Вперед в прошлое 9

Глава 20 Сюрприз!

Сегодня, в среду, у нас русского и литературы нет. Здание, где проводились уроки труда, было серьезно повреждено, и последние два урока труда заменили физикой и химией, по которым мы особенно отстали, потому что они стояли пятыми и шестыми в расписании, когда целую неделю было по четыре урока. Плюс к этому вынужденные каникул. В общем, отстали мы катастрофически и наверстывали стахановскими темпами. Наши отличники и хорошисты с учебниками засыпали и просыпались.

Мне учеба давалась слишком легко, я тратил на уроки максимум по два часа в день.

Изучив расписание и убедившись, что после последнего урока Вера Ивановна на остается на вторую смену, а идет домой, я, когда прозвучал звонок с шестого урока, рванул к учительской.

С Ильей мы вчера посмотрели квартиру, которую собирались снять для Веры Ивановны. Она находилась на первом этаже подъезда, где располагалась наша база, окна выходили во двор. Обычная однушка, без балкона, после бабушки, но не убитая — дом-то относительно новый. Условия получше, чем были в той разрушенной ураганом кособокой хижине, слепленной из всего, что было под рукой. Там, наверное, плесень цвела и пахла.

Я очень надеялся, что Вере Ивановне понравится новое жилье, и она согласится остаться, потому нервничал, стоя под дверью учительской и поджидая ее.

Раньше молодые учительницы казались мне зрелыми, строгими, я уважал их побаивался — как жительниц таинственного и далекого мира взрослых. Теперь, получив память взрослого, я смотрел на них как на девчонок, которые только вступают в осознанную жизнь: что Вера Ивановна, что Елена Ивановна, наша классная, что математичка… Математичка, пожалуй, нет, она, хоть и их ровесница, выглядит как сорокалетняя дама. Причем как сорокалетняя дама, которую жизнь изрядно потрепала.

Заглянув в учительскую и убедившись, что Верочки там нет, я подождал, когда прозвенит звонок на урок, и шестиклассники, пришедшие во вторую смену, отлепятся от подоконника, оперся на него пятой точкой и принялся ждать.

Проходящие мимо учителя здоровались со мной, но ничего не спрашивали.

Веру Ивановну, окруженную ученицами десятого класса, я не сразу заметил — девчонки в большинстве своем были выше и здоровее нее. Они что-то возбужденно ей доказывали и увлеклись настолько, что пропустили лестницу и дошли аж до учительской. Глянув на меня и кивнув, Вера Ивановна остановилась. Прижав к себе журнал и обхватив его руками, она улыбнулась, шевельнула губами — девчонки рассмеялись и разошлись, а она юркнула в учительскую.

Вышла она минут через десять — в небесно-голубом пальто в пол, стоптанных туфельках, в руках была персиковая сумочка, вокруг шеи обвивался шарф такого же цвета. Не глянув на меня, она побрела по коридору.

— Вера Ивановна! — окликнул ее я и поспешил следом.

Учительница обернулась, на лице ее застыл вопрос.

— Я хочу с вами поговорить от всего нашего класса, — сразу перешел к делу я, она нахмурилась.

— Ну, давай, говори.

Мы с Ильей решили, что лучше мне одному с ней разговаривать, чтобы лишние уши ее не смущали, а сам Илюха был так себе переговорщиком.

Посмотрев на ее утомленное лицо, я вдруг понял, что ученики ее замучили просьбами не уезжать, и еще одна будет некстати, потому сказал:

— У меня есть для вас сюрприз, он тут, недалеко.

Тщательно скрываемое недовольство сменилось любопытством.

— Что ты задумал? — осторожно поинтересовалась она. — Надеюсь, ты не собираешься меня похищать.

Я приложил руку к груди.

— Боже упаси! Все более чем законно.

Мы начали спускаться со второго этажа по лестнице, и я замолчал, а продолжил уже на улице, указывая на дом Ильи.

