Неудачное утро задает тон наступающему дню — это я усвоил с детства. Вот если с утра дождь полощет, а ты пилишь на мопеде в черноту непроглядную, закутавшись в дождевик, а еще и холодище такой, что наверняка оледенение на дорогах, то невольно настраиваешься на напряг.
Ну почему мы не договорились встретиться возле мастерской? Хотя бы по серпантину оледеневшему ехать не надо было бы. Вот свалюсь сейчас, ногу сломаю — и все планы накроются.
Еще есть проблема — у меня на руках три миллиона. Один — оборотные средства, остальное — то, что заработал, и я никак не успеваю обменять их на доллары. Когда я просыпаюсь, мой валютчик еще спит, а когда возвращаюсь, его уже нет на месте. При этом курс все время меняется, и ежедневно я теряю десятки тысяч.
Надо как-то продумать маршрут, чтобы днем заскочить на рынок, обменять деньги и завезти их бабушке. А если оставить все как есть и не завозить, то надежно спрятать, например, в мопеде, но тогда нельзя ездить на нем. Есть еще вариант оставить деньги дома у Канальи, но тогда я снова буду терять из-за растущего доллара — раз. Два — дом не охраняется, а вдруг по закону подлости именно сегодня туда нагрянут воры?
Как же я надеялся, что Каналья ждет меня на повороте на Васильевку, но нет.
К счастью, мои опасения не подтвердились и дорога не оледенела, но это не помешало мне промокнуть. Хорошо сухие вещи взял.
В доме Канальи горел свет, я забежал во двор, постучал в окно, чтобы не смутить очередную его женщину, но он был один. Открыл, зевая и протирая глаза.
— Я готов!
— Не спеши, — вскинул руку я, — мне надо переодеться.
Пока сбрасывал промокшую одежду, думал одновременно о том, как не заболеть, и решал, что делать с деньгами. Все-таки рациональнее возить их с собой, спрятав в одежде, а в обед заехать на рынок к валютчику и обменять и лишь потом везти к бабушке. Да, так будет оптимально.
Стартовали мы, как и планировали, в полвосьмого. Полдороги я рассказывал о своих вчерашних приключениях, Каналья слушал, не перебивая. Только когда я закончил, он сказал:
— Женщины — змеи. Потому жениться я не собираюсь.
— А ты виртуозно играешь на флейте — так, что любая кобра замирает.
В девять были на мукомольном заводе. Помня о том, что нами интересовались неизвестные, я все сделал, как в прошлый раз: заехал на завод, чтобы проверить, все ли чисто. Обычно ко мне выбегали замдира и бухгалтерша, но сегодня их не было.
Подозревая неладное, я подъехал к админкорпусу, помаячил напротив окон Антона Петровича— безрезультатно. Наверное, совсем заболел и на больничный пошел, бухгалтерша тоже. Ничего, оформим сделку через других людей, путь-то уже обкатан.
Только где их найти, тех людей? Я вошел в здание, постучал в дверь замдира, зная, что напрасно, потом — в бухгалтерию, откуда выглянула замотанная в шерстяной платок кудрявая женщина в очках. Я изложил суть проблемы. Она сняла очки, потерла глаза и сказала:
— Антон Петрович ночью умер.
Я аж поперхнулся и воскликнул:
— Как⁈
Всегда раздражало, когда герои сериалов это выкрикивают, и теперь, вот, сам… Ну а как реагировать, если вчера был человек, а сегодня раз — и не стало.
— Воспаление легких, — прошептала она, и ее глаза увлажнились. — Марья Ильинична закашляла, так мы ее с работы домой отправили. Проклятый грипп! А ты, собственно, по какому вопросу?
— Мы у вас муку берем оптом, — сказал я дрогнувшим голосом.
Она еще сильнее замоталась в платок, заглянула в кабинет, крикнула:
— Девочки, я — оформлять покупку.
Пройдя половину коридора, бухгалтерша остановилась, вспомнила:
— Это вы оставляли прайс-лист со всякими плитками и кирпичами?
— Я.
— Ой. Тогда директор просил к нему зайти.
— Он сейчас у себя? — спросил я.
— Да, еще полчаса-час будет. Может, вы через него и оформите? — спросила она с надеждой и перекрестилась на дверь замдира, словно за ней был храм. — Так жалко, такой мужчина был хороший! Спокойный такой. Всегда пожалеет. Войдет в положение.
Тяжело вздохнув, она повела меня к директору. Потом спохватилась, посмотрела на меня удивленно. Я поднял руки.
— Понял, понял, для переговоров нужен взрослый… Кстати, никто подозрительный нами не интересовался?
