17. 12. 1993, пятница
Сегодня Борин день рождения, ему исполняется четырнадцать лет, и он самый старший в своем седьмом классе, потому что в школу пошел почти с восьми лет. У него начал ломаться голос и расти пушок над губой. Медленно, но верно мой младший братик превращается в мужчину.
В той реальности он рос забитым и трусливым ябедой, из него получился типичный мент, и мы не общались взрослыми, только с днем рождения друг друга поздравляли, и то дежурно, без огонька. В этой реальности он делает успехи как художник. В последние три недели он не радовал нас новыми творениями, но я отлично знаю, что любое мастерство включает сотни тысяч часов нудной работы. Видимо, этим он сейчас и занимался.
Сегодня после школы он планировал взять урок живописи у Эрика, и лишь к шести часам прибыть на базу. Вроде бы все складывалось отлично, но день меня тревожил, потому что отец должен вспомнить про сына и нагрянуть в гости, а тут Василий Алексеевич. Мама очень старалась его куда-нибудь выпроводить, но он приболел и остался дома.
Только я заправлял кровать, как прозвенел дверной звонок. Из спальни выскочила встревоженная мама, заметалась по квартире, рванула в прихожую и перенесла вещи Алексеича в спальню да там и закрылась.
Испуганный Боря высунулся из ванной и взмолился:
— Откроешь? — И спрятался, хотя гость-то — к нему.
Я постучал в ванную и сказал:
— Выходи скорее! — И только тогда глянул в глазок и открыл.
Как мы все уже поняли, на пороге стоял отец — решил заскочить пораньше, до работы. Родитель будто бы постарел, его обычно стриженые брови заросли, глаза ввалились, монгольские скулы проступили четче. На нем была черная куртка-дутик, брюки и черные берцы.
— Привет, па, проходи. — Я посторонился, пропуская отца в прихожую.
Он принялся расшнуровывать берцы, увидел ботинки Алексеича, и его перекосило. Я напрягся. Ну все. Что будет: драка или просто ор?
Но, надо отдать ему должное, скандал отец устраивать не стал, просто стиснул зубы и процедил:
— Где Борис?
Открылась дверь в ванную, и оттуда вышел брат, выпуская запах мыла и сырости.
— Папа! — пробасил он, улыбаясь, сделал шаг навстречу и замер, вспомнив, что отец не приемлет телячьих нежностей.
— С днем рождения, сын, — отчеканил отец, протянув ему пакет.
Боря сразу же сунулся туда, сделал вид, что рад, и предложил:
— Хочешь с нами есть праздничный торт?
Отец сглотнул слюну и спросил:
— «С нами» — это с кем?
Боря потупился и выдал:
— Я и Павел.
Подумав немного, отец сказал:
— Почему бы и нет? А где… Наташа? — Перед тем, как пойти на кухню, он заглянул в зал, где на моей кровати были навалены вещи Алексеича, тоска в его глазах сменилась гневом.
— В школе, — соврал я, не хватало, чтобы он узнал о ее престарелом кавалере. — К новому году готовятся, ей надо пораньше.
За столом отец уселся на место, где обычно сидел, когда жил с нами, потарабанил пальцами по столешнице, убрал руку. Боря сел напротив, подперев голову кулаками.
— Чай? Кофе? — спросил я, ставя чайник на плиту. — У нас натуральный, растворимый. Бутеры будешь, или сразу торт?
Я непредусмотрительно раскрыл холодильник, где виднелась целая курица, молоко, колбаса, сыр, масло. Да что говорить, наш холодильник ломился от яств! Отец увидел все это и аж почернел, помолчал немного и выдавил из себя:
— Как вам живется? Купил он вас, да?
— Па, кофе или чай? — еще раз спросил я.
— Кофе целое состояние стоит, — будто не слышал меня отец. — Купил, да?
— Он сам по себе, мы сами по себе, — попытался остудить его пыл я. — Кофе — мой, я его продаю. Продукты тоже мои и то, что бабушка передала. Не надо портить Боре праздник, пожалуйста.
Брат дрожащими руками выставил на стол торт и принялся нервно притопывать.
— Он… спит в моей постели! — Отец припечатал кулак к столу — аж торт подпрыгнул.
Хотелось сказать, что не надо было вторую семью заводить и третировать нас, но я промолчал, чтобы не злить его еще больше, и так воздух, казалось, звенел от напряжения.
— Это его «Волга» у подъезда, да? — не унимался отец.
Как медведь, бросающийся на бочку с гвоздями, он ранил себя и все больше и больше злился. Закипел чайник, я залил кофе в чашках себе и ему, Боря предпочел чай. Подождав, пока напиток заварится, я плеснул в чашку молока и поставил ее возле отца.
