Вперед в прошлое 11

Глава 1 Кот из дома — мыши в пляс

На таймере застыли цифры, которые я запомнил с прошлого раза: 14. 04. 2032.

За прошедшие несколько недель я не сделал ничего значимого, что могло бы подвинуть время вперед. Но и плохого ничего не сделал. Или совокупность дел, на которые я не обратил внимания, дала результат… Но какой? Минус или плюс?

Этот город я не узнал: обычный парк с детскими площадками и поржавевшими тренажерами, березы, сосны, ивы. Судя по растительности, средняя полоса России. Возможно, какой-то подмосковный городок, где я или не бывал никогда, или он мне попросту не запомнился. Пасмурный апрельский день, но асфальт сухой, и достаточно тепло для истосковавшихся по поездкам велосипедистам, едущим по велодорожке сплошным потоком.

А еще появились бегуны в наушниках, и девушки сменили длинные пуховики на колготки и мини. Вербы распушили почки, на столбах заливались скворцы, прошли сбившиеся в стайку мамаши с колясками. Песня скворца разбередила душу, нахлынула тоска по весне, по набухшим почкам, сирени, тюльпанам и макам…

Вдвойне обидно будет, если под такой аккомпанемент начнется обратный отсчет. Кулаки сжались сами собой. Картинка замерла, а потом две улыбчивые девушки в обтягивающих спортивных костюмах побежали назад, будто при обратной перемотке, мамаши тоже резво попятились. Цифры начали сменять друг друга…

В минус. В минус, черт вас дери! Накатила злость. Захотелось орать. Почему⁈ Из-за мыслей уйти на домашнее обучение? Мне нужно безвылазно сидеть в школе, как наседке — на яйцах? Отвернулся — яйца протухли⁈ Но это ведь даже не намерение, а просто мысль!

Где я просчитался?

Экран то вспыхивал, то чернел — с бешеной скоростью сменялись дни и ночи. Черт, и как ведь далеко мотает! Почему? Что я сделал не так⁈

Инверсионный след, взрыв… На таймере застыли цифры: 01. 09. 2031. Больше чем на полгода назад отмотало! Накатило отчаянье.

Затарахтел будильник, затанцевал возле телевизора на коротких ножках, и я сел в кровати. Боря застонал и положил на него руку, заставив замолчать. За окнами было темно, будто еще ночь. Только бормотание отчима из кухни говорило, что уже утро. Пока Боря ползал по комнате, я сидел неподвижно, пытался найти свой просчет.

Не стоило спасать Андрюшу?

Не надо было заниматься бартером? Если так, почему последствия наступили сегодня, а не в среду или вторник?

Или мне нельзя думать об обогащении, нужно уйти в скит и там безвылазно молиться? Но так я никому не помогу. В чем же дело⁈ Кто ответит?

Было жутко обидно за себя. Неужели моя жизнь вообще мне не принадлежит? За любую человеческую слабость придется платить кровью реальности. Ни влюбиться, ни расслабиться. Только отвернулся — ба-бах! На тебе.

В отличие от меня, погруженного в черную меланхолию, у домочадцев было отличное настроение. Наташка, которая заночевала у нас, щебетала с мамой. Отчим читал «КоммерсантЪ», который я выписал, как только открылась почта после урагана. Увидев, что я вошел на кухню, он потряс газетой и вынес вердикт:

— Половина непонятного. Биржи какие-то… Зачем это нам? Тебе — зачем? За шо ты эту газету так любишь?

— Помимо непонятного, там много полезного, — сказал я, забирая газету. — Например, вот: «Стоит ли инвестировать в сельское хозяйство». И по приватизируемым предприятиям интересные прогнозы. Они не всегда точны, но прислушаться можно.

— Инвестор, — проворчал отчим. — Ты шо, завод покупать собрался⁈

— Завод не собираюсь, а вот некоторые акции купил. Например — винзавода, и не отказался бы еще штук от двадцати. Готов поднять цену. Вместо одиннадцати — пятнадцать тысяч рублей за штуку. — Я посмотрел на маму. — Условия те же. Можешь предложить людям тринадцать тысяч, разницу положишь в карман.

Отчиму, который ворочает сотнями тысяч, я такую мелочь предлагать не стал. На пару минут я увлекся беседой, но внутренний голос проворчал, что мне нельзя таким заниматься. О душе думать надо! И я молча сел за стол, благодарно кивнул маме за чай и бутерброды с сыром и колбасой. Раньше кусочки чуть ли не просвечивались, теперь же были толстыми — мама перестала экономить на деликатесах.

