточной темы, — давайте к делу. Что вы тут уже успели наговорить?

— Ну, мы рассказали Петру Аркадьевичу про то, как отличаются Инкоу и Ляоян, как мы решили хоть что-то сделать с местными бандитами, которые даже не прячутся. Ну, а потом уже про наши армейские дела — как брали врага, как вязали, как бы уходили, если бы тот жандарм пошел до конца.

Я повернулся к Столыпину и начал ждать продолжения уже от него. Пока от Семена я ничего нового или неожиданного не услышал.

— Я сам не был в Инкоу, — продолжил будущий министр, — но туда заезжал мой друг, Дмитрий Борисович, и ваш город его тоже поразил. Это и строгость Санкт-Петербурга, и одновременно естественная свежесть улочек с вековой историей. Это и кварталы заводов, и места для людей. Есть рестораны, театры, клубы по самым разным наукам — и все это сделано для каждого жителя города. Даже для детей! Чтобы они могли учиться, отдыхать, заниматься спортом — словно это город, где к нам заглянуло будущее. Да, в конце концов, вы разделили улицы на машинную часть и пешеходную, и теперь не нужно тратить часы, чтобы проехать всего пару километров.

— Спасибо, — ответил я, пока еще не понимая, как все это могло повлиять на отношение Столыпина ко мне. А оно ведь точно изменилось.

— Сам по себе красивый город меня бы не впечатлил, — Петр Аркадьевич не заставил себя ждать с продолжением. — Утаить деньги от метрополии — это совсем не ново, как и сделать местечковое чудо, которое моментально обратится в фата-моргану, стоит только копнуть поглубже. Но я копнул! Ваши контракты, договора аренды… Все сделано предельно открыто, при этом никаких якобы копеечных сумм, как некоторые любят. Вы везде платите честные деньги, а с продуктов, что идут в армию из Китая, и вовсе ничего не берете. Скажу откровенно, я искал, кем бы вас заменить, но ни один торговец не смог предложить цену лучше. Больше, с половиной мне в карман — это каждый второй, но вот лучше — нет.

— И вы отказались?

— Родиной не торгую, — словно само собой вырвалось у Столыпина, и дальше тот продолжил уже спокойнее. — Также проверка выявила, что вы тратите на каждый объект больше, чем он приносит. Кстати, зачем?

Тяжелый пристальный взгляд уперся мне чуть выше переносицы.

— Я называю это инвестициями. То, что мы получаем сейчас — это крошечная часть от того, что может на самом деле дать эта земля. Но чтобы не упустить эту главную ценность, нужно честно вести свои дела. Тратить на людей, и они вернут все сторицей.

— Вами довольны маньчжуры, соседи из большого Китая стоят в очередь, чтобы оказаться в рядах ваших партнеров, корейцы — тоже. И единственные, кто вас терпеть не может — это наши родные чиновники, чьей жизни и песне вы так безжалостно наступили на горло.

— А вы в этом противостоянии готовы поддержать их или меня? — спросил я в лоб.

— Пока вы тратите и вкладываете свои капиталы в Россию, я буду за вас, — просто ответил Столыпин. — И, право слово, удивительно, что понять я это смог из-за сущей случайности, — он кивнул на Буденного и Славского. — Отчеты — это одно, а вот простые люди, которые говорят, что думают — это совсем другое.

— Значит, заканчиваем войну? — я протянул Столыпину ладонь.

— Заканчиваем, но… — тот не спешил отвечать. — Вам придется вложиться не только в свои города и фактории, но и в целом в регион. Обсудим еще, что конкретно это будет, но ваши предприятия и ваши люди смогут стать ядром, вокруг которого я смогу менять этот край.

В принципе, ничего не имею против административной поддержки… Я кивнул, и вот теперь наши руки все-таки сжали друг друга. Крепко. Конечно, здесь и сейчас это приведет к дополнительным тратам, но мне фактически предложили построить свою торговую сеть по всей Маньчжурии. И даже не важно, какие товары я буду по ней пускать, в любом случае уже скоро минус превратится в плюс.

