Гусей в подъезде у Дарины не обнаружено. Обнаружен оборотень в предынфарктном состоянии. У лифта выходной, а я уже ни хрена не мальчик по лесенкам скакать! Одышка, аритмия — все дела. Короче, мотор в груди не рад такому кардио.
Девочка ворочает ключом в замке, а я стою, согнувшись, за коленки держусь и на неё поглядываю. Хорош защитник! Чуть не сдох, пока шёл. Не, если гусь из мусоропровода выпорхнет, я ему, конечно, наваляю, но от этого не легче.
— Ты дома?! — открыв дверь, громко спрашивает Даря. — Нет её… — улыбается едва заметно.
— Кого… нет? — сиплю, пытаясь дышать, но в груди словно заклинило.
— Сестры. Я с сестрой живу, — Даря смотрит на меня, стоя вполоборота. — Тебе плохо? — в её голосе появляются нотки беспокойства.
— Со мной всё хорошо, — натягиваю на губы улыбку и выпрямляю спину.
Зря-я-я… От резкой смены положения стало ещё хуже.
— Выглядишь не очень, — справедливо замечает Даря.
— Водички не нальёшь? — приваливаюсь плечом к соседской двери.
— Заходи, — берёт меня за руку и тащит в квартиру. — Я тебя чаем напою.
Да, чаю я бы выпил. С валидолом.
Квартирка не богатая, но уютная. Сразу видно, что здесь живут девочки.
— Не боишься малознакомого мужика в дом приглашать? — стягиваю с ног ботинки, поглядываю на хозяйку.
— Я уже ничего не боюсь… — бубнит тихо. — Проходи в кухню, а я пока переоденусь, — добавляет громче и уходит в комнату.
Захожу в небольшую кухню и, первым делом открыв холодную воду в кране, присасываюсь к живительной влаге. Вот теперь хорошо!
Устраиваюсь за столом с телефоном и туплю в экран на номер моей пары. Ни звонка, ни сообщения от неё. Жанне вообще не интересно, где я два часа шляюсь? Позвоню поинтересуюсь.
— Да-а… — зевает в трубку волчица.
— Разбудил?
— Нет, я фильм смотрю. Ты что-то хотел?
Была надежда, что Жанна хотя бы изобразит волнение. Не срослось.
— Ничего. Приятного просмотра, — отключаю звонок.
Надо признать, что наши отношения скончались, только похоронить их нельзя. Истинная пара — вместе до последнего вздоха. Звучит как реклама ритуальных услуг.
— Всё, я переоделась, — Даря заходит в кухню. — Сейчас будем пить чай, — берёт чайник, идёт к раковине.
В красном свитере до колен, в полосатых шерстяных носочках — уютная девочка-лапочка. Она шуршит по кухне — на стол собирает. Для меня. Хотел бы я, чтобы Жанна так встречала меня дома. Пусть не каждый день, но иногда.
— Тебе лучше? — наблюдаю, как Даря бодро снуёт от холодильника к столу и обратно. — Голова не кружится?
— Всё прошло, — улыбается. — Думаю, мне было плохо из-за стресса.
А последствия этого стресса теперь на лице девочки.
— Надо было снег приложить. Теперь синяк на скуле вылезет.
— Ну и ладно, — Даря машет ручкой. — На работу ещё нескоро. У нас каникулы новогодние.
Кому ну и ладно, а кому нет. Мне, например. Я с гусём ещё встречусь и спрошу с него за рукоприкладство. У меня гештальт не закрылся, свербит. Как там его? Вова вроде. Короче, мало Вове не покажется.
— Каникулы… — Вспомнить значение этого слова получается не сразу. — Я забыл, когда нормально отдыхал.
Бали-шмали с Жанной не в счёт. Я там отдыхать не умею, только напрягаюсь.
— Расскажи о себе. — Девочка, подперев щёку кулаком, смотрит на меня.
Ей интересно узнать обо мне?.. А мне приятно рассказать. Я давно ни с кем по душам не разговаривал.
Уютная беседа с девочкой-лапочкой расслабляет, и я забываю, что мы познакомились несколько часов назад. Ощущение, что я знаю Дарину всю жизнь. Рассказываю ей о своей работе и на автомате выкладываю из кармана на стол телефон, достаю пачку сигарет, зажигалку. Закуриваю.
— …Не работа мечты, конечно, но пойдёт, — выпускаю изо рта сигаретный дым.
А хозяйка строго гнёт бровь, глядя на тлеющую сигарету.
— К-хм… — выдаёт с тонким намёком.
Да-а… дал я маху. Забылся.
— Прошу пардону, — смотрю на девочку виновато. — Куда выкинуть можно?
— Давай, — вздыхает, — выброшу.