— Нам нужно пройти туда.

Вера Ивановна приподняла уголки губ.

— Там вы собираетесь в подвале, где я ночевала, да? — Она мотнула головой. — Точно попахивает похищением. Не пойду. Вон ты какой вымахал, я ж не отобьюсь.

Почему-то сделалось… странно. Горячо, волнительно, ярко. Нечто похожее испытывал я-взрослый, когда робел перед женщинами… не просто перед женщинами, а перед теми, что сильно нравятся. Стало неловко перед самим собой, я стушевался, собрался оправдываться, что ничего такого не планируется. Но перед глазами была картинка, как я ее похищаю, тащу, и к щекам приливала кровь…

Вера Ивановна по-доброму улыбнулась и сказала:

— Да шучу я, шучу! Что ты хочешь мне показать?

— Если скажу, сюрприз перестанет быть сюрпризом.

— Надеюсь, приятный, — проговорила она настороженно.

— Ну а как иначе? — улыбнулся я.

— Заинтриговал! Идем скорее! — Ее глаза заблестели, как у маленькой девочки за десять минут до нового года, когда Дед Мороз кладет подарки под ёлку.

Мы зашагали к Илюхиному дому. И я все-таки решил поднять волнующую всех тему. А вдруг ошибаюсь, вдруг никто Веру Ивановну не упрашивал остаться, и, если вся школа сделает это, ее сердце дрогнет?

— Мы очень не хотим, чтобы вы уезжали, — сказал я на ходу. — Вы — лучшая учительница в школе, и вас любят.

— Я тоже вас люблю. — Она остановилась. — Привыкла к вам, душой прикипела. Но…

«Все слова до слова „но“» — вертелось в голове, но я молчал, ждал, когда она заговорит.

— Жить на птичьих правах во флигеле без туалета и кухни, они в большом доме — это испытание, согласись?

— Да уж, — сорвалось с моих губ.

— Карина Георгиевна, конечно, хорошая и добрая, но чужой человек на кухне со временем будет раздражать.

— Полностью согласен, — сказал я.

— Свой дом я потеряла, — Верочка сморщилась, будто от боли. — Он восстановлению не подлежит, да и нет у меня на это денег, а обещают копейки.

— Сколько? — спросил я, возобновляя движение.

— Сто пятьдесят тысяч. Это только закупка камня и оплата труда рабочих. Может, на шифер хватит старенький — я считала. Но у меня и печь развалена, и крыши, считай, нет, да и ты видел, из чего построен этот дом. Нет смысла его восстанавливать. А в Сыктывкаре двушка стоит закрытая, и в той школе меня ждут и еще помнят такие же ребята, как вы. Мечта жить на юге оказалась несбыточной. — Она развела руками. — Да, дети просят остаться, сердце кровью обливается. Но — как? Жить у Сванидзе долго нельзя. Снимать дорого.

К этому моменту мы подошли к нужному подъезду, я зашагал к нему, а Верочка следом не спешила, заподозрила неладное. Пришлось возвращать и морально готовить ее:

— Вы знаете, что такое репетиторство?

— Конечно, — усмехнулась она. — Когда ребенок не успевает в школе, и родители платят учителю, чтобы он занимался с чадом индивидуально.

— Причем выбирают хороших учителей, — добавил я. — Так ведь? Идемте же.

Учительница двигалась на почтительном расстоянии от меня. На лестничной клетке возле нужной двери мы остановилась, Вера Ивановна — на ступеньках, и я вложил в ее руку ключи.

— Вторая квартира. Открывайте.

— Что происходит? — запаниковала Вера Ивановна и я ее понимал: молодую женщину странный парень пригласил в не менее странную квартиру непонятно зачем.

Потому я забрал у нее ключи, отпер и распахнул дверь, говоря:

— Мы, девятый «Б»… Не только «Б», но и «В», и все ученики старших классов хотим, чтобы вы остались. Эта квартира ваша, вы можете жить тут столько, сколько захотите, там даже телефон есть! Только не уезжайте.

