Глаза мерцают на уровне человеческого роста. Меня окатывает страхом. Между портьерами проникает немного света, но темнота в том углу слишком густая, чтобы разглядеть лицо.
Нащупываю выключатель лампы. Щелчок — и комнату озаряет жёлтый свет. Ариан резко прикрывает глаза рукой:
— Выключи, — раскатисто звучит его голос.
ЩЁЛК! Мы снова в темноте. Лишь теперь осознаю, что исполнила его приказ, не задумываясь. Сглотнув, уточняю:
— Что ты здесь делаешь?
— В этом доме никогда не было девушки. И я только сейчас понял, что у меня давно не было женщины. Твой запах… он пропитал здесь всё, и он такой… умопомрачительный. — (Невольно стягиваю халат Ариана на груди). — Такой соблазнительный, особенно сейчас. — Ариан несколько мгновений молчит, а я краснею, понимая, что мой запах сейчас особенно соблазнительный из-за сна с ним в главной роли. Голос Ариана становится ниже, чувственнее. — Хочу тебя. Сильно. Возможно, моё предложение… неприемлемо, но как ты относишься к близости без обязательств? Ты бы помогла мне снять напряжение, а я тебе. Тебе ведь это тоже нужно, судя по запаху.
Всё же кобель он и есть кобель. Мужик. Даже если князь с Гарвардским образованием.
— Нет. — Натягивая покрывало, передвигаюсь к краю постели. Я так поражена, что даже возмутиться не могу — слов нет.
— Не бойся. Я в состоянии сдержаться, — у голоса Ариана странные модуляции. Не напряжение, а какое-то разочарование или усталость. — С самоконтролем у меня всё в порядке.
— Поэтому ты стоишь здесь в темноте, пялишься на меня и делаешь идиотские предложения? — Знаю, лучше не идти на конфликт, говорить спокойно, но…
— Иначе я бы не предлагал, а действовал.
Он неправдоподобно быстро оказывается возле двери. Жду, что хлопнет ею, но нет, Ариан лишь закрывает её с холодным щелчком проворачивающегося язычка ручки.
Выдыхаю. И тело окатывает теплом оставшегося после сна возбуждения, потеснившего мимолётный страх. Расслабленно разваливаюсь на кровати.
Пронесло.
Или нет? Ещё жарко после сна, сладко. И там, во сне, всё было так легко, просто и без условностей. Не похоже на меня: ни единой мысли, что мы только познакомились, и вообще… Нет, я, конечно, правильно отказалась, но Ариан… он дьявольски соблазнительный, ну вот совсем. Интересно, как так у мужчин легко получается близость с едва знакомыми людьми? Вроде на мужскую потенцию стресс влияет, как они умудряются не волноваться, залезая на едва знакомую женщину?
И почему у Ариана давно не было женщин? И почему не было в этом доме?
Это что, я — первая девушка в его жилище?!
Сажусь.
Сейчас я должна быть оскорблена до глубины души, чего же мне так лестно-то?
То есть, я, конечно, оскорблена предложением одноразовой близости, но в благодарность за условное спасение от табунов оборотней и, учитывая культурную разницу, готова злиться не слишком сильно. К тому же на фоне предложения Михаила это просто цветочки, а Михаил, в отличие от Ариана, прекрасно знал, как серьёзно я отношусь к отношениям.
Интересно, имеет смысл запирать дверь или нет? Понятно, что при желании Ариан её выбьет, да и мастер ключ у него наверняка есть. Но незапертая дверь может быть истолкована как приглашение.
Со вздохом поднимаюсь. Через мягкий ковёр прохожу к двери. Тихий щелчок встроенного в ручку замка звучит неожиданно громко.
Там, внизу, что-то грохочет. Может даже разбивается. И сердце дёргается, колотится в горле. Прислушиваюсь, но слышу только это тревожное бум-бум. Бум-бум.
