Я [унижаю] аристо

Глава 10 Зекистанцы и «зекистанцы»

— Заметьте, не я это предложил. — Я указал на трубку в своей руке, которая теперь гудела сигналом отбоя. — Сами всё слышали.

Ратмир, как обычно, недовольно поморщился:

— Только, горец, давай на кулаках. Мою шкуру сегодня уже и так продырявить успели несколько ра…

Окончание ворчливой фразы утонуло в хохоте бородача. И даже полудохлый кощей, лениво наблюдавший за нами, сипло закашлялся, пряча улыбку в тощий кулак.

— Чел… — Я убрал телефон и обратился к ветерану. — В тюрьме на этот счёт лучше другие синонимы использовать…

— Ай, уасся… Уа-ха-ха-ха!.. Ну насамещил… Продырявили его… Уа-ха-ха!!! — Хадид вскоре тоже поперхнулся и закашлялся.

Глядя на окровавленные обмотки на теле бойца, зекистанец, конечно, сообразил, как именно извращенцы из пресс-хаты продырявили шкуру Ратмира. Но явно не мог отказать себе в удовольствии лишний раз поржать над противником.

И тот ещё сильнее нахмурился:

— Я и без ножа тебя порвать могу, зекоид…

— Уах-ха… — Хадид резко перестал ржать, вновь услышав обидное прозвище своего народа. — Э, слющай, уасся! Этот зекоид маму тваю…

— Стопэ!!! — Я рявкнул так, что бородач даже немного опешил. — Мне пофиг, как будете драться — понарошку или взаправду. Но если всё ещё хотите, чтобы я вас отсюда вытащил, работать будем вместе!

— Слышь, пацан… — Послышалось со стороны ветерана.

Но и ему я не дал договорить, ткнув в него пальцем:

— Ты! Кроме Танто ещё и Волковы твою шкуру себе на стену повесить хотят. И если ты такой крутой спецназовец и думаешь, что сам справишься — милости прошу! Можешь даже серым все трупы в прачке на меня свалить. Посмотрим, кому они больше поверят!

— Тима-джян-то савсэм бальшой стал уже, слющ…

— Теперь ты! — Я развернулся к бородачу. — За криворукий угон тачилы, которую я тебе положил разве что не на блюдце, тебе вкорячат лет десять курортов Северного Квансона! А по пути пришьют остальные художества твоих братьев! Для серых вы все на одно лицо, сам знаешь! Любой их эксперт скажет, что это тоже ты последние полгода под камерами светился, чтобы висяки закрыть! До конца жизни будешь пустыню подметать!

Отдышавшись, я отступил на шаг с прямой линии между горцем и ветераном. И указал на неё:

— Так что если нравятся такие перспективы — то никого не держу.

Встретив оба недовольных взгляда по очереди — светлые Ратмира и чёрные Хадида, я резюмировал:

— А если нет — то будем делать только то, что сказала Искра. Меня в любом случае отсюда ликеумный адвокат вытащит.

— Аблакат у тэбя есть, да-а-а… — Немного удивился зекистанец.

— Но я не за себя стараюсь! Сегодняшняя вылазка для меня — единственный шанс понять, как вытащить Тимку из лап чёрных.

— Малой, щито, тож попался? — Хадид удивлённо поднял густые брови.

— Хуже чем ты думаешь! Но это моя проблема…

— Ай, Тима-джян… — Бородач покачал головой. И спрятал нож за пояс. — Нихаращо паступаищ. Тимка-то твой мэнэ тоже врод как дружбан. Саказал бы сразу…

— Короче, ты согласен. — Это не был вопрос, но зекистанец кивнул. И я повернулся обратно к ветерану. — А ты?

— Значит, опричники всё-таки решили тебя в оборот пустить, да? — Кажется, это тоже не было вопросом, требующим ответа. И пока я выжидающе молчал, Ратмир тоже кивнул. — Ладно. Сделаем, как северянка сказала.

Трубка в моём кармане, тем временем, пискнула.

«Пора» — гласил текст сообщения от Искры.

— Тогда вперёд! — Я оглянулся в поисках выхода.

Кощей, в глазах которого продолжал блестеть интерес к происходящему, поднял сухую руку в сторону выхода со склада на улицу. И когда мы поспешили в указанном направлении, дед пошаркал за нами следом, видимо, желая развлечься зрелищем разжигания тюремного бунта.

А с имеющимися в моём распоряжении активами, если верить Искре, разжечь его было проще простого. Главное оказаться в нужном месте, в нужное время и под нужными взглядами. Ну и следовать инструкциям, конечно.

