Выжившие

Глава XII

— Ты давно не заходил…

В этой фразе не было ни обиды, ни укора, ни желания пристыдить. Для Адэна эти слова являлись скорее попыткой показать Фостеру, что он помнит каждую их встречу.

Чуть приоткрыв глаза, мальчик устало посмотрел на вошедшего. Забавно. А ведь в последнее время ему даже не требовалось видеть лица своего посетителя — Аден уже заранее узнавал его по походке. Их шаги действительно отличались: легкие и торопливые — это Вика, мягкие и неспешные — доктор Альберт, твердые и быстрые — Дмитри Лескоу. Эрик же двигался медленно и лениво, словно делал одолжение разом всей станции.

— Я не нанимался навещать тебя три раза в день, — парировал Фостер, приближаясь к постели мальчика. — Ты тут валяешься, а у нас на поверхности летают драконы. Как тебе такая история?

— Вика мне рассказывала, — Адэн слабо улыбнулся и слегка приподнял руку, желая коснуться руки Эрика.

— Да что она могла тебе рассказать? — Фостер с деланной неохотой пожал его пальцы. — Только и видела, что одного фиолетового. А их на базе уже штук семь, как минимум. Семь драконов и одна собака. Ни дать, ни взять «Шапито»!

Адэн снова улыбнулся. С вышеупомянутой собакой он был знаком не по наслышке. На самом деле выжившая овчарка была любимицей местных детей и головной болью доктора Вайнштейна. Адэн так сильно упрашивал показать ему настоящую собаку, что Дима согласился, и Альберту пришлось поступиться своими принципами и таки позволить привести животное в палату.

После Вайнштейн еще долго переживал момент встречи больного мальчика с собакой. Прежде он даже представить не мог, что четырнадцатилетний подросток может смотреть на обыкновенного пса с таким благоговением. Впрочем, это было неудивительно. Всё, что Лунатик знал в своей жизни, заключалось в стенах лабораторной палаты. Стены, капельницы, шприцы да бесконечные провода.

Робкая просьба позволить погладить зверя не стала для Альберта неожиданностью. Нажав на рычаг, он медленно опустил койку Адэна на нужный уровень, после чего Фостер подвел к нему собаку. Та приветливо завиляла хвостом, и слабая улыбка мальчика стала чуть заметнее. Эта тощая овчарка с разодранным ухом показалась ему гораздо красивее тех, что он видел в своих снах. Карие глаза зверя были живыми, любопытными и самое главное — не воображаемыми.

Но, едва Аден попытался протянуть руку, чтобы коснуться шерсти, на его лице появилось мучительное напряжение. Его губы дрогнули, меж бровей залегла морщинка. Почему же это так сложно — просто погладить собаку? Почему для этого требовалось столько усилий? Волна отчаяния обрушилась на него с такой мощью, что ему захотелось кричать. Вот только даже для крика требовались силы.

Глаза Адэна чуть расширились от удивления, когда он почувствовал, как рука Эрика обхватывает его запястье и помогает провести ладонью по шее овчарки. Сначала один раз, затем еще. Пальцы зарывались в мягкую шерсть собаки, такую теплую и настоящую, и в этот момент по щекам Адэна неожиданно потекли слезы.

Он не помнил, когда плакал на людях последний раз — помнил лишь то, что слезы не помогали. Они попросту не действовали на сотрудников вашингтонской лаборатории. Так почему же он плакал сейчас? Ему не было ни больно, ни страшно. Как тогда, когда Эрик пришел за ним и доставил на базу в Россию. И когда он после плакал тайком.

— Тебе больно? — немедленно встревожился Фостер, но Адэн лишь едва заметно отрицательно покачал головой. Сейчас его мир сузился до первой в его жизни настоящей собаки и такого же первого настоящего друга.

