Сидим, спорим о создании промышленного кластера на территории русской Маньчжурии и Кореи. Самое то для января 1905 года.
— Пусть не на самых лучших условиях, но с привлечением иностранцев у нас хотя бы будет возможность эти металлы купить, — Огинский тем временем продолжал препираться с Мелеховым. — Сейчас русский марганец из Чиатурского месторождения уже давно расписан. Молибдена нет вообще. Вольфрам — если где и найдем, то наша очередь все равно будет в конце списка. Думаете в Санкт-Петербурге покупают сталь для станков от хорошей жизни? Нет, просто этот рынок строго поделен, и ворваться на него почти нереально.
Кстати, про столицу и наши заводы это он хорошо вспомнил. Начнем добычу и получим результат — первые клиенты, которых поставщики из других стран держат на голодном пайке, в очередь выстроятся. Даже без большой войны и прямого царского заказа. Главное, не остановиться на одном сырье — мы ведь можем больше.
— А самим? — напомнил Мелехов тот самый вопрос, к которому мы постоянно возвращаемся, но как будто так и не можем решиться. — Начать с самого начала и просто сделать!
— Самим облазить половину Маньчжурии, чтобы сперва подтвердить залежи — японцы-то могли и ошибаться — потом завезти оборудование, провести дороги? Это миллионы рублей. Десятки миллионов. А учитывая риски новой войны и то, что все эти инвестиции могут разом сгореть, сам факт того, что Вячеславу Григорьевичу вообще сделали такое предложение — это огромный шаг навстречу.
Я покачал головой. Да, вот такой сейчас мир: предложение ограбить твою землю — это шаг навстречу. К счастью, я не то что верю, я знаю, что со всем этим можно разобраться.
— А теперь представим, что мы все-таки не безрукие обезьяны… — я включился в разговор уже по-настоящему.
— Я такого не говорил! — возмутился Огинский.
— Разве? Когда мне заявляют, что нам самим не потянуть добычу металлов, при том что технологии в принципе известны — кем нужно быть, чтобы поверить и испугаться?
— А они нам известны? — Огинский не сдавался.
— Вы же нашли уже несколько десятков инженеров? — Мелехов встрепенулся. — И пусть они не знают точно, но, если будут ресурсы, неужели не смогут разобраться в процессе? Тот же простейший гравитационный сепаратор мы уже собирали!
— И его хватит только для марганца, — как оказалось, Огинский не просто так блистал пессимизмом, а всего лишь подготовился чуть лучше, чем Мелехов. — Для вольфрама используют магниты, щелочи, несколько сложных этапов, которыми Штаты и Германия не спешат делиться. С молибденом цепочка короче, но чем именно его обогащают, чем восстанавливают, чтобы это можно было использовать не для пары грамм в лаборатории, а для тонн породы каждый день… Я вот не знаю!
— Очень правильные слова, — кивнул я и внимательно посмотрел на Огинского.
В принципе, почему бы и нет…
— Вячеслав Григорьевич! — тот начал понимать, что к чему.
— Как меня зовут, я знаю, не надо напоминать. А этот разговор помог мне осознать очень важную вещь. Павел Анастасович прекрасно курирует уже готовые производства, а вот новые — это совсем другой уровень, другие знания и навыки.
Я бросил взгляд на Мелехова, не обижается ли? Нет, кивает — все понимает. А я вот в свою очередь начинаю понимать, как у Сталина в итоге на половине важных научных проектов главным в итоге оказался Берия. А кого еще ставить на что-то новое и секретное, как не человека из контрразведки? Который и людей подберет, и проследит, чтобы на сторону ничего не ушло, хотя бы раньше времени.
— Вячеслав Григорьевич, — Огинский снова взмолился. — У меня же и так работы столько, что спать приходится урывками.
— А вот так делать не стоит. Пересмотрите загрузку, переложите уже наработанные дела на заместителей, повысьте кого, если нужно. А вы сами мне будете нужны на новом направлении.
