Вперед в прошлое 11

Глава 28 На карантин!

В прихожей завоняло моим пригоревшим ужином. Наташка рыдала, закрыв лицо руками. Глаза мамы увлажнились, она обняла дочь и повела на кухню, приговаривая:

— Бросай ты этого Андрея, толку с него? Другие девочки встречаются со старыми мужчинами, так те им шубы дарят, сумки покупают, а то и квартиры, а ты…

Я аж икнул. Н-да, талантливая у нас мама, ничего не скажешь, нашла именно те слова поддержки, какие не стоило говорить никогда и ни за что. Реакция Наташки оказалась адекватной ситуации, исходя из особенностей ее нервной системы.

— Да пошла ты в жопу! — заорала Наташка, направив злость на мать. — Я не проститутка! Я его… его люблю! А любовь — это не за деньги.

— Наташа! Разве можно так с матерью? — пристыдил ее отчим, покашлял в кулак.

Из спальни выглянул напуганный Боря, но ничего спрашивать не стал. Я заговорил про ремонт «КАМАЗа», уводя отчима от конфликта, пока он не уперся рогом и не попёр на Наташку. Мама же растерянно хлопала ресницами, не понимая, чего она такого сказала, всего-то дала дочери совет, как жить правильно. Если бы отчим был посмекалистее, он бы мог сделать выводы, что будущая жена у него — корыстная сволочь, но его развитие сводилось к «дети должны уважать своих родителей».

Наташка рванула на кухню, забилась на свой диванчик и подвывала, раскачиваясь из стороны в сторону. Мама сковородку, где подогревался мой ужин, выключила. Горелую гречку я сдвинул, забрал уцелевшую и котлету, которая лишь подрумянилась, и благополучно поглотил.

Меня душило негодование. Никогда не понимал людей, которые предпочитают отдать все грабителям, лишь бы не напрягаться. Если бы отжали только московскую квартиру, может, Андрей ручки и сложил бы. Но квартира, где он жил — его единственное жилье. Что он будет делать? Пойдет бомжевать? Поселится в каморке театра? Или все-таки обратится в суд?

Чего гадать — время покажет. Только я закончил с ужином, как зазвонил телефон — это были прерывистые сигналы межгорода. Наташка слетела с диванчика и метнулась к нему, сняла трубку. Домочадцы снова вокруг нее столпились, и отчим вылез, и Борис, которого это не касалось.

— Наташа, — проговорил Андрей бодрым голосом. — Я еду домой, жди меня там.

Похоже, товарищ в неадеквате.

Закусив губу, сестра напомнила:

— Часть твоей квартиры мать переписала на другого человека. Там чужие люди, они меня выгнали. Оставайся в Москве и подавай в суд! Оспаривай завещание. Иначе останешься бомжом.

— Какой суд! Все равно бесполезно. — Голос Андрея зазвучал будто бы издалека. — Откуда у меня столько денег? Я потрачу больше, чем получу. Да мы на те суды только и работать будем!

— Напоминаю, что твоей квартиры больше нет…

Наташка слушала его, и ее взгляд наливался свинцом, плечи расправлялись, лицо бледнело. Дослушав, она припечатала:

— Знаешь, что… Делай, что хочешь. Я с бомжом встречаться не буду.

Андрей ненадолго замолчал, а потом как выдал:

— Знаешь что… Не указывай, что мне делать! Влезла уже в наши отношения с мамой — и вот! Если бы не ты, этого ничего не было бы! Она от горя умерла и чувствовала себя брошенной…

— Да пошел ты!

Теперь она повесила трубку, причем, положила так, чтобы никто не мог дозвониться. Не то чтобы она вняла советам нашей мамы — просто устала. Капля камень точит — видимо, таки сточила. А может, это порыв, пройдет время, и они помирятся.

Или, может, мне нужно встретиться с Андреем, когда он вернется, и внушить, что нельзя быть таким размазней? Внушить, что надо бороться за свое имущество, свою женщину. Но что с ним станет после этого? Хуже, конечно, вряд ли будет, но так я лишу его пути. Ведь, если верить всяким эзотерическим учениям, прелесть нашего мира — свобода воли каждого. Мы вольны выбирать, кому служить — свету или тьме, Богу или Мамоне, а так, получается, я сделаю выбор за него.

