Японская война 1904. Книга 6

Глава 18

Татьяна не стала завтракать и приехала в госпиталь пораньше, еще до того как часы пробили шесть утра.

Все из-за того, что никак не получалось выкинуть из головы вчерашние новости. Пусть к тому, что на Макарова засматриваются всякие девицы, она привыкла — постаралась привыкнуть. В конце концов, кто они, а кто она! Но вчера ему написала настоящая принцесса. Скорее всего, конечно, из дипломатических соображений. Самому-то генералу даже после получения титула графа невместно начинать переписку с теми, в ком течет королевская кровь, но все же!

— Не нужно забывать, что она француженка… — Тамара Хилкова оказалась той единственной, с кем Татьяна нашла возможным обсудить свои сомнения.

Они почти не общались в последние месяцы, Тамара даже успела съездить в Санкт-Петербург и вернуться, но… Иногда, какие бы великие дела они ни делали, девушкам нужно просто поговорить о своем.

— Это разве минус? Француженки, наоборот, некоторых привлекают лишь одной своей репутацией.

— Я про то, что после того, как Франция стала республикой, их аристократия сильно потеряла. Старые фамилии, старые деньги, но… Старые титулы больше ничего не значат, и даже дочка графа Парижского и инфанты Испанской не сильно отличается от какой-нибудь купчихи из-под Москвы, что готова бухнуть половину заработанных отцом миллионов ради удачного брака.

— Я слышала, что в Испании ее рассматривают как возможную жену для принца Карлоса. Так что не стоит недооценивать французов: они стали республикой, но принцесс пристраивают все так же успешно, как и в прошлом веке.

— Ей уже двадцать три, старая дева! — Тамара не сдавалась, и от этого становилось легче на душе.

Татьяна-то была на год младше. А еще приятно было от того, что ее подруга ни разу не сказала, что Вячеслав Григорьевич — не ровня французской выскочке. Принцессы не женятся на графах, а только используют их. А вот она бы… Татьяна невольно покраснела. Тамара это заметила и тут же перешла к самому главному.

— А что сам Макаров-то ответил на это письмо? Или он не рассказал?

— Рассказал. Написал, что он старый солдат и не знает слов любви…

Тамара сначала фыркнула, а потом не выдержала и рассмеялась в голос.

— Ну и фраза. Он иногда как скажет, так хоть стой, хоть падай.

— А еще, несмотря на формальный отказ даже от переписки, он, — вздохнула Татьяна, — предложил Луизе организовать во Франции как союзнице России добровольческое общество. Чтобы все желающие могли бы пожертвовать деньги на излечение и реабилитацию русских солдат.

Хорошее дело, но на душе все равно было как-то неспокойно.

— Реабилитация? Смысл слова понимаю, но что это значит?

— Ты же знаешь, как обычно? Вылечили солдата — до свидания. Вячеслав же считает, что мы даже потом несем за него ответственность. Если человек ранен и не может дальше служить, нужно найти ему дело, где он сможет проявить себя даже с учетом увечий. Если можно как-то вернуть к обычной жизни — сделать все для этого. Ты, наверно, не слышала… — Татьяна задумалась, не секретна ли новая технология, но вроде бы ничего такого ей не говорили. — Мы сейчас планируем использовать прибор, с помощью которого можно будет исправить разбитые кости и переломы. Или… помнишь Марту?

— Ты про толстушку из Варшавы?

— Да, у нее одна нога…

— Короче другой. Бедняжка.

— Так вот с помощью этого прибора можно было бы это исправить.

— Если сработает… — Тамара закатила глаза. — В старых европейских семьях ведь найдется немало пациентов. Всех своих уродов сюда отправят.

— Это еще что, — вдохновилась Татьяна. — Однажды Вячеслав сказал, что с помощью хирургии можно исправлять не только грубые дефекты, но и то, что тебе просто не нравится. Например, у кого-то нос большой…

— Это правда? — Тамара подскочила к княжне и ухватила ее за рукав.

— Не знаю, — честно ответила та. — Слава только сказал, что это возможно. Нужно что-то доработать, решить вопрос с возможным заражением и, конечно, сначала вылечить тех, кому наша помощь нужна на самом деле.

— Уже Слава… — Тамара расплылась в слащавой улыбке. — Кстати, а как далеко вы уже зашли? Было?..