— Значит… — тяжело вздохнул Огинский. — Найти еще ученых, которые хоть в теории знают нужные нам реакции. Свести их с инженерами, которые уже есть и которых еще выслежу, чтобы воплотить все это в оборудовании, а потом отправлять экспедиции…
— Сразу, — поправил я. — Не надо ждать. Уверен, что нужные люди у нас найдутся. Пусть даже не лично, используйте любые наши связи для консультации по телеграфу, но с теорией мы разберемся. А к этому моменту у нас должны быть уже не только найдены нужные месторождения, не только получены первые партии породы, но и подготовлены цепочки поставок, чтобы мы могли в разы нарастить все процессы.
Огинский потерянно кивнул, принимая масштаб поставленной перед ним задачи. Но чем больше он над ней думал, тем меньше оставалось безысходности и тем больше появлялось блеска в глазах от осознания того, что именно он может принести нам, 2-й Сибирской армии, да всей России.
Человек такое существо, которое, чем бы он ни занимался, рано или поздно начинает выгорать. Дни сливаются в бесконечную пелену, цвета становятся тусклыми, вкус теряет смысл… Но все меняется, когда появляется цель. Нет, Цель — с большой буквы. Задача, которая захватывает тебя всего, которая стоит того, чтобы по утрам вставать пораньше, а по вечерам до последнего гореть на рабочем месте, лишь бы успеть побольше.
Иногда люди теряют свою цель, иногда находят. Вот Огинский сейчас точно нашел!
Поручик Романовский почти в самом начале Русско-японской получил перевод в штаб 18-го армейского корпуса, расквартированного прямо под Санкт-Петербургом, но в итоге взял и отказался. Отец тогда написал самое гневное письмо в его жизни — сам артиллерийский офицер, он, тем не менее, провел большую часть жизни на патронном заводе и верил, что сын тоже сможет найти себе теплое место, подальше от пуль и снарядов, но… Иван Павлович услышал, как храбро сражается 2-й Сибирский, и решил, что тоже сможет показать себя.
Увы, остальные корпуса даже в следующих сражениях совсем не блистали. Возможно, сам Романовский и нашел бы шанс поразить командование своими успехами, но его батарея конной артиллерии была придана Забайкальской казачьей бригаде, а та каким-то образом бой за боем оказывалась совсем не там, где враг наносил хоть сколько-то серьезный удар. Случайность? Умение найти теплое место? Ивану Павловичу, естественно, никто ничего не рассказывал… Поручик страдал, поручик молился, и в итоге бог все-таки ему ответил. Сведя дружбу с Антоном Ивановичем Деникиным, Романовский вместе с ним наконец-то смог получить перевод в сам 2-й Сибирский.
В первый день, слушая разговоры солдат и офицеров, вспоминающих самые разные случаи, как они били японцев, Иван Павлович позволил себе поверить, что наконец-то ухватил удачу за хвост. И снова ошибка! Даже Деникин оказался на отшибе новой силы, получив в свое распоряжение жалкие остатки кавалерии: тех, кто не решился переучиться на новые броневики. Впрочем, сам Антон Иванович почему-то не унывал. Тратил сутки на отработки маневров, ходил на разборы чужих операций в штаб и даже гонял своих казаков вместе с нестроевыми чинами.
Как ни странно, многие втянулись в процесс общего дела и постоянного обучения, некоторые даже решились побороть свои страхи и тоже пойти на броневики. Но были и те, кто, как и поручик Романовский, не собирался тратить время на подобные глупости. Они же пришли в армию. Разве по уставу положено искать себе призвание? Нет! Это задача командиров найти правильные и, главное, достойные задачи для русского солдата и офицера! А не это вот все.
— Господа, вы не уступите нам свой стол? Вы, судя по всему, уже все доели и допили, а мы как раз хотели отметить победу в маневрах! — краснощекий обер-офицер с планками 3-го Броневого подошел к столу Романовского и двух его товарищей.
Они действительно уже давно закончили с обедом, но вот так выгонять офицеров из-за стола! Романовский начал было подниматься, но его друг, казак Станислав из Львова, придержал его за плечо.
— Вы правы, мы уходим, — Иван Павлович сдержал себя, вышел из кабака на улицу и только тут позволил себе сорваться, врезав кулаком по стене.
