Выжившие

Глава XI

Настойчивый стук в дверь заставил Дмитрия проснуться. В первый миг Лесков почувствовал, как у него затекла спина, а затем пришло осознание того, что он вырубился прямо за рабочим столом. Наверное, так и проспал бы до самого утра, если бы не посетитель.

Стук повторился, и взгляд Дмитрия машинально скользнул по циферблату часов: без двадцати минут три…

В тот же миг внутри него всё похолодело. В мирное время ночные визиты вызывали у него либо удивление, либо раздражение. Но сейчас он уже подсознательно испытывал тревогу каждый раз, когда слышал подобный стук.

Резко поднявшись с места, Дмитрий поспешил открыть дверь незванному гостю.

— Что случилось? — спросил он, увидев на пороге Фостера. И, наверное, впервые отсутствие ухмылки на губах наемника, насторожило его еще больше, чем если бы тот «скалился».

— У вас проблемы, — сухо произнес американец. — Сейчас рассказать или сами посмотрите?

— И то, и другое…

— Тогда идемте в бывший жилой сектор. Если, конечно, осмелитесь… На вашем месте я бы предпочел закрыться в кабинете и подождать, пока они остынут…

— Кто «они»? — не выдержал Дмитрий, следуя за Фостером.

— Люди. Те самые, ради которых вы постоянно подставляете свою шею, — губы Эрика искривила презрительная усмешка. — По—моему, сегодня вы в который раз сместили меня с трона самого ненавистного обитателя этой станции… Или хотя бы заставили меня подвинуться: я убил Ермакоу—старшего. Вы — Гаврилоу.

— Что? — Дмитрий замер на месте, недоверчиво глядя на наемника.

— Не своими руками, конечно, — поспешил исправиться Фостер. — Но, если бы не ваш с ним конфликт, Одноглазый не пошел бы в бывший жилой сектор, чтобы уколоться «эпинефрином».

Услышав эти слова, Лесков заметно побледнел.

— Он — сам идиот, — продолжил Фостер, игнорируя состояние своего собеседника. — Однако люди считают, что именно вы его подтолкнули с «самоубийству». А то и вовсе внушили ему свою волю…

— Я ничего не внушал, — еле слышно произнес Лесков. Он был настолько потрясен услышанным, что сумел среагировать лишь на прямое обвинение. Хотя и понимал, что эти слова его не оправдывали. Своими неосторожными фразами он невольно убил невинного человека, и эта смерть станет еще одним пятном на его совести.

— Да вам и не нужно ничего внушать, — усмехнулся Эрик. — Если бы я разделял ценности Гаврилоу, то, наверное, тоже бросился бы доказывать, какой я бесстрашный. Но, к счастью, Господь все же наделил меня таким редким для человека органом, как мозг.

— А Вайнштейн, он…

— Он уже там. Его, как изобретателя великого и ужасного «эпинефрина» позвали в первую очередь. А вот вас звать не стали…

— И… И что он сказал? — Лесков пропустил последнее высказывание Фостера мимо ушей. Теперь Дмитрий невольно ускорил шаг, желая поскорее добраться до бывшего жилого сектора. — Он знает, почему Руслан… Почему такая реакция на сыворотку?

— Ну, насколько я понял, — Фостер пожал плечами, — дело в слабой крови.

— Что это значит? Какой—то «паразит»?

— Да нет, не «паразит». Всё куда более прозаично. Похоже, что у нашего одноглазого друга кайрамом был даже не отец, а дед или скорее — прадед. В общем, как говорите вы, русские, семь киселей на воде. Отсюда и слабая кровь, и отсутствие энергетики «полукровки». С тем же успехом можно было колоть «эпинефрином» человека.

— Но у него ведь была чешуя.

— Чешуя — это защитная реакция организма, но она не является показателем чистоты крови. Взять, например, женщин—полукровок. У них и вовсе нет никакой чешуи, но разве кто—то может назвать мелкую Бехтереу или нашу Медузу Горгону слабой?

Дальнейший путь до заброшенного жилого сектора пролетел для Дмитрия, как тумане. Известие о смерти Руслана стало для него очередным ударом, болезненным и жестоким. Неосторожная фраза, брошенная на эмоциях, оказалась роковой…

До них уже начали доноситься голоса собравшихся у тела Гаврилова, но, к удивлению Фостера, Лесков даже не замедлил шага. Дима как будто и не слышал предупреждения, что местные винят в смерти Одноглазого именно его. Сейчас Дмитрий находился в таком состоянии, что ему было плевать, как его появление воспримут люди. Жгучее чувство вины вернулось в новом обличье, и оно было таким сильным, что затмевало любые другие эмоции.

— Он здесь… Он пришел…, — доносилось отовсюду. Присутствующие начали медленно расступаться, не сводя укоризненного взгляда со своего «лидера».

— Что же ты делаешь—то?