Бледный Боря, еле держа нож, отрезал три куска от покупного маргаринового торта с пышными кремовыми розами, разложил куски по тарелкам.
— С днем рождения, Борис! — провозгласил я и протянул ему конверт с акцией «МММ».
Боря заглянул туда, улыбнулся и задрожал еще больше. Отец тоже это заметил, ковырнул торт, отложил ложку и крикнул так, чтобы все слышали, включая соседей:
— Наташу уже из дома выжил этот козел, что я, не вижу⁈ Пусть только пальцем вас тронет — посажу.
— Спасибо за поддержку, — пробормотал Боря, занялся своим куском торта, косясь на расстроенного родителя.
— А вы, если он руки распустит, сразу мне говорите! — воодушевился отец.
То, что он чужую девочку гоняет, это нормально, ему — можно, Лика — заслужила только тем, что ее некому защитить. У меня аж зубы скрипнули от злости — наш папаша в своем глазу бревна не замечает! Но выяснять отношения и вправлять ему мозги было не время…
Очень хотелось внушить, чтобы отстал от матери и прекратил обижать свою падчерицу, но я чувствовал, что не подействует, а лишь спровоцирует приступ агрессии. А бесится он не из-за любви и связанной с ней ревность и даже не потому, что у него за нас душа болит. Его задевает, что другой мужчина пользуется тем, что он считал своим.
— Как думаешь, у Анны будет мальчик или девочка? — сменил тему я. — Хочу подержать на руках младшенького. И Боря избавится от статуса младшего в семье.
— Не знаю кто, — буркнул отец. — Анна говорит, будет девочка, но это ей только кажется.
— Надо день рождения Бори вместе отметить. — Я подмигнул Боре незаметно от отца: — Ты, я, Боря, Анна. Раз у вас с мамой не заладилось…
Отца снова перекосило, он криво усмехнулся:
— С ней как раз все было нормально, это все вы.
Резко поднявшись, он в три шага преодолел кухню и прихожую и принялся одеваться.
— Эй, ты, колхозник, — крикнул отец из прихожей. — Только подними руку на моих детей — закопаю!
Таки началось.
Я выбежал из кухни, протиснулся в зал, готовый разнимать двух дерущихся мужчин. Если Алексеич не совсем идиот, он просто не высунется из спальни. Но его умственные способности оставляли желать лучшего.
— Слышал меня? — рявкнул отец и набычился, приготовившись к драке.
Я тоже приготовился. Боря в кухне, наверное, свернулся калачиком и дрожит, а мама — уговаривает сожителя не быковать. Текли секунды, ничего не происходило, но расслабляться я не спешил.
— Ты меня услышал! — крикнул отец, зашнуровывая берцы.
Удивительно, он немного успокоился, уходя — ощутил себя победителем, большим и страшным. Как я и рассчитывал, мое приглашение отметить Борин праздник с ним и Анной он проигнорировал. Не удивлюсь, если это Лялина его отправила поздравлять Борю.
Борис же бросился за отцом, хватая куртку и одеваясь в подъезде. Донеслось:
— Па! Подожди! Па!
Только бы не начал матери гадить и провоцировать отчима, который ему не нравится настолько, что он аж шипеть начинает. Смотреть, что там у них и как, я не стал, вернулся за стол, доел торт.
— Ушел? — спросила мама из зала.
— Вроде бы да, — ответил я.
Накинув халат, мама вышла из спальни, закрыла входную дверь на защелку и привалилась к ней спиной, говоря:
— Господи, я думала, они убьют друг друга! Спасибо Васе, не поддался на провокацию. — Мама посмотрела на меня и задала риторический вопрос: — Вот что ему надо? Почему не отстанет, а?
Я попытался объяснить:
— Он считает этот дом своим и бесится, что тут появился новый хозяин.
— Хоть бы раз алименты за четыре месяца заплатил! — пожаловалась мама. — А права качает!
— Ты подала на алименты? — уточнил я.
— Нет, — ответила она. — Но тут же его дети! А если бы нам было нечего есть? Сначала хотела, а потом подумала и решила, что не надо быть обязанной. Выкрутимся.
— Это правильно, — кивнул я.
Вернулся Боря, бросил на маму виноватый взгляд, а она побежала его поздравлять, принесла коробку. Боря открыл ее, кисло улыбнулся и проговорил:
— Столько трусов и носков у меня отродясь не было.
Мама засмеялась вместо того, чтобы обидеться.
— Отец тоже подарил трусы и носки? Ты посмотри внимательно, там на дне есть кое-что еще.