Как же его все это раздражает! Взять те же новые правила, когда генерал Макаров решил выделять победителям учебных игр призовые. Разве это нормально? Или когда для простых солдат и офицеров всего в десяти километрах от линии фронта построили кабаки и клубы с книгами и газетами по самым разным наукам. Разве армия про это⁈ Но больше всего поручика Романовского раздражали «ашки»! Сходили в пару атак на своих «Артурах» и теперь черта за брата не считают!
— Ты же знаешь, — Станислав снова хлопнул Романовского по плечу. — Ашки без тормозов. Им только покажется, что их оскорбили, так сразу в драку. И плевать на все взыскания. Как они говорят, в бою наверстают.
— И ведь наверстывают, — тихо добавил Адам, еще один товарищ Ивана Павловича. — Болтают, после Дальнего была большая драка, больше двадцати человек были понижены в чинах. А теперь… Всем всё вернули, а кто-то и выше прыгнул!
— В званиях, — поправил Романовский Адама.
— Вся слава им! — Станислав просто сплюнул.
— Господа, а вы не думали, что, если нас совершенно не ценит начальство… — начал было Адам, как его оборвал топот копыт и знакомый громовой бас.
— Вот вы где! — Антон Иванович Деникин по пути из штаба явно заметил их и специально свернул к кабаку. — А я как раз собираю всех наших! Давай, Романовский, берите своих людей, и срочный сбор у 12-й сопки.
— А что за дело? — недавняя апатия и злость вцепились в Ивана Павловича ледяными когтями, но он все равно с надеждой вскинул голову.
— Есть еще кое-что важное именно для нас, — Деникин улыбнулся, а потом не сдержался и хохотнул. — Поведем экспедиции геологов и инженеров на восток и на юг. Железные дороги туда дай бог к лету проложат, обычные же в весеннюю распутицу остановят любую технику, так что остаемся только мы!
— Точно! Лошади еще поработают! — закивал Романовский.
— Генерал так и сказал. Что с этими двумя новыми городками вся надежда только на нас! Но потом поговорим! Пусть обозы отправятся только через неделю, нам самим придется выезжать уже сегодня. Надо проверить дороги, подготовить стоянки, разогнать всех хунхузов и беглых японцев, что думали отсидеться от нас на востоке!
Деникин напоследок махнул рукой, словно показывая, какая громада дел их ждет, и ускакал дальше. Поручик Романовский еще несколько секунд смотрел ему вслед, а потом тоже махнул рукой, повторяя жест своего командира.
— Все! Собираемся!
И плевать ему было в этот момент и на зазнаек-ашек, и на оставленный стол в кабаке, и даже на привычку ругать все вокруг. Адам попробовал побухтеть, но Иван Павлович одним жестом заткнул его. Прошло время болтать! У них наконец-то появилось дело — стоящее дело! — и только оно теперь имело смысл.
Семен Михайлович Буденный уже несколько дней проверял, все ли готово к выводу 3-го Броневого из Кореи. Сначала от стоянки у Сегука до Согёна по временной железной дороге, которую построили для подвоза припасов и пока не спешили разбирать. Потом был выбор — своим ходом до Ялу или же по морю до Дальнего.
Переход по суше можно было бы совместить с учениями, но Буденный решил, что пользы от них будет меньше, чем вреда от сожженных за лишние две сотни километров моторов. Поэтому море — благо наблюдатели в Сеуле всегда предупредят заранее, если с юга будет подходить буря. Ну, а дальше уже есть постоянные железные дороги. До Дашичао, а там развилка: часть броневиков поедет к Ляояну прикрывать постройку новой шахты, пока зимние дороги еще держат тяжелые машины, а основные силы отправятся к Инкоу — проходить обслуживание и модернизацию.
Пока Вячеслав Григорьевич еще точно не сказал, чей именно полк где будет стоять, так что у Буденного был вполне законный повод заглянуть не только в уже ставший родным Инкоу, где у него даже своя квартира появилась — личная, со всеми официальными документами — но и в Ляоян.
