Вперед в прошлое 9

Глава 21 Приветствую, парни!

Мы с Борисом переглянулись, предчувствуя, что сюрприз не будет приятым. Мама смотрела на нас с восторгом, как комсомолец — на план пятилетки, переминалась с ноги на ногу.

— Проходите к столу. — Она распахнула дверь в зал и с гордостью произнесла: — Василий Алексеевич все купил!

Обеденный стол, ломящийся от яств и накрытый на пятерых, перенесли сюда и придвинули к моей кровати, на которой восседал Василий Алексеевич с куриной голенью в зубах.

Чего тут только нет! Буженина, колбаса копченая, колбаса вареная, сало с прожилками мяса, сыр, картофельное пюре, отбивные, рыба в кляре, соленья, оливье, даже три бутербродика с красной икрой.

Увидев нас, Алексеич вытащил голень изо рта и, не прожевав, сказал:

— Приветфстфую ваф, парни!

Кусочек куриной кожи вылетел изо рта и повис на усах. Боря шумно сглотнул слюну, с тревогой глянул на письменный стол, где поверх его художеств стояли мамины гвоздики в банке, а я попытался убедить себя, что, если человек не обучен основам этикета, это не значит, что он плохой. Хотя он же двадцать лет общается с людьми и, даже если рос с коровами в загоне, должен был сообразить, как лучше не делать. Например, не разговаривать с набитым ртом. В общем, даже если он совсем-совсем тупой и Наташка права, это тоже не делает его плохим.

Вопрос был в другом, он большими буквами проступил на Борином лице: «К чему официоз? Это теперь будет жить с нами?» Я-прежний тоже считал бы Алексеича не иначе как этим, просто ощущая интеллектуальное превосходство и, как следствие, желая занять более высокую ступень в социальной иерархии, а вот тут-то и намечался прокол. Алексеич был выше в иерархии только потому, что взрослый.

Допустим, мама скажет, что он будет жить с нами. Значит, у нас с ним рано или поздно возникнет желание убить друг друга. Если он проявит чудеса дипломатии, мы успеем свинтить в новый дом, который у меня только в планах, и не рассоримся вдрызг. Все зависит от того, как быстро и как явно он будет демонстрировать доминантное поведение.

В общем, может, причина праздника в другом, просто у него день рождения, и мама накрыла на стол, чтобы побаловать любимого.

— Здравствуйте, — проговорил я.

Борис буркнул невнятное и закрылся в туалете, выпустив Лаки, который сразу же бросился ко мне, вцепился в штанину и принялся ее трепать.

Я напрягся, ожидая: «Мальчики! Радуйтесь! Теперь у вас будет новый папа». Но нет, прожевав, Алексеич промокнул рот салфеткой и сказал:

— Спасибо, Оленька, все очень вкусно, я поехал.

— Это тебе спасибо! Мы и на праздники так не питаемся!

Мама пошла его провожать, я разулся, забрал кроссовок у Лаки. Пора его переселять на дачу, пока он не сгрыз что-то ценное и не пал жертвой маминого гнева, у меня совершенно нет времени им заниматься, а собаку нужно учить, воспитывать, чего Боря совершенно не хочет. К тому же мама уже начала плешь проедать, что надоело о него спотыкаться.

Вспомнилось, что я сегодня не обедал, живот скрутило голодным спазмом, захотелось наброситься на яства, взять отбивную, положить себе пюре с горкой и винегрета съесть целую кучу… Нельзя, надо дождаться Борю и маму.

И все-таки колечко салями я стянул. Пережевывая его и игнорируя рекламу в телевизоре, я размышлял, к чему этот жест доброй воли. Вон, даже три маленьких бутерброда с красной икрой. Да тут средняя месячная зарплата! Или отбой тревога, еда — и есть сюрприз?

Освободившийся Лаки радостно таскал половую тряпку — пусть играет, лишь бы не вредил. Я постучал в ванную и сказал:

— Борис, выходи чисто.