Я так погрузился в свои мысли, что чуть не пропустил, как Столыпин продолжил.

— Что же касается пленных, я правильно понимаю, вы рассчитываете, что они и после войны останутся на ваших предприятиях?

— Все верно, — я напрягся.

— Тогда вам нужно придумать что-то еще кроме обещаний земли и работы, — Столыпин смог удивить. — Пока я задерживал ваши эшелоны, то тоже с ними пообщался и… Минимум две трети сразу же вернутся в Японию, как только им представится такая возможность.

— Там голод, а еще нет тех самых работы и земли — а мы даем им шанс жить, а не выживать, — возразил за меня Огинский.

— Алексей Николаевич, — кивнул ему Столыпин, — вы сейчас упомянули очень важные вещи, но… Чтобы понять, что они нужны, этим людям необходим определенный уровень осознанности. А большая часть пленных — это вчерашние крестьяне, которых прогнали через несколько школьных классов, где им вбивали в головы всего пару очень простых истин. Япония — это центр мира, а они — лучше, чем вы. И как после такого им оставаться среди тех, кто для них не более чем варвар?

Очень интересный вопрос и очень интересная проблема. Я почему-то с высоты 21 века решил, что честного с запасом предложения хватит, чтобы сохранить наших пленников. Но в то же время похожий подход не сработал даже со 2-м Сибирским. Я обещал землю, мне даже поверили, но это просто не смогло остановить страхи солдат, что чуть не привело к бунту… А вот что остановило, так это идея. Защита добытого в бою, поддержка товарищей, великое дело, что останется в веках.

Идея — вот что сработало тогда, и вот что мне нужно было срочно придумать для наших японцев. Причем идея, которая сможет сработать очень быстро: за считанные недели, иначе, Столыпин прав, я лишусь столь важных для моего промышленного рывка рабочих рук. Думайте, Вячеслав Григорьевич, думайте! Или… Почему я должен думать один, если рядом собралось столько умных людей? Может, лучше всем вместе?

— А как вы считаете? — я обвел взглядом всех собравшихся. — Ради чего японцам захотелось бы остаться?

Никто так и не успел ответить, потому что, отталкивая друг друга, в комнату ворвались сразу двое адъютантов Столыпина.

— Полковник Жилинский исчез из-под домашнего ареста! — выпалил первый. — А бандит Цыганок и его подельники убиты прямо в камере!

Второй на мгновение замер, а потом тоже заговорил.

— В Токио бунт вернувшихся из Кореи частей. Император пытался это скрыть и даже какое-то время задерживал все телеграммы. Но буквально полчаса назад Сергей Юльевич Витте смог отправить сообщение в Санкт-Петербург и нам.

Мои мысли заскакали словно безумные. Бунт? Неужели из-за меня? Я вспомнил последние листовки, которые распечатала и раскидала по половине Токио Казуэ — а она ведь должна была после этого выйти на связь, но пропала.

— Кто стоит во главе восстания? — спросил я у Столыпина, который быстро скользил глазами по принесенной ему расшифровке послания.

— Бывший генерал Хикару Иноуэ. Он захватил броневики гвардии, с их помощью освободил несколько политических заключенных, а потом вместе с бунтующими солдатами отступил на юг. Причем не остановился, а продолжает быстро двигаться куда-то в неизвестность.

Или в известность? Я сразу же представил себе карту Японии: что им нужно на юге? Порты? Нет, флот не выпустит бунтовщиков с острова. И зачем же они тогда сбежали из Токио, единственного места, где небольшой дерзкий отряд на самом деле мог бы решить судьбу страны? Иноуэ — я помнил этого японского генерала, и тот бы не повернул, испугавшись в последний момент. Значит, цель точно есть! Надо просто найти. Мысленный взгляд скользил по карте, отметая самые разные места, и так, пока я не остановился на небольшом княжестве на побережье самого южного из островов Японского архипелага.

Сацума… Вот картинка и сложилась! Но что же они творят⁈