Работы на моем участке было не просто много — немерено. Я очень недооценил масштаб катастрофы. Участок располагался под уклоном, что добавляло сложностей. Слой плодородной почвы, да, имелся. Но его смыло осадками на нижнюю часть земельного надела, и было его ровно на штык лопаты, а дальше начинался слоистый камень, который приходилось долбать то ломом, то киркой.
Сергей, как самый толковый из всех желающих строить мой дом, пока нанятый присматривать за шестью алтанбаевцами, стоящими на лопатах, бездельничать стеснялся и тоже долбал грунт. Зяма и армянин Хулио оказались слишком хилыми для такой работы, и им поручили увозить на тачке землю в овраг.
Вчера, в понедельник, приезжал кадастровый инженер, обозначил границы участка красной краской. Сегодня Каналья занимался мастерской, а я сам пришел на участок проконтролировать рабочий процесс и узнать, не надо ли чего. Оказалось, что нужны не только лопаты. Когда привез две кирки, два лома и запасные перчатки, процесс прошел бодрее.
Земляных работ было много: выкопать фундамент под забор на протяжение всего участка, а это много и долго, учитывая площадь. К тому же отсутствие соседей нет обязывало меня возвести забор по всему периметру.
Сейчас в моде были заборы из кирпича и дикого камня, бута, — не заборы, а трехметровые неприступные крепостные стены с битым стеклом и колючей проволокой поверху, типа враг не пройдет. На самом деле я не видел никаких сложностей, чтобы преодолеть такой. Можно, конечно, огородиться, замуровать в этот забор несколько тысяч долларов, вот только зачем? Я хотел деревянный забор, обработанный от гниения и покрашенный.
Сергей сперва тоже попытался меня отговорить, типа это прошлый век, но, когда я объяснил, что доски будут располагаться между колоннами из кирпича, и не вертикально, а горизонтально, он проникся и предложил доски не покрасить, а обжечь.
Что бы вы знали о прошлом веке!
Через тридцать лет такой забор, как я хочу, будет признаком достатка и хорошего вкуса, в то время как сейчас древесина не стоит ничего. Ее с радостью обменяют на солярку или продадут за три копейки. Тем более, доска супер-пупер качества мне не нужна. Чем больше будет пеньков и зазубрин, тем эстетичнее.
Что касается моей работы, то в воскресенье и субботу мы катались с отчимом, каждый заработал по пятьсот баксов. В понедельник Василий уехал торговать на «Волге», а мы с Канальей арендовали «Зил» у Завирюхина, благодарного мне по самые уши, поехали на мукомольный завод. Поскольку я рассматривал аренду грузовика на постоянку, то, чтобы не подставляться, уже на месте нанял другой грузовик на два часа, загрузил его мукой, которую в безопасном месте мы переложили в машину, принадлежащую ЖБИ. Вечером у меня в кармане было шестьсот шестьдесят баксов.
Не давал мне покоя интересующийся нами тип. Бухгалтерша говорила, что он в субботу лишь немного разминулся с нами. А так, без номера машины, поди найди концы. При желании, конечно, можно, но сложно. Особенно, если нас разрабатывают менты. К тому же работать мы планируем не каждый день — отследить будет сложно.
Сегодня, во вторник, я переключился на другой род деятельности: нужно было посмотреть, каков Сергей в деле и сумеет ли управиться с алтанбаевцами, которые, возможно, способны эволюционировать в полноценную строительную бригаду. Ну а между делом я планировал заскочить к Лялиной, передать ей ориентировку на педофила и номер его машины. Мне его сегодня Заславский написал, уж не знаю, как раздобыл, наверное, прижал к стенке мальчишку, которого упоминал. Что за Никифоров… вспомнить бы. Анны дома с большой вероятностью не будет, и я расскажу все Лике, а она передаст матери.
Я посмотрел на обливающихся потом парней. Можно было, конечно, нанять трактор, а потом ровнять ямы под фундамент вручную. Но, во-первых, то на то и выйдет по деньгам, во-вторых, хотелось приучать беспредельщиков к труду и делать из них людей. Каждому, включая Зяму, который возил землю на тачке в овраг, я обещал заплатить по две тысячи, Сергею — тоже. Невеликие деньги, но хоть что-то. Потом сумма будет расти.