— Не поняла, — помотала головой Вера Ивановна, так и стоя на лестнице.

Я вошел в квартиру и объяснил уже из прихожей:

— Вас замучили нытьем: «Останьтесь, ну останьтесь» — и ничего не предлагали. Я… мы предлагаем вам жить здесь и никуда не уезжать. Я сейчас работаю над тем, чтобы придать огласке масштаб разрушений в нашем городе, и пострадавшим от урагана выделили достойное пособие, на которое вы сможете построить новый дом. Если не захотите морочиться, живите здесь, пока эту квартиру не продадут. Продадут — снимем новую.

— Снимем? — прищурилась учительница, вытянула шею, заглядывая в квартиру.

— Да. Мы скинулись всей школой и сняли эту квартиру для вас. Тут хорошо, и школа близко.

— Я не…

— Возражения не принимаются. Все уже оплачено на два месяца. И дальше расходы мы берем на себя. Мы просто очень хотим, чтобы у нас была нормальная учительница. Считайте, что это репетиторство. Если страна не может позаботиться о своих гражданах, они должны заботиться друг о друге, так ведь? Да проходите же!

На самом деле ничего оплачено не было, но я очень надеялся, что этот аргумент склонит чашу весов в нашу сторону.

— Потом поможем восстановить ваш дом, — продолжил я. — Даже если с пособием не получится.

Вера Ивановна переступила порог, прерывисто вздохнула, заморгала часто, уронила:

— Извини. — И закрылась в ванной, зажурчала вода.

Она что, ревет там, что ли? Расчувствовалась? Ей не хочется в Сыктывкар, и она счастлива остаться верной мечте? Оставалось только ждать ее ответ. Но шли минуты, а Вера Ивановна… Да какая «Ивановна» — Вера, Верочка, маленькая и хрупкая, которая в этом городе одна, и ее некому защитить.

Я шагнул на кухню. Тут имелись газовая плита, шкаф и разделочный стол, обеденного не было. Но ведь это нестрашно! Если надо, починим тот, что под завалами, и принесем сюда.

Перед окном покачивались ветви сирени, между ними лежал мелкий мусор, который пока не вынесли после урагана. Детская площадка, где извечный ор и визг, располагалась с другой стороны дома, а тут было тихо, скамейку, где кумушки сидели, разломало.

Вчера осмотр был беглым, я не знал, есть ли что из посуды, и заглянул в шкафчики: ковш с обломанной ручкой, закопченная кастрюля, такой же чайник, поросший слоями нагара, сковорода. Пять разнокалиберных тарелок, две чашки, изнутри желтые от чая, стакан. Вилки и ложки старые, кое-где поржавевшие, зато в ассортименте. Ножи сточенные, с ручками, замотанными изолентой, но острые.

В спальне раскладной диван-книжка, впитавший запах старческого тела, с проемом посередине, зато с еще бодрыми пружинами — это я оценил, когда прилег испытать его. Вспомнились матрасы с изолированными пружинными блоками из будущего. А ведь, если не знать, как должно быть, и такой диван за радость.

Шкаф тут был один, старинный желтый, который еще немцев помнил. И тумбочка в прихожей — вот и вся мебель.

Вода в ванной стихла, вышла румяная Верочка с покрасневшими глазами, остановилась в проеме двери, прислонившись к косяку и рассматривая квартиру.

— Паша, я не знаю, что сказать. Это так неожиданно. Я правильно понимаю, что вы скинулись и сняли для меня квартиру?

— Именно так.

— Это же сумасшедшие деньги! — воскликнула она.

— Вполне подъемные, — возразил я.

— И все равно, — не унималась она, — в этом месяце скинулись, через месяц, через два скинетесь, а потом может надоесть выбрасывать деньги на ветер. И все равно мне придется уезжать, резать хвост по кускам.

