То, что за нами бежало, не отставало до самой больницы или научного центра Почтовой службы, конкретики я пока не знал. Но сначала нас встретили пулеметным огнем поверх голов, у меня только в ушах свистело, но Табачный забеспокоился и придавил меня поближе к лавке. Следом шарахнули еще чем-то. У меня на голове зашевелились волосы, а борода чуть ли не инеем покрылась. Одновременно жахнуло морозом, и в воздухе запахло озоном, как после шарахнувшей молнии.
За спиной раздался вопль, перекричавший даже пулеметную очередь. И только после этого табачный выдохнул, буквально обмякнув на лавке.
— Фух, в этот раз пронесло, — прошептал водитель, притормозил (возможно, перед воротами) и уже тогда разорался. — Вы охренели, что ли? На кой гнидский зад долбите ледяшками? Нас чуть не зашибло.
— Винт, остынь, — раздался приглушенный голос и несколько смешков. — Сам знаешь, Бегуна надо валить, пока он отпочковываться не начал. Лучше бы спасибо сказал. Короче, проезжайте быстрее. Вас ждут уже.
— Спасибо, — совсем неблагодарно процедил водитель сквозь зубы, но конфликтовать не стал. Со скрипом включил передачу и медленно поехал вперед.
Дальше все пошло в ускоренном режиме. Либо таинственный бегун всех всполошил, либо мы отставали от неизвестного мне графика. Куда-то подкатили, остановились и сдали меня на руки двум девушкам, пахнущим больничкой. Антисептиком и кварцевой лампой.
Попытку пообщаться завернули, сославшись на время, и отвели в душевую. Вручили мне чуть ли не бумажный халатик, тапочки и полотенце с мылом, рассказали, где кран и оставили одного. Потом помогли побриться, и через пятнадцать минут я уже снова лежал на операционном столе.
— Мы введем вам наркоз, — раздался новый голос, мужской и я бы даже сказал, старческий. — Будет немного больно. Расслабьтесь, скоро все закончится.
— Доктор, а я смогу играть на пианино… — хотел было пошутить, но сразу же после укола меня куда-то понесло.
Но полностью не вырубило. Точно парализовало, только вот я не понял, тело, волю или разум. Я не смог пошевелить даже мизинцем. Или просто не хотел. Мысли сначала закрутились водоворотом, а потом сознание будто нашло течение, куда и встроилось. Я поплыл. Немного над водой, потом ушел под нее с головой. Отрубился. Через какое-то время снова вынырнул. Показалось, что чувствую чьи-то руки на лице, но уверен, я в этом не был.
Сознание снова нырнуло… вынырнуло, нырнуло…
— Готовьте донорский геном, — где-то очень далеко прошелестел голос врача. — Что ему выбрала система?
— Феликс Робертович, здесь особая пометка… — где-то на дальнем берегу проявился еще один голос, женский, помоложе, но тоже в возрасте.
Внутри меня что-то всколыхнулось, слова девушки сработали как триггер. Показалось, что там говорят о чем-то очень важном. Я попытался собрать растянувшееся чуть ли не на несколько километров сознание. Но вышло так себя — часть мыслей уже ускакала далеко по течению, часть пряталась под водой, а те остатки, которые я хоть как-то мог контролировать, барахтались у берега на условном мелководье.
— Это же геном Шакраса? Он же стоит целое состояние? — в голосе врача послышалось такое удивление, что аж слегка вынырнуть смог.
— Наоборот, я слышала, что Зверолов продал его за очень вменяемые деньги, — ответила женщина, растягивая каждое слово. У меня в голове все это звучало, как: дее-ень-нь-нь-гииии.
— Странно, — пробормотал старый. — Это же первый известный случай поимки Шакраса?
— И единственный, — ответила женщина. — Поэтому и цена такая. Зверолов его не смог бы продать. Без второй дозы он никому не нужен, результат же не закрепишь.
— Понимаю, — прозвучало, как поо-о-оо-нииии-маююю, и при этом совершенно буднично и спокойно, во мне что-то опять шевельнулось, но сознание отказывалось работать адекватно. Где-то в одном месте уже почти вопило с требованием разобраться и с пристрастием расспросить доброго доктора, но другая, находясь на грани забытья, хотела эту грань уже перейти и спокойно отрубиться. Что нервничать-то? Доктор все понимает, значит, все хорошо… — Это даже любопытно. Какую силу сможет отдать Шакрас и как долго он протянет без закрепляющей порции. Коллега, как думаете?