Забирает у меня сигарету и идёт к раковине. Потушив окурок под струёй воды, Даря открывает дверцу мойки, чтобы выкинуть его в мусорное ведро, но замирает. И я тоже…
Из-под раковины лупит яркий жёлтый свет — как дверь в рай открылась, честное слово. Не хватает только эпичных завываний хора.
— Это чо? — перевожу взгляд на девочку.
— Портал, — пожимает плечиком, будто всё в порядке. — В другой мир.
— У тебя в мойке дверь в другой мир? — лупаю глазами, ни хрена не понимаю.
— Не всегда, но сейчас — да. Так уже было в лифте… — хмурится.
— В смысле? — я вообще перестаю что-либо понимать.
— Я хотела сказать, так бывает, когда магическое существо оказывается вместе с немагическим существом в пространстве портального типа, — выдаёт Даря. — Мы с тобой в маленькой кухне… — наклоняется и заглядывает под раковину.
— Э-э! Не лезь туда! — встаю из-за стола, подхожу к девочке.
— Разве тебе неинтересно, куда ведёт этот портал? — спрашивает, а в глазах скачут чертенята. — Мне очень интересно.
Матюгнуться не успеваю — девчонка уже наполовину в портале. Вот же а! Оставила мне только аппетитную попку и стройные ножки в шерстяных носочках. Вместо того чтобы срочно вытаскивать обезбашенную девочку из светящейся дыры, я стою и залипаю на её сочный персик. Пятиминутка уютных разговоров за чаем закончена. Здравствуй, приход похотливый!
— Твою мать… — отмерев, хриплю. — Даря, вылезай оттуда!
Не слышит. Или делает вид, что не слышит. Ножкой дёрнула и дальше стоит на четвереньках. Ещё немного так постоит, и я забуду, что у меня есть истинная пара!
Жанна? Кто это? Не, не слышал.
Дарина выныривает из светящегося пространства под раковиной. Встаёт и с улыбкой протягивает мне горсть снега.
— Потрогай его! — предлагает с восторгом.
Что я снег никогда не трогал, что ли? Ну, окей. Дотрагиваюсь до сугроба на ладошке девочки, и у меня случается диссонанс восприятия — выглядит как снег, но он тёплый.
— Как так-то? — офигев, смотрю на Дарю.
— А вот так, — она хитро улыбается. — Там много интересного. Идём посмотрим.
Стряхнув тёплый снег в раковину, Даря снова исчезает под раковиной. На этот раз вся. Авантюристка!
Мне тоже приходится лезть в портал. А что ещё остаётся?
Я стою в шерстяных носках на снегу, и мне не холодно. Офигеть! Раньше я о таком только слышала.
— Мы в лесу? — Из портала появляется мой зверь.
— Технически. — Прохожусь взглядом по заснеженным деревьям. — Думаю, это дипломная работа студента-демиурга. Блуждающий мирок.
— Ничо не понял, — Раж осматривается. — Но здесь красиво.
Да, очень красиво. И необычно. Сказочный зимний лес: сугробы, иней на деревьях и туманная дымка в воздухе, но мороз не чувствуется. Тепло как в погожий весенний денёк. А уютный полумрак добавляет этому месту уюта и романтики.
— Не вникай, — мягко улыбнувшись, смотрю на мужа. — Прогуляемся?
— А дырка? — косится на портал. — Она не схлопнется, пока мы гуляем?
Надеюсь, что схлопнется. А я сделаю вид, что понятия не имею, как отсюда выбраться.
— Не думай об этом. Идём, — беру Раждэна под руку.
— Ты слегка сумасшедшая, — он вздёргивает бровь. — В хорошем смысле этого слова, — улыбается.
— Не исключено, — улыбаюсь в ответ.
Я выгляжу спокойной и уверенной в себе, но в груди взрываются эмоции. Бах! Бах! Бах! Хочу поцеловать моего зверя, прижаться к нему, сказать, что люблю больше жизни. Боже… Я люблю его, а он меня не знает. От этого так больно, что дышать невозможно!
Я бы хотела рассказать Раждэну правду о нас, но нельзя. Из-за этого может получиться ещё хуже, чем уже получилось. Будущее вообще очень капризно, и, меняя его, надо сохранять спокойствие, а Раж не умеет держать эмоции в узде.
Вопрос о том, как мне обскакать Жанну, остаётся открытым. Раж считает волчицу истинной парой, а я для него — случайная знакомая. Надежда, что зверь почувствует нашу с ним связь, тает.
Он ведёт себя как девяностолетний старик, честное слово! Я уже и попой перед ним крутила, и губы облизывала, и… И что только ни делала там, в кухне! Ему фиолетово. А я, дурында, ещё в чай ему «Умеренность» подмешала. Думала, у меня всё сто процентов получится.
Самоуверенность меня когда-нибудь погубит.
