Василий тоже увидел маму, идущую по дороге, и «КАМАЗ» остановился. Я пропустил маму к отчиму, а сам устроился возле дверцы. Мама расквохталась:
— Васенька, ты как, мой хороший? — Она приложила руку к его лбу.
От неожиданности отчим шарахнулся и посмотрел как-то дико.
— Ты чего? Не мешай рулить!
— Хорошо, — озвучила свои ощущения мама. — Лоб холодный. Температура если есть, то не высокая. Сбивал ее, да?
Она зашуршала пакетом, достала оттуда бутылочку из-под кока-колы, вытащила пробку и протянула ему.
— Выпей. Листья смородины, земляники, малины. Плюс малиновое варенье и отвар шиповника — отлично при простуде. Боре помогло!
— Остановимся — выпью, — отмахнулся он и гаркнул: — Оля! Ты хочешь, шобы мы разбились⁈ Дай ехать!
— Так ты принимал таблетку? Температуру сбивал? — не унималась мама, ерзала на сиденье, заглядывала отчиму в глаза, которые становились все краснее и краснее, но он держался, не рычал на нее, пусть и очень хотелось.
— Полчаса назад, — процедил он, не отрываясь от дороги, притормозил возле пешеходного перехода, пропуская женщину с ребенком, и обратился ко мне: — Паш, тебе на этой остановке или на следующей?
— На следующей, — ответил я, вцепившись в ручку дверцы.
Ладонь вспотела, выступила испарина, сердце колотилось, я часто дышал. Взрослый я уговаривал, что все хорошо, все в порядке, и не надо нервничать: меня поддерживают друзья, злодей захвачен, и скоро я узнаю, кто за этим всем стоит, а то уже голова распухла от предположений!
Наконец мы прибыли на место. Остановка находилась возле двухэтажной сталинки, а сразу через дорогу, метрах в ста пятидесяти от нее, стоял тот самый разваленный дом, где ночевали беспризорники. Дальше справа и слева от дороги, ведущей к морю, находились огороженные уродливыми заборами лодочные станции.
Поскольку звонок Беса и правда мог быть подставой, сразу к бродяжкам в гости я не собирался. Мне нужно было пройти через пустырь еще метров триста, к памятнику защитникам города и музею, ныне закрытому, где должна собраться моя группа поддержки.
А вдруг никто не приедет, только Илья? Вдруг и правда меня будет поджидать толпа отморозков? Вдруг Боря что-то неправильно понял, неправильно сказал, и Хмыря на самом деле не поймали или, того хуже, поймали и отпустили? Если так, то начнется война район на район.
Как я ни старался не думать, мысли все равно одолевали и выматывали.
На подъезде к остановке я собрался попросить отчима, чтобы он высадил меня чуть дальше, там, где заканчивается забор лодочной станции. Но уже стемнело, там был пустырь, где то насилуют кого-то, то трупы находят, я решил не нервировать маму, вышел на остановке. Юркнув во двор сталинки, обошел опасное место и направился на тот самый стремный пустырь, откуда в сгущающейся темноте памятник видно не было. Соответственно, я не знал, собралась ли группа поддержки, и в каком количестве.
Потому, воровато оглядевшись и сунув руку в карман, где лежала маленькая газовая «Перфекта», которая однажды меня уже выручила, я зашагал к памятнику.
С моря дул вышибающий слезу ветер, стонали тросы немногочисленных яхт, что хранились на станции на платформах, вдалеке рокотало море, потому голоса и смех я услышал лишь на подходе к памятнику, а также увидел силуэты. Много силуэтов, слишком много. Может, у металлистов сегодня день встречи?
Я ускорил шаг, и вскоре меня заметили.
— Павел идет, — узнал я голос Ильи, и сразу от сердца отлегло.