В качестве нужного места должна была выступить местная спортплощадка. Где на трибунах площадки для игр с мячом обычно тусила та часть зекистанской диаспоры Ротенбурга, которой так же, как и Хадиду, не повезло оказаться по эту сторону решётки. Здесь они тоже сбивались вместе против всех правил и распорядков. Не только поддерживая своих земляков, но и, конечно же, используя их в качестве бойцов в тех случаях, когда того требовали интересы их сообщества.

Но, как и в свободной части города, в тюрьмах Империи эта банда была далеко не единственной. И когда мы вышли со склада как раз во время общей прогулки, вторую часть спортплощадки, уставленную грубо сделанными силовыми тренажёрами, занимали их прямые конкуренты за влияние над остальным сидячим контингентом.

Если ворот роб зекистанцев был закрыт густыми бородами (опять-таки — в нарушение всех внутренних уставов), то «зекистанцы» наоборот всегда держали верхние пуговицы расстёгнутыми. Так, чтобы под яркими робами всегда был виден ворот полосатых тельняшек — разных цветов — в зависимости от рода войск, в которых когда-то служил носитель. Тельняшки, само собой, тоже специально надевались и демонстрировались против правил, вместо обычного серого казённого белья. Ветераны имперский кампаний, оказавшиеся после окончания войн на изнанке жизни, быстро учились у своих старых противников организации и методам влияния. Сколотив, в итоге банду ничуть не менее крепкую — как по ту сторону решётки, так и по эту.

Только если горцы промышляли в основном кражами и всякими мутными схемами с контрабандой, то ветераны зарекомендовали себя как одни из лучших исполнителей разных «силовых» акций. Наподобие той, что потерпела неудачу внутри стен ликеума пару дней назад.

Может поэтому они до сих пор не уничтожили друг друга, оставаясь разведёнными в разные сектора теневой экономики. Ведь тот сектор, в котором они могли бы схлестнуться в полный рост, всегда был плотно занят гораздо более влиятельной бандой, не пускавшей в него никого. Крышеванием, вымогательством и рэкетом, по крупному занимались только аристо. А закон называл это «податями». И поэтому на их стороне была не только личная охрана и наёмные боевики, но и полиция с жандармами.

Но, не смотря на это, холодные взгляды плечистых ребят в тельняшках тоидело скользили мимо кучки посмеивающихся бородачей на трибунах. С одной стороны — это выглядело так, словно те были для ветеранов пустым местом. Но, судя по ехидным и наглым ответным уколам тёмных глаз горцев, те прекрасно понимали, что расслабляться ни в коем случае нельзя. И нейтралитет тут существовал весьма условно. А напряжение между этими двумя группами арестантов чувствовал даже я. Словно электричество, вдруг наполнило собой не провода и всякие там конденсаторы, а сам воздух, повисший над свободной частью тюремной спортплощадки.

Хотя свободной она, конечно, не была — ни в переносном, ни в прямом смысле. Прочие сидельцы либо развлекались бросанием и пинанием мячей, либо, скучая, наблюдали за чужой игрой, смоля куцые окурки. Да и кто-то из двух банд тоже время от времени участвовал в игре или присоединялся к болельщикам, прикуривая куда более солидные сигареты. Именно от них потом остальные курильщики довольствовались остатками.

Охраны видно не было — вместо живых вертухаев за такими скоплениями арестантов наблюдали только камеры и различные скрытые датчики на высоких оградах. Видимо, наличие здесь экипированного охранника могло спровоцировать беспорядки куда легче, чем отсутствие.

Однако все арестанты были в курсе, что если нарушение режима будет касаться не только внешнего вида, но и чего-то посерьёзнее, уже через считанные минуты нарушителей разложит в пыль тюремный спецназ. Мочить из огнестрела те, конечно, сразу никого не будут — ведь у этой тюрьмы, как и у прочих производств и каторжных лагерей, тоже есть план по выпуску готовой продукции. Который ни за что не выполнить, если класть контингент налево направо за каждый неправомерный чих.

Но для некоторых бунтарей это будет последней попыткой к непослушанию перед получением тяжёлой степени инвалидности от бойца спецназа. Или перед визитом в пресс-хату в сопровождении рядовых вертухаев. Вне зависимости от степени вины в беспорядках, выбор между этими «двумя стульями» администрация никому не давала, полностью оставляя его на усмотрение спецназа и надзирателей. А уцелевших ждал карцер.

Поэтому Искра и предупредила о том, что спровоцировать беспорядки будет непросто. Но если получится… То и дальше будем действовать по её плану.

— Похоже, мы вовремя… — Ратмир оглядел спортплощадку и, поправив повязку, кивнул в сторону группы арестантов, пинавших мяч в одни ворота на ближней половине поля. — Я туда.