Вроде внизу тихо. Надеюсь, князь там гремел от переизбытка чувств, а не потому, что на него напали.
Ко мне возвращается страх, и внутри всё сжимается.
Сквозь узкую щель между портьерами врывается луч света, проскальзывает по шёлковым обоям, задевает край ковра.
Моё окно выходит на подъездную дорожку, и это наверняка фары. Подскакиваю к окну: в открытые ворота въезжает чёрный джип с тонированными стёклами. Садовые светильники ярко отражаются на полированной поверхности.
На серый асфальт дорожки выскакивает белоснежный волчище. В три прыжка оказывается возле машины, приземляется на капот и, кажется, сминает его своим весом. Застывает оскалившийся, взъерошенный. И, честно говоря, в сравнении с огромной машиной белоснежный зверюга маленьким не кажется, даже наоборот.
Дыхание перехватывает: неужели это нападение?
Волчище ударяется лапами о лобовое стекло. Шерсть на загривке дыбиться сильнее.
Провернув ручку на раме, приоткрываю окно. Пятислойная изоляция нарушена, и в комнату врывается рёв мотора, но рык зверя легко его перекрывает.
На водительской двери опускается стекло.
— Ариан, ты рехнулся? — голос мощный, властный. — Я машину только купил!
Рык усиливается, Ариан вновь ударяет лапами по лобовому стеклу. Кажется, там ползут трещины. По белой шкуре проносится волна, и вместо зверя на капоте оказывается голый Ариан. Что-то тихо рокочет. И снова обращается в громадного волка.
Спрыгнув на землю, он застывает в позе готовности к нападению. Шерсть на загривке так и стоит дыбом.
Стекло на водительской двери плавно поднимается вверх, и джип отползает задом к воротам, выкатывается на ночную дорогу.
Ворота смыкаются.
Новая машина, гость-мужчина… это двоюродный брат Ариана до нас доехал? Но почему его ночью с порога прогнали? Мясо ему оставили, вина тоже…
Что-то не нравится мне, что этот огромный зверюга мужчину в дом не пустил. То есть, конечно, это мог быть и не двоюродный брат, и Ариан мог люто обидеться на опоздание, но… Если у него какие-нибудь собственническо-звериные инстинкты взыграли, не опасно ли это для меня?
Ариан поворачивает оскаленную морду. Глаза его вспыхивают, но не зеленоватым, а серебристо-белым, словно в зрачках вдруг восходят луны.
Смотрим друг на друга, и моё сердце пускается вскачь, дыхание учащается. Халат Ариана кажется невыносимо тяжёлым, горячим, как объятия. Страшно и хорошо. И пальцы дрожат. Облизываю пересохшие губы. Любуюсь. Потому что даже если не любить собак и волков, стоящий внизу зверь бесспорно прекрасен: лоснящаяся шкура, мощные лапы и грудь, красивая узкая морда. И вся фигура выражает собой несокрушимую мощь и уверенность.
И этот зверь смотрит на меня.
Он полностью разворачивается и уверенной поступью направляется в дом.
Ой, надеюсь, Ариан не истолковал мой пристальный взгляд как приглашение…
Восхищение восхищением, но что-то мне страшно. Подбегаю к двери. Замок на ней так себе — на один удар лапой. Мебель выглядит слишком тяжёлой, чтобы я успела её к двери подтащить.
Приваливаюсь к двери сама. Сердце-то как стучит. И дышать тяжело. Ой-ой. И ноги подкашиваются. И руки всё ещё дрожат. И жарко мне и… томно? Нет, если прислушаться к телу, то можно подумать, что ситуация меня возбуждает. С какой стати? Не знаю, я как-то поспокойнее люблю, с долгим взаимным присматриванием. И чтобы мужчина начал возбуждать, мне нужно к нему привыкнуть — узнать его, понимать хотя бы немного. Привыкнуть к запахам и прикосновениям, позволить переходить черту за чертой всё дальше и дальше, а не так, как сейчас.
