Выжившие

Глава XIV

Время неумолимо приближалось к восьми часам вечера, на которые было назначено проникновение на Золотой Континент. Лесков вернулся в свой кабинет после очередного собрания и с облегчением закрыл за собой дверь. Казалось бы, все уже решено, но каждый раз возникали какие—то сомнения, отчего одна и та же тема перемалывалась снова и снова. Складывалось ощущение, что присутствующие просто

искали повод, чтобы передумать, отступить, понадеявшись на то, что «процветающие» больше не нападут.

Вот только Дмитрий знал политику Золотого Континента: они не успокоятся до тех пор, пока снова не почувствуют себя в безопасности. Появление чистокровных кайрамов изрядно напугало их, однако это были не те люди, которые забьются в угол и будут ждать заслуженной кары. Скорее всего именно сейчас они придумывают новый способ, чтобы удержаться на троне. Люди, создавшие свою империю на костях миллионов, попросту не могли сдаться.

А он тем более не имел на это право. Не тогда, когда возможность победить стала настолько четкой, что оставалось лишь протянуть руку, чтобы ее коснуться. Эта война должна была закончиться в ближайшие дни, и уже нельзя было сомневаться.

То, что будет дальше, Дмитрия не интересовало. Он больше не заглядывал так далеко, зная, что его жизнь превратилась в череду ломок, прерываемых очередной инъекцией.

И было непонятно, сколько он еще протянет. Всем хотелось счастливого будущего, но для веры в лучшее Лесков был слишком реалистом. Единственное, что ему сейчас хотелось — это уничтожить Совет Тринадцати и остальных ублюдков, знавших, на что пойдут их деньги. Ему хотелось отомстить за свой город, за своих друзей, а, главное, за Эрику, любовь к которой стала для него чем—то вроде ослепляющей вспышки. Их чувства были страстными и яростными, как сама стихия.

И, как положено стихии, после ее ухода, Дима оказался настолько опустошен, что не хотел жить.

Теперь же это отчаяние сменилось жаждой жить как минимум до тех пор, пока Совет Тринадцати не исчезнет с лица земли. Проснулась внутренняя злость, и Лесков был даже рад этому состоянию. Во всяком случае он больше не боялся.

Приблизившись к столу, Дима выдвинул верхний ящик и достал оттуда свое обручальное кольцо. Он снял его в тот день, когда похоронили Эрику, и с тех пор больше не смел брать его в руки. Оно прожигало душу болезненными воспоминаниями, с которыми Лесков не был готов встретиться до сегодняшнего дня.

Положив его на стол, Дмитрий потянулся к шее и нащупал застежку цепочки, на которой висел крестик покойного Олега. Этот крохотный религиозный символ тоже хранил в себе много воспоминаний, поэтому, когда он лег на поверхность стола рядом с кольцом, Лесков устало усмехнулся.

«Возможно, мы скоро увидимся, Олег… И я познакомлю тебя со своей женой», — подумал Дима, опустившись в кресло. При этой мысли он не почувствовал ни горечи, ни страха. Напротив — на душе стало немного теплее. Если он все же погибнет, ему есть, куда идти. Как бы избито это ни звучало, но в такие моменты невольно начинаешь задумываться, что находится там, за чертой. Возможно, история не заканчивается под слоем земли — земля лишь переворачивает страницу.

Усмехнувшись своим странным мыслям, Дмитрий взял кольцо и цепочку со стола, после чего спрятал их в карман. Ему не хотелось, чтобы в случае его смерти кто—то посторонний брал эти вещи и раздумывал, что с ними делать. Нужно отдать Ромке или Ивану. Главное, чтобы подобный жест не заставил их окончательно раскиснуть.

Вспомнив о своих друзьях, Лесков невольно улыбнулся. Олег и Эрика исчезли из его мыслей, уступая место живым: Ивану и его маленькой строптивой дочке, Роме с его вечными заумными речами, Оксане, смелой и ужасно упрямой. И, конечно же, Кате. Его Кате, доброй и храброй девчонке, которая не побоялась выступить против всех обитателей детского дома, лишь бы защитить Артема…

Ему было ради кого жить и ради кого умирать. По сути, в этих людях и заключался весь смысл его существования. Ради них стоило отказаться от статуса «процветающего», от дома на берегу океана, от пародии на счастливую жизнь.

