Японская война 1904. Книга 6

Глава 17

Тяжело потерять мать, когда тебе нет еще и десяти, но молодому Джону с братом повезло, опеку над ними взял Фрэнсис Морган, их духовник и священник из ордена Ораторианцев. Именно в их начальные классы Джон при его поддержке проходил два года, прежде чем смог получить стипендию и вернуться в школу Святого Эдуарда.

В тринадцать лет многое пролетает мимо, но отец Фрэнсис научил молодого Джона ценить хорошее образование, и он был искренне благодарен директору и попечителям школы за то, что те тратят на них свои деньги и время. Даже свежие газеты всегда лежали на отдельном столе при входе, чтобы ученики могли следить за успехами Британии. Вот только сегодня их почему-то не было.

Словно почувствовав легкую неправильность, Джон даже немного опоздал в класс мистера Бернара. В отличие от всех остальных учителей в школе мистер Бернар был французом: один бог знал, как он обошел закон Форстера и смог подтвердить свою квалификацию в английском министерстве, но на весь квартал это был единственный учитель-иностранец. Некоторые его за это недолюбливали, а вот маленький Джон, наоборот, приметил, что тот искренне любит свое дело, и всегда ждал очередного невероятного рассказа об окружающем их мире.

И сегодня на лице мистера Бернара играла как раз та самая улыбка.

— Возьмите газеты, — кивнул он на стопку у себя на столе. Вот, оказывается, куда они делись из общего зала. — Прочитайте статью на главной странице и выскажите ваше мнение.

Джон ничего не понимал, но честно начал выполнять задание. Статья «Первый сигнал из Европы в Азию». Название было многообещающим, и дальше оказалось не хуже. Прямая радиопередача на пять тысяч километров. Не код, не бессмысленное пищание, а чистый голос. Человек говорит, и его слышат на другом конце Земле. Невероятно! И это сделали русские! В статье тоже сквозило удивление, что этим варварам оказался под силу подобный успех, но срочные телеграммы десятков людей, что видели и слышали это лично, не оставляли сомнений. Они смогли.

— Это неправда! Вы специально подстроили эти газеты! — Кэролл из семьи потомственных землевладельцев-джентри вскочил из-за своей парты в конце класса, размазывая по щекам самые настоящие слезы.

— Это правда, — просто ответил мистер Бернар. — Мы, французы, уже однажды недооценили русских и очень не советуем делать это кому-то еще.

Кэролл не выдержал и выскочил из класса — ох и попадет ему потом за это — а мистер Бернар спокойно продолжал, словно ничего и не случилось:

— Сегодня произошло маленькое чудо. Когда-то, когда первый корабль достиг берегов Америки, мы отрезали от пирога неизведанного крупный кусок, и наш мир стал меньше и понятнее. Сегодня он сжался еще немного. Удивительное решение, но теперь связь между странами, которые мы раньше могли никогда не увидеть и не услышать, уже скоро станет реальностью. Это огромное открытие само по себе, но, как рассказал мне мой знакомый в Маньчжурии, с которым я связывался сегодня утром — это даже еще не начало. Русские не просто показали, что им под силу подобные трансляции, они готовы продавать свои приемники, с которыми любой человек, даже мы с вами, сможет слушать их передачи. Из Кореи, через полгода из Санкт-Петербурга и Москвы, через год — кто еще знает откуда… Я буду организовывать частное общество, чтобы купить сразу несколько таких приемников, а при нем курсы русского языка, чтобы вы смогли лично понимать, что именно передают нам из далеких стран.

Если еще минуту назад Джон думал, что мистеру Бернару точно влетит за такую инициативу, то теперь в нем остался только энтузиазм. Языки он любил. Те же древнеанглийский и валлийский ему даже неплохо давались. Дальше он хотел добавить в коллекцию древненорвежский и готский, но и русский там тоже будет неплохо смотреться.

А тем временем мистер Бернар вытащил из кармана пиджака сложенный вдвое конверт. Письмо, которое ему отправил тот самый друг оказией около месяца назад, а внутри фотокарточка. На ней незнакомый француз в мундире полковника, а за его спиной порт, какое-то азиатское море и… Круглая каменная кладка, выкрашенная в черный цвет.

— Это фундамент той самой башни, с которой и был передан полученный в Санкт-Петербурге радиосигнал, — рассказывал мистер Бернар.

— А почему он черный? — Джон не выдержал и даже забыл поднять руку, когда задавал этот вопрос.

