Я [унижаю] аристо

Глава 5 Пресс-хата

— Шуруйте реще, ваше благородие! — как только мы зашли за угол, тычок в спину оказался уже куда чувствительнее предыдущих прикосновений моих конвоиров. Должно быть тут, в отличие от стоянки служебного транспорта, нет камер.

А моих будущих показаний они не боятся? Слово аристо против их вяканья потяжелее будет…

— Не тормози, барчук! — Это был уже не тычок а самый настоящий удар. Пора отвечать…

Я не без труда поймал равновесие после толчка. И покосился на того полноватого жандарма, который только что ударил меня в спину:

— Геморроя у тебя, случаем, нет, серый?

— Чего-о⁈ — Плотный конвоир непонимающе нахмурился.

— Позаботься о своей заднице заранее, крепыш. Когда тебя попрут со службы, сможешь зарабатывать только ею. Ну или изучи технику горлового ми…

— У с-сук!..

— Хват! — Лейтенант, который шагал за нами на небольшом удалении, заставил подчинённого замереть с занесённым над моим затылком кулаком. — Охолони. Пусть брешет, чё хочет. Щас ему самому дыркой поработать придётся…

— Хы… — Пухлый Хват усмехнулся и снова толкнул меня открытой пятернёй. — И ротик тоже готовь, шутник…

Понятно, синяков оставлять не хотят. И насчёт того, что сказал лейтенант, тоже понятно. Меня не в приёмник ведут. А сразу в пресс-хату. Знаю я такую фишку, хотя на практике ещё не встречал…

Официально напишут, что в приёмке случился какой-то технический затык. И пришлось помариновать меня где-нибудь в машине до момента устранения. Вот только всё это время я должен буду провести не в душном броневичке. А в каком-нибудь специальном закутке. И после этого короткого времяпровождения я сам, по идее, не захочу давать показания, кем бы я на самом деле ни был. Ни аристо, ни обычный арестант никогда добровольно не расскажут о том, что с ними делали в пресс-хате. Первому после такого собраться руки жать перестанут. А второй, когда попадёт на зону — вообще будет жить в углу с отдельной дырявой посудой…

И такая заковыка, конечно, не входила в мой план. Похоже, что у того хлыща из «Нарцисса» связи были получше, чем у Шубских… И теперь эти связи хотят, чтобы я ощутил все прелести предварительного заключения. А не только курортные условия для благородных.

Ну да ладно. Без паники. Это, как говорится, не первое моё родео. И если настоящий Евгорий уже, наверное, затрясся бы, то я-то стреляный воробей. Ну или хотя бы воробей, которому много чего рассказали более опытные криминальные приятели…

Уйти целым из камеры с отморозками можно несколькими способами.

Можно сразу как-то покалечить себя для того, чтобы у охраны не было другого выхода, кроме как отправить арестанта в лазарет. Прямо по серьёзке. Просто биться головой о стену бесполезно. Лучше всего что-то порезать, чтобы кровищи было много, но не особо опасно. Например, вены поперёк… Пока затянутся — даже бесплатный адвокат уже успеет прорваться через все искусственные препоны и добьётся перевода в нормальную камеру.

Можно наоборот — покалечить тех, кто окажется внутри. Это, конечно, сложнее. Хотя придурки, работающие на начальство в таких местах, как правило, хорошей физической формой не отличаются. От того и идут на сотрудничество — среди обычных «пленных» им редко удаётся протиснуться дальше параши. Опытные урки таких мразей сразу выкупают. Но численный перевес наверняка будет внушительным. К тому же такая тактика опаснее — с точки зрения тяжести дальнейшего наказания. Срок у обычного арестанта после такого бунта против системы вырастет кратно. Хотя на зоне будет жить даже лучше, чем мог бы до того. Хозяйских придурков, которые обитают в пресс-хатах, никто не любит. А аристо избиение черни наверняка вообще сойдёт с рук. Разве что штраф какой выпишут для проформы…

Есть и третий способ — самый безопасный. И, в то же время, самый сложный. Можно дать понять отморозкам, что у тебя самого есть связи, способные превратить их дальнейшую жизнь в кошмар. Как и говорил Ромул — связи решают всё. И не только в аристократических кругах.

Но кого я могу тут припомнить, если даже влияния рода Шубских здесь не боятся? А люди «северов» по эту сторону решётки то ли проворонили мой приезд, то ли, опять-таки, не дотягивают по влиятельности до тех, кто стоит за тем мажором из спорт-клуба.