Нельзя. Одно дело, когда человек нежилец, тут вопрос встает — жить или не жить этому индивиду. Или, когда кто-то творит зло, как та троица, которая захватила квартиру…

Или и это меня не оправдывает? Можно, конечно, той наследнице Томилиной внушение сделать, чтобы отказалась от чужой квартиры…

Разогревая еще одну котлету, я поглядывал на Наташку и думал, что наша жизнь напоминает игрушку, когда бросаешь кости, то есть совершаешь поступок, а потом делаешь определенное количество шагов вперед или назад, выбираешь, куда свернуть. А я лишаю людей выбора и права быть собой…

И тут вспомнилось кое-что важное, связанное с планами на лето. Вроде еще не поздно, нет и девяти, так что звонок Лексу-крепышу не будет бестактным. Уничтожив вторую котлету, я направился в прихожую, прихватив ежедневник с его телефоном.

Набрал оператора, попросил соединить с Москвой и получил стандартное «ожидайте». Вернувшись в кухню, посмотрел на Наташку, которая превратилась в бледный безэмоциональный манекен. Нужно ее как-то утешить, переключить ее внимание, но как? Закрыв дверь, чтобы нас никто не слышал, я сказал:

— Когда у вас «Фауст» планируется?

— На майские, — безразлично ответила Наташка. — Я говорю, чтобы перенесли, потому что все на шашлыках будут, но реж уверен, что все правильно. Будем играть перед пустым залом, эх…

— Не будете, — уверил ее я.

Сестра немного оживилась.

— Караванов так Фауста клево играет, что я его аж ненавижу.

— Завидуешь? — спросил я первое, что пришло в голову.

— Сам персонаж бесит, — ответила она и стала рассказывать про коллектив, что обычно это серпентарий тот еще, а у них все позитивные, помогают друг другу.

— Так ты поступать передумала, что ли? — осторожно уточнил я.

Наташка вскинула подбородок.

— Были такие мысли. Но теперь точно поступлю. Убьюсь, но поступлю.

Она достала из-под дивана учебник по русскому, тетрадь, и углубилась в изучение предмета. Было бы неплохо, если бы она эти четыре месяца, плюс июнь, посвятила учебе. Вдруг повезет, и она поступит бесплатно? Маловероятно, конечно, но вдруг повезет?

Прозвенел межгород, и я бросился отвечать, и снова все домочадцы высунулись в прихожую, но быстро разошлись по своим местам, потому что меня соединили с Лексом.

— Привет, Лекс, это Павел.

— Ух ты! — обрадовался парень. — Какими судьбами?

— Дело есть. Кажется, я придумал, как тебе провести лето на море, ничего не заплатив.

— Ха! Заманчиво. Никак в гости зовешь? Но у меня же поступление. Если смогу, только в августе.

— Твой отец же — директор школы? — уточнил я. — И увольняться не собирается?

— Нет.

— Тогда слушай, какой у меня план…

Через пять минут я уже разговаривал с Владимиром Олеговичем, отцом Лекса. Он пока слушал, потом пошли наводящие вопросы, на которые я ответил, что за деталями — к нашему директору, ему план понравился, он вроде бы готов участвовать и уже просчитывает нюансы.

В начале разговора голос собеседника был осторожным, под конец беседы директор школы воодушевился, расспрашивал, какие у нас условия, какое море, когда прогревается, какие есть развлечения. Естественно, он разрешил дать его телефон нашему дрэку, в то время как номер дрэка я без согласования оставлять ему не решался.

Потом я позвонил деду, а то давно не общались, не просто по нему — по голосу его соскучился. Как жаль, что дед жил далеко, когда я был маленьким!

Дед просил больше товара, жаловался на скудный ассортимент, хвалил Влада и сказал, что моих денег накопилось сто тридцать долларов — он исправно меняет рубли на баксы и откладывает, и уже есть на что закупить запчасти. Я сказал, что овощи и фрукты в холодильниках заканчиваются, и можно переходить на орехи, консервы и сладости, ту же пахлаву, чурчхелу, консервированные абрикосы, сок виноградный, вино, опять же. Правда, все это хрупкое и тяжелое. Но дед уверил, что ничего страшного, у него-то машина. А вот бабушке справляться будет сложно, будет нужен грузчик. Еще дед посоветовал присмотреться к поставщикам мандаринов, сезон в той же Грузии заканчивается аж в марте, а так — довольно ходовой товар.

А вот в марте придется полностью перейти на консервы, потому что тепличная клубника начнется только в мае.

Закончив разговор, я подумал, что раньше сто тридцать баксов казались мне нереальной суммой, теперь же примерно столько я на благотворительность трачу. Так и Алан, отец Игоря-боксера, может себе позволить жест доброй воли и подарить крутейший комп, один из сотен, что куплены на перепродажу, тому, кто не дал пропасть его сыну. Хорошо, что у них все благополучно сложилось.