— Наверно, специальная мастика. Там же рядом море, сырость… — предположил мистер Бернар.

Дальше он еще много чего рассказывал, и класс постепенно включился в обсуждение того, что может дать миру новое русское радио. А вот в голове молодого Джона билась только одна картинка. Далекая мрачная страна и попирающая небеса черная башня, которая следит за всем, что творится даже в самых дальних уголках мира.

— Джон…

Мистер Бернар позвал его, но он даже не услышал это.

— Джон!

Нет ответа.

— Мистер Джон Рональд Руэл Толкин, вы соизволите ответить на мой вопрос? — ехидство в голосе мистера Бернара можно было черпать ложкой.

Мальчик встрепенулся и вынырнул из мира грез.

Полковник Пикар узнал о том, что творится у него под носом, из газет, и это было совершенно недопустимо. С другой стороны, подобный успех России оказался крайне уместным ударом по соглашению Делькассе о Сердечном союзе с Англией. А то уж больно много вистов набрали сподвижники премьер-министра Комба на этом повороте, а теперь… Переход власти к Клемансо — практически решенное дело.

И что особенно грело душу Пикару: после того, как Россия показала свою силу, горячие головы тут и в Париже вряд ли решатся на ту авантюру со 2-й Тихоокеанской эскадрой. А то ведь они просто поставят пару клякс на листе бумаги, а совать голову в петлю придется уже лично ему.

— Жорж, и что мы будем делать? — министр колоний Думерг нервничал и потел.

— Большие решения все равно принимать Парижу. Как и нести за них ответственность, — напомнил Пикар, и Думерг сразу немного выдохнул. — Что же касается нас. Я так понял, что русские готовы продавать свои приемники? И мы этим воспользуемся. Во-первых, чтобы следить за их трансляциями: знать все, что они говорят миру, и учиться, как это правильно делать…

— На будущее, — понял Думерг. — Чтобы, когда появятся уже наши приемники, не допускать детских ошибок.

— Во-вторых, — кивнул Пикар, — очевидно, что у этой технологии есть военное применение. Мы должны будем разобрать их приемники, понять принцип их работы и как можно быстрее повторить.

— Патенты, лицензии? — уточнил Думерг.

— Разберемся. Если нужно, заплатим. Если нам откажут, просто извинимся, но отказываться от подобной силы просто никак нельзя.

— Тем более, — Думерг хихикнул, — русским еще самим с авторским правом разбираться. Уверен, что Маркони, который подмял под себя рынки Британии и Штатов, да и те же «Сименс» и «Телефункен» еще попьют им крови.

Пикар хотел было с этим согласиться, но тут в кабинет забежал лейтенант, отправленный еще час назад написать запрос Макарову. Цена, условия покупки, сроки — Пикар не сомневался, что у русского генерала все это давно продумано. И действительно: ответ прилетел довольно быстро, а там… Он пробежался по телеграмме взглядом, фыркнул, потом внимательно перечитал еще раз.

— Что такое? — занервничал Думерг.

— Они все продумали. Итальянцам и немцам придется утереться.

— Да что там⁈ — еще больше заволновался министр колоний.

— Макаров продает не приемники, а какие-то кристаллы, которые помогут им ловить сигнал, отправленный с большой дистанции. Плюс схема сборки. Все решения по лицензиям, платить их или нет, остаются на нашей стороне.

— Ловко, — кивнул Думерг. — А цена?

— 500 рублей за кристалл.

— Не так и дорого. Особенно учитывая, что мы рано или поздно разберемся, как их повторить.

— Скорее всего, именно поэтому Макаров продает их не поштучно, а только по контрактам от десяти тысяч пластин с последовательной поставкой в течение пяти лет.

— То есть от пяти миллионов рублей за контракт? — быстро посчитал министр колоний. — Этот генерал, как и раньше, на мелочи не разменивается. Более того, его аппетиты даже растут.

— И он получит свое, — задумался Пикар.

— Почему не подождать? Рано или поздно эти же кристаллы появятся и на черном рынке — это данность нашего мира. Так зачем переплачивать?