Василий обещал разузнать, как провести электричество и телефон. Пообещал, что проблем не будет, ну. Может, пару столбов придется установить за свой счет, на лапу дать кому надо, чтоб провода выделили. Скважину, однозначно, придется бурить, а не копать, причем в ближайшее время. А еще неплохо бы приобрести контейнер для хранения инструментов и всего прочего.
Вот кажется, свой дом, приятные хлопоты…
Но так может сказать только тот, у кого никогда не было стройки, которую можно начать, а закончить нельзя. Но я надеюсь заехать в свой дом,светлый, просторный, уютный — у меня почти вся жизнь впереди.
Вот, толком ничего не сделал, а уже голова кругом. Казалось бы, мелочь: бетонные плиты, что я привез с завода, захватывают место, где должен идти забор. И что? Нанимать манипулятор, чтобы их перетащить? Или просто обойти это место до лучших времен?
Алтанбаевцы старались, махали кирками, отдыхали, сменяя друг друга. По очереди прикладывались к банке компота, которую я принес. По моей просьбе Наташка приготовила плов в огромном казане, и я принес его на обед.
Андрей ей позвонил один раз, сказал, что он жив, у него все в порядке и просил за него не переживать. Прошло четыре дня — и ни слуху, ни духу. Наташка совсем впала в ипохондрию и пропадала на рынке до темноты, потом ехала в театр, даже на тренировку к нам пару раз пришла — выплеснуть злость. Вчера на рынке был санитарный день, и она весь день маялась, ходила к Андрею, но позвонить в квартиру не решилась, просто издалека видела, что свет в его окне горит. Значит, он дома, просто не зовет ее к себе.
Скорее всего, окуклился, страдает, а потом как миленький прибежит. Если он так сделает, сам дам ему пинка под зад — за издевательство над моей сестрой, и плевать, что подзатыльник отправляет его в нокаут, сестра у меня одна. Натка злилась и страдала, разрывалась между «да пошел он» и «вернись, я все прощу», но с каждым днем была все ближе к первому варианту.
Отвлекшись от мыслей и увидев, что у Заславского капает пот прям каплями, я крикнул:
— Народ! Перерыв! Обед!
Алтанбаевцы бросили инструменты и рванули ко мне. Нет, не ко мне — потянулись к казану, источающему головокружительный аромат. Каждый получил по пластмассовой тарелке, а вот вилок таких не нашлось, пришлось обычные из дома тащить.
— Тяжело, блин, — пожаловался дистрофичный Понч, стянул перчатки и показал вздувшиеся на ладонях мозоли.
— У-у-у, — протянул Зяма, накладывая себе плов, — иди на тачку, кароч, заместо меня. Я это… кувалдой дыц-дыц.
— Хе, это кувалда тобой дыц-дыц, — пошутил Заславский, на фоне остальных мой одноклассник просто блистал интеллектом. — Ты ж рахит.
— Сам ты рахит, — проговорил Зяма без злости, просто чтобы сделать выпад в сторону обидчика.
Только Крючок продолжал долбить камень, как отбойный молоток, сопровождая каждый замах репликой:
— Рахиты! — Замах. — Зато! — Замах. — Прикиньте, как накачаемся! — Замах. — Нага охренеет.
— Жрать иди, — позвал его Алтанбаев. — А то твою шлюмку ветром носит.
— Меня зато не носит, гы-ы, ветром, как Понча.
Сергей наложил себе плов первым и поглядывал на парней с хитрым прищуром. Парни разобрали тарелки, уселись на корточки и прямо так принялись есть. Зяма ковырнул рис, постучал по куриной голени и вытаращил глаза.
— Пацаны, это ж мясо! Реально?
Я рассчитал так, чтобы каждому досталось по голени, и еще раздербанил туда спинку домашней курицы. Понч вытащил курятину, клац-клац зубами — и нет голени. Едва прожевав, он посмотрел на меня.
— Благодарю! Ты реально буржуй. — Он захрустел хрящами, потом поглотил рис и наложил себе добавки.
Н-да, они и правда голодают, прав Нага. Если задержатся на стройке, хоть откормятся. Только Игорек Заславский ел себе и ел, без огонька. А Крючок вообще не спешил, доминировал над остальными, показывая, какой он сильный. Когда Понч, хватаясь за набитый живот, пошел третий раз за добавкой, а армянин Хулио нырнул ложкой в казан второй раз, Крючок наконец лениво сказал:
— Народ, вы там все не сожрите! Мне чуть оставьте.
