27 декабря 1993 г., понедельник
Сегодня мне предстояло обменять акции «МММ» на рубли, сумма получалась фантастическая, и нас с бабушкой немного потряхивало.
«Как пригодился бы дедов пистолет!» — думал я, глядя, как бабушка прячет ружье в чехол, перебирает патроны — не с дробью, с жаканами, как на кабана. Двустволка — два выстрела. Но, в принципе, огнестрел — очень весомый аргумент в споре. Надеюсь, приводить этот аргумент не потребуется, и нам удастся пропетлять и ни во что не вляпаться.
С уроков я отпросился на два дня, заранее сдав материал по физике, английскому, математике и химии, Верочка проверять знания по русскому не стала, поверила на слово, так что я еду добывать деньги со спокойной совестью, но оголенными нервами.
Чтобы не метаться, я приехал к бабушке в воскресенье на мопеде и остался ночевать, чтобы добывать миллионы отправиться в полдевятого утра. Водитель на «копейке», Антон Анатольевич, сорвет джекпот: я обещал ему заплатить десять тысяч за полный рабочий день, плюс залить полный бак бензина. Столько же заплачу бабушке, которая согласилась играть роль моего телохранителя.
В прошлый понедельник я все-таки решил рискнуть, придержать двадцать пять акций, и рассчитывал, что за неделю мне капнет около двухсот тысяч рублей — как компенсация за то, что нервничал эти семь дней, следил за новостями, интересуясь судьбой Мавроди.
В одном пункте продавать все акции «МММ» было рискованно, заинтересованные лица могут запомнить Рокфеллера местного разлива, а потом, если сразу по голове не настучат, — наведаться в гости, город-то у нас небольшой, найти человека проще простого. Я и так изрядно засветился в самом первом пункте продажи акций. Потому мы с бабушкой решили устроить вояж по окрестным городам. В одном месте десять штук продадим: пять — я, пять — бабушка. В другом столько же. Потом — в третьем. Правда, сумма все равно получится солидная, но сколько у нас на руках, никто не будет знать. Ну а зачем катаемся по городам, водителя в известность мы не поставим. Платят — крути баранку и помалкивай.
— Это же надо, — ворчала бабушка. — Знала бы, что у меня дома миллионы лежат — спать не смогла бы. Из дома не выходила бы.
— Именно поэтому я тебе и не сказал.
Мне хотелось улыбнуться, но от напряжения свело все мышцы, в том числе мышцы лица, и получился бы оскал.
— И сколько же ты потратил? — Бабушка подошла к зеркалу, расчесала волосы, накрасила губы, поглядывая на мое отражение.
— Примерно в семь раз меньше, чем получу, — ответил я.
Она замера с помадой в руках, моргнула.
— Вот дура старая, не послушала тебя! Все доллары покупала. Эх…
— Все правильно, — ободрил я бабушку. — Акции могут сгореть в любой момент, как бывало в нашей стране с деньгами. Так что я сильно рисковал.
Бабушка часто задышала, приложив руку к груди, словно ей стало плохо с сердцем. Накапала себе корвалол с пустырником и валерианой — в доме запахло сердечником.
— Господи, это ж с ума можно сойти… Не с моими нервами в таком участвовать! А если бы сгорели акции? Это все равно что дом проиграть!
— Если здраво оценивать риски, то не так страшно.
Про память взрослого я, конечно, умолчал.
— Как… ну как ты их оценишь, когда в стране творится такой беспредел!
— Да элементарно. Вот ты растишь кабанчика на убой, так?
Бабушка нахмурилась, кивнула, я продолжил:
— Ты же не станешь его резать, пока он не вырос и не ожирел?
— Не стану.
— Вот и «МММ» так же! Сперва нужно, чтобы кабанчик, то есть народ, ожирел, почувствовал, что система работает, поверил в нее и потащил им последние деньги. Сейчас как раз начал накапливаться жирок. Еще, наверное, месяц, может, два, и можно резать. Понятно?
— Ну-у, если так — то да, — сказала бабушка.
Залаял Боцман, известив о том, что приехал Антон Анатольевич.
— Пять миллионов, — ворчала бабушка. — В конверте под половицей. С ума сойти! — Она посмотрела на меня, как на инопланетянина, качнула головой. — Мой внук за полгода стал миллионером!
И мне, и себе бабушка сделала мешки на резинке, которые надевались под одежду и крепились к голому телу. Туда мы деньги и положим. Бабушка была одета в брюки и свободную молодежную кофту с широкими плечами, под которой не разглядеть эти мешочки.
Накинув куртку, она перекрестилась на образа, взяла зачехленное ружье, обернув его пледом, чтобы не пугать водителя. Ее шестьдесят акций лежали во внутреннем кармане куртки и в сумке, у которой десятки отделений.
