Вперед в прошлое 9

Глава 27 Все мое богатство

— Пойду гляну, что там, — шепнул я бабушке, которая уже расчехлила ружье, переломила ствол, достав из кармана куртки два патрона, и выскользнул на улицу, хлопнув дверью.

Антон Анатольевич не отреагировал на хлопок, посмотрел на щуп с маслом, скривив рот, перевел взгляд на меня.

— Что случилось? — по возможности спокойно спросил я.

— Да жо… жестко мы попали. Похоже, пробило прокладку под головкой двигателя. Хорошо, не закипели.

О, сколько отчаяния, раскаяния, вины было в его словах! Или просто Анатольевич — хороший актер? Но вроде по сторонам не озирается, ожидая подельников. Впервые я пожалел, что слабо разбираюсь в железках и не могу проверить, насколько все это правда — надо будет взять пару уроков у Канальи.

Но, уловив мое смятение, Анатольевич показал щуп:

— Видишь, уровень масла поднялся? И вон там, — он указал в распределительный бачок, откуда повалила белесая пена, — эмульсия. Пошел тосол в масло.

Я закрыл глаза, по телу прокатилась теплая волна — просто поломка, вооруженного противостояния не предвидится, потому что такую неисправность не сымитировать.

— Так понял, поломка серьезная, и машина своим ходом не доедет? — спросил я.

— Я обещал доставить вас домой, что бы ни случилось, — твердо заявил Анатольевич. — И я сделаю это. Сейчас поймаю кого-нибудь, и нас отбуксируют, куда скажете.

Я перевел взгляд на бабушку в салоне, которая замерла с ружьем в руках, не понимая, заряжать ли его, я тоже пока не был уверен на сто процентов, что опасность миновала. Но время шло, налетчики не появлялись, и тревога понемногу отпускала.

Анатольевич не обращал на бабушку внимания, полностью погруженный в свои проблемы и осознание того, что он нас подвел. Потому я открыл дверь, посмотрел на бабушку, полную решимости биться не на жизнь, а на смерть, и шепнул:

— Там и правда беда. Похоже, мы на самом деле поломались и застряли.

Бабушка кивнула на ружье.

— Так что, прятать?

— Подожди.

Анатольевич наконец вспомнил о бабушке, устремился к ней — она едва успела накрыть ружье пледом.

— Поломались, — сказал он виновато. — Но мы доедем, честное слово! Я все устрою.

Включив аварийку, он подошел к краю проезжей части и поднял руку перед вырулившим из-за поворота «Рафиком» — тот проехал мимо, Анатольевич остался ждать. Грузовик тоже проехал мимо. И «Москвич», и автобус, и синяя «двойка», груженая овощами.

Смеркалось. Мы с бабушкой уверились, что это не подстава, а Антон Анатольевич растерял уверенность в том, что мы вообще отсюда выберемся. Я подошел к нему, протянул тысячную купюру и посоветовал:

— Зажмите между пальцами и голосуйте. Так желающие найдутся быстрее.

Уходить я не стал, потому что подросток — как бы гарантия, что опасности нет. Грабители так тоже промышляли: имитировали поломку и ждали лоха, готового помочь, вот и боялись люди останавливаться. Проклятая эпоха, когда добро наказуемо!

Водители двух грузовиков проигнорировали голосующего лысого мужчину. И «Волга», и две «жульки» проехали мимо.

Удача улыбнулась минут через пять. Белый «Москвич» пролетел было мимо, но резко сдал назад и вырулил на обочину. Бабушка в салоне снова вцепилась в ружье, я напрягся и сразу же расслабился. Стекло поехало вниз, выглянул лысый мужичок, похожий на филина: с квадратной головой, в огромных круглых очках с толстыми линзами и с огромными кустистыми бровями.

— Что стряслось? — спросил он Анатольевича, жадно косясь на тысячу между его пальцами.

— Надо отбуксировать. Можно это устроить? Трос есть. Тысячу плачу!

Филин кивнул и сказал, не вылезая из машины:

— Крепи, давай. Куда ехать?

Анатольевич вопросительно посмотрел на меня. Я быстро прикинул маршрут и назвал адрес автомастерской, объяснив решение:

— Все равно машину надо ремонтировать, так? — Водитель кивнул. — Это автомастерская на въезде в город. Дальше мы попросим Алексея нас подвезти.

— Согласна, — сказала бабушка.

Анатольевич виновато развел руками.

— Без возражений!

Пока он возился с буксировочным ремнем, я вернулся в салон. Как же хотелось побыстрее куда-нибудь в безопасность! Автомастерская виделась именно таким местом. Надеюсь, Каналья нас отвезет менять деньги. А может, и нет. Тогда поеду к бабушке, а дальше придется рисковать, хоть тысячу долларов менять самому, без прикрытия, на мопеде.