Альберт наблюдал за ними молча, чувствуя, что еще немного, и у него самого на глазах выступят слезы. Эмоции Адэна пробивали его насквозь, но что еще больше потрясло Вайнштейна — так это состояние Фостера. Ученый едва ли не наяву ощущал его боль и бессильную ярость за то, что люди сделали с этим мальчишкой. Неужели этот подлец все—таки был способен проявлять сочувствие?

Сочувствие Фостер и впрямь проявлял, но именно сейчас причина его визита заключалась несколько в другом. В двух словах рассказав Лунатику про драконов, он перешел к главному:

— Скорее всего в ближайшее время сюда прибудут московские полукровки, чтобы всем вместе телепортироваться в Сидней. Пока ведутся переговоры, как лучше провернуть атаку… Не знаю, сколько еще всё это будет тянуться. Но может оказаться так, что попрощаться мы уже не успеем.

— Но ты ведь. Не будешь обращаться. в. в кайрама, — с трудом произнес Адэн. — Зачем им. Брать тебя с собой?

— Для красоты, — Эрик криво усмехнулся, пытаясь тем самым скрыть свою досаду. — Ты не кудахтай, а лучше послушай: твоя задача — это активировать телепорты. В сражение вмешиваться не нужно, иначе не протянешь. Что бы ни случилось, не лезь! Кайрамы сильные — они и без тебя справятся.

— Да, но.

— Свое «но» можешь оставить при себе, — прервал его Эрик. — Драконы переживут отсутствие в своих рядах полудохлого «блуждающего». Лежи и не дергайся.

— Но ты — не дракон.

— Я без тебя разбирусь, кто я. Тоже мне, полководец нашелся. Мумифицированный. Не будь идиотом, мне ничего не угрожает! Враг в первую очередь будет бить по «истинным».

Однако в этот раз Адэн не улыбнулся. На его лице появилась тревога, и тогда Фостер уже мягче произнес:

— Ты же знаешь, я никогда не полезу на рожон. Я бы и за тобой не поперся в Штаты, если бы знал, что найду тебя в таком виде.

— Ты всё время. это говоришь, — уголок губ Лунатика все же дрогнул в улыбке. — Но для меня. ты самый добрый. человек на свете.

— О господи! По—моему, ты уже настолько отощал, что твоя голова потеряла связь с туловищем, — в голосе наемника послышалось деланное раздражение. — Впрочем, раз я такой добрый, то, будь любезен, окажи мне одну небольшую услугу.

— Что за услугу?

— Да так, ерунда. Я хочу, чтобы ты спал следующие несколько часов, пока я буду на собрании. И ночью мне приснился. Сможешь?

— Попробую, — удивленно ответил мальчик.

— Не устанешь?

Адэн едва заметно отрицательно покачал головой.

— Умница. Тогда до скорого, — с этими словами Фостер лениво махнул ему рукой, после чего покинул палату.

Переговоры с Москвой должны были начаться спустя полчаса. Все участники со стороны Петербурга постепенно стекались в конференц—зал правительственного здания, где рассаживались по своим местам. Сегодня здесь впервые присутствовали и главы совета петербургских станций, и представители обороны, и сами полукровки. Для последних пришлось найти несколько переводчиков среди гражданских, и было заметно, как они нервничают.

Впрочем, сегодня волновались все. То и дело Дмитрий останавливал взгляд на встревоженных лицах друзей, невольно подмечая в их глазах отражение собственных мыслей. Так или иначе каждый думал о том, как изменится их судьба после этого собрания. Не нужно было числиться великим «энергетиком», чтобы уловить их отчаяние. Одно дело — покружиться в небе и уничтожить парочку вражеских беспилотников, и совсем другое — отправиться на Золотой Континент, зная, что в запасе у тебя есть максимум пятнадцать минут.