С этим свертком бабушка уселась позади, я — рядом с водителем, который не заподозрил, что сзади — женщина с ружьем.
— Центральный рынок, — распорядился я и добавил: — Потом, когда мы вернемся, поедем дальше.
О том, что придется прокатиться по разным городам, водитель был осведомлен. Я мысленно прокрутил в голове маршрут: предположительно два пункта продажи акций в одном курортном городке, два в другом — минус сорок акций. Один в городке, что будет на пути в областной центр (а может, и нет там ничего, глушь ведь) — минус десять акций. И как минимум четыре пункта в областном центре — минус сорок. Ну и у нас в городе минус двадцать акций.
Должны продать все. Как пойдет, сколько в каком городе будет пунктов продажи и будут ли они там вообще — вопрос. Должны быть!
При самом плохом раскладе уж двадцать с чем-то акций точно продадим — столько мне нужно для того, чтобы купить приглянувшийся участок.
— С богом, — проговорила бабушка, и Антон Анатольевич завел мотор.
Машина дернулась, чихнула, но завелась. Я напрягся, спросил:
— Точно мы по пути не поломаемся? Обидно будет, если встанем, когда столько срочных дел в разных городах.
…и карманы набиты деньгами.
— Перед каждым выездом проверяю техническое состояние авто, — уверил нас водитель, трогаясь и выкручивая руль при развороте. — Не переживайте!
Не переживать не получалось. Теперь паранойя раскачивала страх, что машина сломается, это ведь автопром! А в нем сломаться может что угодно и когда угодно, и обычно это происходит в самый неподходящий момент.
У отчима тоже была машина, он каждое воскресенье гонял свою «Волгу» на яму и крутилей гайки — то есть лошадка у него надежная, но вовлекать Алексеича я пока не собирался, чтобы не лез с расспросами и не догадался, сколько у меня денег на самом деле. Понаблюдаю еще за ним и буду решать, стоит ли его посвящать в часть своих дел.
Минут десять я прислушивался к машине, боясь услышать подозрительный шум, удары или ощутить вибрацию, но вроде все было в порядке.
Через двадцать минут мы были в центре города. Антон Анатольевич припарковался возле администрации, а мы направились к пассажу через центральный вход, где промышлял валютчик, которому я на сегодня заказал две тысячи долларов и попросил задержаться до семи вечера.
Я помахал ему, он кивнул, улыбнувшись.
Мы с бабушкой спустились по ступеням и разошлись, остановились возле стоянки, метрах в пятидесяти от нужного места и в пяти — друг от друга. Когда окружающие не думают, что мы заодно, проще друг за другом присматривать. А еще надо было понаблюдать за пунктом продажи акций со стороны — недавно я видел там личностей, похожих на воров, теперь же никого подозрительного не наблюдалось.
Хотелось побыстрее внутрь, узнать сегодняшнюю цену акции, но я заставлял себя стоять на месте. Пока ждал, представил, как Боря трясся перед тем, как продать фальшивые акции, как бродил туда-сюда, не решаясь войти, и все-таки он победил страх!
Время шло, в пункт продажи входили люди и выходили оттуда, и среди них — никого, кто вызвал бы подозрение. Я медленно повернулся к бабушке, качнул головой и зашагал к цели. В темных стеклах витрины было видно, что бабушка неторопливо идет следом.
Внутри пункта продажи было не протолкнуться, гудели женщины, в основном покупатели, и курса купли-продажи акций видно не было за спинами. От нетерпения хотелось крикнуть: «Почем сегодня продают?», но я не хотел привлекать внимания, потому дождался свой очереди, протолкнулся к окошку и увидел курс ровно тогда, когда вошла бабушка. За одну акцию предлагали 47800, а продавали их по 47890. Я почти угадал их стоимость, улыбнулся своим мыслям и навострил уши, поглядывая по сторонам.
В тесном помещении едва умещалось шесть человек, седьмому приходилось ждать за дверью, а охотниками за халявой — прижиматься друг к другу. Акции у меня были в нагрудном кармане, и я достал их, когда передо мной осталась одна женщина. Как и все перед ней, она покупала акции, а не продавала.
Наконец подошла моя очередь, я сунул в окошко пять акций, кассирша посмотрела на них на фоне лампы — все-таки Борины фальшивки обнаружили и теперь осторожничали. Пока я на калькуляторе вычислял свой будущий доход, она протянула мне деньги, я их тщательно пересчитал: двести тридцать девять тысяч, все правильно, спрятал в нагрудный карман, встретился взглядом с бабушкой и протиснулся на улицу.