Пока в салоне никого не было, бабушка пробормотала:

— Сегодняшний день точно забрал у меня несколько лет жизни. Все, больше я ни в чем таком не участвую, извини, Паша.

— С пониманием, — ответил я.

И правда ведь, она немолода, каждый такой стресс грозит обернуться гипертоническим кризом или сердечным приступом. А я, блин, слишком молод, и в этом проблема.

— Готово! — с улицы крикнул Анатольевич, уселся за руль, подал сигнал, включая аварийку.

«Москвич» включил фары и вырулил на серпантин — мы ощутили толчок и, не заводя мотор, покатили вслед за нашим спасителем. Была мысль предложить Филину повозить нас по городу, но я отмел ее, пожалев бабушку. Все-таки придется идти с отчимом на сближение.

В автомастерскую мы приехали в начале седьмого. На обочине ждали своей очереди три автомобиля, четвертый — тягач, столько же выстроилось возле гаража. Не задавая вопроса, я получил ответ, что Алексей зашивается на работе, потому никуда меня не повезет, а ждать допоздна я не могу — у меня с валютчиком договоренность на семь.

Навстречу «Москвичу» выбежал Каналья, на его лице читалась решимость отказать очередным клиентам, но, увидев нас в салоне «копейки», он сменил гнев на милость.

— Поломались? — спросил он у Анатольевича, бывшего соискателя на должность автомеханика.

Анатольевич кивнул, вылез из салона, рассказывая, что и как. Я заметил ноги ремонтника, торчащие из-под «жигулей», припаркованных чуть в стороне от ворот — очевидно, это был Алишер.

С кем не хотелось видеться, так это с Олегом, который знатно опозорился на тренировке, но отказывался это признавать и пару раз звонил, предлагая свои услуги, потому я не спешил покидать салон автомобиля. Но мастер кунг-фу был занят в гараже и не выходил.

Увидев, что Анатольевич отцепил трос от «Москвича», я подошел к Филину и сказал:

— Извините, может, развезете нас с бабушкой по домам? Плачу две тысячи.

Увеличенные линзами глаза стали еще больше, ни секунды не колеблясь, мужичок кивнул, открыл рот, желая что-то сказать, но к нам с виноватым видим подошел Анатольевич и заявил:

— Будет справедливо, если я эти деньги дам из своей зарплаты. Машина с утра капризничала, но я не обнаружил поломки и поехал. Так что вина на мне. Это будет честно.

— Так а ехать куда? — поинтересовался Филин.

— Васильевка, потом — центр. Там придется минут десять подождать, и — Николаевка.

Все-таки безопаснее с деньгами перемещаться не на мопеде — мало ли что случится по дороге, а на машине. Филин почесал переносицу и кивнул, сверкнув линзами очков.

— По рукам!

Я отвел Анатольевича в сторону, отсчитал ему десять тысяч, он вернул мне три, которые уйдут на транспортировку и дальнейшие разъезды, и мы с ним распрощались. Но только я направился к «Москвичу», куда усаживалась бабушка, как услышал знакомый голос Олега:

— Пашка! Погоди!

Он настиг меня, развернул в свою сторону и спросил, держа в руках сигарету:

— Так а когда снова тренировка? Перерывы делать нежелательно.

Вспомнился «паркинсон богомола», и я отрезал:

— Извините, ребята не хотят. Не понимают вершин искусства и настроены просто бить морды. Так что увы. А я спешу, извините.

Занимая место рядом с бабушкой, я видел, как полыхнул огонь зажигалки и злость во взгляде мастера-недоучки. Каналья подошел к машине, помахал нам, прощаясь, и «Москвич» тронулся. Через десять минут мы были в Васильевке.

Вместе с бабушкой зайдя в дом, я отдал ей свои акции, распотрошил нательный кошелек, вынул доллары, а потом долго отсчитывал миллион рублей мелкими купюрами. Себе оставил чуть больше двух лимонов — чтобы купить тысячу баксов, заказанную у валютчика, и завтра расплатиться за участок. Бабушка вцепилась в мои плечи, стиснула их, заглянула в глаза.

— Пожалуйста, позвони мне, когда будешь дома, а то душа не на месте, это же, — дальше она прошептала еле слышно: — два миллиона!

Я обнял ее.

— Конечно позвоню, не переживай. — Ответил я ей тоже вкрадчивым шепотом: — Никто ведь не знает, какие деньги у меня здесь. А ты позвони матери, скажи, что все в порядке. — Я похлопал куртку и выбежал на улицу.

