В понедельник будильник затрещал в четыре ночи. Или утра? В общем, вчера отчим сказал, что похороны Андрюши в понедельник вечером, а значит, у нас с Канальей есть всего один день, и надо использовать его по максимуму, то есть и заработать, и провернуть бартерную сделку с Завирюхиным. Потому что материально не заинтересованный в этой сделке отчим может не захотеть напрягаться с ЖБИ и всячески тянуть резину.
Если рассматривать реальность как нечто материальное, то можно сказать, что весь день я сеял семена, а теперь проснулся пожинать всходы. Если составить список вчерашних заделов, он будет довольно длинным, и некоторые уже принесли результаты, пусть и промежуточные.
Например, я позвонил в Москву Алексу-мажору. Парень сказал, что мониторит «Газпром» и, как только там будет планироваться приватизация, мне сразу об этом сообщит. Также он похвастался, что семья переехала в новый дом, и с друзьями он стал реже видеться. Поддержание порядка в районе — теперь зона ответственности Олега, сына мента.
Ему я позвонил вторым, но дома его не застал, как и азиата Егора. Застал только Лекса-крепыша, который сначала меня не узнал, а потом так обрадовался моему звонку, что болтал минут десять, пока нас не разъединили. Жаловался на то, что маме второй месяц задерживают зарплату, на директорскую не забалуешь, и, если дальше так пойдет, придется ему второй месяц провести без моря. Еще он жаловался на Алекса, что достаток совсем его испортил, и он отдалился и даже на звонки не отвечает. Буржуй, одним словом. Пожаловавшись, он снова вернулся к мечтам о море, стал вспоминать, как хорошо в Пицунде, но ее теперь долго не видать. Также он завидовал мне, потому что я на море живу, и, будь он постарше, приехал бы ко мне в гости, а так родители его не отпустят, да и готовиться к поступлению надо.
Я слушал его и понимал, как же мне и правда повезло родиться! Да, Москва — город возможностей. Но разве заменят они купание в фосфоресцирующем море и ныряние за крабами? Весенний жор ставриды? Апрельские дни, наполненные солнцем и предвкушением лета? Розовые мартовские магнолии… февральское цветение миндаля… Список можно продолжать бесконечно.
И мне было безумно жаль паренька, так влюбленного в море и вынужденного от него отказаться. И вообще, в нашей стране преступно много людей, которые никогда не видели и не увидят море. Даже как-то неудобно стало за то, что я порой забываю, что оно есть, а человек, вон, мечтает…
Для нас это будни. В сентябре уроки отсидели — и в море плюх! Благо школа в пяти минутах ходьбы от дикого пляжа, и из окна школьного коридора на втором этаже его видно…
И тут меня осенило. Школа, море… Столовая! Да это же готовый санаторий, если маленькую перестановку мебели! У меня есть знакомый директор, отец Лекса-крепыша — тоже директор… Это, блин, просто эврика! Аж сердце зачастило во время разговора, но преждевременно ничего обещать я Лексу не стал, прежде нужно дрэка обработать. Это ж сколько можно осчастливить детей из небогатых семей! Тех, кто, как и Лекс, отчаялись увидеть море!
Так, при первой же возможности предложу дрэку схему, которая его наверняка заинтересует, поможет и денег заработать, и для школы что-нибудь купить.
Позвонив еще и Чуме и выслушав, как ему тяжело, я поехал за проектом дома и сметой, которую собирался сперва обсудить с Канальей, а после согласовать с Завирюхиным, потому что список получался длинным. К тому же наметилась покупка участка под автомастерскую, там тоже понадобятся железобетонные блоки для строительства нескольких ангаров. И шифер понадобится, и бетон. И арматура, как, в принципе, и мне. Но это уже мелочи, которые мы обсудим в понедельник утром. Остановимся где-нибудь в поселке, и я наберу Завирюхина из телефонной будки.
После встречи с проектировщиком, я на центральном рынке накупил продуктов, полезных для беременных, и отправился проведать Анну Лялину. По бывшей жене помню, как она страдала от перепадов настроения, все время зябла и не могла поднять гемоглобин, хотя ела говяжью печень, куриные сердечки и мидии. С морепродуктами сейчас беда, а вот на печень и зелень я раскошелился — побалую братишку микроэлементами. Ну, или сестру. С отцом, который считал нас предателями и вообще пропал, пересекаться не хотелось, но этого было не избежать.