— Когда «рано или поздно»⁈ — Пикар даже немного повысил голос. — Вы представляете, что подобная связь будет значить на поле боя? А русские, несмотря на свои мирные трансляции, точно готовили ее именно для войны. Наши солдаты будут бегать с катушками телеграфа и тратить минуты на расшифровки сообщений, будут слушать треск в эфире, вылавливая редкие осмысленные фразы, а те, кто купят кристаллы русских, смогут командовать голосом даже отдельными ротами! Нет, такое преимущество упускать нельзя! Да и… Даже если мы найдем эти кристаллы, даже если поймем их суть — сколько времени займет запуск нового производства и сами поставки? А с контрактом Макарова мы перекроем все потребности на годы вперед. Как раз пока сами без спешки не подготовим свои заводы. Так что я со своей стороны буду крайне рекомендовать пойти на его условия, причем даже не по минимальной планке.

— Зачем же покупать больше, чем нужно? Не уверен, что мы найдем применение и для десяти тысяч приемников.

— В крайнем случае отдадим полиции, министерствам, да даже гражданским, — махнул рукой Пикар. — Тут важнее, что возможности Макарова точно не бесконечны. И чем больше купим мы, тем меньше достанется другим странам. Тем, кто станет терять время на поиск обходных путей и попытки торговли!

— И тогда уже они попадут в ту ловушку отставания, о которой вы говорили, — кивнул Думерг. — Тогда… Предлагаю уже сегодня отправить нашего представителя в Инкоу. К нам как раз приехал бывший военный министр Гастон Галифе, его статуса будет более чем достаточно для подобного договора.

Пикар только кивнул. Министр колоний был в своем репертуаре: даже приняв решение, он подстраховался. Отдал спорный договор третьему лицу, которое уступит славу в случае успеха и примет на себя удар в случае неудачи. А еще Думерг явно рассчитывал на благодарность бывшего генерала, который приехал на другой конец света в надежде, что знаменитые русские военные хирурги смогут решить его старую проблему.

Впрочем, почему бы и нет — те в последние полгода на самом деле очень часто заставляют о себе говорить.

Сижу, смотрю в стену… Эта короткая, всего лишь часовая передача вымотала так, что хоть форму выжимай. Но это только начало! Городов уже готовит программу для продолжения завтра. Вот пришлет Шереметев доклад, посмотрим, что из наших идей сработало, и будем продолжать. Пусть столица привыкает, что каждый вечер с ней говорит армия.

А завтра… Если все получится, то запустим строительство отдельной башни в Санкт-Петербурге: чем раньше начнем собственное вещание в столице, тем лучше. Приемники — мы сейчас их делаем по десять штук в день, и пусть половина бронируется за 2-й Сибирской, но все остальные мы готовы отправлять в любой город, что захочет идти в ногу со временем. Не только для армии, но и для гражданских.

Чтобы радио стало еще одной нитью, что будет связывать Россию в единое целое. И мир! Наивная надежда, но вдруг там, где не сработает сила оружия, поможет культура. Язык, слово — сущая мелочь. Но если замахиваться на недопущения будущих мировых войн, к которым все вокруг несутся с таким желанием и энтузиазмом… По-другому просто никак. С этими мыслями я уснул, и сегодня мне снились цветные и яркие сны.

А утром — снова ожидание и нетерпение. Хотелось весь день сидеть на телеграфе, вылавливая в общем хаотичном потоке приятные новости, но… Для этого было достаточно пары адъютантов Огинского и набора инструкций. Собрать информацию, передать наши коммерческие предложения — это не так уж сложно. Увы, я недооценил готовность и умения некоторых разумных в искусстве удивления. Так, американский представитель компании Маркони не стал долго думать и предъявил нам иск на использование привилегий господина Гулиелмо без разрешения.

Кажется, и что такого? Мы были к этому готовы. Но одновременно с этим Северо-Американские Штаты выразили готовность сделать заказ почти на пятьдесят тысяч пластин. Огромный куш, ради которого, кажется, можно и договориться. Вон, даже Огинский не выдержал и лично заскочил в штаб, чтобы рассказать об этом.

— Отказываем, — вздохнул я.

— Двадцать пять миллионов, — напомнил Огинский.

Его эта сумма поражала не столько количеством нулей — мы на броневиках не сильно меньше зарабатываем — сколько тем, что никто из наших не верил, будто хоть кто-то согласится пойти на столь грабительские условия.

— Мы же на эти деньги нормальный завод построим, — продолжал он. — И им наделаем пластин, и себе, и на весь мир хватит.

— Будут и другие предложения. А господам американцам передайте, что мы не будем вести дела с теми, кто поддерживает иски против нас.