— Нет.

— А он пытался?

— Пока нет.

— Но он же любит тебя?

— Я… — было очень горько это говорить, но… — Я не знаю.

Татьяна, с одной стороны, видела, что Вячеслав Григорьевич ни с кем не проводил столько времени. Заступился за нее перед великим князем, когда был еще простым полковником. А еще он никому не позволял совершать столько ошибок. Они это не обсуждают, но Татьяна прекрасно помнила, сколько раз шла не туда при запуске первого госпиталя. И только терпение и советы Славы помогли ей довести дело до конца. А разве так станут вести себя с чужим человеком? С другой стороны… Он ни разу не говорил ей прямо, что любит.

— Мне кажется, тебе нужно его проверить, — заговорщицки предложила Тамара и сделала большие глаза.

— Я не буду играть с ревностью.

— А это и не понадобится. Тебе нужно не чтобы он сам понял свои чувства — а ревность только для того и подходит. Ты же хочешь разобраться, насколько для него важна, и, судя по тому, что я слышала о генерале, тебе надо будет победить только одну-единственную соперницу.

— Какую? — у Татьяны был свой ответ на этот вопрос, но она хотела узнать, что скажет Тамара.

— Россию. Если он выберет тебя, то это точно любовь. А поставит дело выше тебя — это все равно может быть она, но… Ты точно будешь знать, что в будущем так всегда и останешься на вторых ролях. И тут, конечно, тебе самой выбирать, нужен ли тебе такой муж и такая семья.

— Это лишнее.

— Тебе ничего не придется делать. И дела ваши не пострадают — сейчас же мир.

— Что ты задумала? — напряглась Татьяна.

— Просто встретила вчера одну девушку с печальной судьбой. Александра Беклемишева — она заболела оспой, и жених бросил ее из-за обезображенного лица. Она и рассказала, что если бы была возможность узнать это сразу, насколько бы ей оказалось легче… А я подумала про тебя, я ведь тоже знаю, что у вас все непросто.

— Тамара!

— Что Тамара? Я же сказала, ничего криминального. Просто пишем Макарову два письма: одно о бомбе в его штабе, второе о бомбе в твоей квартире. И смотрим, куда он пойдет!

— Еще и бомбы придумала! О боже, какая же это глупость! Я запрещаю! Категорически запрещаю тебе это делать…

Татьяна не договорила, когда по лицу Тамары поняла, что поздно. Та уже все сделала… Она ведь всегда умела подделывать почерки, а вчера вечером еще специально брала ее духи. Неужели, и она еще полгода назад была такой же: совсем не думала о последствиях?

— Срочно вызовите генерала! — княжна перешла на крик, чтобы помощницы услышали ее даже через дверь.

У них есть выделенная линия до штаба и квартиры Вячеслава, но… Прошло уже десять секунд, а ответа нет. Значит…

— Подать экипаж! Чтобы через минуту был готов выезжать! — новый крик, и Татьяна повернулась к вжавшейся в кресло Тамаре. Кажется, такой реакции она точно не ожидала. — Если… — голос княжны сорвался от гнева. — Если из-за этого мы поссоримся со Славой, я тебя не прощу. А если еще и хоть кто-то пострадает, то знай… Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы тебя уничтожить!

Повозку подали вовремя — с подвижным парком у госпиталя все было хорошо. А регулярные проверки и срочные выезды помогали держать лошадей и возниц в тонусе. Татьяна махнула двум казакам из охраны — для госпиталя хватит и половинного поста, а вот тут… Она не могла до конца понять, что именно ее так испугало в плане Тамары, но княжне очень хотелось как можно скорее увидеть Вячеслава.

— На Николаевскую! — крикнула она кучеру.

Куда бы ни отправился Макаров, получив подложные послания, мимо центральной улицы Инкоу ему не проехать. Значит, она его перехватит… Татьяна мяла в руках перчатки, и на каждом повороте даже высовывалась из окна, чтобы точно увидеть, если вдруг где покажется экипаж генерала. Его как раз должны были пересадить в новую машину, построенную на шасси одного из броневиков, так что подобное она точно не пропустит.

— Вот он! Гони! — Татьяна увидела цель. — Перед ним выезжаешь на встречную сторону дороги и перегораживаешь путь.