— Ушел, что ли? — спросил Боря.

— И мама. Но она скоро вернется.

Брат выглянул из ванной, высунулся весь, увидел стол с едой и сразу забыл, что дулся.

— Это в честь чего? — спросил он.

Я предположил:

— Наверное, Василий Алексеевич хочет нам понравиться…

Дальше рассуждать я не стал, потому что пришла мама, спросила:

— Кушать хотите, мальчики? Наташа сказала, что приедет в полвосьмого, у нее хореография в театре, а репетиции нет.

— Я с голоду помру, — сказал Боря. — Давай без нее начнем?

Я покосился на будильник: было без восьми минут семь. Скоро должна звонить Верочка, а после мне надо сообщить о ее решении одноклассникам, которые ждут под окном, и Илье — по телефону.

— Присаживайтесь, мальчики, — улыбнулась мама.

Я занял место во главе стола — так, чтобы удобно было вскочить и бежать к телефону — взял себе рыбу в кляре, пюре, винегрет и принялся неспешно есть, поглядывая на часы. Что скажет Верочка, да и позвонит ли? Почему это важно для меня?

Я так задумался, что мамино щебетание превратилось в фоновый шум. Очнулся от окрика:

— Паша! Для тебя стараюсь, между прочим!

Я вздрогнул, сфокусировал на ней взгляд и сказал:

— Извини, задумался. Повтори, пожалуйста.

— Насчет акций. Василий Алексеевич из-за меня поссорился и чуть не подрался с директором, и мы вместе уволились. Но он успел договориться с двумя сотрудниками, чтобы они продали нам акции. У каждого по пять штук. И еще ты обещал купить вино.

Я аж взбодрился, и в глазах, как в игральных автоматах, закрутились значки долларов. Вопрос, где взять деньги, снова стал актуальным. Все-таки пора продавать акции. Назначу сделку с этими людьми на понедельник, когда они прибавят в цене, и начну понемногу сливать их — пора.

— Шикарно, спасибо, ма! — просиял я. — И еще вопрос. Давай оформим земельный участок, как мы делали с дачей? Дед денег пришлет ближе к новому году. — Подумав немного, я добавил полушепотом: — Только давай договоримся: никто об этом не должен знать, в том числе Василий Алексеевич.

Прочтя сомнения на ее лице, я добавил:

— Пожалуйста! Это важно — чтобы ни одна живая душа. — Я посмотрел на Борю: — И тебя это касается.

— Так у деда уже есть дача, где тёть Лида живет, — не понял он. — Зачем еще одна?

«Скоро узнаешь», — подумал я, но сказал другое:

— Земля будет дорожать. Когда дед работать не сможет, продаст ее и будет жить на эти деньги.

— А-а-а, — протянул Борис, он хотел что-то сказать, но зазвонил телефон, мы вскочили и бросились к нему.

Вера звонит!

Сняв трубку, я выпалил:

— Да!

Борис подался вперед, навострив уши. Вера Ивановна проговорила:

— Привет еще раз, Паша…

Голос ее звучал виновато. Воцарилось недолгое молчание, в котором отчетливо проступало «нет».

— Что вы решили? — спросил я.

— Я, вот, подумала… Нельзя бросать детей посреди учебного года. До лета точно продержусь, а дальше видно будет.

Помимо воли губы растянулись в улыбке, сделалось легко и радостно. Она просто стеснялась принимать наше предложение.

— Я правильно понимаю, что вы остаетесь? — на всякий случай переспросил я.

Боря выпучил глаза, вытянул шею и тоже заулыбался.

— Мне очень неловко, что…

— Ура! — заорал брат и пронесся по комнате на балкон, Лаки побежал за ним, оттуда брат крикнул нашим: — Она сказала «да»!

Представляю, что соседи подумали…

— Е-е-е! — многоголосо грянуло с улицы.