Намекнуть на дружбу с зекистанской диаспорой? Пожалуй, это можно попробовать. Бородачи мне, конечно, по-большому счёту, ничего сейчас не должны. Но отморозки в пресс-хате об этом не знают. А я, в свою очередь, знаю пару горских имён, которые звучат в этом городе погромче, чем имя того же старого Ашмеда. И могу припомнить не только их кликухи, но и эпизоды биографий, о которых может знать только достаточно близкий человек. Пару раз у меня уже получалось так выйти сухим из воды… Точнее, из окружения на чужом районе.

Ладно… Буду действовать по ситуации. В конце концов, теперь мне положен не бесплатный защитник, а какой-то элитный адвокат. Такие должны работать порасторопней вчерашних троечников, которые кое-как окончили юридическую академию. И связями сами обладают не хуже иного придворного воротилы. Надеюсь, это значит, что продержаться в прессухе нужно будет гораздо меньше обычного. И когда меня переведут в общий блок, я смогу спокойно действовать по тому плану, над которым думал вчера весь оставшийся вечер. Быстро связаться с людьми «северов» и организовать себе второй «побег» за сегодня. Всё-таки первый — из стен ликеума прошёл без сучка и задоринки. Да ещё и прямо из-под носа опричника.

— Сюда! — Ещё один чувствительный тычок в спину всё равно был сделан так, чтобы не оставлять явных следов на теле. Но сопротивляться смысла точно нет никакого. Жандармы умеют аккуратно паковать непослушных бунтарей тогда, когда бить нельзя. Только зря устанешь.

На сей раз конвоиры развернули меня в какой-то неприметный закуток между небольшими служебными зданиями. От одного из которых приятно пахло стиральным порошком. Прачечная?

Прошагав между этими сараями, мы очутились в небольшом дворике, закрытом со всех сторон высокими блоками «шашек» и этим пахучим сараем. До ближайших решёток, за которыми сейчас чалились преступники-неудачники, несколько саженей.

В сами эти блоки иначе как через приёмник не попасть. «Прессователей» обычно держат вот где-то в таких ответвлениях для служебного пользования. Там, где обычных арестантов вообще быть не должно. Но в служебные отсеки — мастерские или прачки — всё-таки можно попасть и по ходам изнутри блоков с камерами. Например, по ним возят в стирку грязные робы и матрасы или вывозят отходы. Примерно таким же путём я и должен был отсюда сбежать…

Лейтенант обогнал нашу процессию и замысловато стукнул кулаком в ржавую стальную дверь, ведущую внутрь сарая, пахшего порошком. Четыре раза с неровным интервалом.

Через несколько секунд изнутри лязгнул затвор. И вместе с клубами пара наружу высунулся тощий мужичок в тёмно-синей униформе службы исполнения наказаний. Редкие тонкие волосы морщинистого служки завились от влажности мелкими колечками.

— Уже? — От дневного света мужичок подслеповато сощурился, оглядев меня и конвоиров. И недовольно поморщился толстым пористым носом. — Там ещё этого бугая ещё никак не приласкают… — Вертухай оглянулся в темноту, заполненную тёплым паром. — Всё рычит, как зверюга…

Из глубины прачечной и правда доносились какие-то яростные рычащие звуки. И презрительные смешки.

— Да мы уже туда-обратно сгонять успели! — Возмутился лейтенант, тоже всмотревшись в темноту за паром. — Чё возятся-то?

— Дык крепкий боров попался… — Пожал сутулыми плечами мужичок.

— В смысле, крепкий⁈ Он же по ногам и рукам того! — Командир обернулся к пухлому жандарму. — Хват?

— Га?

— Я ж сказал его столбу пристегнуть!

— Дык я и пристегнул. — Ухмыльнулся конвоир. — Ток не к столбу…

— В смысле… — Наморщил лоб лейтенант.

— Да к трубе с кипятком! К столбу прошлый раз чуркобес лохматый жопой прижался — не оторвёшь. Так до вечера и провисел.

— Какой ещё чуркобес?

— Да зекан из старградских. Ты в отпуске был… Он, короч, аж плечо себе вывихнул, но вывернулся да так не дался. А к трубе-то хрен прижмёшься — она ж сама как кипяток!

Вот чёрт… Похоже, карту с именами зекистанских авторитетов можно сбрасывать…

— Ну ты мозг, Хват… — Лейтенант покачал головой и ухмыльнулся. — Ладно, хрен ним с этим бугаём, подождёт. Тут вон полегче клиент есть, можно и не пристёгивать… — Командир снова толкнул меня в дверь. — Шуруй, ваше благородие!