— Месяц, — задумчиво сказала женщина, — максимум два. Ну, может, еще чуть-чуть протянет на геноме Ши-тау. Все-таки это один вид. Но согласна, очень любопытно проверить, какие способности он получит. Коллега, после вас. Можем приступать…
Слышь, каллеки! Интересно им! Что там за херня происходит! Сознание попыталось взбунтоваться, в помощь ему подорвался инстинкт самосохранения, но… наркоз, наконец, заработал на полную мощность, и мир (который и так был в темноте) теперь погрузился еще и на глубину. Сознание махнуло ручкой, и я отрубился.
— Ну, здравствуй, новый дивный мир… — прошептал я ссохшимися губами, когда в голове, наконец, что-то включилось.
Неимоверно хотелось пить, настолько сильно, что жажда просто вытеснила все остальные мысли. Где-то издалека пришли первые вопросы: кто я, где я, что за сушняк… Потом я попробовал открыть глаза, но уперся в тугую повязку. От нее уже и пошло принятие себя — словно сканирующая линия побежала от глаз, спустившись по всему телу.
Я жив. Я чувствую ноги, я смог пошевелить рукой. Поднял ее и аккуратно дотронулся до бинтов, под которыми прочувствовал еще дополнительный слой марли. Забинтовали плотно, даже моргнуть не получалось. Но боли не было. А судя по отросшей щетине, лежал я тут уже примерно третий день. Неплохо так поспал!
Убедившись, что тело на месте, расширил сканирование, пытаясь понять, где нахожусь. По уже выработанной привычке подключил слух и обоняние. Различил щелканье вентилятора на потолке, шелест занавесок на окнах. Жужжание какой-то очередной тварюшки, которая тыкалась в стены в поисках выхода. Ведет себя как муха, но шлепки явно другой массы. Где-то в стороне были слышны люди. Обрывки разговоров, шаги и звяканье посудой. Тихо — мирно, без спешки. Но в этой палате я, похоже, был один.
С запахом было сложнее — прямо над носом разило какой-то мазью. Что-то типа сильно прокисшей мази Вишневского. С другой стороны, она и шарашила не хуже нашатыря, помогая прийти в чувство. Я потянулся, ощупывая пространство, и обнаружил, что в левую руку воткнута игла. Ага, похоже, капельница. Прошелся по проводу, нащупал стойку и полупустой пакет с лекарством.
— Витаминки, это хорошо, — прошептал я, продолжив исследовать местность.
Нашел тумбочку и на ней графин со стаканом. Стекло, чуть ли не граненое, рядом нашелся тяжелый колокольчик с деревянной ручкой. Никакого пластика, никаких пикающих кардиомониторов — разница в мирах сказывалась уже в мелочах. Звенеть и звать пока никого не стал, нужно было осмыслить все произошедшее.
Наркоз даром не прошел. В голове крутились обрывки фраз, которые я слышал перед операцией. Шакрас, Ши-тау, Зверолов, вторая доза, закрепление, способности, коллеги-калеки — но в общую картину все никак не складывалось. Может, биомонитор мне что-то подскажет. И надо скорее приходить в себя, восстанавливать всю картину, а что не восстановиться — уточнить у врача. Может быть, даже и не очень вежливо это сделать.
— О! — раздался звонкий голос, вероятно, медсестры. — Вы проснулись?
— Кажется, да, — прохрипел я, вспомнив, что хочу пить, и потянувшись к кувшину. — Как все прошло?
— Не делайте резких движений, — скрипя деревянными половицами, медсестра оказалась рядом. Потрогала меня за руку, что-то проверив на моих смарт-часах, и только после этого налила мне стакан воды. — Как вы себя чувствуете?
— Честно говоря, пока еще не понял, — но хоть голос девушки узнал, это она меня встречала и готовила к операции.
— Это нормально, — усмехнулась девушка. — И еще не сразу поймете. Это стандартное состояние тела после инициации стороннего генома. Вашему телу, всем вашим органам потребуется какое-то время, чтобы привыкнуть к изменениям. Что-то будет сбоить, поэтому не пугайтесь.
— А…я… — я запнулся, забыв, что хотел сказать, неожиданно поняв, что пропали все запахи. Вонь от мази исчезла, как отрезало, и все вокруг потеряло «вкус».
— Вот про это я и говорю, — медсестра перехватила стакан, который я хотел поставить мимо тумбочки. — Запахи пропали? Это нормально, краткосрочный эффект. Скоро все вернется.