На данный момент Австралия являлась самой опасной зоной на планете. И даже не потому, что там была передовая робототехника и мощнейшая система защиты — там находилось наибольшее количество выживших полукровок и как минимум один «истинный». Способности Лонгвея до сих пор оставались под вопросом, так как понятие «телекинетик» было весьма специфическим. Один из представителей этого вида с трудом мог подвинуть кружку, в то время как другой с легкостью превращал в щепки вековые деревья. Неизвестно, сколько еще «паразитов» скрывалось в Австралии, и, главное, сколько полукровок владели телекинезом.

Когда началось собрание, первым делом принялись обсуждать расположение военных баз Океании. Эрик Фостер впервые присутствовал в этом зале, и главной его задачей было поставить отметки на карте и рассказать обо всех нюансах, которые ему известны.

Под пристальными взглядами присутствующих, Эрик приблизился к голографическим картам и электронным красным «маркером» принялся обводить месторасположение военных объектов. На следующей карте он отметил места встреч Совета Тринадцати, а так же их личные дома.

Затем, словно о чем—то вспомнив, он переключил цвет маркера на зеленый и тщательно обвел какое—то место, неподалеку от побережья.

— А здесь что находится? Почему другим цветом? — послышались встревоженные голоса из зала.

Губы Эрика тронула знакомая ухмылка:

— Здесь расположен мой дом! Не вздумайте на него дуть!

— А что будет, если дунем? — с издевкой поинтересовался Жак.

— Кадык вырежу.

С этими словами Фостер вернулся на место. С вальяжным видом он устроился поудобнее в конце зала, вполуха слушая нового оратора. Ему было скучно ровным счетом до тех пор, пока не начали обсуждать телекинетиков.

Со своей стороны Москва смогла предложить двоих — Андрея Громова и Виктора Табакова. Эти полукровки не раз проявили себя, как мощные и быстрые бойцы. Однако даже они не могли сравниться с тем уровнем концентрации, на который была способна одна десятилетняя девочка.

Когда Лесков снова услышал фамилию Вики, то почувствовал, как его охватывает бессильная злость. Кто—то успел слить московским информацию о том, что крохотная девчушка в течение нескольких минут удерживала многоэтажное здание. Она умудрялась концентрироваться на тысяче трещин одновременно, что являлось чем—то невероятным. К тому же сохранились видеозаписи, на которых было видно, с какой легкостью Вика превращает вражеских роботов в конструктор.

— Эта особь является самым мощным телекинетиком из всех, кто у нас есть, — твердо произнес Григорий Ткаченко, глава совета московской подземной станции «Арбатская». — Нужно быть полными идиотами, чтобы не использовать ее силы в бою. Возможно, доктор Вайнштейн прав, утверждая, что сыворотка может убить девочку. Но что мешает оставить ее в облике человека? Пусть сражается на Золотом Континенте с остальными! Сопровождать ее может один из наших солдат.

— А еще лучше — ваша собственная дочь, — с холодной улыбкой предложил Лесков. — Кажется, они — ровесницы, вместе им будет гораздо интереснее нежели с каким—то вооруженным незнакомцем. Что скажете, Григорий Петрович?

— Ваш сарказм, Лесков, так же неуместен, как и ваша слабость. Есть решения, которыми не будешь гордиться, но будешь гордиться победой, которую они принесут. В этой войне и так погибло немало детей, так что жизнь одной девочки — не такая высокая цена за мир и свободу.

— Он прав, Лесков, — устало произнес глава совета Спасской. — Ее способности — один из главных наших козырей. Доктор Вайнштейн предвидел это и именно поэтому занялся ее тренировкой.

— Я занялся ее тренировкой, чтобы она могла за себя постоять в случае нападения на базу, — неожиданно вмешался Альберт. — А вы не подумали о том, что будет, если мы потерпим поражение? На базе не останется никого, кто смог бы защитить людей.

— Если мы потерпим поражение, остальным вообще лучше не жить, — мрачно произнес Ткаченко. — Их в любом случае перебьют, как скот. Но с Бехтеревой шансов победить больше.