К счастью, дома его не оказалось. Как сказала заметно округлившаяся Анна, он ушел с коллегами на охоту на кабана. Я рассказал ей о недавнем наезде и неуклюжей попытке убийства и попросил через ментовские каналы выяснить причину этого, но так, чтобы отец не знал. Оставил ориентировки на подозреваемых, сказал, что мачеха замечательно выглядит.
Вместо того, чтобы засмущаться, отреагировать хоть как-то, Лялина сухо, будто отчет сдавала, отчиталась, что беременность, хотя и поздняя, протекает нормально, ребенок должен родиться в конце апреля-начале мая. Я мысленно отмотал месяцы назад и понял, что она на пятом, посмотрел на ее огромный живот и засомневался, что врачи правильно все посчитали — живот был огромным, не как у бывшей, причем увеличился он как-то очень быстро. Вроде три недели назад был едва заметным… Оп — и передо мной человек-дирижабль. Другая на ее месте переживала бы, что ребенок родится с отклонениями, но Анна была слишком спокойной, а может, просто прятала страхи глубоко в душе. Так глубоко прятала, что и не распознаешь, что они есть.
Если бы жила в будущем, она уже знала бы, кто у нее родится, мальчик или девочка.
Потом я заглянул к Лике, тоже с подарками, но сводной сестры на месте не было, и о погоде в доме мне никто не рассказал.
Возвращаясь домой, я думал, что мне бы расстроиться, что отец отрекся от нас, но… Но какое же это облегчение! Даже отчим, въедливый, как секрет клопа-вонючки, не был таким непереносимым.
Машину отчим пригнал вчера в одиннадцать вечера. Часом ранее Каналья приехал ночевать на базу, потому что ему не на чем было доехать из Васильевки посреди ночи, а за руль «КАМАЗа» надо было в пять, чтобы к шести успеть за соляркой.
Чтобы не потревожить Бориса, который слег то ли с простудой, то ли с гриппом, я вытащил из-под подушки набитый деньгами рюкзак, выскользнул на кухню, где на диванчике лежали заранее приготовленные вещи. Перекусывал я, даже не садясь за стол.
В дороге наверняка захочется есть, потому я сделал пару бутербродов, взял четыре яйца, загодя отваренные вкрутую. Поскольку Каналье негде завтракать, я заварил ему кофе, разболтал с сахаром и добавил молока. Поглядывая в окно, где стоял «КАМАЗ» и должен был появиться Каналья, я жарил гренки, чтобы положить на них сыр, колбасу, и напарник мог перекусить.
А вон и он, едва заметный в темноте — светлая тень на фоне темной туши машины. Закончив с гренками и не найдя пакета, я завернул их в газету, прихватил кофе и побежал в промозглую темноту навстречу приключениям. Заметив меня, Каналья помахал рукой, запрокинул голову, глядя на погасшее окно в кухне, отчитался:
— Доверенность не забыл, спал хорошо… О-о, спасибо! — Он взял из моих рук кофе, поднес чашку к лицу, жадно вдохнул аромат, достал гренку с колбасой. — М-м-м! Горячая!
И тут же ее съел. Следом расправился с другой гренкой, с сыром.
— Ну что, какой план? — спросил он, потирая руки. — Что там с ЖБИ? Появилась ясность?
Я отдал ему ключ от машины, говоря:
— Да какая ясность? Воскресенье же. Никто к телефону не подходит. А домашнего номера директора нет, я с ним одним из первых разговаривал, не догадался взять. Наверное, он уже забыл про нас, думал, что мы ему наобещали с три короба и пропали.
— Так и солярка может не понадобиться? — задал резонный вопрос Каналья. — Вдруг нас пошлют на том заводе? А ты деньги вложишь.
Когда о таком рассуждал Василий, в его голосе звучала паника. Каналья же спрашивал с интересом, пытаясь рассмотреть ситуацию с разных сторон. Позавтракав, он обошел машину, отмечая, что резина лысая.
— Деньги ненадолго заморожу — и все, — ответил я. — Тем более солярку мне продали по старой цене. По идее, она уже должна подорожать. Солярка нужна всем. Завирюхин откажется — кто-то другой купит. Но мне кажется, ему деваться некуда, у него куча товара зависла. Часть возьмет топливом, часть — деньгами.
— Ясно. — Алексей крутнул связку ключей на пальце. — Погнали?
— Твои — сто пятьдесят баксов, — напомнил я.
Каналья, который уже развернулся к машине, готовый лезть в кабину, сдал назад, посмотрел на меня, как на умалишенного, и спросил:
— Зачем ты это делаешь? Мог бы нанять водилу за двадцатку, а ты мне сотку, по сути, даришь. Нафига?