— Я гарантирую, что деньги будут, — сказал я и добавил на тон ниже: — Оставайтесь. Пожалуйста.

Вера прошлась по квартире, потянула на себя скрипнувшую дверцу шкафа, заглянула внутрь, запрокинула голову, уставившись на пожелтевшую пластиковую люстру, имитирующую хрустальную.

— Я не готова ответить вот так сразу. Все равно же оплачено…

Как же хотелось удержать ее любой ценой. Внушить ей остаться… Но я никогда с ней так не поступлю. Да и не поддастся она внушению. Верочка сильная, просто хрупкая.

— Мне нужно что-то сказать друзьям, — настаивал я. — Они ждут.

Вера Ивановна прошла в кухню и застыла возле окна, наблюдая, как рыжий кот на пузе крадется к невидимой отсюда добыче.

— Я отлично вас понимаю, — произнес я. — Вы уже все решили, настроились, и тут появились новые возможности, на первый взгляд сомнительные. Все это может оказаться иллюзией, а терять мечту второй раз еще больнее. Но вы ошибаетесь, это не иллюзия, это возможности… Понимаю, сложно поверить, у подростков ведь ветер в голове… Ну как вас убедить? Если я скажу, что клянусь: деньги будут, это жилье ваше столько, сколько нужно, только не бросайте нашу школу — вы прислушаетесь?

Она все не поворачивалась, стояла спиной. Наконец встала вполоборота, дернула плечами.

— Я не знаю. Мне нужно время.

— Ну хотите, я напишу, что беру на себя ответственность? Чтобы было кому предъявить претензию. Понимаю, юридической силы у такой расписки никакой, зато будет э-э-э… такое… человеческое напоминание. Обязательства… чисто человеческие.

Вера невесело улыбнулась, приблизилась, положила руки мне на плечи.

— Спасибо, Пашка! Ты настоящий друг. Дай мне три часа, чтобы все взвесить и принять решение. Сейчас в голове какой-то звон и пустота. Я позвоню тебе ровно в семь. У тебя же есть телефон?

Я кивнул и, поставив рюкзак на одинокий табурет, вырвал листок из тетради, написал номер и отдал Верочке, отмечая, что она успокоилась и развеселилась, а значит, вероятность, что ее ответ будет положительным, возросла.

— Хотите… кофе? — дрогнувшим голосом спросил я, думая, что таки решился ее пригласить на чашечку кофе. — У меня натуральный молотый.

А еще у меня с собой турка и конфеты — прихватил из дома, уверенный, что мы будем праздновать новоселье.

— Кто же откажется? — потерла руки Верочка, о недавних слезах напоминал лишь розоватый румянец на ее снежно-белых щеках и покрасневший кончик носа.

Улыбнувшись, я достал чайник из рюкзака, собрался набрать воды и обнаружил, что ее отключили. Гадство, весь кайф обломали! Аж зло взяло.

— Зато не надо воду из колодца таскать, — ободрила меня Верочка. — А на холме над нами — кладбище, такую воду пить страшно, приходилось питьевую отдельно запасать.

— Побудьте здесь, — засуетился я, — наберу у…

— Не суетись, я пойду домой. В семь позвоню.

— Каким бы ни было ваше решение, все равно позвоните, — попросил я, направляясь к выходу.

— Обязательно, — пообещала она.

Заперев квартиру, я проводил Верочку до дороги, а потом направился на базу, где заседал наш бойцовский клуб, ожидающий вестей.

Спустившись в подвал, я специально клацнул дверью и зашагал нарочито громко. Из нашего клуба не было только Рамиля. Зато присутствовали двое новеньких: недавно принятый Мановар и Игорь-боксер, который еще стеснялся и лежал в одиночестве на матах, уткнувшись в учебник. Судьба незнакомой учительницы мало его волновала.