— А что с глазами? — спросил я, перестав фыркать носом.
— Через пару часов вернется доктор, и вам уже снимут повязку. А пока отдыхайте. Если захотите есть или пить, звоните. Я на этаже.
Медсестра развернулась, скрипнув доской, сделала шаг и… исчезла. То есть звук исчез. Будто мне на голову защитные наушники надели, причем не с активным шумоподавлением, а строительные (тугие и тяжелые).
Зато запахи включили обратно. Причем усилили в несколько раз и добавили дополнительных эффектов! Что за хрень со мной творится⁈
Я почувствовал, как пахнут деревянные пол и стены, различил аромат пластика от биомонитора, а из открытого окна вообще целый букет прилетел. Цветы, бензин, даже порох, потом еда. И все это совершенно спокойно различалось несмотря на вернувшуюся вонь от мази. Охренеть, если сравнивать с наушниками, то это какое-то активное запахаподавление. Резкое приглушает, едва различимое усиливает.
И что-то еще добавляет — раньше я ни с чем подобным не сталкивался, но готов был поспорить, что помимо пота, доносившегося из соседней палаты, я четко чуял кое-что еще. Это был запах страха. Было не очень понятно, почему я решил, что это именно он? Но, как будто бы просто знал это. И знал всегда, просто раньше не мог идентифицировать.
Я принюхался, узнавая еще новые запахи: боль, радость, скука. Гамма эмоций других больных поражала, но и потом они, конечно, попахивали. Приглушив лишнее, потянулся за запахом еды. Распознал типичные больничные паровые котлетки и разочарованно вздохнул.
Принюхался снова, но уже все отключилось. Опять мазь шарашила так, что не будь на мне повязки, наверняка глаза бы уже заслезились.
По новой прислушался к себе. Вроде пока все работало. А нет — правую руку не чувствую. По локоть будто отсидел все.
— Так, все нормально. Это кратковременно, — сказал сам себе и откинулся на подушку.
Минут через пять лежать мне надоело. И снова заглючило в голове — теперь слух выкрутили на максимум. Сначала даже было весело. Я услышал разговор двух мужчин, шепчущихся в трех палатах от меня. По смыслу разговора понял, что это моя группа. Они обсуждали свои новые возможности — в основном увеличение силы. Обоим инициировали геном некого Дуку, и один как раз хвастал второму, что на прогулке развлекался, перетаскивая двухсотлитровые бочки. Потом я услышал разговор медсестер, обсуждавшихся, что главврач где-то задерживается. А в дальней палате лежит очень симпатичный мужчина.
Уверен, это они про меня. Даже как-то приятно стало, но потом я расслышал звук, который совсем выбивался из этой идиллии теплой летней сиесты в пансионате для выздоравливающих.
Я опознал звук снимаемого часового — чавкающее проникающее и сдавленный хрип, зажатого рукой горла. И сразу «грохот» упавшего тела и чей-то совсем ненормальный, озабоченный на грани оргазма, выдох.
— Это что там за маньяки развлекаются? — прошептал я, хватаясь за повязку. Доктора я, похоже, не дождусь.
Нащупал узел и начал его ковырять, понимая, что слышу все больше звуков очень уж характерных для налета. Донесся лязг вынимаемого из ножен оружия, хруст шейных позвонков, шуршание кустов и торопливый топот, будто сразу несколько человек короткими перебежками подбегали к зданию. Объемный, мать его, топот, сразу с нескольких сторон. Раздался дверной скрип, с грохотом разбилось что-то стеклянное, словно уронили, и тут же раздался женский крик.
Громкий настолько, что его было слышно и без усиления. Раздался, резко взлетев на высокую ноту, и оборвался…
Твою же мать! Не сам оборвался — у меня уши опять заглючили! Я снова оказался в полной тишине, чувствовал только скребки по затылку, отбирая бинты. Чуть-чуть осталось! И будет момент истины!
Я смахнул размотанный бинт, путаясь с проводом от капельницы, которую так и не вынул. Потряс головой и резко открыл глаза.
— Гнидский зад! — только и смог я прохрипеть местное ругательство.
Я видел! Пока плохенько и мутно, но видел!
Вот только то, что я увидел, мне не понравилось!