— Что там у тебя за крики? — насторожилась Верочка.

— Мы ждали вашего звонка, вот, радуемся. Завтра вся школа будет радоваться.

Донесся вздох, пару минут длилась тишина, и я был уверен, что учительница тоже улыбается.

— До завтра, Паша, и… спасибо тебе огромное! Мне пора бежать.

Бестолково улыбаясь, я повесил трубку, набрал Илью и похвастался, что наш план сработал, Верочка остается с нами!

Мама выглянула в прихожую и спросила:

— Что случилось?

Я сел на свое место, подождал, когда вернется Боря, и рассказал, что любимая учительница собиралась уезжать, но теперь останется, потому что школьники скинулись ей на жилье. Мама умилилась, раскраснелась и рассказала, какой классный у них был учитель физики, ветеран, веселый и остроумный, добавила:

— Хороший учитель — очень важно. Помню, мы к нему на чай ходили, истории разные друг другу рассказывали. А мальчики, у которых родители пили, подолгу жили у него.

Вспомнилась история пока не случившейся несчастной любви Анечки Ниженко, как ей помогала Верочка, но все равно у девчонки потом вся жизнь под откос. Ее мужчина — местный педофил, взрослый мужик на «копейке», женатый, который дежурит на машине недалеко от школы, снимает школьниц, кому рассказывает сказки о любви, кого-то покупает за колбасу и шампанское. Наивная и скромная Анечка клюнула на опыт и красивые ухаживания, а кавалер не озаботился контрацепцией.

Пришла Наташка, разделась в прихожей, заглянула в зал и присвистнула.

— Ну ничего себе! Что празднуем?

— Вера Ивановна не увольняется, — отчитался я. — Согласилась жить на съемной квартире, спасибо тебе за участие!

Сестра, которая собрала в своем классе три тысячи, приложила ладонь к груди и театрально поклонилась.

— Присаживайся, Наташа, — пригласила ее мама и засуетилась больше обычного.

Что-то сейчас будет!

Сестра накинулась на еду, не моя рук, как голодающая. Ела она с таким аппетитом, что мне снова захотелось есть. Мама поглядывала на нас и все больше дергалась и ерзала, как школьница перед экзаменом, а когда сидела неподвижно, нервно стучала ногой по полу.

— Так что празднуем? — повторила вопрос Наташка, вымазывая тарелку куском хлеба.

Мама залилась краской, потупилась и прошептала:

— Василий Алексеевич разводится. Мы любим друг друга.

— Он сделал тебе предложение? — радостно воскликнула Наташка.

— Пока нет, — ответила мама, все так же глядя в пол и сцепив пальцы. — Я понимаю, вы уже взрослые, потому… потому… надо с вами посоветоваться. — Она втянула голову в плечи и затравленно огляделась, не в силах больше произнести ни слова.

— Если что, я помогу тебе выбрать платье на свадьбу! — радовалась Наташка. — Он ведь богатый и сможет сыграть нормальную свадьбу?

Вот ведь девчонки! Вот ведь женская солидарность! Радуясь за маму, Наташка не хочет понимать, как усложнится ее жизнь с появлением отчима. Главное — на свадьбе погулять!

Вспомнился подарок Гоги — вот бы праздновать свадьбу в ресторане! Но я отмел эту мысль. Пусть взрослые люди сами оплачивают свои желания.

— Мы пока не думали об этом. — За десяток минут мамино лицо мама сменило цвет трижды: с синюшного на бордовый, с бордового — на нежно-розовый.

Пока Наташка вслух фантазировала, какое у мамы будет платье и как мы украсим машины и проедем колонной, Боря мрачнел и мрачнел.

Его я понимал лучше: только от одного тирана избавились и задышали свободно, и вот, может появиться еще один. Не там стоишь, не так лежишь, туфли стоят в прихожей не по размеру, книги в шкафу отсортированы не по цвету.