«Как будто я этого не понимаю», — зло подумал Дмитрий. Он тысячу раз думал о том, насколько могут возрасти способности Виктории после применения «эпинефрина». Возможно, она бы сумела достичь того же уровня, что и Бранн. Лесков до сих пор помнил, как этот мужчина уничтожил целую бандитскую группировку вместе с их машинами, а так же со всей территорией заброшенного детского лагеря.

Маленькая девочка, которую Иван по воле случая забрал у Алины, обладала не менее «чистой» кровью. Как говорил Вайнштейн, в процентном соотношении она является кайрамом семьдесят на тридцать…

Но еще она была ребенком. Десятилетней дочкой лучшего друга, которому он, Дима, поклялся защитить ее. Да и сам он частично воспринимал ее, как собственного ребенка. Вика росла у него на глазах, играла с подаренными им драконами, каждый год рисовала ему поздравительные открытки. А теперь какой—то мудак собирался отправить ее в самую опасную боевую точку.

— Хорошо, Григорий Петрович, — внезапно согласился Дмитрий. — Если вы настаиваете на том, чтобы Бехтерева отправилась в Сидней, ваша дочь отправится вместе с ней. Если Петербург выставляет от себя одного ребенка, взамен мы требуем вашего.

— Что? Нет, мы не. — начал было руководитель Спасской, но медные глаза Дмитрия заставили его замолчать. По коже присутствующих в зале пробежал холодок, а в сердца начал просачиваться страх.

— Нам сейчас не до ваших игр! — сквозь зубы процедил Ткаченко, злость которого в этот момент почувствовалась даже через экран. — Позвольте вам напомнить, Лесков, что именно благодаря вам в мире существует нынешняя ситуация. Именно вы, не я, являлись спонсором «Процветания». Напомнить вам, сколько детей убили вы?

— Не утруждайтесь, всё равно обсчитаетесь, — отозвался Дмитрий.

— Тогда я не буду утруждать себя и дальнейшей дискуссией с вами. Вы здесь не главный, да и толку от вас в этой войне гораздо меньше нежели от девочки. Мы охотно откажемся от вашей кандидатуры. Можете оставаться в Петербурге, а Бехтерева отправиться в Сидней.

— И как же она это сделает, позвольте полюбопытствовать?

— Через активацию вражеского телепорта, — теперь в диалог вмешался Валерий Станиславович, глава станции «Охотный ряд». То, что в войне собирались использовать ребенка, ему не слишком нравилось, но, к сожалению, в словах Ткаченко был смысл.

— Замечательно, Валерий Станиславович, — усмехнулся Дмитрий. — А кто активирует этот вражеский телепорт?

— Ваш «блуждающий».

— Вы в этом уверены? — в голосе Лескова послышалось деланное удивление.

На той стороне повисло напряженное молчание.

— Дело в том, — продолжил Лесков, — что этот самый «блуждающий» считает Викторию Бехтереву своей самой близкой подругой, и он никогда в жизни по доброй воле не отправит ее на убой.

— У нас достаточно «шепчущих», — мрачно произнес Ткаченко.

— Несомненно, это хорошая новость. Однако вынужден вас огорчить: во сне «блуждающий» очищается от любого «паразита», начиная от бестелесного полукровки, и заканчивая такой ерундой, как «подсаженная» мысль. Вы ничего не сможете ему внушить, так что Виктория Бехтерева остается дома.

— А если бы я согласился отдать свою дочь? — севшим голосом произнес Григорий Петрович.

— Но вы ведь этого не сделали…

— Хватит о телекинетиках! — внезапно прервал их глава Спасской. — У нас еще достаточно тем для обсуждения. Как насчет того, чтобы поговорить о другой разновидности полукровок. Альберт Вайнштейн провел тестирование, и эта особь сумела обратиться. Теперь в срочном порядке проводятся исследования ее способностей. Она — одна из редких и самых странных представителей кайрамов.

— Не такая уж я и редкая, — нахмурилась Вероника, услышав перевод сказанного. — Просто у меня нет крыльев.

