Волчица лунного князя

Глава 33

Всё приходит в движение. Ламонт и Пьер диван вместе со мной и Катей переставляют на кромку благоухающих роз и лилий у стены. Второй диван вместе с Арианом переставляют ближе к лестнице на второй этаж.

Запустив кондиционер, Лерм жестом фокусника раскладывает журнальный столик, увеличивая его площадь втрое.

— Да начнётся пир, — возвещает он.

— Сначала надо бы еду выставить. — Дьаар осторожно косится на остальных, будто проверяет эффект слов.

Мужчины, кроме царственно возлежащего на диване Ариана, набрасываются на тележку, звенят тарелками и блюдами, выпускают из-под колпаков мясные запахи, откупоривают вино и тащат, тащат это всё с бокалами на столик, в центр которого Пьер ловко устанавливает торт с моим портретом, а Ламонт под шумок подпихивает букет лилий в трёхлитровой банке. Именно этот манёвр позволяет Васе опередить его и вновь устроиться у моих ног. Пьер, подтащив блюдо со стейками, успевает занять диван. Остальные усаживаются на пол, прихватывают куски мяса, порывисто отгрызают, начисто забывая о человеческих манерах. Лерм разливает по бокалам и в миску Ариана вино, хвастается:

— Из погребов Амата.

— О, — дружно одобряют гости.

Они принимают из его руки бокалы, но ни единым взглядом или мимическим движением не выдают отношения к тому, что мизинца их гостеприимного хозяина не хватает. Меня же жутко тянет рассмотреть, как зажила рана, и в то же время стыдно за бестактное любопытство. Но оно побеждает, и когда Лерм подаёт бокал, в упор смотрю на его руку: место зарубцевалось так основательно, словно прошло несколько лет, а не двое суток.

Вскидываю взгляд на лицо Лерма, он слегка улыбается, будто понимает и принимает мой интерес. Но нет в нём ни злости, ни боли, как нет у остальных злорадства или недоумения. Все они, от главы стаи до отпрысков глав стай, безропотно и с уважением принимают наказание князя. У людей такую покорность власти я представить не могу.

Хотя и здесь есть паршивая овца, ведь кто-то хочет меня убить.

— За здоровье жрицы! — Хором звучат голоса. Бокалы взвиваются вверх, к потоку гонимого кондиционером воздуха, и к запахам цветов и жареного мяса резко примешивается терпкий хмельной аромат. — Долгих ей лет!

Очень актуальное пожелание. Вино подслащает горечь этого осознания, теплом прокатывается по пищеводу и отдаётся лёгким звоном в голове. Знаменитое креплёное вино Амата.

— Вот теперь да начнётся пир! — выдыхает Ламонт, и все опять жадно набрасываются на мясо, норовя утащить кусок из тарелки соседа.

Первые мгновения эта дикость, мельтешение рук, вырывание кусков чуть не изо рта, больше похожи на кошмарный сон, но хмель затирает во мне цивилизованно-брезгливые нормы, гасит привычное человеческое, и в битве за лучшие куски мяса я нахожу очарование первобытной силы. Лучшие самцы — каждый как с картинки: сильный, широкоплечий — сражаются за еду, хищный азарт преображает их лица, движения полны звериной грации…

Сидящие рядом Вася и Дьаар ухватываются за один стейк, тянут каждый на себя, порыкивая и скаля белоснежные зубы. Резко дёрнув, Дьаар заваливается набок, и вылетевший из середины кусок стейка приземляется на Пьера.

— Ты мне трусы испачкал! — подскакивает тот и оттягивает кружевные оборки с тёмными пятнами жира. — Мои любимые!

Ответ ему — всеобщий взрыв хохота. Обиженно поджав губы, Пьер садится и оттирает любимые трусы салфеткой. Шутливая борьба за мясо и вино продолжается…

— Вот всё, что ты просил, — нежнейший женский шёпот выталкивает из темноты, где Пьер, обхватив меня за плечо, качает красными трусиками и сетует:

— Понимаешь, они все прикалываются, а я просто кружева люблю, фетиш у меня такой. Я их просто люблю.

— Спасибо, — отзывается Ариан, окончательно вырывая из объятий кошмарного сна: когда вчера подвыпивший Пьер доверительно жаловался на шутки над своим фетишем, он сидел на полу рядом, меня не трогая, и качал бокалом вина, а не подаренными мне кружевными трусами. А я боролась с желанием спросить: «Порка тоже твой фетиш?»