— Он уже присмотрел квартиру, где будет жить? — спросил я.

— В смысле — присмотрел? — удивилась мама и тут же добавила: — Он потерял работу из-за меня, и денег у него теперь нет. Я… в общем… я хочу спросить у вас, не возражаете ли вы, чтобы Василий Алексеевич пока пожил с нами.

— Конечно нет! — снова проявила солидарность Наташка.

Боря окаменел. Из его руки выпала ложка, зазвенела на тарелке. Мама шумно сглотнула слюну, перевела на меня взгляд, где застыл немой вопрос. В принципе, Бориного несогласия должно быть достаточно для того, чтобы отчим в нашем доме не появился. Мне подумалось, что вот эти угощения ­— крайняя форма глупости.

— Где он сейчас живет? — спросил я.

— У приятеля. Но он там долго не сможет. И денег на съем квартиры у него нет. Мы недолго поживем, потом переедем, если вы не уживетесь.

Наташка толкнула Бориса в бок.

— Не дуйся, брателло! Мама у нас молодая, имеет право на личную жизнь! Отец был… в общем, неважным ей мужем был. Скотиной просто. Может, хоть теперь повезет ей? Ну не жмись! Мир да любовь им.

Грохотнув стулом, Боря вскочил.

— А мне куда деваться? И так тесно, блин. На балконе спать? Ни телевизор посмотреть теперь, ни порисовать спокойно!

— Какой же ты эгоист, — с упреком проговорила сестра. — Все равно вы целыми днями на своей базе пропадаете. Пашка, ты что скажешь?

Такая ситуация, что, как ни поступи, получится плохо. Если отказать матери, они пойдут по сараям скитаться, будут терпеть лишения и злиться на нас. Если дать согласие, тоже будет сложно, но — нам.

Как бы ей все подоходчивей объяснить, и чтобы она не обиделась.

— Ма, послушай внимательно и не обижайся, ладно?

Потухшая мама кивнула, вперившись в сцепленные пальцы, я продолжил:

— Представь, что тут появится чужой взрослый мужчина. Наташе придется или переезжать, или снова ютиться на кухне…

— Ничего, потерплю, — сказала сестра.

— Это ты сейчас так говоришь, — возразил ей я. — Посмотрю на тебя, когда кто-то будет тебя будить в воскресенье.

— Мы ж не навсегда, — настаивала на своем мама. — Я понимаю, что он вас будет стеснять. Но время трудное… Он зарабатывать умеет, правда! Поднимемся немного, и переедем. Это только на первое время.

— Ты поговорила с ним? — гнул свою линию я. — Объяснила, что мы у тебя взрослые, сами себя кормим, и что не нужно лезть к нам с нравоучениями? Если он согласен не трогать нас, вести себя так, словно нас нет, то мирное сосуществование возможно. Если нет, мы перессоримся и возненавидим друг друга. — Я накрыл ее руки своей. — Любовь любовью, а жизнь — штука сложная.

— Конечно поговорила! — воспрянула мама. — Он согласен, и это ведь ненадолго! В смысле, он тут поживет недолго. Вася все понимает. Он на все согласен.

— Ладно, — буркнул Боря. — Пусть.

— Главное, чтобы он соблюдал договоренности, — подытожил я.

— Вася очень надежный э-э-э… партнер, — поручилась за него мама. — И слово держит.

Я заключил:

— Ты же понимаешь, что вся ответственность на тебе. Если он начнет не давать нам жизни, мы будем сопротивляться, он — злиться, ты — страдать. В итоге тебе придется выбирать между нами и ним. Представляешь, что это будет?

— Вы его плохо знаете! — Она с упреком посмотрела на Борю. — Если бы знали, так не говорили бы!

— Когда он собирается переезжать? — спросил Боря мрачно. — Давай не сегодня?