Брат отошел в сторону и под носками обнаружил пять тысяч, просиял, пошелестел купюрами. Хотелось добавить: «Моя пре-елесть» — но пока эту шутку не оценят.
— Теперь мне точно хватит! — радостно сказал он.
По дороге в школу я мысленно подводил итоги недели: она выдалась пустой, если не считать несколько событий: к нам на тренировку пришел Олег, великий мастер кунг-фу, и дед купил себе «Москвич» и сразу же загнал его на ремонт, чтобы не подвел в далекой поездке. Пока машина ремонтировалась и было немного времени, дед пообещал наведаться на Черкизон и набрать товар и подарки по списку.
Как и запланировал, в среду я с Лидией сходил в органы опеки, но — вхолостую. Начальница была на больничном, а с замами я не рискнул обсуждать такой деликатный вопрос. Похоже, это затянувшееся дело придется отложить до следующего года.
Что касается Олега и кунг-фу, давно я не испытывал такого испанского и немного — русского стыда. Здоровенный детина, роста в котором чуть меньше двух метров, бородатый и патлатый, сорока пяти лет от роду шипел, ревел и корячился, изображая вместо разминки разные стойки. Причем с растяжкой все у него было скверно, и стойки получались кривыми.
— Паралич обезьяны, — шептал Памфилов, и слышавшие его Димоны багровели и пучили глаза, чтобы не рассмеяться.
— Паралич тигра, — комментировал Ден следующую стойку.
— Паркинсон богомола…
Тут Димонов порвало, и они рухнули на маты с диким гоготом и положили начало большому падежу: упала Лихолетова, за ней Гаечка, Алиса, Рамиль, Кабанов, Ян, Борис. Только Игорь и Илья держались невозмутимо. Мне было не до смеха, ведь это чудо к нам пришло с моей подачи, и того, что я увидел, хватало, чтобы понятно: дальше будет хуже.
Олег ненадолго остановился, прокомментировал массовую истерику:
— Вижу, никто вас элементарному не учил! Мне стыдно за ваше невежество! Кунг-фу — не просто битье морд, это искусство!
После показательного выступления Олега мы под его руководством махали руками и ногами, пытаясь пробудить потоки ци, и все ощущали себя немного джедаями. Когда все наконец закончилось, я скрепя сердце отдал тысячу, думая, что за «тренировку» денег жалко, за цирк и минуты здорового смеха — нет.
В раздевалке меня обступили наши, я скрестил руки на уровне шеи и ответил:
— Клянусь, это в первый и последний раз. Не проверил его, поверил на слово, что он крутой каратист.
— Не, ну а че, было весело! — улыбнулся Ден.
Больше я Олега, естественно, не приглашал и пообещал себе внимательнее относиться к соискателям. А еще нужно сказать Каналье, что Олег — товарищ странный, и если он работает так же, как ведет кунг-фу, гнать его надо взашей.
Пять уроков в пятницу были как нельзя кстати: казалось бы, учимся на сорок пять минут меньше, а кажется, что выходных не три дня, а пять.
Что касается Бориного дня рождения, сегодня мы должны отпраздновать его на базе, вечером — дома, а завтра нас пригласила бабушка — ну как ей откажешь?
Продажу кофе я решил отложить на следующие выходные — зачем вхолостую кататься? И если эта неделя выдалась спокойной и следующая должна быть такой же, то последние дни перед новым годом будут более чем насыщенными: мне предстоит продать все акции «МММ» и купить землю в проезде Липовом. Мысли роились вокруг следующего понедельника, как грифы над издыхающим буйволом. Да что уж там, и над завтрашним кружились: сколько прибавят в цене акции? Снова семь тысяч? Да в следующий понедельник семь — за пару недель четырнадцать тысяч рублей с одной акции, купленной за 9300. А пятьдесят самых первых я успел приобрести вообще за 5350. Только бы с Мавроди все нормально было эти три недели!
Освободившись пораньше, я сделал то, что давно планировал, да руки не доходили: выписал на почте газету «Коммерсантъ» на год, там проскакивает толковая информация. Сам прочитаю — принесу на базу, пусть народ просвещается.
Отстояв очередь и оформив подписку, я побежал домой, поглядывая на тучи, грозящие разразиться дождем.
Мама, как обычно, хлопотала на кухне, слушая то ли «Мираж», то ли «Анонс». Музыканты предупреждали, что по городам гастролируют лже-«Анонсы»… После сводки запели высоким мужским голосом что-то про счастье.
— Как дела, ма? — спросил я, и мама вздрогнула, аж подпрыгнула на месте, приложила руку к груди.
— Напугал! Вася совсем заболел, температура тридцать девять, чай ему завариваю с чабрецом, который бабушка передала.
