Он совсем не походил на себя прежнего. Этот Бранн Киву выглядел заметно моложе того, который оставил Лескову ампулы с антидотом — теперь ему можно было дать не больше тридцати. Поглощенная энергетика хаоса восстановила не только его силы, но и оболочку, словно он был каким—то вампиром, добравшимся до хранилища крови. Единственное, что выдавало в нем прежнего Бранна, были его карие, почти черные глаза да энергетика, заставившая соратников Дмитрия невольно расступиться. Было даже странно наблюдать за тем, как столь могущественные создания, как драконы, послушно пропускают вперед человека.
Взгляды присутствующих настороженно впились в его фигуру. В воздухе повисла напряженная тишина. Казалось, сама земля прислушивается к его шагам, пытаясь понять, что они означают. Зачем он явился? Какие цели преследовал? И, главное, по какой причине не позволил Лонгвею убить своего протеже? Было ли это помощью или, напротив, какой—то жестокой игрой, задуманной лишь для того, чтобы поиздеваться над и так уже разбитым противником?
Глядя на своего бывшего друга, Дмитрий испытывал смешанные чувства. Он прекрасно осознавал, что Бранн только что спас ему жизнь, однако сознание не спешило благодарить — оно отчаянно пыталось найти объяснение случившемуся. Помочь просто так, без какого—то умысла, могли Иван, Рома, Альберт, но никак не Киву. Только не в этой ситуации. Бранн был слишком расчетлив, чтобы поддаться такой ничтожной слабости, как дружба. Да и были ли они вообще когда—нибудь этими самыми «друзьями»?
Мысль о том, что румын явился сюда по приказу Совета Тринадцати, казалась самой правдоподобной. Возможно, Уилсон и остальные советники пожелали лично вынести приговор зарвавшейся группе чужаков. А, значит, Лесков и его спутники должны были быть доставлены живыми.
Схожим вопросом сейчас задавался и Лонгвей. Его глаза буравили Киву, словно пытались проникнуть в его душу. В этот момент он даже пожалел, что не может считать энергетику своего союзника. Или всё же предателя?
Появление Бранна стало для него настолько неожиданным, что не могло не встревожить его. Уилсон же ясно дал понять, что предпочитает держать одного телекинетика при себе. Так почему он позволил ему уйти? Разве только затем, чтобы Бранн притащил русского ублюдка на совет. Так сказать, ради потехи.
Внезапно губы азиата тронула приветливая улыбка. Выглядело это так, словно он увидел лучшего друга, который все же успел приехать под конец вечеринки.
— Я знал, что вы не захотите отсиживаться на базе, в то время как здесь происходит столько всего интересного, — произнес он, когда Киву подошел ближе. — Правда, несколько удивлен, что Уилсон и остальные все же рискнули отпустить вас от себя. Мне казалось, они всерьез были обеспокоены своей безопасностью.
— Они умерли.
Безразличие, с которым Бранн сообщил эту новость, не могло не поразить присутствующих. Казалось, он говорил о чем—то настолько скучном и очевидном, что уже надоело произносить это вслух. Лишь в его глазах по—прежнему читалась хищная настороженность. Теперь Киву и Лонгвей смотрели только друг на друга, словно и не было никого вокруг. Словно не было никакого боя, унесшего в своем брюхе десятки жизней.
— Умерли? — эхом переспросил Лонгвей, уже догадываясь, кто именно так любезно «позаботился» о главах Золотого Континента. Вопрос — почему?
Бранн не стал пояснять. Вместо этого он быстрым взглядом скользнул по растерянным лицам Лескова и Вайнштейна, после чего спокойно произнес:
— Уводите своих людей, Дмитрий.
В глазах Лескова промелькнуло недоверие. Он как будто ослышался, но испытывать судьбу и медлить не стал. Поддерживая Альберта, он начал осторожно отходить назад, к телепортационной «арке». Однако, обернувшись на портал, с досадой заметил, что он деактивирован. Конечно же, Лунатик не мог сражаться и одновременно поддерживать «арку» в рабочем состоянии.