Наблюдая за ними, я думал о зумерах, никогда ни в чем не знавших нужды, но глубоко несчастных, задыхающихся от панических атак, страдающих от депрессии и всевозможных расстройств, фобий и авитаминозов, и сравнивал их с этими ребятами. Жалкая куриная голень в тарелке — уже счастье. Это они еще не знают, что у меня в рюкзаке пирожки с повидлом. А уж если им вещь какая перепала на халяву, пусть даже носки — счастье вдвойне. Они из тех детей, что до пяти лет думали, что их зовут Заткнись. Их родители сдают бутылки, воруют и нигде не работают. Соответственно, нет правильной модели поведения в обществе. До встречи со мной они были обречены на смерть от передоза, теперь же у них есть шанс адаптироваться.
Так вот, эти парни не страдают от депрессии. Такое впечатление, что они вообще не страдают, считают, что голод и нищета — это нормально, все так живут. Как я еще год назад считал, что, когда взрослая девушка спит на продавленном провонявшем едой диванчике в крохотной кухне — это нормально. Раскладываясь, диван занимает половину комнаты. И нормально, когда у тебя нет даже собственного письменного стола.
Что удивительно, мы, дети апокалипсиса, питавшиеся макаронами с хлебом и не знавшие БАДов, в сорок-пятьдесят лет оказались здоровее молодежи. Те, кто дожил, конечно. Хотя, если опираться на достижения науки недалекого будущего и вспомнить такую юную дисциплину, как эпигенетика, изучающую фенотипическую изменчивость более детально, то девяностые долго будут аукаться нашим внукам и правнукам. Потому что, не влияя на генотип, некоторые события и факторы, однако, вносят коррективы, которые будут просыпаться у потомков при том, что гены не меняются.
Интересно, если я это расскажу на биологии, когда мы будем проходить генетику, обвинят ли меня в ереси? Ведь в учебниках такого и подавно нет.
— Великая благодарность от нас всех, — сказал Алтанбаев, вымазывая хлебом тарелку. — Завтра надо приходить?
— Надо, — сказал я и подумал, что они были бы рады стараться просто за еду и чтобы потусоваться, силушке богатырской точку приложения найти.
Крючок схватился за лом, но я вскинул руку и объявил:
— Обеденный перерыв. Переваривайте. Питоньте.
Минут пять все молчали. Тишину нарушил Алтанбаев, обратившись ко мне:
— Март, так а че там черти заводские-то? Разобрались с ними?
Я кивнул.
— Да. Меня, можно сказать, подставили. Виновный наказан, недоразумение себя исчерпало. Заводские нас любить вряд ли станут, но на рожон лезть не будут.
Алтанбаев скривился и вроде как даже расстроился. Тогда я рассказал ему про педофила на «Жигулях», который охотится на мальчиков и девочек, и никто его не гоняет. Банда оживилась, парни сошлись во мнении, что негодяя надо лишить женилки и отправить на зону, где разговор с ним будет коротким и малоприятным. Пока они садисты-теоретики соревновались в жестокости, я задумался о том, что надо бы их откормить.
Попрошу маму, чтобы приготовила макароны по-флотски и привезла сюда, заплачу ей, потому что я не могу. Завтра мы с Канальей едем в поле на «Зилке» косить капусту, разведывать, где что можно купить по дешевке, ведь впереди у нас пять рабочих дней. Это шестьсот баксов ежедневно, итого три штуки. Каналья тоже хорошо заработает — и на мотоцикл себе, и на долю в бизнесе, то есть на половину участка.
На следующей неделе, скорее всего, карантин снимут, и пойду я протирать штаны, когда отчим отправился бороздить просторы и набивать карманы капустой единолично.
— На сколько дней тут работы? — спросил я у Сергея, взявшего в руки кирку.
— Года на два, если деньги будут, — без раздумий ответил Сергей и добавил: — Это минимум.
— Я имею в виду земляные работы.
— А… Четыре дня. Нет, скорее три, ребята у тебя больно резвые.
Я кивком предложил ему отойти и поинтересовался:
— Как думаете, они справятся, когда надо будет выставлять опалубку и вязать арматуру?
