Японская война 1904. Книга 6

Глава 11

Всю дорогу до Инкоу так и думал о войне, и о том, а будет ли она и какой. Впрочем, чего гадать. На сегодня же было назначено собрание штаба, к которому Лосьев и остальные должны были подготовить свои оценки вероятности тех или иных событий. Под те или иные вводные. Вот и проверим, насколько коллективный разум дополнит или опровергнет мои собственные выводы.

На вокзале по пути заглянул в самое настоящее кафе. С кофе. Открыто Павлом Ивановичем Суботеевым, ветераном 10-й штурмовой дивизии. У него вышел срок службы, он мог вернуться в Россию, но предпочел остаться, воспользовавшись теми льготами и послаблениями, которые были доступны бывшим солдатам. Обычным-то торговцам на стратегические объекты вроде вокзала хода нет, а своим — доверия больше. Заодно и орлам Огинского будет где и на ком опыт нарабатывать.

Павел Иванович, как обычно, лично стоял за прилавком и как раз дожаривал новую порцию зерен. Возможно на противне по науке оно и должно получиться вкуснее, но бывший штурмовик и со сковородкой справлялся, причем, по слухам, еще ни разу ничего не пережег и не испортил.

— Одну минуту еще, ваше высокопревосходительство, — предупредил он меня по-простому, наученный прошлыми нашими встречами.

Затем ловко ссыпал зерна на специальный поднос для остывания, а сам взялся за ручную мельницу с еще старыми запасами.

— А чего же своему генералу и не свежие? — спросил я, следя за процессом.

— Свежие горчат, — даже обрадовался вопросу Суботеев. — Те, что из Америки привозят, надо пару часов хотя бы выдержать. А эти, из французского Индокитая, лучше и вовсе пару дней.

Я покивал, поддерживая беседу.

Все-таки в чем французам не откажешь, так это в умении думать на будущее. Они ведь первые кофейные деревья в свои азиатские колонии завезли еще в 50-х годах прошлого века, в 80-х вышли на полноценные плантации в горах современного Вьетнама, и сейчас — если бы не они, то кто бы уже стал монополистом на рынке кофе? Правильно, Северо-Американские Штаты, крепко прибравшие к рукам все западное полушарие. Оставалась бы, конечно, Эфиопия, но и там, несмотря на традиции, развитие плантаций пришлось бы начинать почти с нуля.

Вот такой вот сейчас мир, и не только с кофе. Сила другой страны, которая делает слабее кого-то третьего — это не только проблема, но и преимущество. И все это нужно учитывать в огромном пожирающем самого себя клубке под названием современный цивилизованный мир.

Кофе получился хороший, крепкий, и так я его маленькими глотками и пил всю дорогу до штаба из специальной кружки, которую подготовили и держали специально для таких вот случаев. Преимущества бытия генералом и наличия выданного царем города… На месте меня уже ждали. Лосьев, Брюммер, Борецкий, Кутайсов и Бурков — все мои штабисты. Еще ведь недавно даже мысленно называл их стажерами, а теперь — на самом деле помощники, и тот же Арсений Петрович стоит одним из первых в списке на новый мундир генерал-майора.

— Готовы? — обвел я их взглядом.

— Готовы, — самым первым ответил Брюммер.

Он в последнее время чаще всех выезжал в поля и понабрался там бойкости и дерзости, в хорошем смысле слова. Даже Кутайсова, который тоже немало времени провел с 1-м конно-пехотным, в этом деле обошел.

— Что ж, тогда начнем, — я прошел на свое место и отодвинул со стола все лишнее, открывая карты Юго-Восточной Азии, собранные нами из самых разных источников и дополненные в том числе из старых китайских архивов. — Итак, самое главное. Как вы оцениваете реакцию великих держав на наши последние успехи?

Вопрос мог бы показаться странным с учетом того, что на стратегию всей России нам сейчас никак не повлиять. Но это вовсе не значило, что мы не можем и не будем готовиться!

— Отметим, на что именно мы смотрим реакцию, — Лосьев начал с формальности, но в таких делах это тоже не лишнее. — Сама победа — с точки зрения большой политики это не так важно, а вот контроль над Маньчжурией и, что особенно обидно для кое-кого, еще и над Кореей через союзную империю Корё — это лишение других стран сразу двух точек контроля. Для той же Британии — это удар по торговым интересам…

— Мы не запрещаем им торговлю, — напомнил я.

— А торговля по честным правилам и по английским — это две очень сильно отличающиеся нормы прибыли, — тут же ответил Лосьев. — Итого возможны ответы сразу по нескольким линиям. Дипломатическая: тут, скорее всего, будет ультиматум, чтобы потребовать от нас добровольно уступить часть приобретений.