Прямо передо была морда какого-то скалящегося урода! Лысый бледный череп, такие же бледные (словно мужик себя припудрил) впалые щеки. Куча татуировок — перевернутая звезда во лбу, кривые черепа под глазами, чем-то пробитые губы, словно прошитые черными нитками и растянутые так, что десна блестели. Внутри то ли поломанные, то ли специально подточенные зубы и черный язык.
И этот урод быстро и перевозбужденно дышал, словно обдолбался какими-то колесами. Зрачки расширены, а радужка залита красным, будто все кровью налилось. Чем от него пахло, я, к счастью, не узнал — обоняние вырубилось на фиг. Ну и хер с ним! Главное — глаза видели. Другой вопрос, что первым в новом мире я рассчитывал увидеть что-то более приятное…
Мужик замахнулся на меня кривым ножом, но ударить не успел.
Я среагировал раньше и явно быстрее, чем умел раньше. Выдернул иглу из вены и воткнул ее прямо в красный глаз. Повторил процедуру, не слыша возражений, добавил кулаком и перехватил руку с ножом. Дотянулся до капельницы и подхватив трубку, накинул ее мужику на шею. Крутанул, дернул и вместе с ним скатился с кровати.
Дожал, так ничего и не услышав. И заметил силуэт справа — еще один такой же лысый забежал в палату и, замахнувшись бейсбольной битой, утыканной гвоздями, бросился на меня. Я успел заметить темные пятна на гвоздях и несколько человеческих зубов, застрявших в деревяшке. Все это уже летело мне в голову.
— Да, твою же мать! — зарычал я, когда вдруг вокруг резко стало темно, а в ушах аж зазвенел мерзкий голос нападавшего.
Я попытался отскочить назад, но ноги будто вросли в пол. Зато верхняя часть спокойно ушла назад, согнув меня чуть ли не пополам. Просто в обратную сторону! Будто я чемпион игры в лимбо, чуть плечами до пола не коснулся. Над головой с ветерком пролетела бита, чиркнув меня кончиком гвоздя по лбу. Я выпрямился, все еще удивляясь своей новой гибкости, и ударил лысого в лицо.
Так, ткнул коротким прямым в переносицу, но эффект превзошел все ожидания. Нос хрустнул, вместе с обеими скулами, и вся эта каша вместе с татуировками и моим кулаком куда-то провалилась на пару сантиметров. Я одернул руку, и через несколько секунд услышал, как рухнуло тело.
— Гнидский зад, — сквозь зубы процедил я, тряся рукой. — Ай-яй-яй, как же отожгло-то…
Что делать-то? Зрение вернулось — это факт, глаза рабочие! Но вот эти глюки туда-сюда мне не особо помогают. Сейчас было бы здорово включиться!
Но организм меня не услышал и до предела выкрутил обоняние. Со всех сторон разом обрушился целый вал запахов, главным из которых была свежая кровь. Много крови. И много страха вокруг. Но еще больше нездорового возбуждения маньяков, которые этой кровью упивались.
Я прямо четко чувствовал эти скопления. В основном на первом этаже, где-то посередине (видимо, на лестнице) и несколько уже на втором — прямо рядом с затухающими пятнами страха.
Наконец, включилось зрение. Мутноватое и нерезкое, будто на меня очки с диоптриями надели. Но достаточное, чтобы разглядеть мой рюкзак, стоявший за тумбочкой, и понять, что ничего другого моего здесь больше нет. Я подхватил биту, скептически оценил дырявые башмаки на обдолбанных местных и приткнулся к дверному проему, решая, что делать.
— Вот только не сейчас, не надо, — снова процедил я, чувствуя щекотку в глазах.
Мигнуло, на миг раскрасив всю картинку в цвета тепловизора и отметив мне особо горячих нападавших и в основном уже остывающих пациентов. Опция — зачет, но количество «горячих» парней совсем не в мою пользу. Я услышал чей-то предсмертный хрип в коридоре и нечленораздельные вопли. Кто-то очень радовался чужой смерти и явно хотел еще.
Я отступил вдоль стеночки, готовясь к встрече. И понял, что не чувствую опорную ногу.
— Ладно, в другой раз потанцуем… — прошептал я и, подтаскивая отключившуюся ногу, поковылял к окну.
Высунулся, быстро (пока свет не выключило) оценил поляну, лес, кусты, сараи и прочие размытые силуэты. И попытался аккуратно выбраться, свеситься и спрыгнуть. Благо там уже невысоко останется. Но система в очередной раз дала сбой. Рука онемела, а нога чуть ли не сама дернулась, выкинув меня наружу.