Махнул Каюку, высунувшемуся из летней кухни, скользнул ладонью по загривку Боцмана, распахнул калитку и плюхнулся в «Москвич» позади водителя.

— Извините за задержку. Поехали к центральному рынку.

Филин, который так и не представился, недовольно шевельнул кустистыми бровями, но отчитывать меня не стал — где он еще три тысячи заработает за два часа? У таксистов своя мафия, туда пускают только своих, да и не факт, что у него получится, это если приезжего надурить, так нет их сейчас.

Без двадцати семь я стоял на ступенях при входе на опустевший рынок один-одинешенек, ежился под порывами ветра и косился на алкаша, над которым склонились пэпээсники — наверное, карманы выворачивали. Довольно большой участок освещал единственный фонарь, и от греха подальше я сместился в тень, не выпуская ментов из виду.

А, нет, не трогают карманы. Подъехал «бобик», несчастного погрузили туда и увезли.

Мой валютчик поблизости не наблюдался. Блин, договаривались же! Зря приперся сюда.

Рынок после закрытия — место, мягко говоря, злачное. Как только менты уехали, из темных щелей вылезла местная шушера, и прямо возле ступенек три алкаша стали толкать друг друга и орать пьяными голосами.

Цокая каблуками и зазывно повизгивая, пробежали девки в мини-юбках, остановились, приложились к горлышку бутылки по очереди, закурили и пошли дальше.

Машина, на которой я приехал, стоит прямо при въезде, до нее метро сто пятьдесят. Похоже, пора мне ретироваться. Сунув руки в карманы, я направился к «Москвичу», и тут из тени между ларьками мне наперерез вышла женщина с начесом на голове — я невольно отшатнулся.

— Какой ты пугливый, — проговорили знакомым голосом, и Павел-валютчик явил себя, а в женщине я узнал его напарницу Алену. — Мы затаились, пока менты не уедут.

Он поравнялся со мной, спросил:

— Сколько?

— Штука баксов нужна, — ответил я и вложил в его руку пресс, говоря: — Ума ни приложу, как тут пересчитывать.

— Доверие — основа партнерских отношений. Чутье говорит, что ты не обманешь. — Павел подмигнул мне. — Баксы у Алены. Можешь не пересчитывать. Десять сотенных в конверте.

— Спасибо, — кивнул я и поравнялся с девушкой, она обняла меня и вложила в карман конверт, я сразу же сунул туда руку, испытывая гремучую смесь недоверия, трепета, сомнений, пощупал бумажки, пересчитал пальцами — десять.

Не удержался, вытащил конверт и, подойдя к фонарю и прикрывшись курткой, глянул внутрь. Доллары. Сотенные! Поймал осуждающий взгляд проходящей мимо бабули, которая наблюдала наши телодвижения и, наверное, увидела во мне наркомана.

Плевать!

Быстрым шагом я направился к «Москвичу», плюхнулся позади водителя и назвал свой адрес.

— Плохо знаю те края, — сказал тот. — Дорогу покажешь?

— Покажу, — пообещал я, чувствуя, как расслабляются напряженные мышцы.

Кажется, все. Еще немного — и все. Вот так мечтаешь о своем доме, а потом — трепет выбора, перебор вариантов — казалось бы, хлопоты приятные. Но оказывается, столько кругов ада нужно пройти, чтобы стать счастливым обладателем жилплощади, что радоваться не остается сил — опять подсунула воспоминания память взрослого.

Водитель включил радио — запела Пугачева.

Скорее давай, так расслабиться хочется! Доллары придется прятать под подушкой, потому что мама любит обыскивать наши вещи. Отчасти из дома к бабушке я уехал, потому что мама съела мозг. Она думала, что деньги должен прислать дед и тревожилась, как же я повезу такую сумму, хотела мне сосватать Алексеича, но я отбрыкался — не хотелось его вовлекать в семейные дела — вдруг основательно вовлечется и решит, что имеет право мною командовать и распоряжаться моими деньгами?

Потому, как только я переступил порог квартиры, мама сгребла меня в охапку, сильно-сильно прижала и поцеловала в макушку, говоря:

— Мама звонила, сказала, что все в порядке. Но я все равно беспокоилась…

— Миелофон у меня, — улыбнулся я и вдруг понял, что перепсиховал, силы покинули меня, и ноги подкашиваются. — Ты созвонилась с продавщицей участка, все в силе?

— Она сама набрала меня еще утром, — отчиталась мама. — В два часа дня у нас сделка. К нотариусу записала, все в порядке. Шевкет Эдемович тоже звонил, просил, чтобы ты его набрал. Волнуется.