Отчим поделился планами:

— Я сегодня поеду на разведку по колхозам, узнаю, где растет картошка, рис, гречка и, может, что еще интересное. Попытаюсь договориться с начальниками, и со следующей недели начну торговать, ну, шобы товар был разный, не одна мука.

Сверкая глазами, мама заглядывала ему в рот. Снова посетило ощущение, что отчим скоро меня подвинет, и придется мне с ним конкурировать. Но Каналья не подвинул же… Или просто ему это невыгодно, потому что у него нет доступа к запчастям, да и денег столько, сколько у меня, нет?

Ну почему в такие моменты кажется, что весь мир на меня ополчился? Каналья не предаст, и отчим не должен, мы же — одна семья! Людям можно доверять.

— Желаю удачи, — проговорил я, почти физически чувствуя, как отваливается мой бизнес, а ручеек денег утекает в карман отчиму.

Все так же, пребывая в черной меланхолии, я вернулся в зал, застелил постель, куда Боря принес и свое белье, собрал рюкзак перед походом в школу, заглянул во внутренний карман, где лежали деньги, посмотрел на пузатый будильник, который я долго хочу заменить да все забываю, и вдруг стало его безумно жаль — как часть эпохи, которая скоро оставит только воспоминания, причем не самые хорошие: как выживали, как вскрывали упаковки, чтобы вылизать остатки крутого майонеза, и учились тонко резать колбасу.

Повернутый полубоком, будильник будто махал мне ключиком. Через тридцать лет мои ровесники будут думать, что фразу «завести будильник» не следует понимать буквально. А ведь его и правда заводили. Ключом, а не набирая нужные цифры в смартфоне. Так что пусть живет старичок, никому его не отдам и сохраню для потомков.

Думаю, этой жизнью я сумею распорядиться правильно, у меня будет настоящая семья, любимая женщина, я смогу видеть, как взрослеют мои дети.

Помня об угрожающей нам опасности, мы вышли из дома втроем: я, Наташка, Борис.

День выдался по-весеннему теплым и обещал быть солнечным, но сестра все равно надела модные зимние сапоги, что я привез из Москвы — теперь не с джинсами, а с колготками. Настроение у нее было отличным, она без умолку щебетала, сыпала остротами и анекдотами, явно взрослыми, которые ей рассказал возрастной жених, а я не спускал глаз с двух силуэтов, стоящих у поворота к платану, возле фонаря, где я огреб весной от гопников.

В рюкзаке лежала цепь, хотелось побыстрее намотать ее на руку, но я понимал, что рано. Вдруг это просто местные забулдыги? Утром на нас вряд ли нападут: гопота — тоже люди, большая часть из них учится в ПТУ и сейчас на занятиях. К тому же кому захочется драться с утра?

Догадки подтвердились. Возле фонаря стояли местный олигофрен Фафа, к которому в гости приезжал дружок Вова. Фафа был длинным, сутулым, узкоплечим, со скошенным вечно слюнявым подбородком и зубами врастопырку. Вова обладал интеллектом восьмилетнего ребенка и телом пятидесятилетнего обрюзгшего забулдыги.

Ну вот, теперь во всех буду видеть врагов.

В месте встречи возле шелковицы уже стояли Димоны, Рамиль и Памфилов, которые обычно приезжали, когда все уже собирались. Мановара с ними не было, и это непорядок. Сказал же, чтобы поодиночке не ходили! Ему теперь одному придется добираться. Или он просто заболел?

Подойдя поближе, я заметил у Памфилова кровоподтек на скуле, а еще его левая рука болталась как-то странно. Ден отвел взгляд и закусил губу.

— Рассказывай, Ден, — проговорил я чужим голосом, уже догадываясь, что услышу. — Когда это случилось?

Памфилов посмотрел виновато, ссутулился, сжался, говоря своим видом: «Да, я накосячил, не бейте меня, пожалуйста!»

Обычно в таких ситуациях я жду, когда соберутся все, и только тогда делюсь новостями, сейчас же все знать хотелось безотлагательно, но Памфилов молчал, кусая губу. Огонь на себя вызвал Рамиль. Он вел себя скорее нагло.

— Короче, Мановар с металлюгами корешится, — проговорил он. — Они с разных районов, собираются возле памятника в Южном, ну, на пустыре, и их там дофига человек. Он мне показывал металлюг — суровые все прям такие. Так вот, он рассказал, что на нас, а значит, и на него, своего типа, заводская гопота наехала, да не просто рассказал, а с подробностями. Ну, металлюги подорвались и поехали на разборку в заводской район. Вместе с Мановаром.

— Твою ма-ать, — процедил я, сжав кулаки и с трудом подавил желание дать Раму затрещину. — И ты там был?