Укрытая одеялом почти с головой, ещё разморённая со сна, до конца не переварившая обильный затянувшийся ужин, приоткрываю глаза: на кресле у двери сидит девушка. Молочная кожа будто светится в полутьме. Каштановые кудри окутывают плечи, но не тугие полушария грудей. Изгиб талии достоин красоваться на полотнах классицистов. Ноги крепкие.

Но хуже того: Ариан стоит, прислонившись к косяку, в человеческом виде. Хоть бёдра полотенцем с сердечками обвязаны и то ладно. Но всё равно впервые вижу, чтобы он перед кем-то, кроме Ксанта, раскрывал своё инкогнито. Сердце мерзко сжимается.

— Вот отчёт. — Девушка протягивает планшет. — С драконами пока договориться не удалось. Они вообще отрицают, что принимают в Солнечный мир перебежчиков.

— А когда им напоминают конкретные имена?

— Посол говорит, что такого не было, — с горькой усмешкой отвечает она.

— Ящерицы, — тянет Ариан.

Но почему, почему перед ней он открылся? Обида и гнев окутывают меня холодом и жаром, дыхание сбивается, пальцы впиваются в одеяло.

Ариан и девушка одновременно поворачиваются ко мне, их ноздри трепещут, а в глазах мерцает белый свет. Значит, ночная гостья — жрица. И вновь вопрос: почему перед ней Ариан не притворяется, как перед другими?

— Извини, что разбудили, — мягко улыбается она. — Ариан опасается отходить далеко.

Придерживая одеяло, я, объятая жаром ревнивого гнева, сажусь на постели.

— Всё-всё, ухожу, — девушка подскакивает.

— Нет, Олка. — Ариан вскидывает руку, останавливая её перед дверью. — Ты у меня запланирована для демонстрации.

— А предупредить? — Жеманно сетует обнажённая Олка. — Должна же я подготовиться к демонстрации. Кстати, что демонстрировать? Надеюсь, не прыжки сквозь кольца и умение подавать лапу?

Постыдное желания зарычать на неё раздирает лёгкие. Так бы и оскалилась, хватанула зубами. Совсем с этим зверинцем озверела.

— Тамара, Олка моя племянница. Помнишь, я обещал тебе её показать как пример счастья в сговоренном браке. Вот тебе счастливая жрица, мать двоих детей и моя родственница, с которой у меня исключительно платонические отношения.

— Пф, всего лишь такая демонстрация? А я думала, хоть палить по мишеням велишь или самцам носы хвостом утереть в гонке на скорость. Правда, то, что у вас на первом этаже отсыпается, сейчас и щенок обгонит.

Племянница… и всё равно внутри кипит от раздражения: вот она стоит перед ним абсолютно нагая, ничуть не стыдясь. И Ариан это позволяет, и даже слова не говорит о приличиях. Может, ему нравится, когда голые девицы рядом?

— Пожалуй, я пойду. — Олка, опускаясь на четвереньки, превращается в белоснежную волчицу.

— Попроси Ксанта поторопиться. — Ариан отворяет ей дверь.

Махнув роскошным хвостом по большому пакету у порога, Олка мелодично желает:

— Удачи.

С её уходом наступает тяжёлая звенящая тишина.

Умом понимаю, что причин ревновать нет, но первые мгновения осознания, что Ариан так доверительно общается с нагой девушкой, да ещё пока я сплю, ещё давят, отголоски этих испепеляющих эмоций слишком сильны.

Под пальцами Ариана щёлкает замок. Планшет находит место на комоде возле двери. Ариан плавно надвигается на меня, и в глазах сияют луны.

— Всё хорошо. — Усевшись в изножье, он находит под одеялом мои стопы, пробегается пальцами. — Не злись.

— Я не злюсь, — почти рычу я.

— Мм, — кивает Ариан, щурит сверкающие глаза.