Сердце начало успокаиваться. Скоро всем этим глупостям будет положен конец, и она убедится, что успела не допустить страшного… Сердце Татьяны чуть не пропустило удар, когда серой тенью им наперерез бросился какой-то мужчина. Они чудом проскочили, не дав ему повиснуть на поводьях. И тут машина Вячеслава Григорьевича неожиданно замерла, жалобно заскрипела, а потом раскрылась словно цветок…

Татьяна даже не поняла, что на мгновение оглохла и не услышала взрыв.

— Слава! — выскочив из своего экипажа прямо на ходу, она бросилась вперед.

Словно назло успеху с радио следующий день начался ужасно.

Сперва пришла телеграмма от Анны Нератовой — как оказалось, еще месяц назад царь приказал им перевести Путиловский исключительно на выпуск моторов… Девушка попыталась хоть как-то сохранить линию с моими броневиками, но если деньги или ресурсы еще можно было найти, то вот знающих людей катастрофически не хватало.

По идее, моих поставок это не должно было особо коснуться — броневики же просто передали на другой завод. И те же Обуховский и Сестрорецкий были готовы продавать мне что-то помимо государственного заказа, вот только… Если Анна была со мной на связи, и ее инженеры понимали важность постоянного улучшения броневиков, то теперь… Новые линии профилировали исключительно под «уже показавшие себя машины». То есть под «Артуры», которые уже к лету начнут отставать от конкурентов, а к зиме и вовсе окончательно устареют.

Увы, Военное министерство, Финансы и управляющие заводов были настроены гораздо более оптимистично и не собирались тратить прибыль на какие-то постоянные доделки. О том, к чему это уже скоро приведет, они тоже не думали… Хотелось ругаться матом. А потом принесли то странное письмо. Внутри какая-то глупая записка от Татьяны, что она нашла у себя дома бомбу… Совсем не в ее стиле! Вот только вместе с первым в конверт был вложен еще один лист, после которого сразу стало понятно, что шутками тут и не пахнет.

Взгляд сразу зацепился за четкие ровные линии неуклюже выведенных букв.

Твоя женщина нашла приготовленную для тебя бомбу. Что ж, я умею действовать и грубее. Или ты приедешь сюда сам и один, или она умрет.

Для писавшего этот текст русский точно был не родным, однако сейчас это не имело никакого смысла. Татьяну захватили, если я не приду, ее убьют. Если приду, нас убьют вместе. И ждать, пытаясь что-то придумать, тоже нет времени.

— Прикажите готовить мою машину, — решился я. — Также усильте все посты вокруг медицинского квартала. Что бы ни случилось, оттуда никто не должен выбраться.

Я перебросил полученное письмо Огинскому. Тот побледнел, но все понял и прямо на ходу включился в мозговой штурм.

— Нужно вызывать солдат из 1-го Штурмового. Если потребуется врываться в дом, где будут вооруженные люди, они с этим лучше справятся.

— Не пойдет, — я покачал головой. — Их учили убивать всех при штурме. Совсем не те навыки, что будут нужны для спасения заложников.

— В любом случае вам нельзя идти самому! — Огинский попробовал меня удержать, но я вырвал руку.

— Надо.

— Если Татьяна погибнет — это проигранный бой. Если же погибнете вы — это поражение в войне.

Я на мгновение сбился с шага. Что для меня важнее? Спасти девушку, с которой мы стали так близки, с которой я поверил в то, что могу быть счастлив, что у меня может быть семья?.. Или дело, сохранение миллионов жизней, что должны сгореть в пламени наступающих на мою Родину мировых войн? Ужасный выбор! И опять я вспомнил, как когда-то мы спорили с Иноуэ про вагонетки.

Один человек, который тебе близок, или несколько, но чужих — кого ты выберешь?

— Я еду!

— Будете умирать? — голос Огинского зло сорвался.

— Будем ломать правила, — я говорил на ходу. — Помните ту девушку, которую к нам недавно так старательно подводили?

— Беклемишева? Мы проверили: никаких преступлений на ней нет.