Мне просто хотелось ему помочь. Хотелось иметь полноправного партнера, а не зависимого человека, лишенного инициативы.
— Потому что я тебе доверяю. Только тебе, — честно ответил я, глядя в его глаза.
В кабине Каналья огляделся, почесал шевелюру.
— Странно. Ни одной голой бабы.
— Так и у тебя в гараже нет их, — улыбнулся я.
Заревел мотор, Каналье пришлось повышать голос, чтобы перекрыть шум:
— Олег приносил. Космонавт космонавтом, а сиськи любит. Но не прижились, с собой забрал, когда я его уволил. — Он на секунду задумался и расхохотался. — Не сиськи прижились — плакаты.
Боря оценил бы шутку и покатился бы со смеху. Я прежний, наверное, тоже.
Я повторил адрес, и мы поехали за соляркой, а по дороге я взахлеб рассказывал про свой будущий дом, и у Алексея тоже начинали гореть глаза.
В прошлый раз мы с отчимом, разместив бочки на пленке, солярку просто слили. Теперь же нам предстояло разгрузить машину, и мне было интересно, какое решение найдет Каналья, но главное, как потом бочки по двести литров он затащит назад. Мне виделась картина типа «Бурлаков на Волге»: деревянные лаги, тросы. Мы стоим в кузове и тихонько сгружаем бочку за бочкой на тросах по лагам.
На перелив солярки насосом у Рината снова ушел час. Уехали мы в начале седьмого. К семи были в гараже, где нас ждал помолодевший отъевшийся Алишер. Разгружали машину так, как я и полагал: с помощью досок и тросов, узбек здорово помог, хотя и сами справились бы.
Двадцать минут — и мы выдвинулись на мукомольный завод. В идеале следовало бы найти новых поставщиков, как это сделал отчим, но было некогда. Позвонить Завирюхину я рассчитывал с мукомольного завода — вряд ли замдиректора мне откажет — надеялся по-быстрому договориться об обмене стройматериалов на солярку и доставке на мой участок блоков, колец для септика, межэтажных перекрытий. Все, что помельче, везти туда бессмысленно — растащат.
Сразу строить я ничего не планирую, прежде надо залить фундамент, и чтобы он месяц стоял. Так считал я-взрослый, который думал, что разбирается в строительстве. Но вроде существовали разные мнения на этот счет.
— Сколько должен стоять фундамент? — нарушил тишину я. — Как считаешь?
— Пару месяцев, — ответил Каналья, не задумываясь. — Он может усадку дать, а у тебя дом большой планируется. Но некоторые деятели считают, что недели достаточно.
— Я тоже считаю, что не меньше месяца… О, приближаемся к посту ГАИ. Готовься.
Каналья игриво прищурился и выдал:
— Спорим, нас не остановят? Я знаю заклинание от них.
С серьезным лицом он скрутил кукиш, устремил в сторону приближающегося поста ГАИ, но не в стекло, конечно, и зашептал:
— Чур меня, чур меня, чур меня!
Молодой и не сильно отожравшийся гаишник заинтересовался нами, но потом вдруг резко отвернулся. Каналья улыбнулся во весь рот.
— Видишь? Работает. Потому что чур — это черт!
Я косился на него и пытался понять, он серьезно или шутит. После отчима с его Даромирой было бы обидно проститься с адекватностью Канальи. Время такое, что шиза и сектанты косят наши ряды только так.
Каналья решил надо мной не издеваться, достал табличку, прислоненную к стеклу, где большими буквами было написано: «Пустой».
— Вот настоящее заклинание и оберег. Обычно гаишники верят и предпочитают не тратить время. А если остановил пустого без таблички, то докопаться до чего-нибудь — дело чести.
— Фу-ух. Я уж подумал, что ты посидел на месте Василия, подышал анальной чакрой по совету Олега — заразился информационным вирусом.
Алексей заразительно рассмеялся.
Оберег «Пустой» работал безотказно, и гаишники, дислоцирующиеся возле поворота в Воронов гай, которые в прошлый раз пытались выпотрошить отчима, нас не тронули.
На мукомольный мы приехали без десяти девять. И здесь табличка сработала волшебным образом, дальнобойщики не предъявляли претензии, что мы лезем без очереди. Ясно же — на погрузку едет счастливый человек.
С замдиром мы предварительно созвонились в субботу, но новую цену муки он мне не озвучивал, сказал, что сам еще не знает, что и по чем будет в понедельник.