Оборотень наклоняется и зачерпывает пригоршню снега:
— Он тёплый, но тает… — мнёт миллион слипшихся снежинок в лапе. — Охренеть!
Природовед, блин! Ещё бы спросил, какие деревья и кустарники здесь растут!
— Просто демиург был двоечником, — бурчу сердито.
Где мой развратный похотливый зверь? Обычно Раж заводится с пол-оборота так, что уже не остановить. Но не сегодня. Не со мной. Я не хочу верить, что в этой реальности совсем не привлекаю мужа. Этого просто не может быть!
— Уф-ф… — оттягиваю вырез свитера, дую себе на грудь. — Жарковато здесь, да?
Поглядываю на Ража, пытаясь уловить хоть нотку ответной реакции. Стоит, смотрит на меня, а лицо каменное. Хоть бери его за член, блин, чтобы проверить — встал или нет.
— Нормально вроде, — волк и бровью не ведёт.
— А мне жарко… Я бы сняла свитер, но под ним ничего нет. Кроме трусиков, — облизав губы, добавляю и смотрю на мужа.
Раждэн, которого я знала, после такого намёка содрал бы этот свитер с меня к чёртовой бабушке. Но нет…
— Можем вернуться в кухню, если хочешь, — предлагает ровным тоном.
— А ты? — шагнув к зверю, пересчитываю пальцем пуговицы на рубашке. — Чего ты хочешь? — заглядываю ему в глаза.
— Водички бы… — хрипит. — В горле пересохло.
Непробиваемый! А я чувствую себя дурой. Опыта в обольщении мужчин у меня ноль. Нет, это бесполезно.
— Пойдём поищем родник… — бормочу растерянно. — Да, здесь наверняка есть родник. — Тихо рыкнув, отправляюсь вперёд по тропинке.
На хрена она сказала, что у неё под свитером ничего нет?! Кроме трусиков, да… Я теперь ни о чём, кроме этих трусиков, думать не могу! Уже час ходим по лесу кругами, а у меня других мыслей не было. Родник, кстати, мы не нашли.
Стоп. Даря мне на секс намекает? Не-е-е… Нет, конечно. Она не похожа на развратную девицу, готовую дать малознакомому мужику. Да и я не смогу. Или смогу?
Я едва держусь, чтобы не сдать себя с потрохами. Моя игра достойна лучших театров! До сегодняшнего дня я не знал, что у меня есть актёрские способности. Но опасные мысли настойчиво пульсируют в голове, отзываясь ломотой в члене. Долго я не выдержу.
Порыв тёплого ветра приносит мне яркий вкусный аромат девичьего тела, и в паху всё сжимается от боли. Стояком уже гвозди забивать можно. На чём держусь — непонятно. Валить надо! Сначала отсюда, а потом из квартиры Дари, иначе всё закончится тем, чего я себе никогда не смогу простить.
— Нам ещё не пора? — поглядываю на портал вдалеке.
Вместо ответа Даря смотрит на меня и молчит. Насупилась. Что такое? Не нагулялась?
— Раж, ты идиот? — выдыхает, а голосок дрожит. — Ты не понимаешь?
— Чего? — на всякий случай делаю шаг назад.
— Того! — Дарина психует.
Она стягивает с себя свитер, комкает его и бросает в меня. Ловлю. И свитер, и моментальный приход от картинки, которую вижу. Вот они… трусики. И девочка-лапочка с шикарной голой грудью. Сосочки розовые острые так и манят облизать их. Да-а, я бы попробовал…
Засада, мать её!
— Девчуль, ты бы оделась, — протягиваю ей свитер. — Я не железный.
— Ты деревянный! — кричит на весь лес Даря, а из её глаз катятся слёзы. — Дуб ты!
От такого поворота я, мягко скажем, охреневаю. Дарина права — я дуб. Но и она не врубается, на что собирается подписаться сама и подписать меня.
Я не железный и не деревянный. Я, сука, живой! Живой голодный мужик, который хочет эту девочку так, как никого никогда не хотел.
— Нельзя мне, понимаешь? — шагнув к Даре, рычу ей в губы. — Нельзя. И тебе со мной не надо…
— Я люблю тебя… — закрыв глаза, шепчет и дрожит.
Взрыв у меня в груди почти ядерный.
Я люблю тебя…
После этих слов во мне что-то изменилось. Всё изменилось. А моя волчья ипостась радостно виляет хвостом, словно эти слова сказала не случайно спасённая мной девчонка, а моя истинная пара.
Я хотел услышать эти слова от Жанны. Она говорила о любви ко мне много раз, но не так. Дежурное «люблю» или «люблю», когда ей надо загладить вину, получить от меня деньги, подарки — всё фальшь. Я верил, а теперь не верю. Мои чувства к истинной угасли совсем. Как такое возможно? Я не знаю.