— Отец не доставал? — спросил я.
— Нет. Ушел — и с концами. — Помолчав немного, мама решила поделиться: — Боря стал вести себя странно, нервный какой-то, ты не заметил?
— Заметил, — подтвердил я. — Но очевидно же, что это из-за отца. Он волновался, что будет драка.
— С позавчера он такой странный.
— Наш Борис слишком впечатлительный, — успокоил ее я. — Уверен, вечером будет счастливым.
Почему-то мама не была со мной согласна. Она молча подошла к столу, открыла его ящик и достала оттуда очки с толстыми линзами.
— Как думаешь, зачем ему это?
— Спектакль на новый год. И вообще, рыться в чужих вещать — это… это дно, — пристыдил ее я.
Мама порозовела, обиделась и закрылась в кухне, а я вдруг понял, что она права: с Борей что-то не то. Он и правда стал скрытным и будто бы отдалился. Влюбился, что ли? Рисует портреты любимой снова и снова, и прячет от нас? Или рисует ее голой? Не удивлюсь, если это правда: возраст такой.
Ладно, потом разберусь. Сейчас — на базу, ждать Бориса, который строго-настрого запретил покупать деликатесы, хотел сделать все сам. Что ж, пусть учится. Купит хлеб, палку колбасы, «Юпи», и гуляй, рванина! Он же на фотоаппарат копит!
На базе играли в приставку Кабанов, который так ее и не выкупил, Ян и Памфилов. Илья дочитывал Стругацких и не обращал внимание на звуки.
Мне тоже захотелось поколотить грибы с помощью Марио, повыбивать из них денежку, и я занял очередь. Вскоре пришли Алиса с Гаечкой, которые презрели Борин запрет и принесли шарлотку. Игорь жадно на нее уставился и сглотнул слюну.
Минут через двадцать подоспела Лихолетова с огромным термосом.
— Там чай каркаде, — похвасталась она, водружая его на стол.
Димоны принесли маринованные грибы и ежевичное варенье. Последним явился Рамиль с букетом из чурчхелы, одну сразу же отдал Игорю, который не стал скромничать и сразу же схарчил ее.
— Ждем именинника, — объявила Гаечка и принялась ходить из угла в угол.
Алиса к ней присоединилась. Вскоре они в шутку боролись на матах, потому хлопок входной двери мы прослушали, а навьюченного Борю увидели, когда он вышел из темного коридора. Сумка через плечо, пакет на предплечье, в руках торт.
— Ты что, магазин ограбил? — пошутил Ден.
Мы с Ильей бросились ему помогать. Мне досталась сумка, в которой было килограммов десять, я поставил ее на стол, Илья прислонил к ней пакет, но он соскользнул, и оттуда выкатилась баночка красной икры.
Словно золотая монета, она соскочила на пол — слава богу, попала на мат и не разбилась — и перевернулась на крышку. Гаечка указала на нее пальцем, не веря глазам своим.
— Это то, что я думаю⁈
Боря схватил баночку, вытер ее о штанину и, раздуваясь от гордости, процитировал:
— Икра черная, икра красная. Извините, заморской баклажанной нет.
Он вытащил баночку черной икры из бокового кармана сумки. Расстегнул ее, и взору открылись колбасы трех видов, ветчина, сало, сыр, хлеб, упаковка дорогущего масла, импортный сок, кола и фанта.
— О-фи-геть! — нарушил воцарившуюся тишину Рамиль.
— Это не все! — лукаво прищурился братец. — Рассаживайтесь на диване! Сейчас будет сюрприз!
Лихолетова громогласно заявила:
— Так, народ. А поздравлять? — И запела так, что с потолка посыпалась штукатурка: — С днем рожденья тебя, с днем рожденья тебя…
Все подхватили, допели и принялись рассаживаться: девочки в середине дивана, парни сзади или по бокам. Неужели у Бори фотоаппарат? Но за какие деньги он его купил? Двести долларов он точно не мог собрать. Да и еды в сумке баксов на пятьдесят.
Из картонной коробки Борис извлек новенький «Полароид». Прицелился в нас:
— Чи-и-из!
Я выдавил из себя улыбку, позволяя ему сделать несколько счастливых кадров. Подождал, пока все насмотрятся на фотографии, которые выскакивали сразу же, дал ему время выгрузить продукты на стол, а когда девчонки начали нарезать бутерброды, взял брата за руку и прошептал:
— Отойдем. Поговорить надо.
Глаза Бори забегали, он побледнел — понял, о чем пойдет речь. Возле самого выхода я отпустил его и спросил ледяным тоном:
— Откуда у тебя столько денег?