— Да нет, — с уверенностью сказала бухгалтерша. — Я подожду, да, пока ты приведешь отца.
Так… выходит, директор заинтересовался бартерным обменом. Как жаль, что нет замдира, мы отлично друг друга поняли! А от нового человека непонятно, чего ожидать.
— Спасибо. Я быстро.
На мопеде я объехал двор, чтобы убедиться, что нет ловушки. Потом вырулил на дорогу, помахал Каналье, и через пять минут мы с ним стояли перед массивным директорским столом красного дерева.
В этом кабинете все было массивным: и шкаф, и дверь, и рамки многочисленных дипломов и благодарностей. Все, кроме самого директора. Было ощущение, что перед нами постаревший семиклассник: вытянутая грушевидная голова со светлыми редкими волосами, узкие плечики, крошечные ручки с короткими пальцами. Звали его Максимилиан Вениаминович Темрик-Заварзинский. Да, имя тоже было огромным.
Однако в общении он оказался приятным человеком. Я предложил снизить цену на муку для бартерного обмена, как это сделал Завирюхин, что, впрочем, говорил, замдиру, и попросил составить список, что и кому нужно. Оказалось, многие рабочие уже написали заявку, директор тоже, просто он ждет инженера, чтобы тот спроектировал новый ангар.
После этого, обсуждая детали будущего проекта с Канальей, директор сопроводил нас на склад, где мы купили муки на семьсот тысяч. Лучше сделать крюк и затариться еще и картошкой для ассортимента.
Неужели приметы не подействовали, и сегодня будет плодотворный рабочий день? Предложение продавать по окраинам нашего города Каналья принял. Мы ударили друг друга по ладони и поехали за картошкой. Я думал о том, будет ли у валютчика нужное количество долларов, и о том, как обрадуется Завирюхин, который пристроит зависший товар.
Потом мысли переметнулись на другое, меня стал волновать участок для мастерской и связанные с этим растраты. Но ничего, вот, три дня прошло — почти три миллиона у меня в кармане. Отчим выздоравливать не торопится…
Очень жалко Антона Петровича. Вот что помешало мне сделать ему внушение, чтобы срочно шел в больницу? Если бы сделал…
И вдруг прогремел взрыв. Мы как раз входили в поворот, машина дала крен, пошла юзом. Колесо! Выматерившись, Каналья ударил по тормозам и вцепился в руль, пытаясь выровнять грузовик, потому что если он не справится, мы влетим в кювет и перевернемся. И накроются медным тазом мои семьсот вложенных штук! И грузовик накроется — придется Алексеичу неустойку выплачивать.
Скрежеща и стеная, «КАМАЗ» все-таки остановился. Завоняло горелыми, в боковое зеркало я увидел, как из-под нашей машины валит дым. Тяжело дыша, Каналья уперся лбом в руль и замер. Я поймал себя на том, что не могу расцепить пальцы, вцепившиеся в ручку дверцы.
— Мы горим! — хрипнул я — язык вмиг превратился в кусок наждачки.
— Говорил же — резину пора менять, — отозвался Каналья.
Нащупав огнетушитель под сиденьем, он побежал тушить пожар. Вонь стала невыносимой, и я тоже вылез. Задние колеса не то чтобы полыхали, но были близки к этому. Бешено матерясь, Каналья заливал их из огнетушителя, приговаривая:
— Говорил же… нельзя тянуть с ремонтом. Сука, чуть не сдохли!
Что там произошло, я не понимал из-за того, что не был авторемонтником. Подождав, пока Каналья закончит тушение, я спросил у него:
— Что случилось?
Алексей ответил матерным словом, означающим, что наши сегодняшние приключения закончились.
— Это как посмотреть, — сказал я. — Могли бы сейчас в кювете валяться со сломанными шеями. Ну и если бы машину угробили, приятного мало. Могли раздавить легковушку, если бы она ехала навстречу. А что с машиной? Чего все загорелось?
— Подшипник в ступице заклинило, и задняя ось не крутилась, колеса терлись об асфальт. Если бы резина была нормальной, мы почувствовали бы гарь прежде, чем взорвалось колесо. Короче, автобус дальше не идет.
Он сел прямо на щебенку обочины и сжал голову.
— Застряли мы, короче. Нужен эвакуатор. А поди его найди в этой дыре. Что будем делать с товаром? Бросать его нельзя — растащат. День пропал, а то и два.
— Фига с два! — воскликнул я. — Это не единственный грузовик на земле.
— Не понял, — мотнул головой Каналья.
— Наш друг Завирюхин располагает несколькими грузовиками. Мы оттарабаним этот «КАМАЗ» на ремонт, позвоним другу нашему Завирюхину и арендуем у него машину. Перегрузим туда товар — и вперед.