Вот теперь точно можно выдыхать, ведь была вероятность, что сделка сорвется, и придется выбивать задаток. Остался маленький, но нервный шаг — визит к нотариусу и передача денег, и можно отпраздновать приобретение земли.

И еще остались тридцать акций «МММ», которыми можно поиграть и продавать их последовательно: пять после нового года, потом еще пять, а последние пусть лежат. Как только я узнаю о начале гонений на Мавроди, продам оставшиеся. Но друзей начну убеждать, чтобы продавали акции сразу после праздников.

Я сразу же заказал разговор с дедом, пообещали соединить с ним через пятнадцать минут. Все это время мама стояла над душой и перетаптывалась с ноги на ногу. Дождавшись, пока я освобожусь, сказала полушепотом:

— Я тут подумала… мы же огромную сумму будем везти! Опасно. В общем, нас повезет Василий Алексеевич.

Конечно, очень хотелось бы, чтобы она не обсуждала мои дела с ним, но, видимо, это невозможно, она не понимает, что следует говорить, а что — нет.

— Хорошо, — сказал я и кое-что вспомнил: — Я продал свои акции «МММ», пришло время. Тебе тоже советую от них побыстрее избавиться. Кстати, сколько их у тебя?

Мама сделала брови домиком, оглянулась на спальню, будто в поисках поддержки, и выдала:

— Но почему продавать⁈ У меня пять акций, и они будут расти в цене!

Так и знал, что придется попотеть, убеждая ее избавиться от акций.

— Потому что еще немного, и пирамида рухнет, — ответил я.

— Но пока рухнет, я заработаю столько же, сколько есть сейчас!

Из спальни выглянул Борис, он только сейчас более-менее отошел от стресса и перестал дрожать, что за ним придут из милиции, но видя, что ни о чем интересном мы не говорим, удалился. Он-то свои акции уже скинул.

— Именно от жадности все и прогорели, — сказал я о крушении «МММ», как о свершившемся факте. — Все думали, что вот еще немножко подождем, через неделю продадим. Ой, нет, много потеряем, еще через неделю. И еще через одну, а потом вдруг — ой! А почему пункты закрыты? Почему Мавроди в тюрьме? Ой, ой, верните мои деньги! Как же так, все ж хорошо было!

Мама покраснела, ноздри ее раздулись — видно было, что она со мной не согласна, а отчим тем более не будет согласен. Он будто услышал мои мысли и спикировал на них коршуном на лань. Пришлось еще раз рассказывать принцип работы финансовой пирамиды, с цифрами и разъяснениями.

Дед позвонил, как только я закончил объяснять, оставив Алексеича, несогласного с моими доводами, пыхтеть с калькулятором в попытке доказать, что сверхприбыль можно обеспечить разницей курса купли-продажи. Все-таки он непроходимо тупой и упертый! До мамы и то дошло, как все на самом деле. Посмотрим, как он попрет против фактов.

— Привет, внук! — сквозь помехи донесся бодрый голос деда. — Отчитываюсь: машину забрал из ремонта. Не ездит — летает! Собираю заказы по списку. Приеду… — донеслись помехи, поглотив его голос.

— Что-где? — спросил я.

— Приеду тридцать первого, к Эльзе! И новый год отметим, и ее день рождения первого января.

Про то, что у нас появился отчим, я ничего деду не говорил и не скажу. Пусть познакомится с ним, когда приедет.

Помня о нашей легенде и о том, что мама может греть уши, дед нарочито громко спросил:

— Как там моя земля? Деньги получил? Все движется?

— Да, получил. Завтра в три сделка. Как только свершится, сразу отчитаюсь. Кстати, как торговля? Как надолго ты к нам, и есть ли запас товара для Влада?

— Он хочет работать все праздники, рассчитывает продать все вино. Так что да, запас есть, понемногу откладываю. Еще раз спасибо за Влада. — Немного помолчав, дед сказал: — Хоть он и сиделец, а нормальный мужик. Впервые вижу такого положительного сидельца.

— Так он же по глупости загремел.

— Это как посмотреть. Булькая в грязи, нельзя не испачкаться…

— Точно, — сказал я, и снова пошли помехи.

— Связь плохая. Отбой, — бросил дед и отключился.

Я повесил трубку и посмотрел на отчима, рассчитывая продолжить дискуссию — авось получится убедить маму продать акции — но тот потерял интерес к теме и отправился пить чай на кухню, демонстративно не желая говорить про «МММ». Собственная правота, пусть даже она — заблуждение, для него важнее, чем истина. Надеюсь, он уже полностью проявил разрушительную мощь своей личности и не станет так тупо спорить с дедом или бабушкой, и мама опять не поссорится с ними из-за мужчины.