И исходя из этого, к мужчине-зверю я должна привыкать ещё дольше, чтобы не писаться от страха, когда он превращается в такое когтисто-зубастое, способное джип неловким движением лапы измять.
К двери я прижимаюсь крепко, поэтому ощущаю, что её что-то касается, надавливает… трётся о неё. И, кажется, даже слышу тихий утробный рык.
«Контролирует он себя, как же», — зажмуриваюсь.
Дверь снова выгибается от давления с той стороны. Тихо потрескивают косяки, дёргается ручка. Затем — странное шуршание. И поток воздуха, ударивший из-под двери, щекочет пятки. Кажется, волчища завалился под дверью.
Стою, не шевелясь, едва дыша. Сердцу пора переезжать в горло на ПМЖ.
Время тянется очень медленно, тревожно. Ариан не пытается прорваться, но отходить от двери страшно — так я хотя бы пойму, если он решит что-нибудь сделать.
— Тамара, ложись спать, — устало звучит его голос с той стороны.
Молчу. Долго молчу.
— Тамара, я знаю, что ты стоишь возле двери.
— Что это значит? — мой голос звучит неожиданно сильно.
— Я тебя охраняю, — какие-то мурлыкающие нотки. — Я же обещал. Семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки.
И правда обещал. Может, я себя просто накручиваю? Может, тому мужчине на джипе Ариан не доверял, вот и прогнал, а я напридумывала себе?
Только вот в моей комнате Ариан был и предложение переспать делал, и это точно был не сон.
— Честно только охраняешь? — скользя пальцами по тёплому гладкому дереву, уточняю я.
— Давай мы завтра поговорим?.. Ты только окно закрой. И спи спокойно, никто тебя не потревожит.
Вздыхаю. Легко постукиваю пальцами по двери:
— Поверю тебе на слово.
— Спокойного сна.
— И тебе, — делаю несколько шагов к постели. Представляю голого Ариана, свернувшегося калачиком под моей дверью, и нервно улыбаюсь. Возвращаюсь. — А ты там не замёрзнешь на полу?
— У меня густая шерсть.
Всё же оборотни — это нечто. Снова иду к кровати. И снова возвращаюсь:
— А ты её каким шампунем моешь, собачьим?
— Да, а что?
— Нет, ничего, — бормочу я и зажимаю рот, чтобы не засмеяться в голос.
Смех распирает изнутри. Наверное, истерический, наверняка неуместный, но сдержаться не могу. Валюсь на кровать и утыкаюсь в подушку. Представляю Ариана в зоомагазине, выбирающего себе шампунь для шелковистости шерсти. И капли от блох и клещей. А ещё косточки, чтобы зубы чистить. Мячики для игры, метательные диски… элитный сухой корм — похрустеть вечером перед телевизором… Я не просто смеюсь, я хохочу, пытаясь утопить звук в подушке.
— Тамара, ты в порядке? — кричит с той стороны Ариан.
— Да! — приподнявшись, кричу сквозь слёзы и давлюсь рвущимися из груди смешками. — А ты сухой… сухой собачий корм ешь?
Пауза. Может, он просто в шоке от вопроса, а не думает, соврать мне по этому поводу или нет, но я смеюсь, снова представляя, как он с деловым видом отбирает корм, принюхивается к развесным образцам, а может и пробует украдкой.
— Нет, а к чему эти вопросы?
— Думаю, что на двадцать третье февраля дарить буду! — широко улыбаясь, кричу я.
— До него далеко. И корм в любом случае лучше брать свежий.
Мышцы живота сводит от смеха, текут слёзы, и улыбка до ушей. Снова падаю в подушку, продолжая хохотать. И мне уже совсем не страшно. Мне как-то легко, и напряжение отступает, оставляя вместо себя истому, мягко поглощающую все мои мысли…
Сон подкрадывается незаметно. Он мутный, тяжёлый, полный ощущения тела, когда лежишь, понимая, что почти спишь, но не в силах пошевелиться. Он накатывает удушающими волнами, перемалывает меня, перекраивает. Он туманом сочится в плоть, наполняет сердце, заставляет видеть сквозь закрытые веки всё в красноватом пульсирующем в такт сердцу свете.
