Вперед в прошлое 9

Глава 25 Ловкость рук

— У отца занял, — растерянно забормотал он и нашел в себе наглость посмотреть мне в глаза с вызовом.

— Откуда у отца двести с копейками тысяч? — холодно спросил я, подавив желание отвесить ему оплеуху.

Что ж ты наделал, Боря? Во что влез? Если бы действие происходило в 2025 году, я подумал бы, что братец приторговывает солями, делает закладки. Пока наркотрафик не налажен, ширку продают на вписках, причем даже бабки знают, в какой квартире варят, кто сбывает и почем. А значит, деньги у Бори могли взяться откуда угодно, только не от наркоторговли.

Что-то вынес из дома и продал? Но антикварная икона висела на своем месте, а керосиновая лампа столько точно не стоила. Плюс надо постараться, найти заинтересованных лиц, что Боре явно не под силу.

— Да у отца я занял, отвали ты! — Борис сбросил мои руки, как я сам учил на тренировке. — Он говорил, что ему жирная работа подвернулась, может себе позволить.

Если бы я не знал отца так хорошо, мог бы поверить. Отец жуткий скупердяй, он матери деньги выделял строго под расчет. Ей приходилось выпрашивать копейки себе на носки или экономить на еде. Нам папаша и на проезд не давал даже когда были средства — считал, что школа близко, и надо ходить пешком.

Да, обозлившись отец мог купить Бориса, чтобы тот изводил отчима, но не за двести пятьдесят баксов! Он выдал бы небольшой аванс, а остальное — типа, когда получит результат. По факту же Боря, скорее всего, этих денег вовсе не дождался бы.

Ясно одно: отец тут точно ни при чем. К тому же наложились недавние странности поведения: брат так нервничал, словно готовился к вылазке в тыл врага, даже мама это заметила, и не отец был тому причиной.

Что касается его трат, это-то как раз объяснимо: мальчишка, живший в нищете, захотел раз в жизни шикануть и показать, какой он крутой. Причем он мог бы косуху себе купить, но нет, приобрел полезную вещь, фотоаппарат, и друзьям праздник устроил. А что меня подставил и засветился как мажор — кто ж о таком думает в его возрасте?

Он-то подросток с гремучем коктейлем гормонов в крови. Чему удивляться, когда полно взрослых людей, которые при очень средних доходах покупают «Хаммеры» в кредит и выезжают на них два раза в месяц: в день аванса и зарплаты, а в остальное время ездят на метро, потому что тачка прожорливая, и на бензин не хватает. Плюс ко всему, живут с мамой, питаются «Дошираком». Зато — «уважение на дорогах», «все ради комфорта» и «я в эту драчку не сяду» и далее по списку.

Правильнее сделать вид, что я поверил, а к вопросу вернуться позже, когда друзья разойдутся, чтобы не портить никому настроение.

Видя, что я вроде как успокоился и отстал, Боря вернулся к гостям, уже без прежней радости взял фотоаппарат и стал всех исподтишка фотографировать. Каждый раз после щелчка все его окружали, ждали, когда фотография высохнет, и смотрели, кто как получился. Потом то Гаечка возмущалась, что она толстая, то Лихолетова, что лицо перекошенное, то Алиса, что похожа на красноглазого вампира.

Фотографии и правда были ужасными, зато — цветными, и появлялись быстро.

Девчонки нарезали колбасу и сыр, намазали хлеб икрой и маслом, и началось пиршество. Сперва исчезла икра, потом выпили импортные соки. Бутерброды ели за обе щеки, да старались наесться, как верблюды, впрок, ведь таких яств дома нет и не предвидится. Через час все напоминали волка, который «Сейчас спою», но все равно продолжали жадно поглощать деликатесы. Даже у худенькой Алисы округлился животик под свитером.

Когда все съели, остались одни шпроты, немного хлеба и колбасы, Боря устроил розыгрыш фотографий, да так, чтобы каждому досталось по одной — счастья было выше крыши. Братец окончательно уверился, что я оставил его в покое и развеселился.