Свои! Да много их как! И все вооружены: у кого палка, у кого кусок арматуры, и даже цепи имелись! Десяток шагов, и я разглядел всех, принялся пожимать руки, отмечая, что появились какие-то незнакомые парни. Илья, Димоны, Рам, Кабанов. Алтанбаев, Заславский, Зяма, дистрофичный Понч, такой же дистрофичный армянин Хулио, Крючок, при взгляде на которого хотелось сказать: «Квадратиш, практиш, гуд!»
Помимо этих ребят, на сходку пришли Караси, Катька и Санек, и Наташкины одноклассницы, перегидрольная Ласка и бучиха Ольга. Называется, нас не звали, но мы приперлись. Но больше всего меня интересовала четверка мордатых бритых наголо парней с цепями. Это еще кто такие?
Будто отвечая на мой вопрос, Алтанбаев подвел ко мне самого крупного бычка и представил:
— Знакомьтесь. Март, это Адик или просто Ад. Ад, это Март.
На секунду я завис, пытаясь понять, кто такой Март, тут ведь только двое: я и Адик. И тут как дошло! Март — это производное от «Мартынов», то есть это я. Меня записали в авторитеты, а у авторитетов должно быть погоняло, желательно — звучное. Уважение решает все. Раньше такие как Райко дразнили макаконом, теперь серьезные парни кличут Мартом.
— Привет. — Я пожал широкую шершавую ладонь и ощутил себя мелким рядом с этим мастодонтом, который на полголовы меня выше, а шире так раза в два.
Лет мастодонту могло быть от шестнадцати до плюс бесконечности.
— Наехали заводские? — пробасил Ад, как тот бычок из мультика, который называл волка батяней. — суки, задолбали! Пусть только сунутся! — Он сделал жест, будто сворачивает шею цыпленку. — Ненавижу. Так что, если вдруг какой кипеш — зови.
Придя в себя после осознания того, что я — Март, я спросил:
— А ты с какого района?
— С этого, Март, с этого. Южные мы. Вон в тех домах живем. — Он кивнул на сталинки, мимо которых я только что проходил.
— Спасибо, пацаны! — поблагодарил их я. — Надеюсь, сегодня глобального мочилова не будет.
Парень, стоявший за спиной Ада, заржал.
— Глобальное — гы-ы, мочилово — гы-ы! Надо запомнить.
Я окинул взглядом воинство, вставшее под мои знамена, и преисполнился гордостью и благодарностью. А еще меня охватило то самое чувство единения, что охватывает демонстрантов: мы — одно целое, мы — сила и непобедимое воинство!
А поскольку это воинство мое и оно жаждет крови, нужно его вразумить и направить на путь истинный. А то еще начнут бить не тех, кого надо, или, хуже того — друг друга. Потому я прокричал:
— Пацаны! Внимание! Несколько слов о том, с чего начался сыр-бор. Меня подкараулили заводские и пытались посадить на перо. — Пусть все знают, что у нас не просто тупая вражда район на район, а наше дело правое. — Среди нападавших, которые обвиняли меня в том, чего я не делал, узнали отморозка с погонялом Хмырь. Сейчас по моей просьбе малолетние бродяжки нашли его и удерживают. Но я подозреваю, что это и заводские могли устроить ловушку и караулят меня.
— Они могут! — воскликнул Ад.
Я продолжил:
— План действий такой. Мне сейчас нужно зайти в одно место, где живут эти ребята. Что там будет, я не знаю. Может, все обойдется, но есть маленькая вероятность, что меня предали. Скорее всего, никто никого не предал и никаких действий с вашей стороны не понадобится, нужно просто подстраховать.
— Эт мы знаем, — сказал Алтанбаев.
— А мы думали, заводские наехали, и они где-то тут, — разочарованно прогудел Ад. — Тю-ю…
— Это не исключается, — сказал я. — Но без сигнала бить никого не надо, договорились?
— А какой сигнал? — миролюбиво поинтересовался главарь молодежной группировки Южного района.