— Уже, — я снова не стал ждать и сразу добавил новых фактов, которые мне стали известны во время того короткого обмена телеграммами с царем. — Англичане, конечно, не назвали это так грубо –ультиматум — оставив изящные угрозы для более цивилизованных эпох, но требования выставили серьезные. Вплоть до отката к положению сторон на январь 1904 года.

— И? — выдохнул Брюммер.

— Николай Александрович им отказал. По всем пунктам.

Все тут же закивали, словно изначально никакие другие варианты даже не рассматривали. А вот я, если честно, был удивлен… В свое время считал Николая II довольно мягким царем, а тут, словно всем назло, такая жесткая позиция. А потом вспомнил — в нашей же истории даже после Цусимы и всех поражений Куропаткина это именно он до последнего отрицал любые уступки японцам и был готов в случае чего продолжить войну.

Не знаю почему так. Ему бы подобное отстаивание интересов России в 1914–1917 годах, но… То ли люди меняются, то ли дело в том, что идея азиатского развития была именно его, Николая, идеей, куда он вкладывал даже личные деньги. Как бы там ни было, но пока подобное прикрытие на самом верху меня более чем устраивало.

— Тогда я продолжу, — Лосьев прокашлялся. — В случае неудачи ультиматумов мы считаем, что Англия может начать сближение с Северо-Американскими Штатами и… Францией.

Учитывая, что последняя была нашей союзницей, можно было бы сразу задать пару вопросов. Но тут я решил не спешить: Францию лучше рассмотрим отдельно.

— Дальше.

— Возможны военно-морские демонстрации. Британия могла бы усилить свой флот в Азии, провести маневры у Сахалина или Посьета, чтобы обозначить слабость наших тылов. Также считаем, что Британия продолжит поддержку Японии, чтобы она как можно скорее снова смогла стать угрозой. Новые кредиты, реструктуризация старых, поставки оружия. Прямой военный конфликт нам кажется маловероятным, но вот все остальное было бы продолжением уже устоявшейся политики Британии, которая всегда шла против любой страны, пытающейся начать доминировать в Китае.

Я кивнул: в целом все звучит реалистично. Если мне изначально казалось, что Владычица Морей может сорваться из-за наших успехов, то теперь на свежую голову я склонялся к той же оценке, что и мои штабисты. Британия и игра вдолгую — это почти синонимы.

— Продолжим. Штаты, — мой взгляд перепрыгнул с Лосьева на Брюммера, который и подхватил доклад.

— Северо-Американские Штаты, — начал тот, — будут действовать также по нескольким направлениям. Дипломатически — требовать поддерживать политику «открытых дверей». Одновременно начнут формировать коалицию держав, которые недовольны изменениями после этой войны. Сначала для эмоционального давления, потом экономического, потом… Мы пока так и не смогли представить, как это сделать, но переход к военным требованиям в итоге был бы вполне последовательным. Конечно, не на данном этапе, однако…

Брюммер замолчал, словно ожидая, что я смогу ответить на их последнее опасение, вот только… Я пока и сам не представляю, как в 1905 году можно заставить самостоятельные державы перейти определенные границы. Впрочем, никогда не стоит недооценивать искусство манипуляции.

— Как я понял, вероятность прямой конфронтации вы пока не рассматриваете, соответственно, пока и не будем копать в эту сторону, — решил я. — Давайте лучше продолжим. Что там у нас после дипломатии?

— Экономика, — кивнул Брюммер. — Мы специально не трогали ее в случае с Британией, потому что решили, что сами джентльмены решат не рисковать своим положением, прекрасно понимая, что Штаты в этом плане сдерживаться не будут. Учитывая то, как они вели себя во время последних войн — Испания, Китай, Филиппины — можно ждать дополнительных пошлин на все русские товары, да и на любые, что будут идти из наших портов. Также американцы могут постараться ограничить нас в собственных закупках, приведя новые корабли в Шанхай и Гонолулу. Или даже блокировать какие-то наши суда в этих портах.

— Думаете, не испугаются русского флота? — спросил я. — Даже без учета аренды японского — тут, скажу честно, я и сам не верю, что выгорит — разве у нас будет не достаточно кораблей, чтобы купировать все эти угрозы?

— И вот здесь в дело вступает наша оценка по Франции, — на этот раз с места поднялся молодой князь Кутайсов.

И вот такого поворота я не ожидал. Да, Франция — не самый лучший союзник, который всеми силами будет пытаться усидеть на двух стульях, выдерживая баланс между нами и Англией, но… Не настолько же?

— Думаете, она откажется от своего азиатского нейтралитета? — спросил я.

— Мы думаем… — Кутайсов нервничал и на мгновение сбился. — Нам кажется, что если Россия не пойдет ни на какие уступки перед Англией и Штатами, то… Англичане могут поставить перед французами вопрос ребром: или они, или мы.