Нужно было дождаться, когда мальчик соберется силами и задействует его снова. Вопрос заключался в том, сколько придется ждать, а точнее — стоит ли ждать вообще? Призрачный силуэт Адэна давно испарился, а его голос больше не звучал даже в сознании. Лунатика будто и не было здесь вовсе.
Впрочем, сейчас активированная «арка» могла спасти лишь тех, кто находился в человеческом теле. Что касается Ханса, Владимира, Ильи и Данилы, то они по—прежнему пребывали в обличье кайрамов. Шагнуть в портал в эту минуту — означало бы бросить их здесь на произвол судьбы. Так сказать, на милость победителю…
Лонгвей молча наблюдал, как Дмитрий и Альберт отходят к телепорту, и можно было подумать, что его это нисколько не беспокоит. Лицо азиата по—прежнему не выражало никаких негативных эмоций, напротив, он даже улыбнулся. Но вот он снова посмотрел на Бранна, и в глубине его глаз внезапно отразилось неприкрытое разочарование.
— Зря.
Это слово стало единственным, прежде чем азиат обрушил на Киву телекинетический удар. Воздух застонал, завибрировал, раздираемый невидимыми волнами. Взметнулась пыль, прочертив едва заметную линию от Лонгвея к Бранну. Земля вокруг задрожала.
Но на этот раз тело врага не рассыпалось на куски и не упало на землю обезглавленным. Клубы пыли очертили перед румыном полукруг, натолкнувшись на невидимый барьер, который уберег Киву от верной смерти. Бранн отразил этот удар так же легко, как прежде то делал сам Лонгвей. После чего атаковал в ответ.
Ветер взвыл, расшвыривая вокруг себя мусор, чтобы затем поднять с земли мелкие камешки, песок и осколки. Будто серое облако, они устремились в сторону Лонгвея, но уже через секунду беспомощно осыпались на землю, натолкнувшись на призрачную преграду. Азиат тоже успел закрыться защитным барьером, вот только его поверхность предательски завибрировала. Почва под ногами чистокровного просела.
Все же бой с группой Лескова оставил свой след — Лонгвей заметно ослаб. Он был силен, но не всесилен, а, значит, его все же можно было истощить.
— Прежде чем я убью вас, я хочу знать: почему? — холодно спросил Лонгвей. — Мне казалось, мы с вами не ссорились. Я еще могу пощадить вас.
Бранн не ответил. Его глаза окрасились медным, и в то же мгновение клубы пыли взвились вокруг Лонгвея, полностью скрывая его фигуру из виду. Азиат словно оказался в коконе, который пытался сомкнуться вокруг него и раздавить. Затем пыль отпрянула назад, будто в танце, и снова набросилась на свою жертву, пытаясь прорваться за пределы невидимой преграды. Киву атаковал своего противника несколько раз подряд, пытаясь вымотать его.
— Как жаль, что вы так бездумно тратите свои силы! — раздался холодный голос Лонгвея, и в этот момент пыль вокруг него послушно улеглась. — Это бесценный дар, за который существа вроде нас готовы умирать.
— Значит, умрите, — мрачно отозвался Киву, после чего атаковал еще раз. Земля вокруг противника начала трескаться, словно весенний лед. Глубокие линии сложились в замысловатый рисунок, однако ни одна из них так и не сумела добраться до своей цели. И все же Бранн едва ли не наяву чувствовал предательскую рябь на поверхности вражеского барьера. Еще немного, и азиат выдохнется.
Вот только азиат не «выдыхался».
В какой—то момент Киву сам почувствовал, что начинает уставать. Его удары сделались слабее, воздух больше не вибрировал под их воздействием, защитная преграда противника не содрогалась. Мужчина отступил на несколько шагов назад, тяжело дыша.
Дмитрий и его спутники в тревоге следили за боем, не смея вмешаться. Они не могли видеть телекинетических волн, которые распространялись вокруг двух противников, однако потрескавшаяся вокруг земля ясно давала понять, насколько сильными были эти «зависимые».