И в этом сне надо мной горит луна, а вокруг меня кружатся белые волки. Я лежу. И парю в пустоте. Меня окутывает халат Ариана. И я обнажена. В груди пульсирует белый комок света, наполняет кровь чем-то холодно-горячим, терпким. Волосы треплет ветер. Холодный влажный нос утыкается в ладонь. Мои пальцы становятся струнами, и с них срывается мелодия бытия. Дыхание обжигает шею, лицо. Бок мягким теплом окутывает шерсть, рядом пульсирует огромный шар света, и этот свет перекликается с моим сиянием. Шершавый язык скользит по моим глазам, по носу и скулам.
— Тамара, — шепчет Ариан.
К моему боку прижимается тёплая кожа. И снова шерсть. Влажный нос касается шеи, дыхание такое горячее, что ползут мурашки, свет в моей груди пульсирует быстрее, и свет рядом чаще выбрасывает в пространство вспышки всепроникающего сияния.
Серебряный свет ползёт по артериям, протискивается в капилляры, напитывает тело. И вместе с ним меня накрывает ощущение беспредельного счастья, восторга. Я парю в небесах, лечу навстречу луне, презирая пространство и время, сверкающим лучом рассекая облака… Но когда до луны остаётся совсем немного, что-то охватывает меня, поглощает в себе и швыряет на землю, в кровать, держит сильной рукой, и тьма спелёнывает меня, погружая в глубокий сон без сновидений и ощущений.
Смотрю на светлый потолок с лепниной. Лепнины я вчера не заметила ни когда Ариан показывал мне комнату и провожал к ванной, ни позже.
Лежу странно: вытянутая посередине кровати, с руками на животе, словно покойница.
Размыкаю занемевшие пальцы, раскидываю руки. И может мне кажется, но здесь тревожно и приятно пахнет животным. Скашиваю взгляд: покрывало сбито и промято, будто рядом спал огромный волчища.
Ну или не спал, а только лежал.
Закрываю глаза, и на веках вспыхивает луна. Всего на миг — ослепительно, прожигая разум.
И потухает.
Открываю глаза: всё как обычно, даже тёмных пятен, как бывает от резкого света, нет.
Луна… Странный сон. Готова поспорить, что он связан с даром лунной жрицы. Наверное, во мне обживается эта странная сила для перемещения между мирами. Заполняет меня всю, устраивается удобнее, ведь поселяется она во мне до самой моей смерти.
Я теперь вроде как супергероиня.
Стиснув кулак, вскидываю его вверх:
— Ёхоу!
Ну да, глупо, но кто же в детстве не мечтал о суперспособностях? Правда, я бы предпочла умение летать, ну или дар предугадывать выигрышные числа. Нечеловеческую силу на худой конец.
В общем, если я о чём точно не мечтала, так это о способности перемещаться между мирами.
Подхожу к окну и сдвигаю портьеру, пуская в комнату солнечный свет. Окно закрыто, хотя я его вчера не запирала, так что Ариан точно заходил. Но ни злости, ни обиды нет — я даже рада, что он был рядом, пока я болталась в том странном сне. Может, без него со мной случилась бы какая беда или я проспала бы двое суток, как на выходных в моём доме.
А ворота-то приоткрыты. Я прижимаюсь к холодному стеклу, пытаясь разглядеть, что там, за узкой щелью… Сквозь неё проскальзывает Ариан в человеческом виде. Слегка лохматый, в просторном светлом балахоне и с каким-то пакетом в руке. Он подходит к столбу, нажимает, и ворота закрываются.