— И мы даем Франции возможность поддерживать баланс с Германией! — выпалил Бурков. Кавалерист был явно не согласен с общей позицией. — Не станут они нас предавать!

— Да, это так, но Англия дает не меньше. Колониальная стабильность — после заключения «Сердечного соглашения» Франция прикрыла себе тылы в той же Африке. Морская безопасность — союз с английским флотом гарантирует доставку французских товаров по всему миру. Ну и, поверьте, Парижу совсем не нравилась его зависимость от Санкт-Петербурга. У нас немало горячих голов, которые ругают царя и Витте за французские кредиты, но по факту мы получили очень много денег, и эти деньги были потрачены на Россию. Тот же Транссиб — был бы он возможен только на свои?

— То есть вы ставите на то, что, выбирая между континентальной безопасностью и возможностью ускорить свое развитие, Франция предпочтет второе? — я задумался.

В такой трактовке выбор Англии, а не России, действительно звучал разумно: немного рискнуть сейчас, чтобы гарантировать победу в перспективе. Как всегда, можно было посмотреть на печальные примеры Порты и Австро-Венгрии: те, кто останавливались, гарантированно проигрывали.

— И что же будет, если Англия надавит и заставит Францию выбирать? На что-то серьезное Париж все равно не толкнуть… — задумался я, а потом вспомнил с чего все начиналось. С флота! — Вы считаете, что они могут заставить Францию перехватить 2-ю Тихоокеанскую эскадру в Индокитае?

— Индию наши постараются пройти без остановок, — закивал Кутайсов. — После французского Мадагаскара, где стояла эскадра Рожественского, крупная остановка также у французов в Индокитае выглядела бы очень логично. Как раз привести себя в порядок после столь долгого перехода. И вот здесь место для удара. Не нужно даже ничего делать, никаких рисков или сложных провокаций — просто объявить полный нейтралитет и не продать нашим уголь. Все! Запасов на переход в нейтральный порт уже не будет. И семнадцать военных кораблей, даже без учета вспомогательных судов, выпадут на несколько месяцев, прежде чем им смогут подвезти припасы из Китая.

— А под это дело можно и новый ультиматум выставить, — добавил Брюммер. — Англии останется только свои корабли подвести к Ханою, и будет второй Чемульпо.

— Я все же не согласен, — Бурков тряхнул головой. — Теперь уже царь не стерпит такое предательство. И что дальше? Одним разрывом старого союзного договора после такого не обойдется.

Я думал. Если дело дойдет до подобной авантюры, то это будет уже фактически повязанный кровью союз трех стран. Англия, Штаты, Франция… Против такого выступить как-то кроме дипломатического протеста будет очень непросто. А даже если решиться и сделать ставку на сухопутные силы… Тут по прямой от Инкоу до Ханоя тысячи три с половиной километров. Сколько будет идти 2-я Сибирская, если нам прикажут прикрыть флот? С другой стороны, если опять же до такого дойдет, то прогуляться огнем и мечом по всему азиатскому побережью, выжигая все европейские анклавы — чем не идея.

Что ж, ребята хорошо поработали. Сразу несколько наших слабых точек нащупали. Дипломатия, экономика, тылы в районе Владивостока и Сахалина, ну и, наконец, 2-я Тихоокеанская. Сколько же с ней проблем-то! Так, надо брать себя в руки.

— Вы спросили, что дальше? — я посмотрел сначала на Буркова, а потом на всех остальных. — А дальше у нас Германия. Англией, Францией и Штатами страны в мире не ограничиваются, и если мы рассматриваем возможное сближение этих троих, то будет и противовес.

— Да, Германия начала уделять азиатскому региону больше внимания, — на этот раз слово взял приписанный к штурмовикам Алексей Борецкий. — Мне даже удалось поднять кое-какие цифры через сотрудников полковника Ванновского, и количество кораблей, идущих в Циндао, даже зимой выросло в несколько раз. То есть интерес к Азии у кайзера точно есть. К нам — тоже. Но в то же время есть и большое противоречие. Мы конфликтуем с Австро-Венгрией, союзником Германии, из-за Балкан. Они нужны им, чтобы хоть как-то развиваться, мы же — всегда поддерживали славянские народы. И под гнетом османов, и под гнетом Габсбургов.

— Если бы дело было только в этом, — Бурков снова не удержался, чтобы не буркнуть. Хотя зря я к нему так: правильно он делает, что спорит и не соглашается, для этого ведь и собрались.

— Продолжайте, — кивнул я ему.

— Франция на континенте, Англия на острове — в этом плане им проще договориться. России же с Германией всегда будет что делить.