— Проклятье! Он устает! — в отчаянии воскликнул Альберт, не сводя пристального взгляда с фигуры Бранна. И он не ошибся. Словно в подтверждение его словам, Киву вытянул руку вперед, желая тем самым усилить концентрацию и стабилизировать защиту. В какой—то момент его фигуру полностью поглотил песчаный вихрь, который стискивал его барьер, пытаясь расколоть, словно грецкий орех. А когда пыль рассеялась, Лесков увидел на губах и подбородке Бранна кровь.
— Нужно помочь ему! — закричал он, схватил Альберта за плечо. — Как тогда, помнишь?
— Я пытаюсь, но.
— Все вместе! Слышите меня?
— Ты же ослабишь нас к чертям собачьим! — отозвался в его сознании Илья. — Тогда вообще некому будет сражаться!
— Сейчас сражается он! — резко оборвал его Лесков. — Мы до сих пор живы лишь благодаря ему!
Тем временем, видя, что его противник начинает ослабевать, Лонгвей сменил тактику. Он уже не защищался, а, напротив, сам обрушивал удары на своего врага. Ветер набрасывался на телекинетический купол Бранна, словно голодный зверь. Он
царапал его поверхность стеклом и острыми камнями, создавая омерзительный звук. Затем отступал, чтобы обрушиться снова.
— Обидно, Бранн, — произнес азиат, ленивым жестом отмахнувшись от долетевшей до него пыли. — Я предсказывал вам гораздо более интересную судьбу. Вы могли исправно послужить мне, а вместо этого выбрали смерть за какого—то безродного щенка. Наверное, в этом отчасти есть и моя вина. Не следовало мне лукавить, говоря, что вы сильнее меня… Однако вы были так напуганы возможной встречей с кайрамами. Мне хотелось хоть немного вернуть вам веру в себя. Не мог же я всерьез предположить, что вы мне поверите. Тем более зная, кто я и скольких «истинных» уничтожил.
Киву молчал. Он чувствовал, что у него началось кровотечение из носа, как бывало всегда, когда он слишком усердствовал на тренировках. Знакомая усталость уже начала растекаться по телу. В висках лениво пульсировала боль. И в этот момент мужчина отчетливо осознал, что может не победить. Ему пришлось приложить немало сил, чтобы отразить следующий удар.
Но затем что—то изменилось…
Румын не сразу понял, что именно стабилизировало его защитный барьер, однако в какой—то момент он словно уплотнился. Очередную атаку Лонгвея мужчина практически не почувствовал. Купол больше не трещал, грозя лопнуть — напротив, он сделался прочнее. А затем пришло понимание, что головная боль отступила. Исчезла и слабость, которая еще недавно стремилась поглотить все его тело.
Что—то подпитывало его. Что—то вдыхало жизнь.
Энергетика, мощная, как горный поток, ворвалась в его организм, наполняя собой каждую клетку. Сердце забилось чаще, подгоняемое вернувшейся силой. Зрачки расширились. Впервые Бранн поглощал нечто, настолько мощное. Это было сродни энергетике глобальной катастрофы, но куда более чистое и стабильное — энергетика кайрамов. Та самая, какой поделился с ним Альберт, когда его, Бранна, смертельно ранили.
Страх, отразившийся было в глазах Киву, внезапно сменился холодной решимостью. Невидимая телекинетическая волна обрушилась на Лонгвея подобно цунами. И в этот раз казалось бы непобедимый враг внезапно сам вытянул руки вперед, пытаясь стабилизировать купол. Взгляд азиата в ярости метнулся в сторону «энергетических», которые вместо того, чтобы сбежать, решили отдать свою силу Бранну.
Что касается Дмитрия, то он все еще опасался, как бы «энергетические» не выдохлись прежде, чем Бранн прикончит врага. Несмотря на усталость, «истинный» по—прежнему был в состоянии сражаться. Возможно, его удары сделались слабее, но защитная преграда оставалась такой же крепкой. Нужно было что—то сделать. Что—то.
Взгляд Лескова лихорадочно скользнул по земле и внезапно остановился на рюкзаке Елены. Лонгвей уничтожил тело девушки, залив все кровью, однако ранец почему—то остался не тронут. А это означало, что в нем мог находиться «эпинефрин».
Оставив Альберта, Дмитрий подхватил рюкзак с земли и принялся торопливо обыскивать отделения. Он не обращал внимания на перепачканные кровью ладони, на пропитавшуюся ею ткань. Где—то должен был лежать «эпинефрин». В каком—то из карманов.