— Николай Львович, а ты точно со мной поедешь? — осторожно спросил он у Славского, который решил вместе с ним прокатиться по маршруту вывода броневиков. — Скоро Дашичао, можно будет пересесть на наш поезд. Зачем нам обоим время на этот Ляоян тратить?
Буденный в глубине души понимал, что все эти интриги совсем не его, и даже чувствовал, как фальшиво звучит в этот момент его голос, но хотя бы попытаться он был обязан.
— А я лучше все-таки прямо проеду. Сейчас-то деньги идут не только в Инкоу, но и Ляояну достается. Вот и хочется узнать, а как сильно будет отличаться то, что строят чиновники от того, что возводят под нашим присмотром, — Славский сделал небольшую паузу, а потом все-таки выдал в лоб. — А еще, Семен Михайлович, хочу убедиться, что ты никаких глупостей не наделаешь. А то ты же меня знаешь, а я знаю тебя. И видел, как у тебя кулаки сжимаются каждый раз, как при тебе кто-то говорит о Столыпине.
— Ну, он же мешает нам делать свое дело! — Буденный наконец-то смог выговорить все, что накопилось внутри. — Сам сидел где-то в тылу, приехал, когда мы разбили японцев, на все готовенькое. А теперь изображает из себя генерала Ермолова! Вот только он совсем не Алексей Петрович, тот-то, как Макаров, все делал сам, своими руками! А этот Столыпин… Даже от Алексеева или великого князя вреда было меньше.
— Помнишь, как тебя перевели на броневики, и ты ходил такой важный, задрав голову? — неожиданно сменил тему Славский.
— Не ходил я, — Буденный искренне надеялся, что не покраснел в этот момент.
— Ходил-ходил! Считал, что нормально поговорить будет уроном для твоей чести… Я уж было хотел говорить Макарову, чтобы забирал тебя обратно…
— Хотел? — выдохнул Семен.
— Хотел, — рубанул рукой Славский. — Мне зазнайки не нужны, и так каждый второй считает себя белой костью и элитой. А что такое броневики без пехоты, без разведки, без артиллерии? Просто мясо!
— А я? — напомнил Семен.
— А ты учился день и ночь, обрел уверенность в себе, и уже через неделю с тобой стало возможно иметь дело, — ответил Славский, а потом добавил. — И мне кажется, что с тем же Столыпиным ситуация очень похожая. Он на новом месте, он берет власть жесткой рукой, а тут мы — словно вызов всем его планам.
— Ну так у нас свои планы, и мы от них не откажемся.
— И не надо. В главном-то мы похожи, и, мне кажется, генерал решил дать губернатору время это осознать.
— В главном — это то, что мы за сильную Россию?
Буденный задумался над словами Славского и крутил их в голове все те несколько часов, что поезд добирался до станции Ляояна. На месте Семен уже отвлекся, невольно вспомнив про слова своего командира о якобы причине съездить сюда — посмотреть, чем имперские города отличаются от того, что строят они сами. И разница была…
Что такое Инкоу? Это плановый проект, который пересобрал город практически с нуля, оставив небольшой квартал исторических зданий, словно окошко в прошлое. Ляоян же встретил Буденного зданием старого вокзала. Раньше он не обращал внимание, но сейчас в глаза прямо-таки бросилось, что колонны тут стоят разной высоты, и на правой, чтобы покосившаяся крыша окончательно не съехала, даже добавлена неаккуратная подпорка из уже подгнивших досок.
Сама кладка, вроде бы выделяющая вокзал среди соседних деревянных домов, неровная. Видно, что где-то кирпичи то ли гуляют, то ли их специально вынимают для каких-то своих дел… А еще на официальном здании, принадлежащем городу, можно было разглядеть немыслимые в Инкоу частные вывески. «Парикмахеръ», «Хлебная лавка №2» и «Кафе Эльзасъ», причем последние две были прибиты под углом и залезая друг на друга, словно отражение вечной войны двух выбивших такое проходное место хозяев.
— Пройдемся пешком? — предложил Славскому Буденный, вдыхая такой привычный, пропитанный мазутом воздух железной дороги. Хоть в чем-то Инкоу и Ляояон можно перепутать.