Вскоре вышла бабушка, отдала мне деньги, и я побежал обменивать их на доллары. Курс оказался 1:1190, и валютчик отдал четыре стодолларовые купюры, не уточняя, где я пропадал и откуда такие деньжища, уточнив:
— Вечером тебя ждать?
— Все, как договорились, — кивнул я, и мы с бабушкой пошли в туалет, где она в кабинке спрятала деньги в нательный кошелек, крепящийся резинкой к груди.
Только сейчас я осознал, что скоро стану обладателем без малого шести миллионов, и мы пытаемся провернуть очень рискованное мероприятие. Но если деньги будут у меня… когда эти миллионы окажутся у меня — с таким капиталом можно стартовать куда угодно, хоть в космос, и в разных направлениях.
Только бы все прошло удачно! С учетом того, что в свои планы мы никого не посвящаем, риск минимальный, мы рискуем, только если кто-то попытается украсть акции на месте. Но даже в этом случае мы потеряем лишь малую часть. Ну и следить надо, чтобы кассиры не обсчитывали, о чем я неоднократно предупреждал бабушку. Как бы ни хотелось поскорее спрятать деньги от любопытных глаз, необходимо их сразу же пересчитывать.
После обмена денег мы отправились во второй пункт продажи, где меня знали. Кассиршу, что неправильно отсчитывала деньги, уволили, на ее место взяли молоденькую кудрявую блондиночку, которая со своей задачей справилась отлично. К знакомым кассиршам я в очереди не стоял, чтобы поменьше о себе напоминать.
Получив деньги, я вышел из помещения, остановился в середине проходной улицы, ожидая бабушку и поглядывая по сторонам по возможности лениво. Она должна была узнать у сотрудниц адреса, по которым расположены пункты «МММ».
Наконец она появилась — всклокоченная и напуганная — подошла ко мне, отдала деньги и спросила, поводя плечами:
— Опять будешь доллары покупать?
Я кивнул и задал встречный вопрос:
— Что по адресам?
— Не знают, что в других городах. Зато знают, что у нас недалеко от железнодорожного вокзала открылась еще одна точка. Давай сперва туда заедем?
— Отлично, конечно. И сразу — дальше. Менять деньги не будем.
Бабушка кивнула.
Дальше — купить четыреста баксов, в туалете спрятать в нательный кошелек, а потом как ни в чем не бывало вернуться в машину. Водитель и не догадывался, что мы проворачиваем, потому радостно встретил нас, улыбнулся и спросил:
— Теперь куда?
— На вокзал, немного не доезжая, остановимся, я скажу где. — Я уселся на переднее сиденье.
Мы тронулись и через десять минут были на месте.
Я специально назвал другой дом, расположенный на той же улице, чтобы Антон Анатольевич не знал, куда мы зашли.
Точка находилась в цоколе сталинки, там раньше был пункт приема стеклотары. Я вошел первым предупредив бабушку, что если клиентов нет, продаем не пять, а десять акций.
Внутри было пусто, грустила кассирша за стеклом. Встрепенулась, увидела, что пришел подросток, и потухла. Убедившись, что опасность минимальна, я сунул в окошко сразу десять акций. Кассирша округлила глаза, перебрала акции, посмотрела на меня, на них — будто бы собиралась кинуть пацана и всем сказать, что он мошенник, требует какие-то акции, которые у него якобы были.
— Проверьте на подлинность, — сказал я, тарабаня пальцами по панели возле стекла. — А то, говорят, всякое бывает.
Вошла бабушка, и кассирша переменилась лицом, посмотрела через акции на свет, отсчитала мне пухлый пресс денег и переключилась на другую клиентку. Я пересчитал деньги, не отходя от кассы: все было правильно — и направился к выходу.
На разломанной детской площадке пили пиво гопники, синхронно посмотрели на меня. Я остановился, холодея и оглядываясь в поисках орудий самообороны, но эта братия быстро потеряла ко мне интерес.
Вышла бабушка, и к машине мы направились вдвоем.
— Десять, — сказала она, я кивнул.
Итого минус сорок акций, это тридцать процентов от имеющегося.
— Давай, если вокруг никого нет, продавать не пять, а десять акций, — предложил я. — Быстрее управимся.
Поскольку адресов мы не знали, я велел Антону Анатольевичу ехать на рынок курортного городка — где еще открыться пункту продажи? Даже если он не там, торговцы рынка должны знать, где его искать.
Наш водитель все никак не мог обогнать медленно ползущую огромную фуру, и минут пять мы нюхали ее выхлопной газ, а потом наконец появилась еще одна полоса, и мы бодро рванули по ней — замелькали дома, кое-где еще темнели забитые картоном окна, и поредевшие после бури тополя.
За городом мы буквально полетели, и я немного успокоился — машина отлично себя чувствовала и не думала ломаться.