Все, кроме Игоря, повернули ко мне головы.

— Ничего не ответила, — сказал я, высыпая на стол конфеты, их тотчас расхватали. — Думает, решает.

— Ломается просто, — предположил Ден.

Посыпались наводящие вопросы: как отреагировала, что пообещала; когда уходила, была довольной или расстроенной.

— Позвонит в семь, я наберу Илью, Ян, соответственно, тоже узнает.

— Но у большинства-то телефонов нет, — пожаловалась Гаечка и сложила руки на груди. — Можно к вам? Так узнать хочется!

— У нас дома, скорее всего, таракан — проворчал Боря и, как Наташка, пошевелил пальцами под носом, изображая усы. — Ну, э-э-э…

— Будущий отчим, — объяснил я.

— Ого! — воскликнули Кабанов с Памфиловым синхронно.

— Сочувствую, — буркнула Алиса.

— Ну, можно, я на улице подожду? — не сдавалась Гаечка. — Так не хочется, чтобы Верочка уезжала, она о-фи-ги-тельная!

— Пойдем вместе с нами, — предложил я. — Но неудобно на улице тебя оставлять…

— Да я знаю, что такое теснота, перетопчусь!

— И я тогда с вами, — вызвался Кабанчик, Памфилов закивал.

— И я! — подняла руку Лихолетова.

— И мы, — прогудел Чабанов, подразумевая Минаева, и повернулся к Мановару. — Ты идешь?

— Конечно! — вскинул голову он. — Хоть у меня телефон есть, так прикольнее.

— За уроки! — скомандовал я и улегся рядом с Игорем, спросил:

— Как дела?

— Болю после тренировки, — пожаловался он. — Давно не ходил на спорт. Спасибо, что позвал.

— Я о другом. Черти интернатовские как?

— А… так же. Троих по одному выловил и нахлобучил, так они темную мне устроили, хорошо нож под подушкой лежал. — Рассказывал он это буднично, словно урок пересказывал. — Потом не до того было — ветер, окна разбило, бэтээр по улицам хлеб развозил. Нас на второй день в воинскую часть перевезли, там стало поспокойнее. Или валить надо из этого интерната, или получу я перо под ребра. Реально страшно спать.

— Документы твои где? — спросил я.

— У директора. Отец сдал их на хранение… Можно я тут перекантуюсь? Реально прирежут меня там. — Он вздохнул.

— А если батя найдется? — спросил я. — Где ему тебя искать?

— Уже не найдется. Пропал без вести. Я поначалу надеялся, а потом…

Я позвал Илью, все-таки это его отец ответственный за подвал, попросил об Игоре, его решили оставить. Правда, непонятно, где он будет мыться и чем питаться, но, когда есть угроза жизни, лучше так. Я мысленно поставил галочку, что надо сходить с Лидией в органы опеки и финансово убедить их разрешить усыновление детей. Ну а как быстро это произойдет, зависит от размера суммы.

Три часа мы сидели молча, разговаривали только по делу и о уроках, когда что-то кому-то было непонятно. В основном это была математика, и отдувались мы с Ильей.

В полседьмого начали закругляться. Илья и Ян пошли домой, а мы всей толпой отправились к нам.

«Волга», припаркованная недалеко от нашего подъезда, говорила о том, что Алексеич до сих пор у нас. Все-таки получается, что в их с мамой отношениях наступил переломный момент.

— Ждите здесь, — обратился я к друзьям. — Стойте у дороги. Как только Вера Ивановна позвонит, я крикну с балкона, что и как.

Оставив друзей на улице, мы с Борей поднялись к себе на второй этаж, я открыл дверь. В ноздри ударил запах жареного мяса и кофе. В зале бормотал телевизор, щебетала мама. Когда мы вошли, она выбежала навстречу, растерянная и смущенная, сделала приглашающий жест.

— Заходите! Мы заждались, у меня для вас сюрприз!