— Убийца…

Последнее слово было произнесено тихо, почти шепотом, однако именно оно подействовало на Дмитрия, словно удар хлыста. Его глаза окрасились медным, как бывало всегда, когда он нервничал. Сердце забилось чаще.

Когда он добрался до центра, то тело Руслана как раз укладывали на носилки. Рядом стоял бледный, как полотно, Вайнштейн, который, казалось, пребывал в таком шоке, что даже не заметил, как люди начали расступаться. Он не сводил взгляда с лица молодого парня, чья жизнь только что прервалась из—за его препарата. Руслан выглядел так, словно он спит, однако под веком уцелевший глаз парня был полностью окрашен кровью.

— Тебе не стоило сюда приходить, — еле слышно произнес Альберт, когда Дмитрий тихо позвал его по имени. — Пускай все сначала немного успокоятся. Ты не виноват в том, что случилось. Это… моя ошибка. Я сказал им…

— Ты кололся точно таким же препаратом и обратился, — бесцветным голосом отозвался Лесков. — И Вероника тоже. Ты уверен, что дело именно в чистоте крови? Может, было что—то еще? Ты говорил, что причина может быть и в «бестелесном».

Альберт отрицательно покачал головой:

— После инъекции, его энергетика стала сильнее, и я понял, что дело всего—навсего в его родословной… Господи, я не учел такой элементарный фактор.

— Ты не мог знать… Это мне следовало помалкивать, — выдавил из себя Дмитрий.

Только тогда Вайнштейн посмотрел на Лескова и тут же попытался абстрагироваться от его энергетики. Чувство вины как будто удвоилось, грозя окончательно раздавить.

— Ты… Ты лучше иди, Дим. Утро вечера мудренее. Завтра поговорим. Я сейчас немного…

«Уничтожен» — подсказало Дмитрию сознание. Потому что его состояние было идентичным…

Покидая бывший жилой сектор, Лесков столкнулся с Оксаной. Запыхавшаяся от быстрого шага, она едва не налетела на него, а затем, когда осознала, кто перед ней, царапнула его ненавидящим взглядом. Девушка не проронила ни слова, но этот взгляд ужалил Диму, точно шершень.

Лицо Оксаны было заплаканным. За короткое время знакомства с Русланом, она успела подружиться с ним и по—настоящему привязаться. Да, Гаврилов был вздорным, много матерился, но он был искренним и отзывчивым человеком. Его уважали среди солдат за прямолинейность и смелость, с ним хотели общаться.

Девушка не сразу узнала о его смерти, поэтому появилась в заброшенном секторе гораздо позже остальных. До последней минуты она отказывалась верить, что опрометчивые слова Дмитрия довели парня до самоубийства. Но факт оставался фактом: чтобы доказать свою смелость, он решился нарушить запрет Вайнштейна и в итоге погиб.

Оксана уже привыкла терять друзей в бою, но эта смерть стала для нее настоящим ударом. Казалось бы, жизнь только начала налаживаться. Появилась надежда. И вдруг такое…

В глубине души она понимала, что не имеет права обвинять в случившемся Лескова, но ничего не могла с собой поделать. И, когда на следующий день Дмитрий неожиданно явился на похороны Руслана, она вновь испытала вспышку ненависти.

Эта ненависть чувствовалась и во взглядах других солдат. Прощание с погибшим должно было начаться с минуты на минуту, когда в дверном проеме возник силуэт Лескова. И, словно эхо его шагам, под потолком начали собираться перешептывания. Ладно, он приходил вчера, чтобы поглазеть на результаты своих «приказов». Но сейчас…

— Совсем стыд потерял…

— И у него еще хватает наглости сюда являться…

— Использовал «внушение», а сейчас пытается обелиться…

Дима буквально через силу заставил себя переступить порог помещения. Он чувствовал, как острые взгляды вонзаются в него, словно булавки, как чьи—то губы кривятся в горькой усмешке, как ненависть просачивается сквозь одежду. Лесков снова стал для них монстром, тем самым «процветающим», который с легкостью мог убить неугодного ему человека.

Первым не выдержал Иван. Поднявшись со скамьи, он решительно направился к Лескову и встал рядом, не обращая внимания на сопровождающий его шепот. И в этот момент маска Дмитрия дала небольшую трещину. В глубине его глаз промелькнуло отчаяние, когда он взглянул на своего друга, а тот едва заметно кивнул ему в ответ.

Следом к нему приблизился Рома. Будучи раненым, парню было тяжело стоять, однако и он больше не желал сидеть среди осуждающих. Его губы тронула грустная улыбка, когда он посмотрел сначала на Диму, потом на Ивана.

Затем началась прощальная церемония…

Остаток дня Лесков провел в своем кабинете. Ему нужно было немного оправиться, собраться с мыслями, и, главное, успокоиться, прежде чем снова выйти за дверь. Краткий разговор с Альбертом придал ему немного сил, потому что ученый оказался одним из редких людей, кто не считал Дмитрия виновным. Или хотя бы не винил его до конца.