Да плевать.
Выдираю из рук девочки свитер, выбрасываю его в сторону и цепляю пальцами острый подбородок. Заглядываю ей в глаза и захлёбываюсь нежностью, страстью, желанием сделать её своей. Моя метка на тонкой шёлковой коже смотрелась бы идеально.
Моя девочка. Моя лапочка.
Набрасываюсь на неё с жарким поцелуем — ураганом, вихрем, бешеным чёртом, самим дьяволом. Я сейчас не могу ни думать, ни контролировать себя. Я уже ничего не могу. Только жёстко трахать сладкий ротик языком, прижимая к себе почти голую стонущую от моих ни хрена не ласковых порывов девочку и рычать.
Я — волк. И я страшно голоден.
Над головой серо-розовое небо, а под ногами фантастический тёплый снег. Вокруг нереальность, и в этой нереальности мы — зверь и человечка — одно целое. Крепко прижимая к себе девочку, падаю в мягкий тёплый сугроб и ловко перевернувшись, нависаю над ней. На эту красоту с блеском в глазах я готов смотреть вечно. Она такая нежная, такая желанная. Моя.
Даря подо мной как струнка — напряжённая, звенящая. Её стоны — музыка. И я знаю, что для девочки всё это — не случайный трах с почти незнакомым мужиком. Она любит меня. Любит, чёрт возьми! Оказывается, меня можно любить просто так.
От моих ласк божественный девичий аромат раскрывается как цветочный бутон. Теперь он ещё теплее, вкуснее, слаще. Вгрызаюсь в изящную шею рядом с пульсирующей жилкой и снова рычу, а девочка, всхлипнув от боли, почти загоняет мне коготки в спину.
Я пьян от вкуса Дариной крови: башка кругом — лес вертится как юла. Моё клеймо на шее лапочки… Обычная рана. Она заживёт, оставив шрам — напоминание о том, что я был. Прохожусь языком по ранке, останавливаю кровь, и слёзы текут. Мне больно. Грудь раздирает от проклятой боли!
Мы могли бы стать одним целым. Я бы хотел этого. Но «бы» мешает. Я давно и безнадёжно принадлежу другой. Той, которой нет до меня дела. Той, которую я не люблю.
Дарина собирает губами слёзы с моих щёк, целует и шепчет что-то — я не могу разобрать слов. Девочка вряд ли понимает, что со мной происходит, но искренне пытается успокоить. Плачу как истеричка какая-то. Да, я не смогу быть с Дариной, но хочу отпечататься в её памяти горячим мужиком, а не рыдающим на ней зверем.
Цепочкой жадных поцелуев спускаюсь от губ к груди, а она вздрагивает от каждого моего прикосновения, дышит часто и постанывает от нетерпения. Девочка хочет меня. Ух как хочет! Горячая такая, отзывчивая к моим ласкам. Это заводит и пьянит даже больше вкуса её крови.
— Раж… я не могу больше… — захлёбываясь рваным дыханием, хнычет лапочка.
Отрываюсь от острых розовых сосочков и заглядываю в мутные от страсти глаза Дари. В них космос. Туманность Андромеды, чтоб её! Я даже потерялся на пару мгновений в этой невесомости.
Я тоже больше не могу. Хочу её.
Матерясь, трясущимися от переполняющих душу эмоций руками рывками сдираю с Дари трусики, кое-как справляюсь с пуговицей и молнией на моих джинсах и развожу стройные девичьи ножки. Даря красивая такая. Идеальная. Пусть только на сегодня она моя, но моя. И хрен я остановлюсь — совесть может хоть глотку сорвать, крича о морали. Я аморален, и мне похрену.
Оба хрупких девичьих запястья легко помещаются в моей лапе — прижимаю руки Дарины к снегу над её головой. Член гудит, предвкушая первые, самые острые ощущения, и я резко вхожу в неё. Шёлковая влажная теснота сжимается вокруг каменного ствола, и у меня из горла рвётся стон удовольствия, а Даря кричит. И точно не от кайфа.
Я замираю с членом в девочке и боюсь пошевелиться. Дурак старый… со шпалой между ног. Хрупкая тонкая веточка, а я с ней так грубо.
— Больно? — шепчу в приоткрытый ротик красавицы. — Прости. Я постараюсь аккуратнее.
— Нет-нет… Просто ты… первый, — на припухших от поцелуев губах Дари мелькает слабая улыбка. — Снова…
— Как это? — её слова окончательно сбивают меня с толка.
— Ты мой первый и единственный, — выдыхает.
Она мне только что душу вырвала и запустила к Луне. Я умер. Всё. Нет меня. Пропал.
Ты мой первый и единственный…
Я люблю тебя…
Первый и единственный…
Люблю…
Что же ты со мной сделала, девочка? Я теперь не смогу без тебя.