— Это тот барчонок, шоль? — Посторонившись с прохода, мужичок снова прищурился на меня.

— Тот.

— Хе! Ну тогда пожалте, вашбродь! — Морщинистая рука указала в темноту. И мужичок со злобной улыбкой проследил за тем, как конвоиры практически заносят меня внутрь через порог. — На спецобслуживание вне очереди. Как вы, глядь, привыкли…

Даже жандармы и вертухаи не испытывают большой любви к благородным господам… Но эти даже не пытаются прятать лица или делать вид, что сами не знают, куда меня тащат. Это кто же вас такой прикрывает, что вы нихрена не боитесь моих показаний? Вдруг я не стал бы молчать? Вдруг я вообще из тех, кому что-то подобное даже нравится? Я слышал, что иные аристо за такое обращение ещё и приплатить могут!

Может, они вообще не ждут, что я выйду отсюда живым?

Значит и финт с самовредительством не прокатит. Они только порадуются…

Эта мысль заставила меня рефлекторно дёрнуться. Но конвоиры были к этому готовы. И мгновенно выкрутили меня так, что боль пронзила суставы словно шилом. Я даже толком вскрикнуть не смог, а задохнулся от боли…

— Что говорите? — Продолжал злорадствовать вертухай где-то позади. — Что-то не нравится? Ничего, сейчас полегчает…

Обогнав нас, он посеменил мимо рядов огромных сушилок. Внутри медленно вращающихся барабанов переваливались груды стираных оранжево-голубых арестантских роб.

И через несколько шагов впереди сквозь пар я разглядел дверь в соседнее отделение. Как раз из-за неё и доносились приглушённые смешки, топот и рычание.

— Гусь, принимай ещё клиентика! — Открыв засов, вертухай распахнул дверь. — С этим побыстрее давай, адвокат скоро будет! — Он повернулся к конвою. — Заноси!

И те без затей просто швырнули меня в заполненное паром помещение, мгновенно захлопнув дверь за спиной. Я успел разглядеть только круглые люки стиральных машин, установленных тут по периметру. И три силуэта в ярких робах, стоявшие рядом с какой-то бесформенной грудой, сваленной у водопроводного стояка.

— Х-х-х-ха-а-а-ах-х-х… — Плотоядно выдохнул кто-то надо мной, пока я старался побыстрее подняться с мокрого пола. Со скованными за спиной руками это было не так просто, как обычно. — Молоденький…

Как только я всё-таки вскочил на ноги, с обеих сторон ко мне снова протянулись цепкие руки. И вывернули плечи также мастерски, как и жандармы.

Но в отличие от опытных конвоиров, лица этих ублюдков оказались слишком близко. Так, что я даже сквозь запах стирки почувствовал запах из их гнилых ртов…

— Уф!.. — Один отпустил меня, как только я боднул его прямо в нос.

Но второй смог отшатнуться от обратного удара. И перехватить мою руку так, что я снова рефлекторно согнулся почти до пола. А тот, что стоял впереди, неожиданно оказался сзади. И ударил меня какой-то мягкой палкой прямо под колени. После чего рефлексы заставили меня на них приземлиться.

Цепкая пятерня тут же схватилась за волосы. В позвоночник упёрлось острое колено. И, задрав меня лицом вверх, тот, кто стоял сзади, подсунул эту мягкую палку под подбородок, слегка меня придушив.

— Строптивый воробышек… Люблю таких…

Тот кто выкручивал мне руку сбоку, продолжал надёжно удерживать её от лишних движений. А тот, кому досталось по носу, потянулся к ремню брюк…

— Тихо, тихо, воробышек… — Как только я снова дёрнулся, голос сзади зашипел с притворной заботой. — Тебе понравится…

Вот мразь… Мало того, что ты тут явно не за ограбление или кражу… Так ещё и вместо законного места под шконкой, продолжаешь своим гадить… Такие как ты только так и выживают…

Лихорадочно вращая глазами, я старался увидеть хоть какой-то путь к спасению. Хоть что-то…

Но увидел только ещё пару силуэтов, которые вышли из клубов пара, держа в руках какие-то палки, обёрнутые ярким тряпьём. Непонятную груду рядом с водопроводной трубой они обходили на приличном расстоянии. И, натужно рыкнув, эта груда так и не смогла достать их скованными кандалами ногами.