— Но это же не они сами…

— А я вот не уверен, — сказал я. — Не удивлюсь, если в итоге большая часть денег по нашему контракту уйдет на погашение того самого иска, который они для этого же и удовлетворят.

— Это было бы подло.

— Подло — это с нашей точки зрения. А для них — это не больше, чем обычная военная хитрость. Мы же не терзаем себя, если удается обмануть врага на поле боя, так и тут. Не сильно большая разница.

— А если больше заказов не будет? — Огинский задал этот вопрос со странным блеском в глазах. Кажется, кто-то еще уже точно написал…

Я не успел ответить, как в штаб прибежал дежурный связист и с безумным взглядом сунул мне в руки еще три расшифровки. Открыл первую — в Сеуле уже почти месяц голод, люди вышли на улицы, и император Конджон, видимо, по воле предков, умер от приступа сердечной болезни. Инфаркт. Или петля на шее, замаскированная под инфаркт. Как бы там ни было, Сеул, который до этого отказывался признавать итоги войны и потерю северных территорий, теперь был готов на мир. И слезно просил как можно скорее продать ему побольше хлеба.

— В долг, — вздохнул Огинский, который читал телеграмму вместе со мной.

— Отплатят рабочими и деревом, — моментально нашел я решение. — Уверен, Петр Аркадьевич будет рад, что его стройки пойдут быстрее.

— И китайцы с таким количеством покупателей на свой хлеб, уверен, теперь с гораздо большим энтузиазмом рассмотрят вопрос покупки наших тракторов.

Я кивнул — тоже хорошая идея. Отработаем здесь технологии, а там можно будет и на Родину начать поставки. Успех за границей всегда очень благотворно на них сказывается.

— Вы еще не все прочитали, — связист был настолько ошарашен одним из посланий, что обрел весьма неожиданную храбрость. И вряд ли его так зацепили новости из Кореи.

Ладно, что там дальше? Я открыл второе письмо. Французы тоже хотят приемники, и тут уже без подводных камней — я бросил взгляд на Огинского, который и проводил с ними предварительные переговоры, а потом дочитал телеграмму до конца. Полковник Пикар писал, что для подписания сделки к нам приедет кавалерийский генерал Гастон Огюст де Галифе. Кстати, фамилия его не случайна — именно он и изобрел те самые знаменитые широкие штаны. Причем по весьма практичной причине.

Пуля в бедро — чудом выжил, но кости, которые не закрепили — да и не умели тогда это делать — деформировались и начали выпирать из ноги наружу. Некрасиво, неудобно — штаны скрывали этот дефект, но жить с ним было не очень приятно. Сколько прошло с момента ранения? Кажется, это была битва при Сольферино в Италии — значит, лет сорок. А надежда, что уродство получится исправить, все еще жила в этом уже 70-летнем кавалеристе.

— Я слышал про ногу Галифе, — посмотрел на меня Огинский. — Это действительно можно вылечить?

— В его возрасте? — я хотел покачать головой, но потом меня пронзила такая простая и очевидная идея.

Аппарат Елизарова! О дистракции, то есть растяжении, костной ткани не знают и не будут знать еще сорок лет, но я-то в курсе. Рентген, чтобы заранее составить план операции — есть. Спицы и кольца для создания корсета — сделаем. Инструменты для сверления — тоже имеются. Недавно только смотрел специальные хирургические сверла, в которых после доработки подшипников почти исчезла лишняя вибрация. С антисептикой — разберемся. Так что почему бы и не попробовать! В 70 лет, процесс, конечно, пойдет не быстро, но пойдет — я лично и не такое видел.

Но что самое главное — этот аппарат я смогу использовать и для своих солдат. Все неправильно сросшиеся переломы, все раздробленные кости — еще недавно это было приговором, а теперь — вернем в строй! У нас уже и так шутят, что из 2-й Сибирской по ранению не уходят. Теперь поводов для подобных разговоров станет еще больше… Я начал мысленно прокручивать, как этот аппарат поможет и при операциях сразу после боя. А то, например, для кости нужна жесткая фиксация, для вывода гноя — наоборот. Теперь же нам не нужно будет выбирать: все же какая гениальная штуковина!

— Ваше высокопревосходительство… — напомнил о себе связист. — Третья телеграмма.

Кажется, он уже устал волноваться. Я взял последний лист бумаги, взгляд сразу скользнул вниз, где писалось имя и данные отправителя. Луиза Франсуаза Мария Лаура Орлеанская… Нет-нет-нет! Это же не то, что я думаю⁈