— Так машину разберут на запчасти местные, если оставить без присмотра.
— Я нахожу грузовик дистанционно, это решаемо, и еду торговать, а ты ждешь эвакуатор, который тоже нахожу я. Не переживай, свои деньги ты получишь.
— Какие деньги, когда еще ничего не заработано⁈ — невесело усмехнулся он.
— Пока не заработано. Помоги-ка мне вытащить мопед. Мы ж недалеко от завода уехали, километров десять. Вот вернусь, попрошу о помощи, может, выделят нам грузовик. Если нет, позвоню Завирюхину, обрадую его открывшейся перспективой. Этот точно на радостях пришлет какой-то транспорт.
Каналья потер бровь, задумался. Спустя минуту кивнул.
— Должно получиться. А мне, выходит, тут ждать? И кто знает, что там за водитель приедет. Вдруг поймет, что у тебя деньги, и… Хорошо, если просто отнимет.
Раз день начался хреново, неприятности будут продолжаться.
— Такое возможно, но маловероятно. Свидетелей же куча. Поболтаю с водителем, расскажу, какой у меня отец знаменитый милиционер. Это всегда работает.
Заодно отработаю схему «торговля без Василия».
Мы спустили мопед на землю, и я сто раз пожалел, что не оставил деньги у Канальи. Переложил в рюкзак два миллиона — если кто наедет, то скорее на Каналью, что с подростка возьмешь? Так что буду я переживать о том, что мой рюкзак золотой. Скорее бы банковская система развилась настолько, чтобы я мог арендовать ячейку. Но, чую, я быстрее дом построю.
Спасибо, дождь не полощет. Здесь его вообще не было, а фиолетовые тучи висели над горами вдалеке.
Через двадцать минут я прибыл на мукомольный заводе и побежал прямиком к директору делиться своей неприятностью. К счастью, он еще был на месте, но оказалось, что у предприятия имеется только две машины: «Зил»-муковоз и «Зил»-самосвал, который сегодня нужен, и перенести грузоперевозку никак.
Первая неудача меня не остановила. Я выпросил звонок Завирюхину, уточнил, готов ли он менять изделия на муку. Потом сказал, что завтра мукомольный сформирует заявку, которую мы проведем через нашу фирму. Тот с радостью согласился, и тогда я перешел ближе к теме, запросил грузовик в аренду. Директор заломил полтинник за «Зил»-самосвал. Но я больше потеряю, если товар будет простаивать. Что такое эти 50000? Грубо говоря, восемь мешков муки.
Мы обговорили условия: 50000 + заправка, время работы с десяти до восьми вечера. Маршрут обговаривается на месте, остановки — по моему требованию. И еще необходим брезент, чтобы накрыть мешки — на случай, если пойдет дождь.
Плюс ко всему Завирюхин пообещал найти эвакуатор для нашего «КАМАЗа», но следовало постоянно ему звонить, уточнять, что и как. Это было решаемо. Грузовику из нашего города сюда ехать часа два. За это время я объеду село, где мы сломались, найду телефонную будку и оккупирую ее.
Еще следовало бы сообщить о поломке отчиму, но я решил рассказать ему о проблеме, когда она уже будет решена — чтобы он не психовал попусту.
Я назвал адрес, куда надо подъехать для погрузки, мы дистанционно пожали друг другу руки, и я вышел во двор, увидел там директора, окруженного сотрудниками. Оседлал мопед, выехал с территории и заметил между двумя «КАМАЗами», стоящими в очереди, серую тонированную «девятку». Интересно, это та же, на которой приезжал тайный недруг, или другая? Кто теперь мне расскажет о том, что под нас копают?
Антон Петрович так волновался, что некому будет кормить семью — и вот, некому.
Эх, Антон Петрович! Эх я, почему же я не внушил ему, чтобы он шел на больничный? Все-таки дурацкие приметы не обманули. И вроде бы логики в них нет, но почему они всегда срабатывают?
Исчезнув из поля зрения пассажиров «девятки», я свернул за зерновоз, спрятался, ожидая, что неизвестные будут меня преследовать — они наверняка уже выяснили, что, кроме водителя грузовика, за мукой приезжает парень на мопеде — но никто за мной не погнался.
Выждав минут пять, я поехал дальше, поглядывая по сторонам. Никого. Или в этот раз пронесло, или приехала другая «девятка». Надо хорошенько подумать, как дальше взаимодействовать с мукомольным заводом, чтобы поменьше рисковать.
Грузовик так и стоял за поворотом, будто бы чуть присев. Это ж во сколько мне выльется ремонт? Увидев меня, из кузова вылез Каналья, достал сигарету из пачки и спросил:
— Как успехи?