Стук в дверь заставил Дмитрия отвлечься от воспоминаний и пригласить посетителя войти. Он ожидал увидеть на пороге Ивана, который в сотый раз будет требовать взять его с собой, или Ромку, который будет уговаривать его никуда не ходить. Но в этот раз пришла Катя.

— Если можно, я отвлеку тебя на минуту? — спросила она, задержавшись на пороге.

— Ты не отвлекаешь, проходи, — Дмитрий поднялся с места и, приблизившись к своей гостье, тепло улыбнулся ей. — Ты же знаешь, я всегда рад тебя видеть.

Белова улыбнулась в ответ:

— Я зашла пожелать тебе удачи. Знаю, что отговаривать тебя бесполезно, поэтому позволь хотя бы попросить тебя быть осторожным. Вернись, пожалуйста, домой!

Ее голос дрогнул, и тогда Дмитрий молча притянул девушку к себе и бережно обнял. Его губы коснулись ее виска, словно он успокаивал маленького ребенка, и Катя обняла его в ответ. Закрыв глаза, она какое—то время молчала, убаюканная его теплом. Было приятно просто слушать биение его сердца, ощущать его близость, чувствовать на своей коже его дыхание.

— Ты должен вернуться, — прошептала она, прижимаясь щекой к его плечу. — Если мы не можем пойти за тобой, мы будем ждать тебя здесь. Иван, Рома, Вика, Оксана… Я. Пообещай мне, что вернешься!

— Я обещаю постараться, — ответил Дмитрий, снова улыбнувшись. Затем он выпустил девушку из своих объятий и ласково погладил ее по щеке. — Спасибо, что зашла.

— Спасибо, что защищаешь нас… Знаешь, я невольно сравниваю тебя с тем мальчишкой из детдома…

— Да, тогда я был еще тем «героем», — Лесков весело улыбнулся, пытаясь скрыть неловкость, которая возникала у него каждый раз, когда он вспоминал о своем прошлом.

Но Катя словно не заметила его иронии:

— Кто бы мог подумать, что сейчас ты будешь таким… В тебе нет ни капли страха.

— Страх есть всегда, — ответил Дмитрий, опустив глаза. — Просто со временем учишься понимать, что для тебя важнее. Я наконец понял.

«Я тоже наконец поняла», — подумала девушка. В этот момент ее душили боль и страх оттого, что, быть может, она видит Диму в последний раз.

Взгляд Кати невольно задержался на его губах, но поцеловать его девушка не посмела. Теперь они были только друзьями. Более близкие отношения были потеряны в тот день, когда она ушла следом за Стасом на «Владимирскую». Она словно сделала окончательный выбор и теперь ненавидела себя за это. Хотя, по сути, был ли этот выбор вообще? Разве она могла уйти от человека, который любил ее все эти годы, к богатому «однокласснику», который внезапно появился в ее жизни? А потом всё закрутилось… Стас потерял родителей, друзей, и оставить его в тот момент было равносильно предательству.

Когда Катя покинула кабинет Лескова, Дмитрий не был в одиночестве долго. Вскоре в его кабинет заглянул Фостер с рюкзаком в руке.

— Пока все были заняты молитвами и прощаниями, я тут подумал, что неплохо было бы принарядить нашу девочку… Только вы сами ей это передайте, а то она меня не очень любит.

— Вы это о чем? — нахмурился Дмитрий, озадаченно принимая из его рук рюкзак.

— А вы загляните вовнутрь, — Эрик довольно ухмыльнулся. — Кстати, почему вы все никак не хотите перейти на «ты»? Сомневаюсь, что я настолько старый и уважаемый, что мне надо «выкать». К тому же, насколько мне не изменяет память, мы вместе столько дерьма сожрали, что пора уже перейти на новый уровень общения. Да, Дима?

— Приберегите свою фамильярность для своих друзей, — прохладно ответил Лесков, расстегивая рюкзак.

— Почему сразу фамильярность? Разве мы не друзья? Столько общих секретов, прямо как у закадычных подружек в летнем лагере! — с этими словами Фостер весело осклабился. — Надо заметить, всегда поражался тому, что русские и своих врагов называют на «ты». Эй ты, козел, подойди сюда… Ну и все в таком духе…

Бровь Лескова раздраженно дернулась:

— Вы можете донимать кого—нибудь другого?

— Могу, но я уже выбрал тебя… Что? Что опять не так?

— Вы притащили мне платье? — с этими словами Дмитрий мрачно посмотрел на Эрика, не оценив юмора. В руке он сжимал длинное платье из ярко—бордового шелка.