— Полундра! — Это первое, что пришло мне в голову. — Сейчас я иду на стрелку. Надо, чтобы бродяжкам было видно, что я не один. Если меня не кинул и заводские не сидят в засаде, вы просто ждете. Если слышите «полундра» — бегите ко мне и бейте всех, кто не со мной.
— Ясен-красен! — Ад хрустнул пальцами. — Так че, идем? Куда, кстати?
— В разваленный дом к беспризорникам, — сказал я. — Я один впереди, остальные чуть сзади, чтобы вы были видны, но не вызывали тревоги у тех, кто меня ждет.
— А-а, в бомжатник. Ну, ладно.
Воинство выдвинулось в поход. Я шагал впереди и совершенно не нервничал, поддержка окрыляла и давала силы. Если мне приготовили ловушку, заводские сами себя загонят в угол и получат по щам. Но лучше бы все было именно так, как говорил Борис и как я себе это представлял.
Впереди замаячило заброшенное здание. По нему змеилась трещина, деля его на две части, крышу с левого крыла сорвало минувшим ураганом, над правым она сохранилась. Там и жили бездомные дети, которых я спас от мороза.
Когда до бомжатника осталось метров десять, мне навстречу вышел Бес.
— Ты звонил мне? — спросил я. — Хмырь у вас?
Парень кивнул, повернулся к зданию, откуда тянуло дымом, жареным мясом и туалетом.
— Хмырь там. А это кто? — Он кивнул за мою спину.
— Мои друзья. Они подождут, пока мы решим наши дела.
Я обернулся и показал «класс» — дескать, все в порядке, и толпа остановилась.
— Веди, скомандовал я Бесу.
Он не спешил, пришлось добавить:
— Если это именно Хмырь, деньги, которые я давал, твои, и сверху еще накину.
— Пойдем, — Бес поманил меня за собой, и мы вошли в темный вонючий подъезд с обвалившейся штукатуркой, повернули направо.
Я думал, что увижу огонь, и станет светлее, но, видимо, двери спален были заперты, и ничего видно не было. По скрипучему дощатому полу мы проследовали в середину коридора, Бес постучал во вздувшуюся дерматиновую дверь, и нам тотчас открыли. В комнате с заколоченными фанерой окнами горела свеча, у стены сидел, уткнувшись в колени, со связанными руками Хмырь — узнал его по облезлой кожанке. Справа и слева от него на ветоши возлегли неблагополучного вида парни лет шестнадцати.
— Здорово! — протянул грязную пятерню веснушчатый типок с проплешиной.
Пришлось ее пожать.
— Спасибо, что подохнуть не дал, — пробасил второй, поправил кепку, шмыгнул вздернутым носом.
— Главное, вы сами не дайте себе подохнуть, завязывайте с наркотой, — сделал внушение я, кивнув на выдавленный тюбик «Момента».
Никто не повел себя агрессивно, значит, подействовало. Я легонько пнул Хмыря, он взвизгнул и подпрыгнул на месте, инстинктивно защищаясь связанными руками. На левой щеке краснел кровоподтек, под глазом налился синяк, под носом застыла дорожка почерневшей крови.
Увидев меня, он разинул беззубую пасть, затряс головой и взмолился:
— Это ты… ты… не убивай, бес попутал, ей-богу.
— Не гони на меня, — отозвался из-за двери Бес.
Парни-караульные рассмеялись.
Я сел на корточки, чтобы быть с Бесом вровень, сделал свирепое лицо и заглянул в полные ужаса глаза.
— Вижу, ты уже догадался, зачем ты здесь. Догадался, да?
Хмырь мелко закивал.
— Не убивай! Прости, не мочи, жить хочу — ужас как! Я уеду. Клянусь, уеду отсюдова!
Я поднялся и проговорил:
— Нет, видимо, ты все-таки не понял, гнида.
— Пасть заткни, минетчик, — воняет, — рявкнул на Хмыря курносый.
Ходила легенда, что проституткам-минетчицам выбивали зубы, а у Хмыря отсутствовали резцы и клыки сверху и снизу, что наводило на крамольные мысли.
