Выживальщик

Глава 31

Третья рюмка пошла хорошо. Не просто хорошо — замечательно. Возможно дело в старой закваске и «акцизка» легла на благодатную почву, только это вряд ли. Малюта пить умел. Не любил, как многим казалось, а делал это профессионально. Много лет приноравливался, испытывая разные дозы и сочетания спиртных напитков, проверяя их действие на своём организме. Не ради души. Так объясняют тягу к выпивке алкоголики. Исключительно ради службы. Любое пойло, крепче сорока градусов, способствует не только развязыванию языка, но и процессу сближения людей. Поэтому мало человека напоить. Ему нужно составить компанию и не филонить, выливая свою порцию на пол, а пить с ним на равных, демонстрируя открытость и чистоту своих помыслов. Это обязательно вызовет доверие собутыльника и подтолкнёт к таким откровениям, на которые трезвый никогда не решится.

Да и потом, что именно считать старой закваской? Не тот же «тархун», что выставила на стол баба Зина? Его и с пивом сравнить нельзя. Так… Столовое вино или полусухое.

Григорию Лукьяновичу пришлось поднапрячься, силясь припомнить забытый вкус марочных напитков, которые последний раз пробовал ещё в Москве. Причём это было до того, как он поступил в академию ФСБ. Вспомнить не удавалось. Вернее, он помнил, что отец, да и мама частенько, садясь за обеденный стол, открывали бутылочку какого-нибудь вина и даже пытались научить своего бестолкового Гришу, анализировать оттенки аромата и вкуса. Втолковать, что букет — это не охапка сорванных цветов, а благоухание правильно подобранного виноградного купажа.

Только достигшего совершеннолетия оболтуса не интересовали подобные тонкости. Он, вообще, называл лучшие российские бренды, которым удалось сохранить производство, кислятиной и компотом.

Может его плохо воспитывали? Или рано пришло понимание, что пить во дворе пиво и дешёвое плодово-выгодное практичнее в плане укрепления дружбы и взаимопонимания? Во всяком случае он уже тогда уяснил основной принцип любой попойки: неважно что ты пьёшь — главное с кем.

Это полностью меняло смысл возлияния. Если тебе хорошо с собутыльниками, то настойка боярышника или Каберне Совиньон не испортят впечатления.

Конечно, если бы судьба, в виде кураторов и распределительной комиссии, избрала местом его работы высшее общество или жиденькую прослойку интеллигентствующих либералов, то он бы прислушивался к советам родителей и вызубрил, что полусладкое и острый соус несовместимы, а запивать, истекающий кетчупом ход-дог, французским вином — это верх безвкусия.

Но судьба сжалилась и определила его для «полевых операций». А там про вино знали только любители читать художественную литературу прошлого века и ещё более древнюю классику. Так было тридцать лет назад. С тех пор безусловно многое изменилось. Только в крупных городах. Остальные, либо, не спешили возвращаться к прежней культуре, либо, осмысленно её отвергали, считая виновной во всех бедах.

Так или иначе, но Малюта связывал своё состояние с правильной народной традицией разливать поллитровку на троих. Сетовать на «тархун» и остаточные следы ведьминой магии считал недостойным. Это нивелировало его многолетний опыт в системе службы безопасности.

Всё складывалось просто прекрасно. Никакой эйфории или возбуждения не наблюдалось. Хотя на первый взгляд именно это странно, учитывая притягательность разливающейся над поляной мелодии и соблазнительность, крутящихся в танцевальных па обнажённых девушек. Но только на первый взгляд. Григорий Лукьянович чётко понимал кто он, где и кто его окружает. Так случается, когда долго сдерживаешь себя, оправдывая поступки необходимостью соблюдать какие-то правила или не давать шанс противнику воздействовать на принятие решений. И вдруг все барьеры исчезают. Нет надобности лицемерить и юлить. Можно просто сидеть в первом ряду и смотреть. Не беспокоясь о том, что кто-то о нём что-то крамольное подумает.

Лёгкость. Да, наверное, именно так можно обрисовать его состояние. И полное нежелание анализировать увиденное. Зачем? Объяснять или менять сложившееся положение вещей он не собирался. Просто сидел и наслаждался моментом.

Даже некоторая нервозность напарника не беспокоила. Тем более, что Шрама точно не удивляло происходящее. Он либо видел мистерии шабашей ранее, либо ожидал чего-то подобного. А раздражался, потому что рассчитывал на что-то большее и полагал себя обманутым.