Как и в прошлый раз, он вышел к нам навстречу, но остановился поодаль, покашлял в шарф и прохрипел:
— Простите, болею. Не подходите, не дай бог заражу. Грипп сезонный, чтоб его! — Антон Петрович покосился на Каналью и продолжил: — Жена слегла, обе дочери слегли. А мне нельзя, мне — семью кормить.
— По чем белый порошок? — спроси Каналья, у него было игривое настроение, и он сыпал шутками.
— Подорожала, уже сто сорок. — Замдир виновато развел руками и добавил: — Вы курс доллара видели?
— Сто сорок долларов за порошок? — Каналья мне подмигнул. — Хорошая цена, берем! Берем же? — Он посмотрел на меня.
— Десять тонн, — сказал я, ударил по жабьим лапкам, что тянутся к горлу.
Каналья присвистнул, мысленно все пересчитал.
— Двести восемьдесят мешков! А успеем продать?
— Успеем, — сказал я по возможности уверенно.
— А кто расписываться будет? — спросил замдир растерянно.
Мы с Канальей переглянулись, и он предложил:
— Могу я, если вы покажете, как и где.
— Хорошо, — кивнул замдир. — И печать вашу возьмите.
— В бардачке, — сказал я.
Замдир подошел бочком и прошептал, закрывая рот шарфом:
— Тут тип подозрительный приезжал, вами интересовался. Все вынюхивал, расспрашивал. Вы поосторожнее, хорошо?
— Что его интересовало? — насторожился я.
— Кто такие, откуда, как часто приезжаете. Я сказал, залетные какие-то, неделю уже нет их. Сам он не представился, зараза. Я сказал, что новые русские какие-то. Фирма «Валекс», как на печати. На «девятке» серой приезжал. Номер не записал.
— Очень интересно, — проворчал я.
— На бандита вроде не похож, худой такой, длинный, лет сорока на вид.
— Спасибо, — кивнул я. — Постараемся быть осторожными.
Кто это, интересно? И чего ему от нас надо? Уж вряд ли муки.
— Этого только не хватало, — сказал Каналья. — Где-то вы здорово засветились, и наше предприятие может быть опасным.
— Узнаете, что это за человек? — попросил я Антона Петровича.
— Очень постараюсь.
Я был уверен, замдир не обманывает, потому что платящих клиентов у них единицы, мы на вес золота, и он сделает все, чтобы нас не потерять.
К нам вышла бухгалтерша, жестом поманила за собой, и Каналья, взяв печать из бардачка, последовал за женщиной, я топал рядом с ним, потому что деньги-то были у меня, и думал, успеем ли мы за сегодня продать десять тонн, это миллион четыреста! Тысяча баксов!
Помимо муки, я купил десять мешков отрубей — бабушку порадовать. Ну а один мешок я рассчитывал распотрошить и разделить: часть маме, часть — Лидии, бабушке, а что останется — голодающим гопникам. Похоже, трое из них, включая Зяму, и правда голодали. Хотя толку с той муки, когда родители алкаши?
Еще и мужик этот любопытный. Кто он и насколько опасен? Только все получаться стало, только мы расслабились — и здравствуйте, дергайся теперь, думай, что тебя в любой момент бомбанут. Нужно будет тайник сделать в кабине, а при себе держать тысяч триста. Если будет меньше, не поверят, что это все, будут еще деньги искать.
Рассчитавшись, я обратился к бухгалтерше, как только она пересчитала деньги.
— Извините, а можно где-нибудь от вас позвонить, пока идет погрузка? Чтобы беседа была по максимуму приватной?
— Идем к Антону Петровичу, — предложила она и повела меня в кабинет, где замдир сеял вирус.
Впрочем, у меня дома свой гриппозник, если я заражусь, то от Бори.
Замдир уступил мне место за столом, я открыл ежедневник и набрал Завирюхина. Сначала он меня не узнал. А когда понял, кто это, наверное, он счастья по кабинету запрыгал.
Я зачитал ему список необходимого для строительства дома, он пообещал в ближайшее время все посчитать и, если мы сможем, принять нас сегодня, до шести вечера. А когда услышал, что часть стройматериалов я могу оплатить наличными, время сдвинулось до девяти и сразу же нашлись свободные манипуляторы для погрузки и транспортировки.
Теперь дело за малым: не дать себя ограбить, когда нами уже начали интересоваться неизвестные. А денег-то будет почти три миллиона — и заработанное, и то, что мы вложили в товар.
В такие моменты я почти физически начинаю ощущать газовый пистолет в кармане. В армянскую деревню мы точно не поедем. Мы поедем в другую сторону.