— И тем не менее, — я говорил и мысленно строил план. — Эта операция, в которую мы вляпались, ее же не за один день подготовили. Значит, враг тут уже какое-то время, и высока вероятность, что эта девушка — тоже его рук дело. Точно выше, чем то, что против нас активно работают сразу две группы… Проверьте, нет ли ее где поблизости. По идее, мы должны были к ней привыкнуть, и тогда она смогла бы показаться нашим врагам неплохим информатором. Идеальная личность, которая примелькалась, от которой стараются держаться подальше и которая сможет заметить и передать все, что мы будем делать.

— Она здесь, — доложил Огинский буквально через минуту. — Якобы ждет вас.

— Берите ее. И разговорите.

— Пытать? — было видно, что Огинский на самом деле готов переступить эту грань, но… Пока не нужно.

— Зачем? Просто скажите, что я уже умер. Большинство революционеров не против похвастаться своими делами. Думаю, и эта сразу все расскажет.

— А вы?

— А я поеду. Через минуту, как вы ее уведете, чтобы не портить игру. Помните, в машине стоит станция связи, так что… Держите меня в курсе!

— Сделаем, — решительно кивнул Огинский и быстро убежал.

— Вот и все, — Джеймс приподнялся, выглядывая с крыши, чтобы точно убедиться, что из взорванной машины генерала никого не вытащат.

Да, почти пять килограммов мелинита — это очень много, но этот русский — везунчик. А его врачи, по слухам, творят настоящие чудеса. Но нет, никого не достали. Более того, они даже не пытались: просто стояли и смотрели, как стальной остов догорает дотла.

— А почему мы именно машину минировали? — спросил Боб. — Достали, конечно. Но не слишком ли сложно?

Еще бы не сложно! Джеймс еле сдержался, чтобы не выругаться, сколько долларов пришлось потратить, чтобы все организовать. Для этой операции он нашел и оплатил самых настоящих профессионалов, и они сделали не бомбу, а конфетку. Сама взрывчатка как японский след — это еще ладно. Настоящее чудо — это взрыватель, который доработали, добавив в схему питания машины конденсатор и колбочку с ртутью.

Когда на коробке ставили переднюю передачу, колбочка поворачивалась, и стекавшая вниз ртуть размыкала контакт. Одновременно с этим начинал заряжаться конденсатор. При короткой поездке, как было бы при подаче машины от гаража к дверям штаба, его заряда ни на что не могло хватить. Но вот если бы внутрь сел генерал и проехал хотя бы минут пять, то собранного заряда уже было достаточно для подрыва детонатора. Для чего только и оставалось, что снова поменять передачу, чтобы ртуть замкнула схему.

А уж машину они бы точно смогли остановить!

— Беклемишева за месяц не смогла приблизиться к цели ни на шаг, так что пришлось действовать грубее, — ответил Джеймс вслух, решив, что все детали можно рассказать уже и подальше от русских солдат.

— А почему не бомба в доме, как ты указал в письме? — Боб же как обычно хотел все знать здесь и сейчас.

— Генерал бы готовился к этому. Кто знает, что бы в итоге придумал, а то ведь мог еще и отказаться идти на смерть ради женщины.

— А ты бы ради мамы пошел?

— Я, чтобы вылечить Уну, и начал всем этим заниматься! Считай, контракт со смертью подписал, так что…

— Я понял. То есть мы не знали, что Макаров будет делать на месте, но он точно должен был туда поехать. Дальше оставалось просто сделать так, чтобы машину не успели проверить и… — Боб прервался, увидев, как приехавшая княжна бросается к пожару, но ее останавливают.

— А ведь… — Джеймс неожиданно замер. — Ее повозку и до этого хотели задержать.

— Тот казак, что пытался прыгнуть на поводья? — Боб тоже не пропустил этот момент, просто взрыв перетянул на себя все внимание. Но то, что повадки мужчины в сером были именно военные, он успел заметить.

— Пытались остановить ее… — Джеймс думал. — Словно знали, что дальше опасно… Знали… Боб, срочно уходим.

Наемный убийца еще не знал как, но их точно просчитали. О взрывчатке в машине догадались, но все равно пустили ее на улицы… Зачем? Ответ очевиден: чтобы вычислить их. Но при этом, чтобы не было жертв, убрали с улицы всех случайных прохожих. А ведь он мог бы догадаться, почувствовать неладное, но уж больно пьянил запах такой близкой крови русского генерала.