А может чип в башке пытается вернуть прежний контроль.

К разговору Дениса с Михалычем он не прислушивался. Не желал вникать в то, что нарушит его сиюминутное наслаждение. Возможно, это и есть нирвана, которую дурачки пытаются достичь подавлением своих плотских желаний.

А Шрам, уязвлённый ехидством лесовика по поводу его службы, пытался вызнать что за мрачный шлейф тянется за столь прелестными созданиями и почему люди их боятся.

— Вот ты волка за смерть какой-нибудь косули осуждаешь? — почесав затылок спросил Михалыч.

— Нет, конечно. Он убивает ради жизни. Своей и стаи.

— Правильно. А если волк нападёт на колхозное стадо? Осуждать будешь?

— Волки умные. Лет сто не нападают на домашний скот. Живность вокруг расплодилась в неимоверных количествах. Они понимают, что загнать оленя тяжело, но безопасно. А вот загрызть овцу легко. Очень легко. Однако, крайне опасно. Отару сторожат и волкодавы, и пастухи. А у последних есть ружья. Лучше побегать, чем получить картечь.

— М-ля! — всплеснул лапами Михалыч, — Такую притчу испортил!

— Ты не грузи меня метафорами и сравнениями. Говори, как есть.

— Да не могу я оценивать то, частью чего являюсь сам. Вот дружка своего, Гришу, спроси. Он, хоть и прикидывается твердолобым атеистом, но историю края знает. Ему много раз рассказывали, пусть даже он не вникал. Некоторые вещи впитываешь подсознательно.

И тут же, видя блаженную улыбку совершенно отрешённого от действительности человека, хлопнул огромной лапищей безопасника по спине. Тычок получился, будто резиновой дубиной по хребту огрели.

Малюта слетел с бревна и сделал пару шагов, прежде чем погасил инерцию. Непонимающе уставился на чудище, готовясь то ли дать отпор, то ли понять, что от него хотят.

— Объясни товарищу, кто такие наши наяды. А то он полагает, будто в Грецию попал, а вокруг сплошные иноагенты и враги государства.

— Что объяснять-то? — заартачился Григорий Лукьянович, словно его внезапно разбудили и требуют от только что проснувшегося человека пересказать содержание книги «Славянские мифы» Моисея Сусанина.

— Зинаида Матвеевна считает, что репутация местных водных дев, мягко говоря, стрёмная. Поэтому предпочитает называть их наядами. Зачем людей путать? — прояснил вопрос Шрам, не рассчитывая на ответ лесовика.

— А тебе не всё равно? Что ты сейчас-то этим озаботился?

— Блин! А когда? Раз уж всё равно здесь. Ты ещё предложи заняться чем-нибудь другим. Взять удочку и рыбку половить, например. Хорош спорить. Излагай.

Малюта вернулся на бревно, заняв место между сержантом и бабой Зиной.

— Наяды, естественно, пришлое слово. Здесь их никто так не зовёт. Мавки, водяницы, бродницы, вилы, русалки. В зависимости от места обитания и способа охоты. Если нужно одним словом, то подойдёт определение тварь.

— Шутишь? Встречал я тварей. Даже убивать приходилось. Ничего общего.

В подтверждение своих сомнений Шрам кивнул на озеро в центре поляны, где продолжали плескаться русалки, изредка поднимая фонтаны брызг взмахом рыбьего хвоста.

— Тебя лично, никто никогда тварью не называл?

Денис, ухмыльнулся и по большому секрету признался:

— Жена пару раз, когда поругаемся. По молодости сверстники на танцах. Я тогда охоч был кулаками помахать. Но это же другое! Иносказательно.

— Да всё тоже самое, — обрадовал Григорий Лукьянович, — Тебя за какое-то конкретное дело называли и мавок наших за то же самое. Смекаешь?

— То есть они все твари? — Денис ткнул пальцем в танцующих перед ним наяд и для верности сделал рукой пару круговых вращений.

— Только не говори, что спужался, служивый, — встряла баба Зина, — Тварями их зовёт простой люд. Тёмный и малообразованный. По-научному следует говорить сущности.