Сделав несколько шагов к дому, Ариан поднимает на меня взгляд и застывает. И я тоже почти не дышу, внутри всё переворачивается…
Судорожно вздохнув, отскакиваю за портьеру, приваливаюсь спиной к стене. Сердце безумствует так, что даже пальцы дрожат. Дыхание срывается, в махровом халате становится жарко. И даже прохлада стены не остужает этого жара.
Точно загнанный в угол зверёк стою и не могу пошевелиться.
Дверь открывается слишком резко. Ариан пронзает меня тёмным взглядом. Ноздри трепещут, в позе что-то напряжённо хищное. И у меня как-то подозрительно слабеют колени.
Ариан надвигается бесшумно. Падающий в окно свет очерчивает под балахоном его обнажённое тело.
Вот он уже совсем рядом. Нависает надо мной.
— Тамара… — низкий, рокочущий, окутывающий бархатом и обжигающий нестерпимым жаром голос Ариана разрезает барабанную дробь моего взбесившегося сердца. — Помойся, пожалуйста.
Он мне казался тактичным, да?
— От тебя так соблазнительно пахнет. — Ариан протягивает руку, явно намереваясь коснуться лица, но в последний момент упирается ладонью над моим плечом. Сглатывает. Дышит в лоб. — Даже от кожи, от волос, а нам сейчас ехать в машине.
Наклоняется ниже. Пакет хрустит под его судорожно сжавшимися пальцами. Чувствую себя маленькой, слабой, уязвимой. И жар кожи Ариана сквозь непростительно тонкую ткань его балахона. Да какой уж тут такт…
— Помыться — это отличная идея, — шепчу я, а по коже ползут мурашки. — Просто отличная, я прямо сейчас и пойду, да?
Только Ариан не отступает, чтобы пропустить меня в ванную. Так и нависает надо мной, и запах у него тоже приятный.
— Ты бы тоже помылся… — Невольно опускаю взгляд и, хотя открывшееся зрелище должно положительно впечатлять, сильнее вдавливаюсь в стену. — Холодной водой.
— Обязательно, — Ариан почти касается губами моего лба, хрустит пакетом. — Я тебе платье принёс. И туфли.
Мне срочно надо вымыться.
— В общем, в ванную, пожалуйста, — подтверждает мои мысли Ариан, отступает, разворачивается, взметнув подол балахона, и быстро выходит из комнаты.
Вместе с платьем и туфлями.
Но не окликаю. Выдохнув, мчусь в ванную комнату: я даже освежителем для туалета готова обрызгаться. Чего не сделаешь ради собственной безопасности!
Выданные вчера Арианом моющие средства достаточно ароматные сами по себе. Моюсь тщательно, до покраснения кожи. И волосы пять раз. И источник волнующего запаха раз двадцать.
Вытираясь, кошусь на баллончик с освежителем под навесным унитазом. Но прежде, чем дохожу до крайности, живот урчит, и ощущение зверского голода заставляет быстренько подсушить волосы феном и выскочить из громадной ванной в спальню.
А там на кровати разложено платье.
Ну что могу сказать: оно идеально подошло бы для посещения церкви. И на крестный ход можно смело надевать. И маме бы понравилось.
Тёмное, почти чёрное, с высоким воротником-стойкой, длинными рукавами и подолом в пол. Хорошо ещё, под чадрой не пытается меня спрятать. А вот туфли, — вернее, босоножки, — легкомысленные ремешочки. На высоком каблуке.
«Чтобы не убежала», — почему-то думаю я.
Подхожу к постели и осторожно касаюсь платья. Ткань очень нежная. И надо сказать, несмотря на крайне целомудренный крой, платье выглядит дорого: все швы ровные, никаких ниточек или складочек в неположенных местах.
А ещё оно пахнет ароматическими маслами, какой-то необычной свежей композицией.
В животе опять урчит, прерывая поток размышлений. Сбрасываю полотенце… Оглядываюсь: нижнего белья нигде нет. Приподнимаю платье: пусто.