— Был, — ответил он, выпятив грудь.

Кажется, я нашел причину, по которой таймер открутился назад: из-за этой разборки, которая будет иметь отдаленные очень печальные последствия. Металлическое движение отживало последние годы. Это лет десять назад парни в кожанках слыли напрочь отбитыми, и с ними рисковали связываться только такие же отморозки, теперь же, судя по Егору, там нормальные парни и девчонки. Куда им конкурировать с гопотой, которая, как тараканы, многочисленна, вездесуща и адекватна времени⁈ Сейчас даже мода такая, что и не поймешь сразу, гопник перед тобой или нормальный человек.

— Идиоты, — это все, что я мог сказать, хотел разразиться гневной речью, но решил дождаться всех, обратился к Дену: — И ты в это влез?

Вместо ответа он виновато кивнул. Скосил глаза на приближающихся к нам Гаечку, Алису и Кабанова. С другой стороны шли Илья и Ян.

— И нафига? Вот объясни, нафига бросаться голой жо… на танк? — воскликнул я.

— Так мы же не на танк, — виновато проблеял Ден. — Мы хотели это… — Он скосил глаза на Рамиля. — Языка взять. Допросить, узнать, откуда ветер дует.

— Допросили? Узнали?

Памфилов открыл рот, желая поделиться, как все было, но я вскинул руку, затыкая его.

— Потом расскажешь, для всех. Что с Егором?

— В травме. Ребра поломаны, почки отбиты, зубы еще… — Ден проводил взглядом прогрохотавший на конечную автобус — тот, на котором они должны были приехать.

— Кто в травме? — спросил Кабанов, который не слышал начала истории.

— Сейчас все соберутся, и наши герои все расскажут. Вам понравится.

Рамиль гордо вскинул голову и прошипел:

— Какой же ты, оказывается! Мы ради тебя рисковали, Егора поломали, Дена тоже…

Я мотнул головой и зло улыбнулся, встретившись с ним взглядом.

— А меня спросить? А посоветоваться? Тем более я просил не лезть в это. Вы не ради меня это делали, а чтобы поприключаться и почувствовать себя героями. Почувствовали? Что теперь будет, подумали?

Рамиль сдался, опустил голову. Так-то лучше. Задолбал на прочность меня проверять.

Эх, знали бы они об истинных последствиях! Во мне проснулся взрослый, который хотел убить малолетних дебилов. Ощущение было, будто я собирал сложнейшую конструкцию, а ребенок прибежал и все разрушил.

К нам подошла Лихолетова, вдали остановился Карась, заинтересовавшийся нашей группой, и начал приближаться. Его только не хватало.

— Рассказывай, Денис. У нас есть… сколько минут? — спросил я у Ильи.

— Семь до звонка, — ответил друг.

— В пять минут уложишься?

Памфилов кивнул и начал:

— Короче, поехали мы…

— С самого начала, — поправил его я. — Не все в курсе.

Он вздохнул, но послушался.

— Кароч, Мановар рассказал металлистам, что на него наехали, и они поехали на разборки в Заводской…

— Кто еще с ними был? — спросил я с нажимом.

— Я и Рамиль, — ответил Ден, скривившись. — Хотели отловить гопника, спросить, кто тебя, Паш, заказал. Приехали на вокзал, углубились во дворы, нашли гоп-команду, трое их было. Нахлобучили, взяли их, а они не говорят ничего. Мы их — по морде, и так, и эдак — тишина.

Я закрыл лицо рукой.

— Вы их еще и пытали?

— Ну… — Ден покосился на Рамиля, жующего нижнюю губу и смотрящего исподлобья.

— Ясно, — кивнул я.

Памфилов продолжил:

— А потом вдруг они, ну, заводские, стали лезть, как тараканы, отовсюду. Как будто и из-под земли тоже.

Мы сперва отбивались, потом поняли, что надо уходить, и стали уходить, но они лезли и лезли, пытались не пустить к остановке. Потом кто-то вызвал ментов, они приехали. Прям много, штук пять, и давай всех хватать, и наших, и ихних.

— Капе-ец! — протянула Гаечка. — Ну весело.

— Давай угадаю, что было дальше, — вкрадчиво проговорил я. — Металлюг переловили, потому что они приметные, гопоты взяли меньше. Они рассеялись.

Рамиль с Памфиловым синхронно кивнули.

— Давайте теперь расскажу, что будет дальше.

Я говорил по возможности спокойно, но все понурились и втянули головы в плечи. Все, кроме Ильи, который постучал по электронным наручным часам и сказал:

— Народ, через две минуты звонок.