— А в литературе используют термин «нечистая сила», — дополнил замечание ведьмы Михалыч, — Только это не потому, что мы грязные. Моемся мы нормально. Вон девки из воды совсем не вылезают. Намекают якобы на наше тёмное прошлое. Ну, типа, как Дарт Сириус или ситхи из «Звёздных войн». А Завулон наших вообще в грош не ставит. Называет пушечным мясом и гнобит, как раньше пиндосы страны третьего мира. Нацист хренов.

— Вот-вот, — поддержала баба Зина, — Мы с чернокнижниками никогда никаких дел не имели. Разве что те, кто совсем опустился.

— Вы ещё и кино смотрите! — изумился Шрам.

— Та не-е-е, — отмахнулся Михалыч, — Больше книжки читаем. В отличие от вас, мнящих себя людьми, тщательно изучаем историю. Ваши суждения и взгляды по различным её аспектам. Вы слишком гордые, чтобы замечать что-то, кроме себя любимых.

— Здесь не поспоришь, — напомнил о себе Малюта, — Я живое тому подтверждение. Тридцать лет жил бок о бок со сказкой и в упор не замечал.

— А волки здесь причём? — напомнил Шрам начало беседы.

— Волки? Я, видимо, пропустил. Что волки?

— Михалыч спрашивал, осуждаю ли я волков за то, что они жрут косуль.

— И? Осуждаешь? Хотя неважно. Пример не слишком удачный. Нас, если я правильно понял, пригласили сюда показать разницу между сущностями и людьми. Так?

— Не совсем, но мыслишь в правильном направлении, — пояснила Зинаида Матвеевна, — Мы не люди, но и не сущности. Следовательно, ни под одну из твоих категорий не подпадаем. Поэтому давай возьмём мою формулировку и попробуем определить разницу между сущностью и плотью. Может кому-то, кто мнит себя точной копией Бога, это и неприятно, но наличие физического тела, проще говоря плоти, и является определяющим моментом.

Малюта завис на мгновение, вспомнив сентенцию некоторых биологов, утверждающих, будто человек такой же хищник, только сумевший развить свои умственные способности. Те же признаки молекулярного, клеточного, анатомического строения, как и у прочих обитателей планеты. Получалось, его вид прекрасно подходил под категорию: Человек разумный, род Человек, семейство Гоминиды, отряд Приматы, класс Млекопитающие, подтип Позвоночные, тип Хордовые, царство Животные.

— Э-э-э, — продолжил он, нащупывая прежнюю нить своих размышлений, — Хорошо. Допустим. Плоть — это то, что нас всех объединяет.

— Волки, — напомнил упёртый Шрам.

— Хрен с ними, с волками, — отмахнулся Григорий Лукьянович от товарища, — Всем нужна пища. Хищникам — мясо, травоядным — подножный корм. Киты вон малюсеньким планктоном довольствуются. Зато поглощают его тоннами. Мавки, русалки, водяницы — души некогда погибших девушек. Причины разные, суть одна. Став сущностью, они превращаются в берегинь того места, где рассталось с жизнью их тело. Но для восполнения энергии и поддержания существования, пусть даже в столь иррациональном состоянии, требуется пища. А что может стать пищей для неупокоенной души? Это же логика! Душа живого человека. Следовательно, завлекая неосторожных путников и убивая, берегини не совершают тяжкое преступление против рода человеческого, а всего лишь удовлетворяют потребность в еде. В отличие от нас с тобой. Мы убиваем себе подобных совсем по другим мотивам. Я, получается, ради идеи и служения роду, а ты — за деньги.

— Вообще-то я тоже служу, — обиделся сержант, — Да, мне платят за это, но я содержу семью, помогаю родственникам.

— Неважно, — гнул свою линию Малюта, которого просто понесло, — Русалки, как волки, лисы и прочие хищники вынуждены убивать ради пропитания. А мы? Ради чего убиваем мы? Может это мы твари? А бедных сущностей называем так, потому что хотим свалить на них нашу вину? Потому что…

— Боитесь вы их, — быстро подытожила ведьма, когда безопасник запнулся.

Две очень юные нимфы, прекрасные и соблазнительные в своей наготе, отделились от хоровода и, заливаясь заразительным смехом, от чего заулыбался даже всегда сдержанный Шрам, приблизились к поваленному дубу. Одна, со спутанными влажными волосами, струящимися темным водопадом вдоль худеньких плеч и точёного стана, игриво предложила:

— Пойдёмте танцевать, гости дорогие! Кавалеров мало. Не следует заставлять девушек вальсировать друг с другом!