После было торжественное поедание торта с колой и чаем каркаде, но все так объелись, что половина торта осталась. Дома был торт, которым мы угощали отца, и Боря раздал остатки всем желающим, а потом типа пошел провожать Алису с Гаечкой и испарился, даже не убрав со стола.

Осталось немного сыра, батон, закрытые шпроты и килька в масле. Забирать это я не стал — надо же и Игорю чем-то питаться — а вот вопрос, куда запропастился брат, меня тревожил. Он мог вызваться провожать девочек до самого дома, а мог рвануть к нам домой, чтобы избежать разговора по душам со мной. Он был уверен, что родителям я его не выдам и отчитывать при них не стану.

Но все-таки откуда у него деньги? Я проанализировал его поведение за последние недели: он безвылазно сидел за столом и что-то рисовал, а потом прятал. Снова рисовал и прятал. Неужели дерзнул подделывать деньги?..

Нет, не деньги — акции «МММ». Хорошо, если так. Нет, не «хорошо» — лучше, если так. За подделку денег ему грозит срок, даже невзирая на юный возраст, а акции «МММ» так не проверяют, надеюсь, могли и не заметить фальшивку или заметить слишком поздно. Вспомнились очки в Борином ящике, и я понял, зачем они — для маскировки. У отца он занял, болван!

Теперь понятно, чего его два дня трясло — готовился. И если при продаже повел себя так же неадекватно, его могли запомнить, и никакая маскировка не поможет!

Борис так и не вернулся, и я укрепился в уверенности, что он сбежал домой, избегая неприятного разговора со мной. Ну точно на воре шапка горит. Не умеешь врать — не рискуй!

Когда я простился с друзьями и ушел, на базе остались Илья с Яном, Кабанов, Ден и Лихолетова, было без десяти девять вечера. В девять буду дома. Не удивлюсь, если Боря внезапно разболелся и залег спать.

Так я думал, когда бежал домой по темноте, волнуясь, что Боря себя выдал, и скоро за ним придут. Ясно, что паранойя, скорее всего, ему ничего не угрожает, но больно уж он впечатлительный и мог себя выдать. К тому же он мог сдать нарисованные акции кучей, а среди них наверняка затесались плохо сделанные.

Но раз он еще с нами и при деньгах, значит, обошлось. И не побоялся же так рисковать!

Сколько их у него было? Точно больше пяти, и среди них — оригинальная. А может, и больше нарисовал и часть решил придержать, продать позже.

Войдя в подъезд нашего дома, мамин крик я услышал аж на первом этаже, у нее была натуральная истерика, она верещала, как ужаленная.

Первая мысль — отец таки нагрянул и сцепился с Алексеичем, и я рванул по лестнице наверх. Но когда открыл дверь и переступил порог, увидел, что в квартире разгром, выпотрошены все коробки, наши с Борей ящики стола, книги. Нас ограбили? Я глянул на стену с замирающим сердцем: икона на месте, слава богу!

А орала мама на брата, который прятался в кухне за столом и таращил испуганные глаза. Я разулся и прошествовал в зал, где на столешнице обнаружил две акции «МММ» и фотоаппарат. Рука потянулась к лицу. Наташка, заглянувшая поздравить брата и лежащая на моей кровати с учебником по литературе, объяснила:

— Мама заподозрила неладное и решила устроить обыск. Нашла Борины художества. — Она кивнула на стол. — Гля, как нарисовал — реально не отличишь!

Для сравнения у меня с собой акций «МММ» не было, но и так ясно: очень и очень похоже. Если не приглядываться, спутать с оригиналом очень легко, тем более акции немного видоизменялись.

— Интересно, что а что мама рассчитывала найти? — размышляла вслух Наташка, закрывая учебник.

Я пожал плечами и сменил тему:

— Как «Фауст»?

— Да никак пока, — отмахнулась сестра. — Ёлки, занимаемся детскими спектаклями. Только Андрей занят декорациями и опять потерян для общества.

Алексеич, судя по машине у подъезда, был дома, но у него хватало ума не вмешиваться в ссору матери и сына. Разобравшись, в чем дело, я вошел в кухню, закрыл дверь с громким хлопком и гаркнул:

— А ну прекратить!