Чуть позже зашла Катя. Они пробыли вместе всего пару минут, но Лескову была важна ее поддержка. Он больше не был тем роботом, которого Белова навещала в дни его уединения. В этот раз каждое ее слово попадало в цель. Девушка будто видела его насквозь, чувствовала каждую его эмоцию, которые он прежде так мастерски скрывал. Для людей он был кем угодно: кайрамом, солдатом, «процветающим», лидером, манипулятором, но только не человеком со своими достоинствами и недостатками. Для нее же этот молодой мужчина по—прежнему был тем самым Димой Лесковым, который заступился за нее перед Миланкой и другими девчонками, который пытался помочь ей воплотить мечту и стать художницей, который привез ей противоядие и тем самым спас ей жизнь…

Да, они пробыли вместе всего несколько минут, но для Кати этого было достаточно, чтобы снова ощутить, насколько сильно она его любит. Такого неидеального, сложного и при этом чертовски близкого и родного. Слушая его краткие, обрывистые фразы, девушка с трудом сдерживалась, чтобы не проявить свои истинные чувства. Лишь на мгновение ее рука накрыла его руку. «Подружески», — как позже успокаивала себя Катя. Да, по—дружески.

Ближе к вечеру в дверь кабинета Дмитрия снова постучали. И в этот раз на пороге стоял самый неожиданный посетитель из всех. То была Оксана. Она по—прежнему выглядела расстроенной, но во—всяком случае взгляд ее больше не пылал ненавистью.

— Я хотела извиниться, — сухо произнесла девушка и, не дожидаясь позволения, вошла в кабинет. — Наверное, мне не следовало игнорировать тебя сегодня утром. Хотя ты и заслужил.

— И тем не менее ты извиняешься? — в голосе Дмитрия послышалось легкое удивление.

— Я заставила себя вспомнить, что именно ты укрыл меня от Совета Тринадцати в Петербурге. Но это не оправдывает твое поведение по отношению к Руслану.

В этот момент в глазах Хворостовой снова промелькнула ярость.

— Ты прекрасно знал, что для него значит его семья, — холодно продолжила она. — И ты ударил по самому больному. Спровоцировал его!

Оксана прервалась, чувствуя, что по щекам снова потекли слезы. Прижав ладонь к губам, она несколько раз судорожно вздохнула. Рыдания раздирали ее изнутри, но она не хотела реветь перед ним, как какая—то идиотка. Вместо этого ее голос сорвался на крик:

— Черт возьми, Лесков, чем ты думал? В тебе осталась хоть капля человеческого, или та, другая сущность, уже осушила тебя до дна? Что ты…

В тот же миг она испуганно прервалась. Глаза Дмитрия окрасились медным, и прежде чем девушка успела среагировать, она уже была прижата к стене.

— Я скажу тебе, о чем я думал, — сквозь зубы процедил он, глядя на нее своими жуткими неестественными глазами. — Я думал о том, чтобы как можно больше кайрамов смогло отправиться на Золотой Континент. Думал, как защитить оставшихся в живых, как отразить атаку врага… Все полукровки сейчас играют в русскую рулетку. Руслану не повезло. Возможно, погибнет еще кто—то. Но я пойду на всё, чтобы закончить эту проклятую войну… Хочу, чтобы ты это знала, чтобы в дальнейшем больше тебя не разочаровывать.

С этими словами Лесков криво усмехнулся. Оксана все еще выглядела напуганной, но в глубине ее глаз читалось что—то еще.

— И впрямь, — тихо произнесла она, мягко упираясь ладонью ему в грудь и задевая пальцами пуговицу на его рубашке. — Только странно, что ты решил напугать меня, притворившись монстром. Меня гораздо больше пугают некоторые твои поступки. А еще то, что, как бы сильно я не пыталась тебя ненавидеть, у меня не получается… Это из—за того, что ты — кайрам? Или потому, что до сих пор влюблена в тебя?

В ту же секунду глаза Дмитрия снова сделались синими. Только сейчас он понял, что означал взгляд этой женщины и явно не был готов услышать подобное признание, да еще и в такой ситуации.

— Ну вот и всё, — губы Оксаны тронула улыбка. — Страшный монстр сделался кротким. А всего—то и нужно было сказать ему несколько слов… Не отвечай. Я знаю, что ты все еще ее любишь. И ты отправишься на Золотой Континент не с целью спасти планету от плохих богачей, а чтобы отомстить за нее… Долгое время я задавалась вопросом, что в ней такого особенного, что из нас троих ты выбрал именно ее. Но, видимо, что—то все же есть, раз ты так крепко на нее запал.

— Из вас троих? — эхом переспросил Лесков.

— То, что Белова числится занятой, еще не означает, что она к тебе равнодушна…