В ответ Фостер заливисто расхохотался:

— Думаю, тебе оно будет немного маловато… Нет, Дима, не тебе. Веронике! Мы же хотим, чтобы на эту девочку смотрели все зрители нашего шоу. Если она будет в военной форме, вряд ли австралийские мужики сумеют по достоинству оценить нашу кубинскую красотку. Надо, чтобы екнули именно их бумеранги. Роскошная женщина в красном платье на их базе… Что может быть интереснее… Я бы уж точно на нее посмотрел!

— И впрямь, — задумчиво произнес Дмитрий. — С ней будет телекинетик, которому через барьер она не сможет навредить…

— Лучше, чтобы это была Вика. На ребенка бы не так среагировали, как на мужика.

— С Викой уже решено — она остается. Но мысль нарядить Веронику в красное — это весьма неглупо! Первым делом в глаза бросается именно яркое… Молодец, Фостер. В который раз убеждаюсь, что «процветающие» не зря держали вас при себе.

— Ты вообще обо мне ничего не знаешь, Барон, — наемник довольно усмехнулся. — Если бы ты не был таким высокомерным…

— Достаточно на сегодня, — прервал его Дмитрий, чувствуя, что Эрик уж больно оживился. — Хотя бы для приличия ведите себя спокойнее. Сегодня мы все можем погибнуть.

— И что? Мне теперь два часа скулить и вешаться? Тошно смотреть на это ноющее царство! Не кайрамы, а какие—то слизни. Терпеть не могу «энергетических». Я уже даже наверх сходил, лишь бы не видеть это массовое соплежевание. Сначала тебя расстрелять хотели, теперь воют… Мир сошел с ума.

— Кто воет?

— Гражданские, кто же еще! Теперь ты для них герой, жертвующий собой во благо добра и света. Того и гляди, все мамаши назовут твоим именем своих младенцев, и следующее поколение мужчин будет оборачиваться не только на слово «козел», но и «Дима».

— Очень смешно… Лучше отнесите платье по назначению.

— Дело в том, что я пытался, но она выставила меня за дверь. Сказала, что если еще раз сунусь, сама его на меня напялит. Поэтому пришлось прибегнуть к твоей помощи. Ты же умеешь убеждать сложных женщин.

— Хорошо. Я поговорю с ней. А вы тогда… Сходите к Адэну.

— Да был я у него, — внезапно шутливый тон Фостера куда—то исчез. — Сомневаюсь, что он переживет сегодняшнюю ночь.

— Если не будет вмешиваться, все обойдется.

— Мы не знаем, что будет там. Военные базы — ерунда для кайрамов. Да даже полукровки не представляют собой особой опасности. Меня беспокоят двое. Лонгвей и Киву. Что—то мне подсказывает, что эти двое не перейдут на нашу сторону. Вы думаете, что знаете Бранна, но ваше с ним знакомство длится не так уж и долго. Говорят, что он убил нескольких «охотников». Эта тварь сильная. Первая Мировая вскормила его, как мать — грудного младенца, Вторая Мировая — сделала его тем, кем вы его увидели в день вашего знакомства. Взрыв атомного реактора в Индии вернул ему потраченные силы, здоровье и молодость. А уничтожение всего человечества сделало его едва ли не божеством. Я бы на твоем месте опасался встречаться с ним. Ты порушил его планы, а, значит, поплатишься головой. И он умеет мстить. Да так, что я врагу не пожелаю.

— Тогда почему он пытался меня спасти? — задумчиво произнес Лесков.

— Может, он — твой папаша? Как в лучших традициях бразильских сериалов. Там вечно потерянные отцы и дети находят друг друга в последней серии.

В тот же миг Лесков снисходительно посмотрел на Фостера:

— Что за бред? Мне бы Вайнштейн сказал… Было бы сходство энергетики или… У нас совершенно разные способности!

— Энергетика «паразитов» переменчива, как ветер, так что в данном случае твой Вайнштейн такой же бестолковый, как и остальные «энергетические». Способности твои могли передаться тебе от матери. Или вообще от деда какого—нибудь. Ты что—нибудь знаешь о своей матери?

— Я пытался ее искать, но поиски не увенчались успехом. Возможно, уже на тот момент ее не было в живых.

— Лучше бы ты все же оказался случайным сынишкой Киву… Сомневаюсь, что в нем резко проснутся отеческие чувства, но он хотя бы не размажет тебя по стене в первую же секунду вашей встречи. А заодно и нас.