Услышав жалобы деда, я озадачил маму и отчима: нужно вино по дешевке, чтобы отправлять деду в Москву. Моя цена — до пятисот рублей. Согласились поспрашивать у бывших коллег, которые будут более чем счастливы, потому что им зарплату вином выдают. Еще я напомнил про акции винзавода, сказал, что готов отдать пятнадцать тысяч за штуку. Тоже заинтересовались, особенно мама, у отчима-то источник дохода был.

Андрей больше не звонил. Наташка сперва с остервенением грызла гранит науки у себя на диване, аж крошки в стороны летели, потом начала нервничать и наконец зависла, бездумно глядя в одну точку.

— Скоро начинаю строить дом, — поделился я с ней, убедившись, что нас никто не слышит. — Двухэтажный. Так что тебе будет где отдыхать летом. Зимой-то ты будешь в Москве учиться.

— Пока еще нет, — вздохнула она. — Но обязательно буду!

Я тоже углубился в книги, потому что пропустил три дня. Но то, что вызывало сложности раньше, сейчас, благодаря памяти взрослого, давалось на раз-два. Всегда завидовал ученикам, которым, чтобы получить «пятерку», надо было не заучивать параграф, а один раз прочитать, и вот я сам такой.

Ближе к ночи позвонил Каналья, отчитался, что все закупил, завтра — плановый ремонт. Спросил, какие у меня планы на выходные, я ответил, что работаю с Василием, ему намного лучше, а всю следующую неделю машина у мента, который напарник отчима. В субботу же состыкую мукомольный с заводом ЖБИ, при личной встрече с директором. До чего же жаль замдира! Молодой мужик, жить ему и жить!

В пятницу выдалась не по-зимнему солнечная и теплая погода. К шелковице я шел с Наташкой, которая была мрачнее тучи, потому что Андрей больше так и не позвонил. Как я и думал, она собралась включать заднюю.

— Зря я вчера так на него наехала. У человека горе, мама умерла. Какая-никакая, а она его мать. А вместо поддержки — «соберись, тряпка». Он-то не знает, что я пережила, наговорить чего угодно можно.

Ответил я нейтрально:

— У всех моих проблем две причины: зря я промолчал и зря я растрынделся.

Наташка грустно улыбнулась. Сейчас меня подмывало растрындеться, и я не сдержался. Точнее, взрослый во мне пробудился и заполнил все своим видением.

— Нат, Андрей, да, хороший честный человек и талантливый декоратор. Уверен, он умный, понятный, с ним спокойно, и он тебя точно любит. Да, несмотря ни на что — любит, просто он немного не в себе сейчас. Проблема в другом.

Я взял паузу, а в голове вертелась песня из будущего: «Du hast mich gefragt», du hast mich gefragt…'

— Есть люди, которые не держат удар. Их будут бить — а они свернутся калачиком и станут терпеть побои. Андрей не просто не держит удар, а подзатыльник отправляет его в нокаут. И вот когда он нокауте, драться придется тебе: и за себя, и за него, и за ваших детей. Когда любовь-морковь, тебе кажется, что это мелочи, и ты потянешь. Но потом любовь утихает, ситуации повторяются, и ты понимаешь, что ни фига ты не тянешь. А еще проблема знаешь в чем?

— В возрасте, знаю.

— Нет. В векторах движения. Тебе надо вперед, а ему надо не двигаться с места, потому что может что-то случиться страшное. Понимаешь?

— Откуда ты это все знаешь? — поморщилась она. — Как-то ты подозрительно много всего знаешь. И что мне делать? Бросать его? Но я… не могу, — она приложила руку к сердцу. — Понимаю, что это неправильно, но — не могу, и все тут. И если он придет, я не знаю… Не смогу его прогнать.

— Это я тоже понимаю, потому не даю тебе советов. Ты все равно сделаешь, как велит сердце. Пойдем со мной? С ребятами пообщаешься. Через месяц Яна кладут на обследование, а потом — на операцию, будут восстанавливать зрение.

— Очень круто! — сказала она без выражения.

Возле шелковицы нас ждали Рамиль, Илья, Ян и Алиса.

— Саша заболела, — отчиталась она. — Грипп. Все поболели. Вроде школу собираются закрыть на карантин.

— Это будет здорово! — улыбнулся я и подумал, что тогда я запросто могу начать стройку, пока — заложу фундамент. Но он нужен и для забора, и для двух домов. Работы немерено, по-хорошему, нужны две бригады по два-три человека.