— Хадид? — Прежде чем ветеран двинулся к ногомячистам, я привлёк внимание горца.

— А?

— Ну не делай вид, что забыл. Как вылезем, она тебе больше не понадобится.

— Хе… — Стянув с себя верхнюю половину оранжево-голубой робы, бородач протянул её Ратмиру. — Ну на…

Рубаха оказалась размера на два меньше. Но, в принципе, администрация редко заморачивалась точным подбором экипировки сидельцев. Поэтому арестантская форма смотрелась на плечистом здоровяке вполне органично даже в обтяжку. В любом случае — заляпанная кровью повязка была до поры надёжно прикрыта.

Оставшись в одной меланжевой футболке, зекистанец зябко поёжился:

— Я тагада вон, в карзинк мячик покидаю… — Хадид указал на другую половину поля, отведённую для тех, кто предпочитал играть руками. — Напомни ток, джян, какое плечо? Левое?

— Левое. — Кивнул Ратмир, не оборачиваясь. И обратился уже к ближайшему игроку, вводившему мяч в игру с края поля. — Чё, за кого я?

— О, ништяк, за нас пойдёшь, братан! Нас как раз ток пятеро! — Игрок с уважением оглядел фигуру ветерана и кивнул на поле, задержав ввод мяча. — Вон Муха, Крест, Макарыч и Сов ещё с нами. А я Карась! Тя как звать?

— Меченый. — Лапища Ратмира протянулась к грязному мячу. — Давай я швырну. Беги наперёд.

— Ага! — Карась, который и правда был немного похож на какую-то лупоглазую рыбу, с готовностью побежал ближе к воротам. Заодно указывая остальным на новичка. — Вон Меченый, короч, за нас!

— Херасе! Да он один за двоих считается! — Кто-то из команды противников пытался возразить. Но, встретив взгляд нового игрока, тут же спрятал свой в землю. — Но мне так-то пох…

Ещё до того, как Ратмир ввёл мяч в игру, Хадид уже подскочил к такому же смуглому бородачу, как он сам, разминавшемуся на краю второй половины поля. И после того, как они быстро обменялись парой фраз на зекистанском, влился в игру, присоединившись к одной из команд, которая как раз играла без верхней части арестантской формы.

Я, в свою очередь, постарался смешаться с толпой болельщиков. И, делая вид, что наблюдаю за игрой, начал сканировать толпу на предмет знакомого лица.

Но знакомое лицо нашло меня раньше:

— Атлет?

Этот невзрачный тихий голос с ленцой я узнал ещё до того, как обернуться:

— Мик?

— Для тебя Миколай Стефанович. — Сонный взгляд из-под приподопухших век превратился в ироничный прищур почти сразу после того, как знакомый «север» заметил моё замешательство. Приветливо улыбнувшись, он слегка ткнул меня кулаком в плечо. — Да ладно, расслабься, парень. Шучу. Зови, как душа просит.

— Искра передала новости?

Мик снова состроил усталое лицо:

— Передала…Ток я кой-чего не понял… — «Север» сунул руки в карманы робы и кивнул на игровое поле. — Хадида я знаю, с ним всё ясно… А вон тот громила, вроде как, по твою душу давеча мастырился. Разве нет?

— Было дело.

— И ты его теперь отсюда вытащить хочешь? Может, наоборот — засадить на подольше? Не напутала Искорка?

— Нет, не напутала. Обстоятельства изменились. Его тоже надо вытащить.

— Ну как скажешь… Хотя наоборот было бы проще, конечно… — Мик глянул куда-то вверх и по сторонам. — Моё дело, в принципе, небольшое. Дорогу вам показать, пока суета начнётся. Да чтоб ты, братишка, под раздачу не попал. На счёт друзей гарантий дать не могу. Они в самом замесе по факту окажутся.

— Ничего, вылезут. Куда, кстати, вылезать?

— Да вон туда, за ворота глянь. — Сам Мик по-прежнему лениво наблюдал за игрой. — Там в полу решётку видишь?

— Угу.

— Как тревогу поднимут, Искорка сливы по сети перекроет. И там ненадолго сухо будет… Не совсем, конечно… Но пролезть можно.

— Там что, канализация?

— Братишка, более удобный выход ты сам только что отменил… — Вытащив из-за уха сигарету, Мик жестом поманил одного из курильщиков. — Когда ещё двоих с собой потащил. Там же только за одного уплачено…

— Понял… — Я пригляделся к решётке. Ратмир, конечно, протиснется еле-еле. Но зато легко справится с её подъёмом. — А если кто заметит?