Около восьми часов вечера полукровки начали собираться у входа в зал, где находилась телепортационная «арка». С первого взгляда на них было заметно, насколько они встревожены.

Было решено разделиться на три группы, чтобы нанести удар одновременно по трем точкам. В Новую Зеландию должны были отправиться Вероника, Матэо, Кристоф, Ханс, Владимир Иванович и Карэн. На Золотой Континент — Дмитрий, Эрик, Жак, Альберт, один из близнецов Шевченко и старик Мицкевич. На третью базу, расположенную в Новой Гвинее — Елена, второй близнец Шевченко и остальные московские «энергетики». Среди последних были двое опытных военных, поэтому за эту группу Лесков опасался чуть меньше, чем за остальных. К тому же последняя база находилась на поверхности, и ее достаточно было попросту сжечь вместе с морским флотом. Затем добраться до телепортационной «арки», что находится в правительственном здании и вернуться в Петербург.

Что касается Новой Зеландии, то здешняя база находилась глубоко под землей, поэтому приходилось полагаться исключительно на собственные способности. Но там хотя бы, по сведениям Фостера, не содержались вражеские полукровки. Чего нельзя было сказать о базе Золотого Континента. На данный момент это была самая опасная точка, и, когда было решено, кто туда отправится, Дмитрий и остальные невольно почувствовали себя смертниками.

Прощаться с друзьями в данный момент было особенно тяжело. За время пребывания в подземном Петербурге Альберт, Кристоф, Ханс, Вероника, Матэо и даже Жак обзавелись людьми, которым они были не равнодушны. Что касается Дмитрия, он с улыбкой выслушал пылкую речь маленькой Бехтеревой, которая крепко обняла его за шею. Затем настала очередь Ивана.

— Там ведь тоже есть люди, и я могу быть полезен, — начал было Бехтерев, но Лесков прервал его.

— Ты нужен здесь, — произнес он, улыбнувшись. — Я знаю, что ты пойдешь со мной до самого конца, но сейчас ты должен остаться. Сохранишь это для меня?

С этими словами Дмитрий извлек из кармана золотую цепочку с крестиком и кольцо. Несколько секунд Бехтерев молча смотрел на украшения, после чего его губы дрогнули, и он отвел взгляд.

— Возьми, — попросил Лесков и вложил золото в ладонь друга. Затем они обнялись. В этот момент Иван почувствовал, как у него на глаза наворачиваются слезы. Почему—то все постоянно корили его за слишком жесткий характер, но в такие моменты он как будто снова становился шестилетним мальчишкой, которого пожалел сосед, когда пьяный отец в очередной раз разбил ему губу.

— Присмотришь за Катей и Оксаной? — еле слышно произнес Дима, и в тот же миг усмехнулся, услышав грубое:

— Сам своих баб пасти будешь!

Затем Ивана сменил Рома. Он снова начал заикаться, поэтому каждое слово давалось ему с неимоверным усилием. Как и Белова, он просил Диму быть осторожным, беречь себя и обязательно вернуться. А затем тоже обнял, чувствуя, насколько сильно Лесков стал ему дорог. До войны они часто ругались по каким—то мелочам, за которые сейчас Ромка корил себя. Они были «стаей», и никакие люди, никакие деньги, никакие идеологии не должны были встать между ними.

После к Дмитрию приблизилась Оксана.

— Тебе, наверное, и так уже все сказали. Я просто подпишусь ниже, — с этими словами она ласково погладила его по лица, а затем поцеловала в щеку. Хотела поцеловать в губы, но мысль о покойной жене Дмитрия остановила ее.

Самым неожиданным среди провожающих оказался Артем.

— Я не вхожу в круг твоих друзей. Лишь хотел пожелать тебе удачи, — с этими словами парень протянул Дмитрию руку, на что тот улыбнулся и молча обнял растерянного парня.

Среди присутствующих были и Алексей, и Катя, и даже Стас. Девушка подошла к Дмитрию всего на секунду, чтобы еще раз обнять его, остальные же ограничились рукопожатием.

— Синхронизация «арок» началась, — сообщил ученый, и тогда первая группа зашла в зал. Эрик Фостер больше не ухмылялся. Взгляд его карих глаз сделался острым, как у хищника, который заметил свою жертву. Казалось, даже черты его лица несколько заострились.

— Надеюсь, они запомнят этот рассвет, — еле слышно произнес он и первым шагнул в кабину телепорта.