Наконец его пальцы нащупали продолговатый футляр, и тогда Лесков сделал себе еще одну инъекцию. Он знал, что превышать дозу нельзя, но и надеяться только на Бранна больше не мог.
«Продержитесь еще немного», — в тревоге подумал Дима, окинув взглядом четверых драконов. С минуты на минуту они снова могли вернуться в человеческое тело, и тогда война будет проиграна. Нужно было повлиять на концентрацию Лонгвея. Нужно было попробовать обратиться снова.
Дима вводил себе ампулу за ампулой и лишь на шестой почувствовал, что его сердцебиение ускорилось. Мощный всплеск адреналина заставил Лескова жадно глотнуть воздух. Зрачки расширились, заполняя собой чуть ли не всю радужку. А затем тело Дмитрия начало стремительно меняться. Опасения Альберта не подтвердились — «Эпинефрин класса А» не убил Лескова, но и четырех ампул Дмитрию уже было мало. Организм привык к этой дозе и теперь хотел больше.
Заметив, что «шепчущий» обращается в истинную форму, Лонгвей выставил ладонь в его сторону. В тот же миг телекинетическая волна устремилась к своей новой жертве, взрывая под собой землю, словно плугом. В попытке защититься дракон закрылся крылом. Однако вместо удара почувствовал лишь ветер, обдавший его чешую прохладным дыханием. Волна, которая должна была разорвать тело Дмитрия на куски, в метре от него налетела на невидимую преграду Бранна и разбилась, словно о скалы.
— Что же вы так защищаете его? — мрачно усмехнулся азиат. — Уж не потому ли, что его отец умер по вашей.
В тот же миг он прервался. Чувство страха заставило непроизнесенное слово застыть в горле, и мужчина невольно попятился назад.
— Нет. Нет… — сквозь зубы процедил азиат, пытаясь воспротивиться ненавистному внушению. Сейчас он невольно походил на душевнобольного, который видел перед собой какого—то монстра и пытался отмахнуться от него. Затем он вздрогнул всем телом и отступил еще на несколько шагов, не в силах бороться с окутавшей его паникой. Впервые чистокровный поймал себя на мысли, что проиграл. Эти чертовы твари, эти жалкие полукровки его уничтожат, как стая гиен уничтожает ослабевшего льва!
— Нет… Нет… Вы — ничто против меня, — прошептал Лонгвей, продолжая пятиться назад. Несколько раз он тряхнул головой, в очередной попытке отогнать наваждение, порождаемое внушенным страхом.
И в этот момент ветер вокруг него снова завыл. Видя, что происходит с противником, Бранн в очередной раз попытался пробить защитную стену Лонгвея. Телекинетические импульсы вонзались в щит азиата, словно невидимые клинки. Киву наносил удар за ударом, понимая, что, если сейчас не пробьет проклятую стену, всё будет кончено. Он уже начал слабеть. Данила, Илья и Владимир вернулись в человеческую форму, и теперь их «энергетика» стала блеклой, если не сказать — бестолковой.
Лишившись «подпитки», Бранн мог рассчитывать только на себя. Единственное, что у него осталось — это внушение Лескова, которое хоть немного мешало Лонгвею. Чистокровный выглядел затравленным, его действия стали хаотичными, по защитному куполу то и дело пробегала рябь. Он должен уже выдохнуться!
Но Лонгвей все же сумел сконцентрироваться и внезапно обрушил на Бранна удар такой силы, что барьер Киву разлетелся, а самого мужчину отбросило на несколько метров. Бранн беспомощно прокатился по земле, а затем хрипло закашлялся, чувствуя резкую боль в груди. Во рту появился солоноватый привкус крови.
И всё же нанесенные Лонгвею удары и внушенный страх произвели необходимый эффект. Защитный купол чистокровного также покрылся трещинами. Он мерзко захрустел, словно битое стекло, обещая вот—вот распасться. А затем прогремел выстрел.