— Что это за кайрам такой, у которого нет крыльев?

— Низший сорт, — раздался насмешливый голос с заднего ряда. Это был Фостер. — В отличие от вас, дамы и господа, в Совете Тринадцати о полукровках знают гораздо больше. Кайрамы, похожие на змей, относятся либо к водяному виду, либо являются низшим сортом вроде василисков. Как говорят русские: местные отстои!

— Рад, что вы так хорошо освоили лексикон русских, — криво усмехнулся Ткаченко. — И почему же василиски являются «отстоями»?

Вероника обернулась на голос Фостера, чувствуя укол раздражения. Если бы она только могла снять очки, этот самодовольный тип мигом бы заткнулся.

Но Эрик продолжал:

— Как всем известно, способность василисков заключается в том, что они умеют убивать взглядом. Эти глазастики запросто грохнут человека, слона, кита, да кого угодно. Но только не кайрамов. Среди чистокровных кайрамов — они всего лишь. Червяки под стероидами. А вот на счет влияния на полукровок утверждать не берусь. Проверять что—то не тянет. Сам не знаю, почему. Может, кто—то из присутствующих хочет заглянуть в ясные очи василиска?

— Придется проверять уже на Золотом Континенте, — произнес Вайнштейн. — На данный момент я могу гарантировать лишь то, что Вероника в истинной форме может контролировать свои способности. Мы проводили исследования на лабораторных крысах.

— Представляю эту братскую могилу убитых грызунов, — с деланной тоской в голосе прокомментировал Фостер.

Альберт проигнорировал это высказывание и продолжил:

— Единственное, что меня озадачило, это способность василиска убивать даже с помощью зеркала. Веронике необязательно видеть объект напрямую — главное, чтобы объект смотрел на нее сам.

— А что насчет экранов? — взгляд Лескова буквально впился в Альберта. — Может ли Вероника в данную минуту убить. ну, например, господина Ткаченко?

— Хочешь, чтобы я попробовала? — насмешливо спросила девушка, после чего нарочно коснулась своих очков. В этот момент Лесков с долей удовольствия заметил, как Григорий Петрович невольно отпрянул от экрана. Однако не выключил его.

— Мы, конечно, можем провести эксперимент на крысе, — задумчиво произнес Альберт. — Однако я слабо представляю, как это действует. Все—таки визуальный контакт и электронный — совершенно разные вещи.

С этими словами Вайнштейн внимательно посмотрел на Веронику. В его голове до сих пор яркой картинкой стояло воспоминание обращения этой девушки.

Чтобы узнать, как она выглядит в своем истинном обличье, ему достаточно было коснуться ее чешуи, почувствовать ее энергетику. И то, что он увидел, неприятно ужаснуло его.

Это был не дракон с огромными крыльями и мощными лапами — скорее змея с головой дракона, покрытая угольно—черной чешуей с серыми узорами. Ее голова была усеяна рогами разной длины, а глаза покрывали прозрачные чешуйки, которые у обычных змей назывались неподвижным веком. Таким образом василиск даже во сне оставался с открытыми глазами.

Но еще страшнее было чувствовать яд этого жуткого создания. Его энергетика буквально обжигала Альберту ладонь, отчего пришлось прервать прикосновение. Позже Вайнштейн и Вероника обсуждали результаты эксперимента, и девушка обронила фразу, отпечатавшуюся в сознании Альберта вспышкой боли.

— Забавно. Значит, я монстр не только внутри, но и снаружи, — с горечью

произнесла она. — Думала, что из меня получится хотя бы нормальный дракон.

— Вы — не монстр, Вероника, — прервал ее Альберт. — Во всяком случае, не больше чем я… Моя сыворотка убила уже троих полукровок. Руслана и еще двух московских. Московские нам нарочно не сказали, что у них были жертвы. Чтобы мы при любом раскладе проверили всех. Так что. Мы оба — убийцы поневоле.