В первую очередь я решил строить котельную с примыкающим помещением, где можно жить круглогодично — чтобы на стройке всегда кто-то был, и материалы не растащили. Летом сам поживу, Лаки туда перетащу, буду его воспитывать.

— Димоны, — принялся загибать пальцы я. — Саша. Лихолетова, Кабанов, Памфилов?

— Массовый падеж, — сказала Наташка. — У меня в классе то же самое. Хочу на карантин.

Если бы был Памфилов, он наверняка стал бы бегать вокруг и скандировать, вскидывая кулак: «Ка-ран-тин! Ка-ран-тин!»

Рамиль сказал:

— Мановар, кстати, поправился, но заболел.

— Хорошо сказал! — Наташка показала «класс».

Я посмотрел на припарковавшуюся возле школы «копейку», оттуда выпорхнула Анечка Ниженко и, воровато озираясь, побежала в школу. Машина проехала мимо нашего места встречи. Я кивнул на тачку и сказал:

— Ниженки машину купили?

— Какие Ниженки, — фыркнула Наташка, — это Педо, озабоченный дед. Он там дальше, возле остановки часто стоит, девок клеит.

Выпорхнувшую из машины Анечку никто не заметил, ну и слава богу.

— Школьниц? — вытаращил глаза Илья. — Дед?

Наташка со знанием дела ответила:

— Ну да. У него есть бабло, он девкам бананы покупает, колбасу, шоколадки импортные. Шампанским поит, на сигареты и колготки дает.

— Откуда такая информация? — насторожился я.

— Я не проститутка! — зашипела сестра. — Девки рассказывали, он третий год тут трется.

— Ага, — кивнула Алиса. — Все девчонки про него знают. Мы только машину видим — убегаем. И мелкие тоже. Говорят, с ним ваша Фадеева трахается.

— Фу, — сказал Ян и отвернулся.

— А родители куда смотрят? — возмутился я. — Директор на что? Третий год он тут, и никто его не гоняет?

Алиса и Наташка переглянулись. Парни просто хлопали глазами. Похоже, это девчоночья запретная тема, одна из тех, о которых не говорят с родителями, вот они и не жалуются. А парни-то и не в курсе! Тем более, педофил насильно никого никуда не тащит, соблазняет едой… Аж затошнило. Какая гнусность! Мы же не в блокадном Ленинграде, когда люди с голоду пухли! Девочки ложатся под старика за еду и право прокатиться в машине.

— Я поговорю с директором, — пообещал я. — Вообще странно, что никто этим не занимается.

— У него кто-то в ментовке работает, так говорят, — поделилась Наташка. — Не знаю, насколько правда. В общем, с ним боятся связываться.

— А я слышала про бандюков, — сказала Алиса шепотом.

С этим дедом свяжется… точнее, уже связалась наша Ниженко. Она должна забеременеть, потом — родительский гнев, позор на все село, аборт и жизнь под откос. Почему скандал не коснулся педофила, я не помню. И ладно бы Фадеева спала с извращенцем, так мышка Анечка! Впрочем, девочек, не умеющих жить, обманывают первыми.

— Нахлобучим чудовище? — пританцовывая и сверкая глазами, спросил Рамиль.

— Рам, не забывай, что ты на учете, — напомнил я. — Просто напугаем его. Окружим машину, я и еще кто-то в салон сядем, пригрозим ему. Он же не самоубийца, унесет ноги только так.

— И возле другой школы начнет ошиваться, — проговорил Илья. — Как мне кажется, это девочкам надо рассказать про него родителям, чтобы взрослые заявление написали… ну, не знаю.

Щеки Алисы вспыхнули. Неужели никто из девчонок с матерями такими вещами не делится? Ладно Наташка: с нашей мамой откровенничать себе дороже, но другие почему молчат?

Дрэк наверняка знает про педофила. Почему никак не реагирует? Или не знает?

Сегодня на большой перемене буду говорить с ним о летнем лагере и обязательно подниму тему.

Но разговор случился раньше. Дрэк пришел к нам на второй урок, поздоровался и объявил, что с понедельника по пятницу уроков не будет, школа закрывается на карантин.

Все молчали, но радость была написана на лицах. Огромных усилий стоило на вскочить и не заорать «Ур-р-ра-а-а!» Эта неделя была мне нужна как воздух. Мы с Канальей можем поторговать на арендованных грузовиках, это раз. Два — стройка. Я могу спокойно заняться этим вопросом.