Вторая, смахнув со лба непослушную прядь и вытащив из-под русых локонов цветок белоснежной лилии, протянула дар Малюте.

— Не стесняйтесь, мальчики. И можете не раздеваться!

В этот момент купол из миллиона кружащих над поляной светлячков лопнул. Нарушился порядок и синхронность их кругового полёта. Сейчас это походило на снимок кружащейся вокруг своей оси галактики. С разделяющимися и уходящими во мрак лепестками звёздных скоплений…

Впрочем, кто из ныне живущих видел фото какой-либо галактики? Григорий Лукьянович сравнил увиденное с пазовой фрезой, которую видел в колхозном столярном цеху. А в центральном отверстии вместо вала ослепительно сияла взошедшая над рощей Луна. Немыслимо яркая в своей бледности. Мгновенно залившая поляну серебряной волной света, искрящегося вспышками от сгорающих в его лучах насекомых.

И без того блеклая кожа водных дев стала то ли прозрачной, то ли исчезла, растворившись под воздействием призрачного свечения. Вместо бархатного девичьего покрова предстали лохмотья землистого оттенка рогожи. В огромных прорехах проглядывали не только светло-коричневые кости, покрытые разлагающимися кусками мяса, но и ошмётками полуразложившихся внутренних органов.

У брюнетки застряла между рёбрами рыбёшка. Задохнувшийся карасик, лишённый водной среды, уже не трепыхался, а обвис и тупо смотрел остекленевшим взглядом на застывшую на бревне компанию.

— Твою ж дивизию! — выругался, пришедший в чувство Шрам и, выхватив пистолет, разрядил в некогда милых созданий, всю обойму, прежде чем взял себя в руки.

Клацнул, откатившись на запирание затвор «Грача» и сержант машинально выщелкнул из рукояти магазин.

Девушки, которым пули не причинили никакого ущерба, снова заливисто рассмеялись и, взявшись за руки, убежали, влившись в хоровод таких же отвратительных трупов.

— Какая мерзость! — то ли оправдываясь за спонтанную стрельбу, то ли предупреждая, что не намерен терпеть издевательства, выругался сержант.

Пальцы немного дрожали, когда он менял обойму.

Русалки выглядели лучше своих подруг. Их кожа осталась на месте, но в свете Луны, покрылась зелёными пятнами, словно трухлявый пень мхом. А из-под чешуек хвоста тёмными нитями колыхались водоросли.

— Твари! — восхищённо прошептал Малюта, в тоже время потрясённый жестокостью ведьмы, заманившей их сюда и заставившей всё это увидеть, — Во всей своей красе.

— А теперь посмотри на меня, — Зинаида Матвеевна вытянула перед собой руку, наглядно демонстрируя, отличие от мавок и водяниц.

Кожа ведьмы выглядела не просто бледно. Смахивала на долго пролежавший в хранилище пергамент с желтоватым оттенком. Однако это была человеческая кожа. Старческая, с возрастной пигментацией, но живая. В призрачном свете Луны проступали под дряблым эпидермисом прожилки вен и нити сухожилий.

Чудище так же не изменилось. Только контуры его силуэта слегка двоились, напомнив Малюте видение из гарнизона, когда на фигуры стоящих на трибуне наложился негатив с древними витязями, замершими в конном строю.

— Теперь вы знаете, чем отличаются сущности от существ из плоти и крови, — констатировала баба Зина, вставая с бревна, — Пора закругляться. Идёмте. Дальнейшее вам не следует видеть.

Шрам неожиданно быстро соскользнул на землю и, ухватив за локоть, попытался силой остановить ведьму, — Ты хочешь сказать, что сейчас…

— Сейчас начнётся праздничный банкет, — быстро перебила Зинаида Матвеевна, высвобождаясь от захвата, — Мы изучаем ваши традиции и этот обычай наяды переняли у вас.

— Постой! — вмешался Малюта, одновременно оттирая сержанта от женщины и пытаясь привлечь внимание к себе, — Последний вопрос! Самый важный! На кой нам это знание? Сами сказали, что паломники люди и следов магии на них не обнаружили.

— Я не говорила, что они люди, — отвернулась от Шрама ведьма, — Существа из плоти и крови — да. Но люди ли? Хотя это не важно. У меня есть смутное подозрение… Не знаю, как сказать, чтобы прозвучало убедительно… но те, кого родят девочки, возможно, не будут ни из рода Человеческого, ни из класса Млекопитающих.