Вздохнув, надеваю «монашескую рясу». И я почти не преувеличиваю: для монашеского облика не хватает только платочка на голове. Не удивлюсь, если платье привезли из какого-нибудь близлежащего монастыря. Вот только откуда у оборотня подобные связи?
«Уф, хватит преувеличивать: платье как платье!» — высвобождая волосы из-под воротника, одёргиваю себя, а то уже мысли лезут, что собачьим шампунем Ариана монашки моют. Подтянув язычок молнии от копчика до лопаток, закидываю руку через плечо и одним движением застёгиваю молнию до самого основания черепа.
Упакована. Трусов только не хватает.
Желудок опять скручивается с жалобным стоном.
Затягивая ремешки босоножек, осознаю странный факт: они мне точно по размеру. Как и платье. У Ариана глаз-алмаз или он меня ночью обмерил?
Лучше пусть у него будет идеальный глазомер.
Под завывания желудка и потрескивания статического электричества приглаживаю волосы расчёской с мелкими частыми зубчиками — ужасно неудобной. Эта процедура заставляет с тоской вспоминать свой туалетный столик и новую расчёску с антистатическим эффектом. И прочие милые сердцу удобные мелочи.
И трусы. Без нижнего белья непривычно, странно, неловко. Поэтому, спустившись в кухню и увидев намазывающего бутерброды Ариана, я пожираю взглядом размазанное по хлебу жёлтое масло, сглатываю слюну и уточняю:
— А где трусы?
Ой, я хотела как-нибудь более завуалировано спросить. А как ароматно пахнет хлебом! И даже маслом. Ариан смотрит странно. Задумчиво. Опускает взгляд на мои бёдра, и ноздри подрагивают. Снова заглядывает в глаза:
— Не подумал. У меня только мужские.
Представляю себя в семейниках, как в юбочке. Хмыкаю.
— У них очень нежная ткань. Мне их из Италии прислали.
Взгляд прилипает к овалам хлебных ломтей под слоями масла. Рот полон слюны, и получается невнятно:
— От того, что они из Италии, они становятся менее мужскими? — отвожу глаз от хлебно-масляного соблазна.
— Нет, конечно, — улыбается Ариан, и в его глазах опять появляются тёплые искорки. Он откусывает бутерброд и кивает на стол.
Я так голодна, что откладываю все претензии и вопросы до счастливого мига насыщения.
Три освежителя воздуха качаются на зеркале заднего вида. Туда-сюда, туда-сюда. Яркие и пахучие. Подвешенные ради поездки со мной.
Я опять в лёгком недоумении: то ли оскорбляться тем, что меня считают вонючей, то ли восхититься собственными феромонами, так покорившими одного конкретно взятого оборотня.
Скашиваю взгляд сначала на руки, с силой сжимающие руль.
Потом на сосредоточенное лицо, на сдвинутые к переносице брови.
Хотя сейчас день, эта поездка живо напоминает ночь с Михаилом. Только здесь колдобин на дороге больше. Хорошая подвеска и уютное кожаное сидение джипа смягчают толчки, но они чувствуются. И освежители воздуха качаются туда-сюда, туда-сюда, удушая ванильным, кофейным и хвойным ароматом, недостаточно резво уносящимся в открытые задние окна.
— Мне снился странный сон, — начинаю я спустя почти час молчания.
— Это были видения: проекции воображения и образы прошлого, возникающие при перестройке организма.
— А то, что ты меня облизывал, — это образы прошлого или игра воображения?
Уголок его губ дёргается в полуулыбке:
— Я действительно был рядом, чтобы следить, как всё проходит, и в случае необходимости притормозить процесс. Принятие дара… — Он объезжает громадную выбоину в пласте асфальта. — Это своего рода смерть. Перерождение организма для другой жизни.
— Я превращаюсь в зомби?
— Нет.
— Хорошо, — киваю и прикусываю губу, чтобы не улыбнуться в ответ на недоуменный взгляд Ариана.