Мама смолкла, обернувшись — ее глаза покраснели от слез, нос распух. На лице Бори, избежавшем экзекуции, читалось облегчение.

Мама раскрыла рот, чтобы разразиться обвинениями, но я припечатал:

— Тихо! Тебя в подъезде слышно. Хочешь, чтобы соседи были в курсе?

— Он! Он… — всхлипнула мама, помотала головой и брякнулась на табуретку, закрывая лицо руками. — Он… подделал. Купил фотоаппарат! А если его вычислят? Что будет, господи⁈

— Не должны, — без особой уверенности сказал Боря, вышел из-за стола и привалился к подоконнику, прошептав: — Я же ведь не дурак, в два пункта сдал по три акции. У них нет проверки и просветки — я ничем не рискую. К тому же народа там валом, как понять, что это был именно я?

Однако выглядел он, как нашкодивший щенок. Лаки, который обычно бежал меня встречать, сейчас куда-то забился, не в силах терпеть мамин визг.

Мама ударила кулаком по столу.

— Поймут! Они — поймут, но ты не сядешь, поскольку ребенок, сяду я. И квартиру у нас заберут! Кон-фис-ку-ют! И что? Бомжевать пойдем?

Боря закатил глаза — совсем, как Наташка, со свистом стравил воздух через ноздри.

— Ну, ма! Тише!

Мама припечатала к столу теперь ладонь.

— Тише? Ты всю семью под монастырь подвел! Все тебе игрушки! А это подсудное дело!

Бем больше брат огрызался, тем сильнее она распалялась. Я снова прикрикнул на них обоих:

— Мама, Боря, ша! Тише. — Уничтожающим взглядом я посмотрел на брата и проговорил: — Подделка денег — одно из самых тяжелых преступлений, между прочим. Это ведь ты не просто бумажку нарисовал, это ты бросил вызов самому государству и попытался его обокрасть. Могут не найти грабителя, убийцу или вора; фальшивомонетчика, поверь, найдут очень быстро, потому что ты бросил вызов государству, понимаешь? Понимаешь, что такое ты, пылинка, и что такое система? Все будут заинтересованы в том, чтобы найти тебя и наказать. Как думаешь, как быстро это произойдет?

Боря побледнел, закусил губу, я продолжил:

— Не помню, сколько за подделку денег дают у нас, но раньше за это в рот заливали расплавленный свинец, а в Союзе — даже расстреливали… — Я повторил: — потому что одно дело противостояние с преступной группировкой, и совсем другое — с целым государством. Это не игрушки, Борис. А незнание законов не освобождает от ответственности.

Василий Алексеевич не выдержал, прибежал на крик и указал на Борю пальцем:

— Безответственно и бессовестно! О себе не думаешь, так о матери подумай. Смотри, до чего ее довел!

Огрызаться Боря не стал, потупился и пролопотал:

— Я не хотел… не знал… Не думал, что так серьезно…

— А ты думай! — Мама постучала себя по лбу. — Просто голову иногда включай! Это не игрушки тебе!

— И что теперь делать? — развел руками Боря.

— Шо делать, шо делать, — проворчал отчим, взъерошивая свои волосы и потирая виски. — Усе сделано уже. Молись, шобы обошлося. Не сдаватыся же идти, тогда с матери спросят.

От волнения у него прорезался украинский акцент. Из зала, зевая, вышел щенок. Сев на корточки, я потрепал его за ухом, поглядывая то на Бориса, то на маму и отчима. Всплеск эмоций у них утих, все погрустнели и задумались. Боря, кусавший губы, вскрикнул:

— Да провались оно! — Рванул в зал, схватил со стола фальшивые акции, изодрал на мелкие куски.

Спохватившись, начал ползать по полу, собирая их, а потом — комкать бумагу, слишком похожую на ту, где был напечатан оригинал.

Собрав вещдоки, Боря завернул их в тетрадный лист, исписанный решением задачи, и тут издали донесся вой сирены. Брат побледнел, позеленел, втянул голову в плечи. Повисла звенящая тишина, в которой, все приближаясь, выла сирена.