Когда я отправился на разведку продавать кофе в городок, куда мы сейчас держим путь, результат меня не порадовал. Теперь цель была другой, но все равно на подъезде к городу возникло гнетущее ощущение, какая-то безнадега навалилась.
Я то и дело поглядывал на бабушку, в ногах у которой лежало ружье. В голове вертелись мысли о том, насколько надежен Антон Анатольевич. Если он заподозрит, что мы буквально набиты деньгами, есть ли риск быть ограбленными?
«Не узнает. Риск минимален», — твердил здравый смысл.
«Догадается. Надо быть начеку и не спускать с него глаз».
И ружье в салоне оставлять опасно — вдруг он посмотрит, что в этом свертке.
Снова здравый смысл сказал: «Каким параноиком надо быть, чтобы подозревать пожилую женщину и подростка в околокриминальных делах?»
Да и что изменит, если я буду психовать? Натупить могу, да. Так что надо сохранять рассудок холодным. Хватает бабушки, которая сама не своя, понимая, какая сумма у нас в руках. Нас не просто убьют за нее — растерзают.
От города до города час езды, и в полдвенадцатого мы были на рынке. Бабушка пробежалась по торговым рядам, узнала, где продают акции «МММ». Один пункт оказался здесь же, на рынке в ларьке, возле него стояли две зазывалы с плакатами, надетыми, как фартуки, толпился народ. В ларьке справа продавали всякую мелочевку, слева был ржавый железный монстр с надписью: «Кофе, пирожки, сладости».
Наблюдение никого, похожего на карманников и условно опасных личностей не выявило, и мы действовали, как всегда: я подхожу к ларьку первым, бабушка — спустя минуту. Поскольку тут было людно, мы продали по пять акций.
Еще было два пункта: в спальном районе и на набережной.
В этом городе мы продали двадцать акций, правда, осуществимость изначального плана оказалась под угрозой: мы потратили больше часа, пока мотались туда-сюда. Еще два часа ехать во второй городок, час-полтора там — и вот уже время близится к пяти вечера. В областной центр мы не успеваем при всем желании, а значит, операцию придется разбить на два дня. Благо на участок мы уже денег насобирали.
Второй город, где кофе у меня покупали хорошо, порадовал тремя пунктами и двадцатью пятью проданными акциями.
Итого за сегодняшний день мы продали восемьдесят пять акций и заработали четыре миллиона шестьдесят три тысячи. Закончили в пять вечера, и я сказал водителю:
— Едем на рынок. Дальняя поездка откладывается: мы не успеваем.
Лицо водителя стало несчастным, брови поднялись домиком, и, предвосхитив вопрос, я погасил его волнение:
— Не переживайте, мы расплатимся с вами в полном объеме.
Антон Анатольевич просиял, покатил дальше, а я смотрел на горы, поросшие кряжистыми южными соснами, на туман, стекающий по расщелинам с вершин, и вспоминал суп-блевунчик, стоптанные кроссовки, Наташкины зашитые капроновые колготки.
Моя память сменилась памятью взрослого — совершенно одинокого человека без семьи и родины, и я понимал, что теперь все будет по-другому. У меня отличная семья, совестливый и добрый брат, которого никто не сломает, взбалмошная сестрица, которая вместо наркоманов связалась с мягким интеллигентным театралом. Да и отец, судя по всему, еще поживет, а не погибнет через год в перестрелке. И еще у меня будет брат или сестра.
Но главное — нервный день закончился, и ничего плохого не случилось.
Только я об этом подумал, как машина дернулась, рванула вперед — аж бабушка ойкнула, а потом начала терять обороты, хотя Антон Анатольевич, виновато поглядывающий на нас, вдавливал педаль газа. А еще термометр на торпеде показывал, что двигатель перегрелся и близок к закипанию.
Начинало смеркаться. До города оставалось десять километров, мы как раз ехали по серпантину с широкой обочиной, куда и свернул Анатольевич.
Насколько случайна эта поломка? В зеркало заднего вида я увидел, как бабушка берется за ружье, впившись взглядом в затылок Анатольевича, который задышал неровно, занервничал и пробормотал:
— Надо посмотреть, что там. Вдруг поломка пустяковая. Не волнуйтесь! Мы в любом случае доедем домой! Обещаю.
Бабушка беззвучно шевельнула губами, а мне подумалось, что вот сейчас он откроет капот, и тут к нам подрулят две машины с тонированными стеклами, заблокируют нас, оттуда выскочат вооруженные молодчики. Они заранее договорились с нашим водилой и где-то ждут. Жаль, как же жаль, что у меня нет огнестрела!
Антон Анатольевич открыл капот, принялся мерить уровень масла, качая головой, а мы с бабушкой были уверены, что с минуты на минуту нагрянут незваные гости.