— Но это ведь Лескоу спровоцировал Одноглазого. Вы, напротив, хотели проверить еще раз!

— Дмитрий всегда принимал те решения, на которые у остальных не хватало духу. Если война закончится победой, люди будут бросаться ему в ноги. Но если мы потерпим поражение, ему лучше погибнуть в бою. Мне безумно жаль, что вам придется пойти с нами. Война — это не место для женщин.

Вероника улыбнулась:

— Как и для мужчин. Война — это место для монстров. Нормальные люди должны заниматься созиданием, а не разрушением. А монстры, сидящие на тронах, гонят их на смерть. Война нужна только тем, кто зарабатывает на этом деньги или отнимает ресурсы. Я бы многое отдала, чтобы увидеть лица Совета Тринадцати.

Альберт мягко рассмеялся:

— Эти твари заслуживают подобную смерть. Однако теперь меня несколько настораживает ваше желание увидеть и мое лицо…

— И это желание никуда не делось. С каждой минутой, проведенной рядом с вами, я все сильнее ощущаю вашу красоту, — с этими словами Вероника осторожно коснулась лица Альберта и погладила его по щеке.

В ту же секунду Вайнштейн ощутил странное волнение. Обычно он спокойно вел себя в компании женщин, но с Вероникой он почему—то немного робел, а в момент ее прикосновения, сердце и вовсе забилось подозрительно часто. Взгляд Альберта остановился на губах девушки, и он не удержался, чтобы не прислушаться к ее энергетике. А затем, сам того от себя не ожидая, поцеловал ее.

Это воспоминание, так неожиданно возникшее прямо на совете, заставило Вайнштейна почувствовать себя неловко. Он пропустил момент, когда разговор переключился на другую тему, после чего Фостера неожиданно попросили выйти.

— Что это у вас за секретики? — насмешливо поинтересовался Эрик, однако, так и не получив ответа, поднялся с места и нарочито неспешно покинул зал. Сказать, что подобное отношение взбесило его — это ничего не сказать. Но он был готов к этому. Эти люди всегда воспринимали его не более, чем пушечное мясо. И даже Лесков, который вроде бы являлся его прямым «начальником», не торопился заступиться за своего подчиненного.

Вернувшись в свою комнату, Эрик попытался было занять себя чтением, но строчки скакали перед глазами, превращаясь в бессмысленное месиво. В итоге, отбросив книгу, Фостер нетерпеливо посмотрел на часы. До вечера оставалось еще долгие шесть часов, которые показались парню до безумия бесконечными. Так он чувствовал себя всегда, когда решалась его судьба.

Когда Эрик задремал, он уже был настолько морально измотан, что сон стал для него сродни лекарству. Стрелка часов лениво ткнулась в цифру двенадцать, и в этот момент Фостер снова очутился в зале, откуда его «любезно» выставили сразу же после того, как он предоставил всю известную ему информацию.

Но сейчас Эрик обнаружил себя не в кресле, а стоящим у двери. Рядом с ним, прижавшись спиной к стене, стоял Адэн. Было непривычно видеть его столь живым и здоровым.

«Если оправится, от баб не будет отбоя», — подумал Фостер с какой—то странной гордостью. А затем его взгляд скользнул по одному из экранов. Говорящий упомянул его фамилию.

«Ну—ну, послушаем», — усмехнулся Эрик и направился ближе. Однако его усмешка немедленно испарилась, когда Ткаченко произнес:

— Не в моих правилах разводить вокруг себя крыс, Лескоу. Если вы считаете, что у этого щенка есть какие—то моральные принципы, вы ошибаетесь. В угоду себе он подставит нас так же легко, как подставил своих бывших начальников. Колоть его «эпинефрином» и давать ему силу категорически нельзя.

«Я и не настаиваю», — с раздражением подумал Эрик.