Сергей повернул голову в сторону сидящих на корточках парней.
— Трое точно смогут. Вон тот высокий, сильный и младший с горбатым носом.
Он имел в виду Алтанбаева, Крючка и прибившемуся к ним Игорька Заславского, который и на тренировки к Наге с ними за компанию радостью ходил. Хулио, Понч и особенно Зяма были слишком дистрофичными.
Будто прочтя мои мысли, Сергей добавил:
— Ничего, тощие сперва будут подсобниками. Потом, если у них руки из нужного места, может, малярке научу или еще чему-то, что попроще. Штукатурка, плитка — это все очень сложно и требует опыта и сноровки.
— Вы и штукатурить умеете? — закинул удочку я.
— Это моя страсть, — с готовностью ответил Сергей, и его интонации стали мечтательными. — Смотреть, как из ничего появляется красивое, потому я всегда делаю хорошо. Это может быть дороже, из-за чего возникают конфликты с заказчиками. Зато потом не стыдно. А так-то я по профессии шахтер, мы в Донецке жили. Потом жена умерла, теперь у меня молодая красавица… Что касается навыков, то тут многое от рук зависит, кривые или нет, и откуда растут.
Помолчав немного, он обвел рукой пустырь.
— Вот смотри, просто камни, деревце несчастное…
— Фисташку не трогать! — напомнил ему я. — Она краснокнижная и елкой пахнет, если лист сорвать. А еще на них любят стрекотать цикады.
— Надо же, фисташка… Растут же ведь, а я и не знал.
— Дикие. На них нет плодов, — ответил я.
— Ну вот, ничего на этой земле нет, а уже через полгода будет! И будет хорошее, раз это я строю.
— Вижу, человек вы грамотный, — сменил тему я. — Можно вам доверить стройку. Мне отлучиться надо, тут рядом родственники живут. Через час-полтора вернусь.
В рюкзаке, помимо пирожков для алтанбаевцев, были апельсины и бананы для Анны — апельсины, витамины! И упаковка дорогущих импортных витаминов для беременных.
Будем соседями с папашей. Рано или поздно он узнает про мой дом. Интересно, как отреагирует? Прошлому мне хотелось, чтобы он понял, что зря меня чморил, когда я вон какой крутой! Нынешний я желал одного: чтобы он не лез в нашу жизнь. Обиделся на нас из-за отчима — и хорошо.
К дому Лялиных я специально шел, а не ехал, чтобы узнать, сколько это займет времени. Оказалось, семь минут. Удивившись отсутствию алкашей у подъезда, я поднялся на второй этаж, постучал… Ожидаемо не дождался ответа и постучался к сводной сестре. Если и ее нет, зайду позже…
Но за дверью завозились, открыла всклокоченная красноглазая Лика и выпалила с порога:
— Мать в больнице.
Онемев, я вытаращил глаза.
— Рожает, — ответила она на незаданный вопрос.
— Ей разве не весной?
— Да хрен знает! По «скорой» увезли, ничего не говорят! И правда ведь рано! — Лика сделала брови домиком. — Это он, козлина, виноват! Если я узнаю, что он ее ударил… Он так на нее кричал, так кричал!
Я переступил порог, не разуваясь и не раздеваясь, и уточнил:
— Так, давай сначала. Срок у нее какой?
— Шестой месяц. С половиной. Ра-ано! Умрет ребеночек.
Я вдохнул, выдохнул, взвесил все «за» и «против» и сказал:
— Одевайся, едем в больницу. Не волнуйся раньше времени. Ей могли неправильно посчитать срок. Ну, ошибиться в датах, и ребенку может быть семь месяцев, а такие нормально выживают, если их выхаживать.
А чтобы выходили, нужны дорогие лекарства, нужно акушеркам, медсестрам и врачам пакеты с продуктами таскать. Ничего, на пару сотен баксов не обеднею. Это ж в некотором смысле мой сын или моя дочь — если бы не моя деятельность, Лялина не забеременела бы. А если б это и случилось, не решилась бы оставить малыша.
— Не волнуйся, выходим нашего брата, — уверил я Лялину и прикрикнул на нее: — Собирайся и погнали! Я только за мопедом сбегаю, он тут недалеко.
Друзья! В блоге раздача промокодов на книгу Ланцова. Следите за обновлениями