— Не боись, смотреть все будут в другую сторону… — Прикурив, байкер сквозь дым указал в противополодную от ворот сторону одними глазами. — Во-он туда…

За щитом с корзиной висело небольшое табло. На котором, очевидно, когда-то вёлся счёт официальных встреч. Но сейчас оно не работало.

— Точно?

— Точно… — Мик усмехнулся, выпустив новые клубы дыма. — Ты, главное, сам не засмотрись…

— Ладно… — Я присмотрелся к табло получше. Но никаких признаков жизни оно не обнаруживало.

Байкер лениво понаблюдал за мячом, затянулся поглубже и, наконец-то, снова посмотрел мне в глаза. Уже совсем без иронии:

— И ещё… Плата за услугу растёт пропорционально количеству пассажиров, братишка. — Мик выпустил дым в сторону. — Будь в курсе.

— Но… Искра ничего такого не говорила…

— Я говорю. — Спокойный взгляд по-прежнему не сопровождало ничего похожего на улыбку. — Раз обстоятельства, как ты говоришь, изменились.

— И что это будет?

— Одной побрякушкой теперь точно не отделаешься. — Заметив, как я нахмурился, байкер всё-таки снова слегка улыбнулся. — Не дрейфь, братишка. Невозможного требовать не будем. Выполнишь для меня пару заданий — и мы в расчёте.

— Хотелось бы больше конкретики…

Мик пожал плечами, продолжая лениво улыбаться:

— А мне хотелось бы, чтоб у нас мотосезон был круглый год и пиво бесплатно. — Он опять отвлёкся на игру. — Конечно, ещё не поздно отказаться. За тебя одного, как я и сказал, уже уплачено. Хоть сейчас можем стартануть. А кореша твои — пусть так мячики и гоняют…

Байкер вновь вопросительно глянул на меня.

А я, в свою очередь, нашёл среди игроков Ратмира и Хадида.

Один и так мне не друг… А если кину второго, то Ашмед меня ещё быстрее найдёт. Может и не в ликеуме, конечно… Но наружу мне тогда лучше не выходить никогда.

И поскольку планов на то, чтобы становиться вечным студентом у меня точно не было, выбор был очевиден:

— Нет. Вытаскивайте всех троих.

— Как скажешь… — Выдохнув очередную глубокую затяжку, Мик передал окурок поджидающему невзрачному арестанту. И кивнул на поле. — Дай сигнал. Пусть начинают.

Я подошёл поближе к кромке и громко закашлялся.

Ни один из моих товарищей по предстоящему побегу, казалось, никак не отреагировал. Но уже через пару секунд они нашли друг друга глазами. И быстренько заняли нужные позиции на поле — каждый в рамках своей игры.

Зекистанец в итоге отошёл на середину поля, возвращаясь с мячом после гола противников. А ветеран там же — вводил ушедший мяч обратно в свою игру броском из-за головы…

— Хух! — Шумно выдохнув, Ратмир размахнулся и хлопнул Хадида мячиком прямо по затылку.

— Э, братка! Сматри куда мащишь, э!

Оглянувшись на звук замечания, ветеран презрительно оглядел фигуру бородача. И вместо извинений процедил сквозь зубы:

— Под ногами не мельтеши, зекоид…

— Э, уасся! — Возмущенный возглас Хадида немедленно привлек внимание и трибун. — Ты чё попутал, а⁈ Я те ща самому ногу замельтешу!

— Свободен, чуркобес… — Ратмир лишь расслабленно отвернулся от вскипевшего зекистанца.

— Сюда, сматры, э! — Тот немедленно схватил здоровяка за левое плечо. И, вцепившись за одежду, попытался резко развернуть к себе лицом. — Уйянгез кен джяляб!

Когда рукав робы соскочил с могучего плеча, раздался ещё и треск рвущейся футболки.

Но пристальное внимание тех, кто тусил возле тренажёров, привлёк не столько резкий звук, сколько татуировка, выглянувшая из-под разорванной одежды.

На плече Ратмира усмехающийся чёрный череп в таком же чёрном берете сжимал в зубах армейский нож. А чуть ниже были наколоты три крупные семёрки — почти такие же, как та единственная, что я видел на значке опричника.

Привстав с мест, все «зекистанцы» как один уставились на это изображение — так, словно оттуда в пыль игрового поля просыпалась горсть бриллиантов. А потом, заметив, кто именно проявил акт агрессии в адрес ветерана, все взгляды так же почти одновременно устремились на противоположную сторону спортплощадки.

И в ответ тёмные глаза всех зекистанцев смотрели ничуть не менее пристально и угрюмо.