— Да, это хорошо… Из-за разницы метаболизмов тебе лучше изменяться помедленнее. Замедлить процесс я могу только при физическом контакте. — Выражение его лица странно меняется, и у меня возникает подозрение, что думает он о том самом физическом контакте, во избежание которого я сегодня отмывалась, а в машине повешены освежители.
— Надеюсь, держать себя в лапах тебе было не слишком сложно.
— В лапах проще, — улыбается Ариан. — К тому же контроль над твоим даром отнимает почти всё внимание.
— Угу, — киваю.
Освежители раздражающе качаются. Но на горизонте уже расплывается серое полотно города. Сердце ёкает. В какой-то момент в Лунном мире мне казалось, что я никогда больше не увижу дом, не пройдусь по раскалённым солнцем тротуарам, не вдохну полный выхлопов воздух. И вот теперь город снова манит меня нагромождением серых коробок и запутанных улиц, чахлых деревьев и ухоженных парков, а пока — разбитая дорога и поля вокруг…
— Если всё пойдёт хорошо, — Ариан косится на меня, — то сегодня вечером начнём ритуальную инициацию в жрицы.
— Какую такую инициацию? — вкрадчиво уточняю я, и судя по смешинкам в глазах Ариана, ритуалы там с подковыркой.
— Важную.
— А если поточнее?
— Мм, — продолжая ловко подруливать, Ариан с улыбкой закатывает глаза. — Даже не знаю, как сказать, чтобы не нарушить правило.
— И что за правило? — Потыкиваю пальцем Ариана в плечо. — Давай, рассказывай.
— Жрицам до инициации знать не положено.
— А случайно попавшимся человеческим женщинам?
— И подавно. — Ариан хватает палец, которым я его тыкаю, охватывает всю ладонь. По коже пробегают мурашки. Ариан смотрит вперёд, но мою руку не выпускает. Погладив большим пальцем, прижимает к своей груди, и я ощущаю частое биение сердца. Голос Ариана звучит ниже, вновь теми чарующими модуляциями. — Не волнуйся, я буду рядом.
Внутри разливается тепло. Сглотнув, перевожу взгляд на лобовое стекло, но почти ничего не вижу, едва понимаю, что мы въезжаем в промышленную зону.
«Надо попросить его отпустить мою руку», — думаю я, но не прошу.
Джип вползает во двор между несколькими многоэтажками.
Мои сцепленные руки лежат на коленях, и хотя с момента, когда на въезде в город Ариан отпустил мои пальцы, прошло больше получаса, я до сих пор ощущаю его прикосновение, и мурашки бродят по спине.
Поднимаю взгляд, и обмираю: возле подъезда стоит Ауди Михаила. И он сам сидит за рулём, что-то щёлкая в телефоне.
Сердце проваливается куда-то вниз, оттуда взвивается в горло. Сглотнув, кошу взгляд на Ариана: сосредоточенно-спокоен. Надеюсь, действительно спокоен и не превратится в зверюгу, если Михаил вдруг ко мне подойдёт.
Обида снова обжигает сердце, ломает что-то внутри, и я не знаю, хочу ли, чтобы Михаил подошёл и извинился или задыхаюсь от отвращения к нему…
— Что-нибудь не так? — Ариан скользит взглядом между мной и Михаилом.
— Мм… — Тяжко вздыхаю и потираю лоб. — Там в машине мой бывший.
В зрачках Ариана на миг вспыхивают луны, и запах зверя становится сильнее, несмотря на все усилия освежителей.
— Не хочешь с ним разговаривать? — рокочущим басом уточняет Ариан.
— Не хочу, — шепчу я.
— Тогда не разговаривай. Близко он не подойдёт. — Ариан выскальзывает из джипа, обходит капот и открывает мне дверь.
Из-под полуопущенных ресниц наблюдаю за Михаилом: всё ещё ковыряется в телефоне.