Едва разглядев в этой куче плечистый силуэт другого пленника, я успел заметить ещё и то, что тот действительно пристёгнут наручниками к толстой трубе. А на его голову надет какой-то плотный мешок или наволочка. Звякая кандалами и гневно рыча, арестант продолжал слепо пытаться пинать пространство вокруг себя даже тогда, когда пара отморозков прошлёпала мимо в мою сторону. При этом ему мешали ещё и полуспущенные штаны.

— Ну-ну, воробышек… Хватит трепыхаться… — Сладкоголосый ублюдок придушил меня ещё сильнее и вжал колено в спину так, что там что-то хрустнуло. — Больно будет только поначалу…

Тот, кто был сбоку, уже расстегнул ремень. И принялся возиться с ширинкой…

С-суки… Нет бы просто избить… Какие же вы уроды… Ведь ведь даже не на этих жандармов спину гнёте… Вы сейчас делаете грязную работу для какого-то боярина… Который, похоже, и своих ни в грош не ставит, не то что таких как вы или я… Вы для него даже не животные… Вы для него вообще плесень…

— Как хорошо ты пахнешь, воробышек… — Голос за спиной продолжал ворковать, пока его подручный уже принялся стягивать мои брюки вниз. — Чистенький… Мягонький…

Тварь поганая… Ещё и наручники уже до костей врезаются… Аж жжёт… Или это…

Слега потяну в сторону ту руку, которая была вывернута следом за заломленной, я почувствовал, что цепочка моих браслетов будто бы растягивается. Но продолжает жечь огнём раненые запястья… Нет. Это не они меня жгут… Это я их…

Дёрнув руку в сторону посильнее, я увидел перед собой собственное запястье. Как и в схватке с Ромулом, когда гнев чуть не ослепил мой разум, рука была словно раскалена до бела. И оплывший браслет стекал по ней следом за лопнувшей цепочкой…

— А-а-а-ай!!! — Заверещал тот ублюдок, который возился с моими штанами, едва я схватил его за руку. И к запаху стирального порошка тут же добавился запах палёной плоти.

Тот, что выкручивал мне руку, сам отпрыгнул в сторону — похоже и вторая ладонь уже превратилась в раскалённую сталь. И как только я попытался отмахнуться её от того, кто стоял за спиной, тот пнул меня вперёд — прямо к прикованному к трубе мужику.

Пленник, как только почуял, что рядом снова кто-то есть, тут же попытался пнуть меня обеими ногами в лицо. Машинально подставив под удар руки, я врезался ими в цепь кандалов. И она тут же лопнула, разлетевшись в стороны каплями расплавленного металла.

Не без труда увернувшись ещё от одного пинка, я откатился дальше в сторону — прочь от пятёрки извращенцев и яростного пленника. Мужик снова зарычал — не то от очередной неудачи, не то от того, что капли застывающей обратно цепи теперь жгли ему лодыжки.

— Да ты фокусник, воробышек… — Пятёрка во главе с жилистым ублюдком, который, судя по голосу, раньше был у меня за спиной, стала аккуратно выстраиваться в полукруг, поигрывая палками. — Ну ничего… Я трупиком твоим поиграю… Тут ты ещё долго будешь тёпленький…

Мягко шагнув в сторону, он поднял с одной из стиральных машин не то нож, не то заточку:

— Так ведь можно даже пару лишних щёлочек проделать…

А мои руки, тем временем, стремительно теряли раскалённую яркость. Словно густой пар быстро принимал на себя весь тот заряд ярости, что заставил их только что вспыхнуть. Ещё несколько секунд, и я снова останусь один против пятерых отморозков с голыми руками…

Нет. Не один!

— Р-ры-а!!! — Мужик у трубы снова пнул пустоту, когда почуял моё присутствие. Увернуться от слепого пленника было несложно. И уже следующим движением я схватился за цепь, натянутую вокруг трубы между его ручных браслетов.

Но расплавленный металл теперь вовсе не брызнул в разные стороны, как в случае с кандалами на ногах. Звенья лишь слегка покраснели, остывая так же быстро, как и моя пятерня…

— Рви цепь!!! — Пытаясь переорать гневное рычание пленника, я принялся стягивать мешок с его головы, желая продемонстрировать ему раскалённые кандалы. — Рви, пока горячо!!!

И как только мне всё-таки удалось стащить грязную тряпку, арестант резко замолчал.

С широкого грубого лица, густо покрытого старыми шрамами, на меня уставились полные ярости глаза Ратмира Боровика.