— Пацаны, мне надо поговорить с этим пока еще живым телом, — проговорил я. — У нас с ним личный разговор.
— Интимный, гы-ы… — поднимаясь, сказал курносый. — Валим, Пис.
— Если тут будет немного крови, это нестрашно? — обратился я к ним.
— Хочешь мочить гниду — мочи. Но кровищи нам тут не надо, — то ли подыграл, то ли на полном серьезе ответил Пис.
Беспризорники ушли, остались только мы с Хмырем, который уже с жизнью прощался и мелко трясся. Я сел на корточки рядом и проговорил ласково:
— Как тебя зовут, чудовище?
— Сережа, — проблеял Хмырь и попытался меня разжалобить: — Не убивай, я сирота, у меня…
— Я не убью тебя, если ты честно ответишь на мой вопрос. Кто и зачем меня заказал? Сколько заплатили, можешь не отвечать.
Хмырь шумно сглотнул слюну, и кадык его дернулся.
— Точно не замочишь?
— Точно. Говори.
— Нам сказали, что ты — ментовский сын. Беспределишь, вымогаешь, угрожаешь, всех построил, девок насилуешь, и управы на тебя нет, народ жалуется и за помощью обратился к авторитетным людям. Ну вот, этот авторитетный человек сказал, мы поверили. Ну, решили землю очистить от… — Он бестолково захлопал ресницами. — Обманули, значит?
— За малую денежку обманули! — деланно воскликнул я, схватил его за шкирку. — Кто. Меня. Заказал?
— Артур Демирчян! — выдохнул мне в лицо Хмырь, и аж затошнило от вони гнилых зубов.
Пальцы разжались сами собой. Знакомая, блин, фамилия! Где-то я ее слышал, причем совсем недавно, и не в негативном ключе. Я принялся крутить ее в голове так и эдак, пытаясь вспомнить плохого Демирчяна, которому я перешел дорогу…
Вспомнил! Сарик Демирчян! Глава армянской диаспоры и бандит, который был за наших, когда в городе завелись беспредельщики «Славяне». Кем Артур приходится Сарику и почему наезжает на меня? Не похоже на действия члена серьезной преступной группировки. Вот на месть таких, как Хмырь, вполне похоже.
— Ты не ошибся? — прищурился я.
— Да клянусь! Вот те крест! Артур мне все это рассказал, а он — человек уважаемый. Вот мы и не сомневались.
Я заходил по комнате туда-сюда, поглядывая на Хмыря, который, получив надежду, что его не убьют, воспрянул.
— Что ты еще знаешь?
— Да ниче, вот те крест! — воскликнул Хмырь. — Каюсь! Пощади! Я из города уеду, мне теперь точно хана!
Так и не найдя причин, по которым неведомый Артур возжелал моей смерти, я жестом велел Хмырю подняться — он вскочил как на пружинах. Я взял его под локоть и повел к выходу, говоря Бесу, греющему уши в коридоре:
— Можно, я заберу эту плесень? Надо ее народу показать.
— Да пожалуйста! Он уже задолбал.
— Кто такой Артур? — спросил я у Хмыря. — Сколько ему лет? Где живет? Какой у него бизнес? Кем он приходится Сарику Демирчяну?
— Школьник он, в одиннадцатом классе учится, — признался Хмырь. — Богатый, сука, все вокруг него и скачут. Прилипалы хреновы. Сарику он внук… но не родной, а который от сестры.
Вот так номер! Мне представлялся седовласый армянин в остроносых туфлях, с пальцами, украшенными перстнями — кто-то типа Гоги Чиковани, но ростом повыше, а тут на тебе — мой ровесник, который возводит на меня напраслину, чтобы заводские меня ненавидели.
Что я ему сделал? Выходит, надо к этому Артуру. Если и ему кто-то обо мне наплел небылицы, следует постараться его переубедить.