Опираясь на горячие пальцы Ариана, ступаю на тротуар. Поднимаю взгляд — и сталкиваюсь с взглядом Михаила. Его губы приоткрываются и почти мгновенно сжимаются в тонкую линию. Михаил внимательно смотрит на капот джипа. В машинах я не разбираюсь, но автомобиль Ариана, кажется, дороже, чем Ауди Михаила. И судя по тому, как тот плотнее сжал губы, как застыли черты его лица, так и есть.
ХЛОП! — щёлкает дверь. Вздрагиваю. Заглядываю в сощуренные глаза Ариана, в которых опять сияют луны. Но при этом он улыбается и галантно предлагает мне локоть.
Беру Ариана под руку и прогулочным шагом направляюсь к подъезду. Без нижнего белья ощущения весьма специфические… будоражащие.
Окно на водительской двери открывается, Михаил что-то хватает с пассажирского сиденья и швыряет в меня — на меня летит моя сумка и точно на стену натыкается на руку Ариана. Он подхватывает её так ловко, что ничего не успевает вывалиться. Глухо звякают внутри косметика, кошелёк и прочие мелочи.
Кривясь, Михаил заводит машину и даёт по газам, впритирку проскакивает мимо джипа и с визгом тормозов вылетает на основную дорогу.
Притянув сумку к лицу, Ариан шумно вдыхает и опускает трофей:
— Судя по всему, бывший он только недавно.
Моё дыхание срывается, становится быстрым и тревожным.
— Да, — неуверенно бормочу я и пытаюсь забрать сумку, но Ариан мотает головой:
— Донесу.
Он ведёт меня к подъезду, возле которого, к счастью, никого нет. Хотя… мне должно быть всё равно, меня же в Лунный мир забирают.
Мы шагаем в узкий тамбур, я набираю пароль, отщёлкиваю кодовый замок. В подъезде резко пахнет дешёвой туалетной водой.
«И хорошо, что здесь воняет, — устало думаю я, цокая каблуками. — Зато Ариан не вынюхает мои эмоции…»
Пропустивший меня вперёд Ариан беззвучно идёт следом. Чувствую его тепло за собой. Знаю, что он не касается меня, но кажется, что он поддерживает мне спину, и только поэтому удаётся идти с расправленными плечами.
— Ты правильно сделала, что рассталась с ним, — задумчиво произносит Ариан. — В нём сущность ядовитой змеи, такие люди не могут жить, не отравляя окружающих.
Мне так не казалось, но от слов Ариана становится зябко, и я передёргиваю плечами. Молча поднимаюсь дальше. Протягиваю руку:
— Мне нужна сумка, там ключи.
Сумка оттягивает мою руку. Запуская пальцы в полное всякого разного нутро, я невольно содрогаюсь от мысли, что там внутри может быть змея.
Змеи, конечно, внутри не оказывается. Порывшись среди явно перепотрошённых вещей, достаю ключи на связке с пушистым брелком.
— Значит, ты видишь сущности? — мой глухой голос вплетается в звонкий цокот каблуков.
— Да.
Мне неловко и стыдно, что связалась с мужчиной, способным на такую инфантильную месть, как бросить в меня сумку. Лучше бы уж сказала, что это истеричный коллега по работе. И мне искренне жаль его жену.
— Ты тоже научишься со временем видеть сущности. — Ариан останавливается вместе со мной возле двери.
Мне всё ещё неловко. И больно. Я серьёзно относилась к Михаилу, уже строила планы на жизнь и вдруг… Не хочу об этом думать!
— Может, намекнёшь, что будет на инициации в жрицы? — Решительно вставляю ключ в замок, проворачиваю, толкаю дверь.
КЛАЦ!
— Не… — Ариан рывком отталкивает меня к стене, прикрывая собой.
В моей квартире с оглушительным хлопком вспыхивает солнце и, сминая дверь, рвётся на лестничную клетку языками пламени.