— Значит, расскажу на ходу, — не сдавался я и направился к дороге, все собрались вокруг и шли, навострив уши.

Чтобы друзья слышали меня, приходилось чуть ли не орать:

— Я чего просил не геройствовать… потому что проблема была локальной…

Мы подошли к дороге, пропустили «жигуль», перебежали ее, и я продолжил, глядя, как ожидающий в стороне Карась увязался за нами.

— То есть можно было вычислить заказчика, поговорить с ним и уладить проблему. Теперь она разрослась в более обширный конфликт, когда кровь за кровь, понимаете? Теперь не только каждый заводской отморозок, но и каждый житель этого района считает своим долгом охотиться на нас, понимаете? Теперь войну быстро не остановить. Соображаете, что вы наделали? Такие конфликты передаются из поколения в поколение, когда никто не помнит, за что ненавидят этого врага. Потому что ненависть — уже традиция.

— Блин, — буркнул Ден и почесал в затылке. — И че теперь делать?

— Ходим тройками, а не поодиночке…

Мы как раз пересекали школьный двор, когда прозвенел звонок на урок, и мы рванули на географию.

Карина была доброй и лишь посмотрела на нас, опаздунов, с укоризной. Денчик рассыпался в извинениях, и она нас простила. А как не простить такую толпу?

Раскладывая по парте учебные предметы, Илья шепнул:

— Есть еще важное. Забыл вчера сказать. Мы поговорили с подозре…

— Каретников! — Карина повысила голос, и Илья смолк, уронил:

— Извините.

Больше он не разговаривал, просто написал в конце своей тетради: «Поговорили с подозреваемыми: Зямой, Афоней, Инной. Никто не знает о покушении, и непохоже, что они врут. Подробности — на большой перемене».

Вот, значит, как: кто-то беспредельничал, а кто-то в сыщиков играл. Что ж, послушаю сыщиков.

Несмотря на плохие новости, на душе стало светлее, потому что нет моей вины в том, что таймер начал обратный отсчет. Просто мы в ответе за тех, кого приручили, что тоже как бы несправедливо, не могу же я их всех за руку водить.

Большой перемены я не дождался, спросил Илью, как только прозвенел звонок с географии:

— И что? Как вы Зяму нашли?

Ощутив недобрый взгляд, я обернулся и увидел, что на меня с презрением смотрит Райко, что-то шепчущий Барановой. Он не дотягивался до ее уха и был вынужден встать на цыпочки. Илья посмотрел, куда и я, и сказал:

— Кстати, с Баранессой тоже говорили. Соберемся в столовой, там и услышишь из первых уст.

Следующим уроком была литература. Как только я вошел в кабинет, где наш класс ждала Вера, я обо всем забыл. Будто солнце — тучи, она разогнала своей улыбкой дурные мысли. Казалось, что Вера улыбалась конкретно мне, аж сердце зачастило, и я покраснел.

Так, стоп! Взрослый, помоги! А то отреагирую слишком бурно, как Карась, и все заметят…

Когда вошел Санек, все захохотали. Не просто красный, а алый, он метнулся за свою парту на галерке. Особенно громко ржали Плям и Заславский.

Начался урок с опроса по предыдущей теме — Верочка выборочно поднимала учеников, чтобы они рассказали выученное наизусть стихотворение Ахматовой о любви. Было стремно, что она выделит меня, спросит первым, но учительница начала с любимицы, юной поэтессы Александры Гайчук, которая поднялась и рассказала «Реквием» с таким надрывом, что у Верочки аж слезы в глазах заблестели.

Потом она вызвала Карася. Класс, заслушавшийся Гаечкиным выступлением, развеселился, помня его бурную реакцию в прошлый раз. Карась встал, вперившись в парту. Неужели не выучил стих, и программу надо обновлять, то есть внушать ему снова? Но нет, она сработала безотказно: бывший лодырь оттарабанил: «Во сне». Восемь строк всего, но для него и это хорошо. Причем Санек очень старался и получил «пятерку».

Любка Желткова наблеяла на «трояк», а потом говорил я, рассказывал стихотворение от мужского лица, глядя Вере в глаза. Она внимательно слушала, склонив голову набок. Потом зааплодировала, как и Гаечке, сразу же потеряла ко мне интерес и вызвала Анечку Ниженко. После ее ответа учительница начала освещать новую тему, а именно — творчество Марины Цветаевой, личности одиозной и неоднозначной, и урок обещал быть интересным.

Благодаря Вере я на целых пятнадцать минут забыл о своих проблемах. Вспомнил, только когда надо было идти в столовую, слушать, как друзья допрашивали подозреваемых.