Возвращались, буквально оглохнув от тишины. Слишком большой контраст между ночным лесом, замершим в сонном безмолвии и задорными ритмами клубного танцпола, оставленными за спиной.

Денис сопел, пытаясь избавиться от гадкого ощущения предательства. Он то пытался представить тех, кому предстояло предстать на банкете в виде главного блюда, то отметал навязчивые видения. Мог ли он вмешаться и помешать принесению на заклание живого человека? А если мог, то почему не сделал этого?

Григорий Лукьянович самобичеванием не страдал. Зинаида Матвеевна никогда не позволит каким-то мавкам лакомиться душами членов рода Леших или тех, кого они поклялись оберегать. Судьба пришлых, отловленных в стороне от поселений, его не волновала. К тому же он понимал, что любое самокопание деструктивно и приводит лишь к негативным последствиям для психики. Это он твёрдо усвоил со времён обучения в Академии СВР.

Всё же его терзала некая недосказанность. Логическая незавершённость. Не хватало последнего мазка художника, после которого картина считается законченной.

Почувствовала ли это ведьма и решение прервать молчание оказалось спонтанным, только внезапно она сказала:

— Прекратите, соколики, себя накручивать. Всё проще, чем вам кажется и гораздо сложнее, чем можете вообразить. Чтобы решить кроссворд, нужно иметь хотя бы начальное образование. Иначе нет смысла даже брать газету в руки.

— Я не люблю кроссворды, — буркнул Малюта, задетый менторским тоном ведьмы, — Газету лучше использовать на самокрутки. И зад подтирать ей удобней, чем лопухом.

— Есть другие ответы на твой вопрос: зачем потребовалось ваше присутствие.

— То есть ответов несколько?

— Да. Кого-то увиденное избавит от остатков фальшивого гуманизма, — баба Зина даже не кивнула, а ткнула длинным, отполированным ногтем в сторону Шрама, — Кому-то поможет в будущем не растеряться при встрече с сущностью. Ты даже не представляешь на сколько это знание ценно.

— За урок спасибо, — сдерживаясь поблагодарил сержант, — Только он половинчатый. Пули тварей не берут. Проверил. Так что смысл вижу только один: определил кто перед тобой и готовься сдохнуть. Или вы дадите нам меч-кладенец и копьё-самотык, которыми можно уничтожить любую нечисть?

— Не дам, — усмехнувшись сказала ведьма, — И оружие вам не потребуется. То, что вы воочию убедились в существовании не только сущностей, но и иных представителей зачарованного мира — это конечно плюс к вашей карме. Однако я ведь не только вам, но и вас показывала. Сегодняшняя встреча — это как печать в паспорте. Любая сущность, почуяв вас, считает данные и предпочтёт избежать встречи.

— Как штрих-код на товаре?

— Лучше, — заверила Зинаида Матвеевна, — Врать не стану. Есть и кроме дев речных, кто питается людьми. Я сейчас не про души. Про плоть и кровь. Но они вас не тронут, почуяв охранную печать.

— Вы поставили нам метки?

— Не я. У меня, выражаясь вашим языком, только совещательный голос. Мои заклятия многим не указ. Наоборот. Подействует как красная тряпка на быка. Спасибо девочкам скажите.

— Всё же я предпочёл бы меч-кладенец, — признался Шрам, — Как-то спокойнее.

— Даже не думай. Глуп ты ещё, соколик. Не все сущности злые и кровожадные. Есть нейтральные. Собой озадаченные. Плевать им и на людей, и на нас. Кроме того, имеются очень доброжелательные создания. Конечно, у всех свои минусы, но эти, при случае, и помочь человеку не откажутся. Даже тем, кто без печати. Вот тебе, Денис, прежде чем оружие в руки дать объясняли, как с ним обращаться и супротив кого нельзя использовать? То-то же.

Зинаида Матвеевна не оглянулась, чтобы увидеть лёгкий кивок сержанта. Похоже правда, будто она, хоть и не читает мысли, но легко определяет настроение человека.

— Так что, пока не пройдёте курс молодого бойца и не научитесь отличать какая сущность перед вами, пулемёт я вам не дам.

Внезапно лес расступился и все отчётливо увидели матовый фонарь в противовандальной сетке, одиноко висящий на высоченном столбе. Тот был вкопан в аккурат перед ровным пяточком, гордо именуемом на выселках центральной площадью.