— Грузовик для муки едет, эвакуатор ищут.
— Баксов на сто полиняешь, — сделал заключение Каналья.
— Больше, — сказал я. — Еще резину менять, которая стоит дурных денег, и расходники.
— И вулканизацию не сделаешь, не сэкономишь — колеса в хлам, — вздохнул Каналья. — Одно так вообще, а в этих, видишь, корд совсем вылез и оплавился.
— Сколько стоит резина? — спросил я.
— От пятидесяти баксов.
— Ну, это подъемно, все равно буду не в убытке.
— Ты не перестаешь меня удивлять. — Каналья закурил и выпустил дым в небо. — Завтра, как понимаю, мне нужно крутить гайки машине, а потом отчим будет на ней кататься? Накрылся заработок.
— Почему же? — попытался его обнадежить я. — Когда «КАМАЗ» будет у напарника отчима, мы возьмем в аренду грузовик у того же Завирюхина — так же, как я сейчас — и в поле!
Похоже, накрылись мои сегодняшние планы обменять рубли на доллары. Что ж, сделаю это завтра. Итак, предстоящие сегодняшние расходы: 150 000 Каналье, как и договаривались. Не его вина, что грузовик сломался. 50 000 — аренда «Зилка», 100 000 — ремонт «КАМАЗа». Итого 300 000. Тьфу ты, еще ж эвакуатор в районе полтинника! Кто-то на эти деньги год живет, а я за день спущу. Но деваться некуда, заработаю столько же и все равно в минус не уйду.
Если бы на месте Канальи оказался отчим, он, наверное, все патлы на голове вырвал бы… Если бы выжил — не факт, что он справился бы с управлением и не угробил бы себя и машину.
Пока Каналья ждал, я решил не терять времени и, пока искал телефонную будку, проехался с громкоговорителем, встретил двоих пожилых женщин, рассказал, что у нас мука, объяснил, где нас искать, и покатил себе дальше, звонить Завирюхину насчет эвакуатора.
Выяснилось, что «Зил» и эвакуатор уже выехали.
Прекрасно!
Неужели день исчерпал запас пакостей? Не верилось, и я интуитивно ждал подставы.
Например, что бандиты, которые нас пасут, хлопнут Каналью прямо сейчас, когда невозможно уехать. А поскольку денег у него нет, обольют машину бензином и…
Подтверждая мои догадки, я издали заметил возле грузовика две машины, сбавил скорость. Все деньги у меня, рисковать я не имею права. Правильнее понаблюдать со стороны.
Народ столпился вокруг кузова, было там пять мужчин. Или это не грабители, а местные сбежались покупать муку? Да! Так и есть: Каналья выгружает мешки. Ну, хоть транспортировку окупим.
Пока ждали грузовик, продали пятнадцать мешков. Осталось восемьдесят пять. Как чувствовал, что сегодня нужно купить поменьше товара.
В одиннадцать к нам подъехал бело-голубой «Зилок». Первым делом я заглянул в кузов, увидел нам брезент, и лишь потом поднял голову, силясь разглядеть водителя за стеклом. Вскоре он вылез. Это был мужичок лет шестидесяти, с меня ростом, жилистый и верткий, длиннорукий и совершенно седой, с темной кожей, будто он недавно с курорта вернулся.
Поплывшие татуировки на пальцах мне совершенно не понравились, стальные зубы — тоже. Мы с Канальей переглянулись.
Мужичок, игнорируя меня, пожал руку Каналье, представился:
— Юрий Савельевич.
— Очень приятно, — улыбнулся Каналья той улыбкой, которой он одаривает женщин всех возрастов. — Вы так быстро доехали, спасибо. Я на минутку отойду — надо сыну дать указания.
Он кивком предложил мне отойти.
— Планы меняются? — предположил Каналья. — Ты сможешь проследить за погрузкой и транспортировкой машины? Я поторгую, заработаю зарплату. Так будет справедливо, платишь-то ты несоразмерно усилиям. А мужик уж больно подозрительный, похож на сидельца со стажем.
— Именно, — кивнул я и уточнил: — Машину везти в нашу мастерскую?
— Да, будет мне работа на следующий день. Потом встречаемся где?
— Давай в Васильевке, — предложил я. — Надо бабушку проведать. Деньги за аренду у тебя есть. Остальное светить не хочу. Сочтемся вечером!
Мы отправились перегружать мешки в «Зилок», а мне подумалось, как же здорово, что у меня есть Каналья! Единственный взрослый, которому можно доверять. Он был тем самым отцом, которого мне всю жизнь не хватало.