С дальней стены свисала веревка, по которой можно спуститься в переулок, вот только… С той стороны послышался топот одетых в сапоги ног. Джеймс даже не стал тратить время, чтобы посмотреть вниз, и прыгнул к двери, ведущей на лестничную площадку дома — шанс уйти еще был.

— Взрываем бомбу на первом этаже и уходим вместе с толпой, — предупредил сына Джеймс.

Боб кивнул, распахнул дверь и тут же отпрыгнул назад, когда ему прямо в лицо чуть не уткнулось дуло винтовки.

— Никому не двигаться! — трое солдат взяли парочку убийц на прицел.

А потом из-за их спин появилась ставшая такой ненавистной в последнее время рожа — Макаров.

— Живой, — выдохнул Джеймс. — А мы ведь видели, как ты садился внутрь.

— Не вы, а Беклемишева, — поправил убийцу генерал. На английском.

Кажется, он уже о слишком много знает.

— Если обо всем догадались, чего же не убрали бомбу? Или не жалко было свою машину? — Боб попробовал подерзить.

Да, иногда обидные слова заставляют совершать ошибки: Джеймс делал вид, что сдался, но продолжал искать момент. До того, как на запястьях сомкнутся наручники, время еще есть.

— Машину еще сделаем. А вас с такой готовностью убивать случайных людей нужно было брать как можно быстрее, — генерал следил за оружием в их руках и тоже ждал.

Опытный, собака. Если их начнут вязать, они еще попробуют пострелять, а Макарову явно хочется взять их живыми. Этим нужно пользоваться.

— И кого же вы отправили на убой?

— Просто заклинили руль, а водитель выпрыгнул через заднюю дверь. Плюсы конструкции, что нам досталась от десантного броневика.

— И потом вы просто следили за крышами?

— А еще за окнами, подворотнями и даже канализацией.

— У вас не было под рукой столько солдат! — вспылил Боб. — И подвести их вы бы не успели!

— Не было, и не успели, — согласился Макаров. — Поэтому попросили о помощи гражданских — к счастью, у нас собрались люди со стальными яйцами…

Боб вздрогнул от столь явного вульгаризма, которого совсем не ждал от неамериканца, и генерал тут же воспользовался этим — сделал резкий подшаг вперед и оглушил его ударом по шее.

— Твой сын у нас. Сдавайся и помоги выйти на заказчика, — генерал смотрел Джеймсу прямо в глаза.

Как же он раздражал. Джеймс привык, что у него всегда есть запасные пути, запасные планы, но сегодня его загнали в угол. Нет! Последний шанс еще был, он всегда есть… Джеймс медленно сжал и расслабил пальцы на рукояти револьвера — и генерал все понял.

— Не надо.

— Надо. Я хочу понять, кто лучше: ты или я.

— А сын? Тебе же не все равно на него.

— Я думал, что мы в ответе за тех, кого спасли или приручили. Но ты плюнул на спасенную девушку, и это помогло тебе победить. Честь охотника ничего не значит.

— Ты не прав. С Беклемишевой я просто сразу понял, что там не все чисто. Да и сегодня. Помогли не только ее показания. В машине есть радиоточка, и мне прямо в пути передали, что Татьяна жива и меня ищет. После этого просчитать твой план стало совсем несложно.

— Еще лучше… — Джеймс улыбнулся. — Если ты не врешь и тебе не плевать, тогда ты точно не бросишь Боба. Если же просто играешь словами, то так тоже будет правильно: ему нужна цель. И куда бы ты его ни отправил, в тюрьму или на царскую каторгу, он сделает все возможное, чтобы выжить, чтобы стать лучшим, чтобы отомстить. А еще, прямо здесь и сейчас, я ведь могу и победить…

Джеймс выхватил револьвер так быстро, как это еще никогда у него не получалось, но даже так… Его ствол только начал подниматься, а пистолет Макарова уже смотрел ему в лоб. Секунда — он давал ему шанс остановиться. Нет! Бороться, до конца… Если выстрелить даже на уровне ног и хотя бы ранить русского генерала, то и он может промазать. Палец Джеймса надавил на крючок, но Макаров его снова опередил.

Вспышка выстрела, в лоб ударило что-то твердое. И наемный убийца, внебрачный сын лучшего стрелка Дикого Запада, Джеймс Билл Батлер умер.