Боря метнулся на балкон, прижался лбом к стеклу. Наташка отложила учебник. Мы все столпились в зале, насторожились, хотя понимали, что вряд ли это наряд едет за особо опасным Борисом. Скорее всего, вообще не милиция.

— «Скорая»! — радостно воскликнула Наташка.

Боря вылетел с балкона, как ошпаренный и рванул на улицу выбрасывать вещдоки, а возможно, и сжигать.

Скорее всего, в этот раз он выйдет сухим из воды, и мы напугали его достаточно, чтобы больше так не рисковал. Вдруг ему вздумается деньги рисовать? Но куда ему до настоящих профессионалов? Вычислят быстро, накажут жестоко, возможно, и правда на улице окажемся.

Это будет большой неприятностью, но не трагедией: я могу другую квартиру купить, но деньги-то мне нужны на другое!

С улицы Борис вернулся задумчивый и бледный, без радости предложил:

— Хотите торт?

— А вот и хотим, — хриплым голосом сказал отчим, которому стало получше, и кашлянул. — Накрывай на стол.

Боря поставил чайник на огонь. День рождения был бесповоротно испорчен. Но, несмотря на это, брат сделал несколько фотографий, которым мама и отчим радовались, как дети. У Наташки загорелись глаза, и она попросила ее сфотографировать, только не сразу, а когда накрасится и нарядится. На сборы у нее ушло полчаса. Потом минут пять она искала достойный фон, в итоге встала возле занавесок, и Боря долго вертелся вокруг, выбирая правильный ракурс. Выбрал. Щелчок — вылезла фотография Наташки: красные глаза, широкий таз, непропорциональное тело.

Наташка издала вздох разочарования.

— Фу, какая жирная! Щеки как свеклой намазаны.

Но фотографию сестрица забрала.

Выпив чаю с тортом, мы отправились спать. Не спалось мне — одолела тревога, что где-то я просчитался, и мои планы накроются медным тазом, и Борису. Наверное, он воображал, как завтра-послезавтра за ним придут и отведут его на допрос.

Наступил следующий день, суббота. Никто за Борисом не пришел. Мы позавтракали, оделись и на машине Алексеича поехали к бабушке отмечать день рождения ее младшенького внука.

Душевно посидели, сфотографировались, и выяснилось, что Алексеич равнодушен к спиртному и отказался даже от бокала вина, хотя к вечеру, когда настала бы пора ехать назад, выветрилось бы, зато теряет силу воли от сладкого: он не просто смёл бабушкин торт «Наполеон», но и крошки подобрал.

Отчим, конечно, мешал, но не больше, чем любой другой чужак, появившийся в квартире, и я понемногу делал выводы, что он нормальный, и его появление в нашей семье — благо. Мам просто порхала от счастья и сделалась идеальной.

Единственное, что меня тревожило — акции «МММ», хотелось избавиться хотя бы от их части в грядущий понедельник, но я в кои то веки был солидарен с жабой и велел себе ждать следующего понедельника и действовать по плану, ведь пока никаких обысков в офисе компании нет, волноваться не о чем.

В понедельник, двадцатого декабря, после уроков я поехал в пункт продажи акций, с удовлетворением отменил повышение цены до 40 100 за штуку. На данный момент у меня 125 акций, это пять! Миллионов! Рублей! То есть пять тысяч баксов! Нехилый такой стартовый капитал для бизнеса.

Двадцать седьмого они будут стоить минимум 47000 за штуку, а это плюс почти девятьсот тысяч! По сути, цена участка, который я собираюсь покупать.

А вдруг лавочку за эту неделю прикроют? Нет, не должны — перед новым годом все заняты приготовлением к празднику. Стоит ли девятьсот долларов того, чтобы рискнуть и неделю подождать? Или хотя бы миллион вернуть уже сейчас? Это двадцать пять акций, а потеряю всего… Я мысленно умножил 25 на 7000. 175000 за неделю. И это ни разу не «всего».