Славский кивнул, и они, крутя головами, словно впервые увидев то, что не замечали раньше, двинулись по недавно главному узлу обороны от наступающих японцев. Эхо войны тут еще явно было не забыто: стайка детей играла с гильзами, а старый китаец, пристроивший лавку прямо на углу центральной площади, правил деревянный приклад мосинки.
— Оружие и случайному человеку? — нахмурился Славский. — Тут что, совсем за порядком не следят?
Семен кивнул, но сейчас его снова захватило изучение города. Справа стоял двухэтажный дом с лепниной — кажется, еще китайской постройки. Но с тех пор верхний этаж обвалился, и его недолго думая восстановили из дерева. А кухню и вовсе вынесли на улицу — впрочем, учитывая старика-мастера по дереву, это уже не удивляло. Удивляло, что рядом стояло здание казармы, а значит, были и нижние чины, и офицеры, которые могли бы навести порядок, но не собирались этого делать.
— Неужели и нам раньше было плевать на все, что творилось вокруг? — тихо спросил у товарища Буденный.
Теперь уже Славский молча кивнул, а потом из следующего дома за площадью донесся звук не настроенного пианино. И хриплый женский голос, начавший выводить популярную в определенных кругах «по этапу, по этапу…», тут же дополненную матом из окна напротив. Впрочем, кроме криков больше ничего и не было — кто бы ни возмутился песней, больше он ничего делать не собирался.
— А у нас рядом с центральной площадью цветник и яблоневый сад, — неожиданно сказал Славский.
— А я слышал, что генерал хочет для детей поставить макет броневика из дерева. Один в один. Или даже настоящий из тех, что сильнее всего пострадал — немного восстановим и пригоним. И детям будет веселье, и люди чтобы помнили.
— Цветы те в первый день все сорвали. Наши же и сорвали, когда пошли к девицам в юкаку! И на второй, и на третий день, когда заново посадили — сорвали, — Славский вспомнил те дни, и его голос задрожал от напряжения.
— Я слышал, как японцы и китайцы спорили, когда генерал сдастся, — добавил Буденный.
— И я слышал. Так обидно стало, а на следующую ночь, когда за цветами пришли, их уже кто-то встретил и начистил морду. А потом еще и еще раз.
— Я же говорил: иногда набить морду — это выход, — Буденный растерянно улыбнулся. Не ожидал он такого разговора.
— А потом к цветнику привыкли, — продолжал Славский. — Туда ходят — и семьи, и одинокие офицеры, и даже простые солдаты. Просто посмотреть, вспомнить, за что мы сражаемся!
Он все никак не мог остановиться.
— И что ты предлагаешь? — Семен предпочитал побыстрее переходить к делу.
— А давай сделаем то, что ты и хотел! — махнул рукой Славский, словно разом превращаясь в того дерзкого поручика, которым начинал эту войну.
— Набьем морду Столыпину! — воодушевился Буденный.
— Нет. Наведем тут хотя бы немного порядку и набьем морду всем, кто будет нам мешать, — Славский обвел рукой площадь, снял перчатки и решительно направился в сторону дома, из которого все так же продолжала лететь воровская песня.
Буденному потребовалась всего секунда, чтобы догнать товарища. А потом с ходу оглушить верзилу, который выскочил из ближайшей подворотни и попытался их остановить. Еще один удар достался амбалу, который справлял нужду прямо на лестничной площадке. И вот приоткрытая дверь, из-за которой доносился гомон целого десятка здоровых мужиков.
Буденный переглянулся со Славским, а потом прямо как во время учений по штурму позиций в жилых домах распахнул дверь ударом ноги. Удачно — деревяшка не удержалась на петлях и полетела на пол, сбив на своем пути сразу пару человек. А оба офицера тем временем ворвались сначала в пропахший табаком коридор, а потом и в комнату.
— Никому не двигаться! Работает 2-й Сибирский!
Крик, от которого начинали дрожать японцы, сработал и тут. Две девицы истошно завизжали, сразу трое подозрительных личностей, потянувшихся к оружию, замерли без движения. А сидящий за пианино офицер аж с двумя звездами на васильковых погонах беззвучно зашевелил губами и явно не понимал, что и как только что случилось.