Тело Лонгвея дернулось, когда пуля угодила ему в плечо, найдя крохотную брешь в защитном барьере. Должна была пробить сердце, но азиат все же успел сместить ее траекторию вправо и тем самым спас себя от неминуемой смерти. Он не знал, кто в него стрелял — понимал лишь, что «теневой». Кто—то из союзников Лескова до сих пор не показался на поле боя, но это не означало, что он уйдет безнаказанным.
Видя, что Бранн больше не представляет серьезной опасности, Лонгвей обратил взгляд в ту сторону, где теоретически мог находиться невидимка. Он собирался ударить наугад, будучи уверенным, что тот не успеет исчезнуть из зоны поражения. Клубы пыли взвились, захватывая новое пространство, асфальт пошел буграми. Они вот—вот найдут свою добычу.
Но взнезапно песчаные вихри застыли, будто заледенев. Асфальт перестал вздыматься, словно грудь тяжелобольного. Осколки бетонных стен больше не трещали. В этот момент в небе позникла призрачная фигура Лунатика. Мальчик парил в воздухе, слепо глядя куда—то сквозь чистокровного. И в ту же секунду время для Лонгвея остановилось. Часы и минуты потеряли свое значение: ветер больше не колыхал траву, тьма не пыталась сбежать от первых лучей солнца. Мир обратился в фотоснимок, на котором двигались только несколько человеческих фигур. И проявилась еще одна.
Фостер неотрывно смотрел на мальчика, фигура которого снова сделалась заметной. До этой секунды Адэн материализовался лишь на мгновение, чтобы указать наемнику на брешь в защитном барьере противника. Пуля почти достигла цели, и, когда прогремел выстрел, Эрик отчетливо услышал в своем сознании голос Лунатика:
— Спасибо, что был моим другом.
— Нет, ты не. — выдохнул Фостер, в ужасе понимая, что тот собирается сделать.
Если бы у Адэна было достаточно сил, он бы сделал это с самого начала. В момент появления Лонгвея он бы остановил время, снова активировал бы телепортационную арку и вернул бы Димину группу домой. Но в тот момент все они уже пребывали в своей истинной форме и поэтому не могли воспользоваться телепортом. А задерживать время дольше чем на две минуты, будучи столь слабым, он не мог. Адэну пришлось позвать на помощь и вступить в бой вместе с остальными.
Когда появился Бранн, в сердце мальчика затеплилась надежда. Вот—вот Лонгвей устанет, и тогда Киву победит. Уничтожит ненавистного «процветающего», и можно будет вернуться домой. Можно будет попробовать жить нормально.
Конечно, оставался еще вариант — активировать телепорт, мол, спасайтесь. Но разве они сумеют спастись? Если они сейчас сбегут, значит, все погибшие в этом бою отдали свою жизнь впустую. А враг вскоре восстановится и отомстит.
Вот только Бранн потерпел поражение. Жалкая попытка убить врага из пистолета тоже не увенчалась успехом. И тогда Адэн осознал, что по—другому не получится. Впервые ему было настолько страшно. Он понимал, что это решение станет для него последним — его организм слишком устал, чтобы потом проснуться…
Время остановилось и тем самым вынесло Лонгвею смертный приговор. Фигура азиата застыла на месте, напоминая каменное изваяние — лишь его глаза чуть расширились от ужаса, когда он понял, что происходит. Панический страх затопил его сознание ледяной волной. «Блуждающий во сне» отнял у него возможность двигаться и атаковать. А внушение Дмитрия лишило последнего шанса стабилизировать защиту.
Шатаясь, Бранн медленно поднялся с земли и направил руку в сторону Лонгвея. Песчаный ветер взвился вокруг чистокровного, превращаясь в воронку, которая с каждой секундой сужалась все сильнее. В какой—то момент до Киву донесся болезненный хрип противника, а затем телекинетический купол врага лопнул. Тело Лонгвея, оказавшись в объятиях вихря, разлетелось, как разбитая чаша, и теперь куски плоти, капли крови и обрывки одежды лениво парили в воздухе вперемешку с землей и осколками асфальта.
Когда Бранн поднял глаза к небу, фигуры Адэна уже не было. Ветер снова взъерошил его волосы, а в небе все ярче начал разгораться рассвет.