— Россия хочет торговать с Европой, а не подчинять ее себе, — возразил Борецкий. — Четкая граница и свое «сердечное соглашение» о колониях вполне могли бы стать основой для крепкого союза! Конечно, будут проблемы с обеспечениями безопасности торговых путей, но это все решаемо.

— Стоп, — я остановил споры, решив выделить главное. — Я правильно понимаю, что тот, кто активно начнет действовать сейчас, станет причиной формирования союзов, которые ему совсем не нужны? Что с нашей стороны, что со стороны наших врагов?

— Все верно, — кивнул Лосьев. — Поэтому наш главный вывод: пока ни одна великая держава не готова к продолжению конфликта, но у каждой есть способы давления, чтобы выйти на компромиссы.

— А большая война? — задал я последний вопрос, который иногда мучал меня по ночам. — Как вы думаете, что могло бы стать причиной, способной поджечь весь мир? Чисто гипотетически. Например, союз с нами Японии, полный контроль Китая…

— Это вызовет противодействие, яростное и кровавое, — выдохнул Брюммер, прикидывая перспективы. — Но только в рамках локальных конфликтов. Чтобы та же Англия пошла на то, чтобы ответить на удар в Азии атакой в Европе? Нет, для этого нужно что-то серьезнее. Гораздо серьезнее.

— Например?

— Например, если мы решим прогуляться в сторону Индии, — неожиданно, кажется, даже для самого себя ответил Бурков.

— А что? Все логично, — поддержал его Лосьев. — Если Японию или Китай Англия может нам простить, то за Индию будет биться до конца. И любыми средствами. Ради такого можно и Балканы поджечь, чтобы отвлечь нас с Германией, и напрямую двинуть силы через Персию и Афганистан…

Все замолчали, невольно представляя эту картину. Я вот тоже ни капли не сомневался, что именно так все и может быть. И да, месть за Индию может сработать как канистра бензина в костер даже сейчас, куда там всяким убитым эрцгерцогам. Хорошо, что пока мы обсуждаем все это только гипотетически.

Ведь так же?

Веру потряхивало.

За последние недели она предотвратила два взрыва в новом корпусе Путиловского завода, и даже тогда она нервничала гораздо меньше, чем сейчас. Когда ее с Анной — хотя правильнее было бы сказать Анну, которая попросила разрешения взять Веру с собой — пригласили в Зимний. Ее старые товарищи дорого бы заплатили за один шанс оказаться так близко к царю, а вот ей даже делать ничего не пришлось.

А еще…

— Я думала, мы приглашены вместе с обычными посетителями, — удивилась Анна, нервно бросив взгляд в сторону главного входа, который их экипаж оставил позади, даже не замедлившись.

— Николай Александрович, — молодой секретарь добавил торжественности в голос, — решил поговорить с вами, не привлекая лишнего внимания. Поэтому мы заглянем со стороны набережной. Сможете пройтись по коридорам, по которым когда-то еще Николай I выходил на свои утренние пробежки.

И они действительно прошли по совсем не парадным коридорам центральной части дворца, а потом оказались в небольшом кабинете, где их ждали всего два человека. Министр внутренних дел Вячеслав Константинович Плеве и Его Императорское величество Николай Александрович Романов.

— Анна Алексеевна, давно хотел познакомиться с вами лично, — царь кивнул Нератовой, а потом посмотрел на Веру, и на его лице появилось узнавание. — И Александра Петровна…

Сердце девушки пропустило сразу несколько ударов, когда впервые за долгие годы прозвучало ее настоящее имя. Плеве рассказал? Нет, тот сидит с каменным лицом — выходит, царь сам вспомнил ее. А ведь она уже почти заставила себя забыть, как ее звали до того, как она сбежала из дома.

— Вы похожи на своего отца, — продолжил царь. — В свое время я был на самом деле поражен его работами о ледниковой эпохе, а вот его революционные взгляды, наоборот, меня совсем не радовали. И не радуют.

— Я… — Вера попыталась что-то сказать, но ей не дали продолжить.

— Впрочем, мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать побег Петра Алексеевича или его проживание в Лондоне. Тем более что с 1876-го прошло столько лет, — остановил девушку Николай. — Давайте лучше перейдем к тому, ради чего я вас сюда и пригласил.

Сердце Веры снова забилось. Всего пара слов, но ей сейчас фактически простили все старые грехи. Это не было сказано прямо, об этом вообще не было сказано, но царь узнал ее и ничего не сделал. Одного этого было достаточно. И за что — ничего не бывает просто так, особенно царская милость — всего лишь за помощь с делами на заводе!

Неужели Николай Александрович все-таки не настолько глуп, как о нем говорят, и на самом деле понимает, что важно для России, а что нет?