— Позволить ему отправиться с нами на Золотой Континент тоже считаю нецелесообразным, — продолжал Ткаченко. — Нам от него толку никакого — машины его распознают, и на этом все кончится. Но никто не дает нам гарантий, что он не перережет глотку кому—то из нас. Угрозы вы уже слышали.

«Это была шутка, идиот ты параноидальный!» — разозлился Фостер.

— На данный момент предлагаю содержать его под арестом, а по возвращению — расстрелять. Наемному убийце и слуге «процветающих» не место среди нормальных людей. Он опасен, непредсказуем, жесток. Это не девятнадцатилетний парнишка с несчастной судьбой, это «Призрак». Один из самых безжалостных наемных убийц века. Ему скажут пристрелить в колыбели младенца, и он спустит курок.

«Вот сука!» — Эрик невольно бросил взгляд на Лескова. Он сам не ожидал, что будет искать защиты именно у него. В конце концов Барон должен быть в числе первых, кому на руку его смерть. Он, Эрик, слишком много знал, и было бы проще пустить пулю в лоб, чем продолжать терпеть шантаж касательно «эпинефрина». Тем более сейчас, когда сами московские предлагают его грохнуть.

— Кто бы говорил о младенцах, Григорий Петрович, — словно услышав мысли Эрика, Дмитрий наконец вступил в диалог. — Не Вы ли еще недавно предлагали отправить на убой десятилетнюю девочку? Что касается Фостера, мы сами разберемся, что с ним делать. Теперь он — один из нас, и в отличие от вас, господин Ткаченко, приносит гораздо больше пользы.

— Предсказуемая реакция, — Григорий Петрович криво усмехнулся. — Вы так боитесь потерять «своего» человека, что не хотите замечать очевидного. Вы либо идеалист, либо идиот. В противном случае я не понимаю, как можно надеяться приручить эту двуликую продажную тварь. В нем нет ничего человеческого, никаких ценностей.

«Сам ты — двуликая продажная тварь! Еще вопрос, как ты в управленческом кресле оказался», — зло подумал Эрик.

— А откуда у него могли взяться эти самые ценности, если его с детства держали в лаборатории? — в голосе Дмитрия послышалась сталь. — С чего ему вдруг воспылать любовью к людям? За то, что его били? Ставили на нем опыты? Морили голодом? Удивительно, что он вообще не отстреливал каждого встречного ему человека.

— Зато вы сделали всё для убийства населения, — с презрением произнес Ткаченко. — Не удивлен, что вы его оправдываете.

— Хуже — я его понимаю. Каждый божий день такие как вы твердят мне, что я — убийца, и в упор не видят того, что я для них делаю. Такая же ситуация и у Фостера. Сколько раз он помогал нам, а его продолжали обвинять и ненавидеть. Трус? Крыса? А среди присутствующих много героев? Кто из вас лично участвовал в вылазках, когда кругом роботы и костяные? Может быть вы, господин Ткаченко? Нет? Не ходили?

Дмитрий на мгновение прервался, пытаясь вернуть своему голосу спокойный тон. А затем продолжил уже ровно и безэмоционально:

— В общем так, господа, вы сначала сами что—то сделайте, прежде чем упрекать меня и Фостера. Хотите видеть в нас монстров? Ради Бога, я вам мешать не буду. Ни мне, ни ему, по сути, даже не нужна ваша благодарность. Главное, дайте нам спокойно делать свое дело. И, прежде чем решите снова подавать голос, сначала вспомните о своих славных достижениях. Всё. Собрание окончено. Всем спасибо за внимание.

С этими словами Дмитрий поднялся и первым направился прочь из зала. На выходе он поравнялся с Эриком, и Фостер невольно проводил его взглядом. Он был настолько поражен услышанным, что в первое мгновение откровенно растерялся. Еще никогда прежде никто не говорил о нем ничего подобного.

— Эй, Лескоу, — неуверенно окликнул его Эрик и тут же проснулся, разбуженный звуком собственного голоса.