— Завтра в обед! — радостно сказала мама.

Подперев голову рукой, я наблюдал за ними и делал вывод, что только Боря догадывается, что его ждет, у него аж аппетит пропал. Но ситуация патовая: откажи я маме, буду виноватым, если что-то у нее не заладится — вдруг этот мужчина и есть ее счастье? Если соглашусь, выстрелю себе в ногу и буду терпеть Василия Алексеича. Но отсюда я все равно собирался переезжать в свой будущий дом, так что мир да любовь, кошка бросила котят. Если бы не память взрослого, ситуация могла бы стать трагической, а так есть надежда, что у мамы появится мужчина, способный о ней позаботиться.

Пока мама и Наташка щебетали, делясь женскими радостями, мрачный Боря ушел на кухню, уселся на табурет, скрестив руки. Я последовал за ним, прислонился к подоконнику и сказал:

— Если будет невыносимо, мы переедем.

— Хрен ли я из своей квартиры буду уезжать! — зашипел Боря и был прав.

— А если в том месте будет лучше? — закинул удочку я. — Если это будет большой дом, у тебя — своя комната, вода круглосуточно, все дела.

— И губозакатальники, — проворчал он. — Два. Если первый сломается, будет второй.

— Да пойми ты, мы все равно разъедемся, а так мама будет не одна. Да, мужик стремный, но ей нравится. У нас все будет хорошо, не дрейфь!

Боря посмотрел с надеждой.

— Так про дом правда, что ли⁈

— Пока нет, но в перспективе — да, — уклончиво ответил я.

Ко мне подбежал Лаки, попытался цапнуть за руку, и я принялся с ним играть. Коротконогий бурый комок с острым носиком сейчас больше походил на шпица, чем на будущую овчарку. Но лапы у него крупные — есть надежда, что он вырастет большим.

— Что, дружище, — проговорил я, повалив его на спину. — Скоро будем тебя переселять.

— Хотелось бы, — отозвалась мама, — чтобы поскорее. Он сегодня чуть покрывало с кровати не стянул и не подрал его!

А я впервые понял взрослого, который запрещает заводить живность безответственным отпрыскам: сперва все питомцу радуются, но очень быстро остывают и перекладывают обязанности по уходу друг на друга, а заниматься животиной в итоге приходится взрослому, у которого и так забот полон рот.

Позавтракав, мы занялись своими делами. Мама и Наташка смотрели индийский фильм, Борис слонялся по квартире, прощаясь со свободой. А перед сном Наташка добровольно и без истерик перенесла свои вещи на кухню, сложила под кресло, как в старые недобрые времена.

Наверное, она так воспрянула, потому что, во-первых, болела за маму, а во-вторых, теперь сможет легально оставаться на ночевку у Андрея. Нам с Борисом податься некуда, вот брат и грустил. Я твердо решил поговорить с будущим отчимом по-взрослому, по-мужски, обозначить, что наше место — не внизу пищевой пирамиды, и поставить условие, чтобы он не лез с нравоучениями, а мы не будем лезть к нему.

Засыпая, я мысленно прокручивал текст завтрашнего разговора, и не заметил, как провалился в сон и сразу же попал в комнату-куб с экраном, где показывают конец света.

Дыхание перехватило. Ничего не случилось, когда мы помогали людям пережить ледяной апокалипсис. Спасенная жизнь Мановара тоже не зачлась. Осталось два события: я дал добро, чтобы отчим пожил с нами, и Вера Ивановна с моей подачи осталась в школе.

Что повлияло на таймер? Неужели и правда хороший учитель — это фактор, кардинально влияющий на судьбы сотен детей? Но в той реальности Вера никуда не уезжала. Или играет роль появившаяся вероятность отъезда?

А может, Алексеич, останься он с Екатериной, наворотил бы нехороших дел?

Или вообще его переселение к нам — событие скверное, и сейчас начнется обратный отсчет?