Высвободив ноги из его тёплых рук, отворачиваюсь. Щёки пылают от стыда: глупо себя веду, ещё и при его родственнице чуть не сорвалась. Ариан придвигается и вновь находит под одеялом мои ноги. Тёплые прикосновения напоминают, как на ужине Вася, пользуясь всеобщей расслабленностью, изменил голову на волчью и вылизывал мне ноги. Катя тогда сказала: «Даже из недостатка сумел сделать достоинство». Я не поняла, и Лерм пояснил: «Хорошей считается только полная трансформация, частичная — детский недостаток». «А по-моему, виляние хвостом выглядит миленько», — вступилась я за Васю. И тогда все остальные, кроме затянутого в штаны Ламонта, вырастили хвосты и дружно ими повиляли.

Сейчас и Ариан виляет хвостом, смотрит хитро.

— Только ноги не вылизывай, — предупреждаю я. — Иначе целоваться с тобой не смогу.

— Бедный Вася, он так старался, — ухмыляется Ариан.

Кажется, я понимаю, что чувствует он, когда кандидаты вокруг меня крутятся. Пальцы уверенно скользят по моим стопам, разминают, согревают.

— Расслабься. — Ариан тянет за ноги, укладывая меня на постели. — Осталось немного.

— Да тут даже весело.

— Вот видишь, а ты боялась Лунного мира и его обитателей, — улыбается в ответ Ариан.

А ведь он прав: после этого безумного вечера все мои женихи не то что бы стали родными, но что-то близкое к друзьям. Не страшные волки в духе Красной шапочки, а вполне нормальные молодые мужчины с несколько необычными для меня увлечениями: охотой, изготовлением украшений, кружевами…

— Все вы хорошие, когда спите зубами к стенке, — чисто из упрямства ворчу я, и Ариан понимающе усмехается, растирает мои стопы.

— Или когда в зубах несём что-нибудь вкусненькое.

— Но только если при этом не роняете.

— И не прижимаем к другим частям тела.

Вспомнив, как с паха Васи «смотрел» на меня окосевший поросёнок с яблоком в пасти, я заливаюсь смехом.

— Вот так-то лучше. — Ариан массирует свод стопы. — А теперь отсыпайся, завтра тебя ждёт новое испытание.

— Какое?

— Похмельные оборотни. Не всё вино было от Амата, так что головы у некоторых будут болеть и плохо влиять на характер.

— Откуда ты знаешь, что не от Амата? Ты же и глоточка не сделал.

— У меня свои источники информации, которые я поведаю только своей законной супруге.

— О. Ну что ж, тогда не буду покушаться на сокровенные тайны. — Опускаю веки, но исподволь наблюдаю за Арианом.

Он гладит и мнёт мои ноги, но смотрит на лицо. После некоторого молчания, разомлев и успокоившись, наконец уточняю:

— Зачем приходила Олка?

— Передать отчёт Ксанта и кое-что из заказанных вещей.

— Дай угадаю: целомудренное платье.

— В точку, — кивает Ариан.

Остаётся только усмехнуться. Не паранджа и то хорошо. Хотя, предложи он мне паранджу, самому бы её носить пришлось. В воспитательных целях, так сказать.

Остатки ли хмеля или волшебство расслабляющих движений Ариана тому виной, но я снова проваливаюсь в сон. В этом сне с огромным сачком и паранджой я по лесу ношусь за белым волком, уговаривая его примерить замечательный наряд. Но когда белый волк попадает в сачок, вместо паранджи в руках у меня оказывается алая кружевная комбинация.

— Не надену! — вопит Ариан, раздирая сачок когтями. — Спасите, помогите!

Когда я уже почти хватаю мохнатый хвост, он выскальзывает в прорванное отверстие, и охота возобновляется. Я бегу по залитой лунным светом дороге. Но тут из кустов доносится:

— Псс!

Оглядываюсь: никого нет, ни единый листик не шелохнётся.

— Псс! Псс! Псс! Псс! Псс!.. Псс!.. Псс!..

Белого волка и след простыл, так что я — всё равно же во сне — лезу в кусты. Рука ухает в пустоту, и я вырываюсь из сна. Сердце бешено колотится от ужаса: я чуть через край постели не «перелезла».

— Псс! Псс! Псс! — раздаётся и в реальности.

На комоде, кресле и стульях разложены платья и нижнее бельё. Стоящий ко мне спиной Ариан их чем-то обрызгивает.

— Что ты делаешь? — сипло уточняю я.

Резко обернувшись, Ариан прячет что-то за спиной. А потом показывает пустые руки:

— Ничего. Абсолютно ничего. Антистатиком вот побрызгал.

— Что же ты этот антистатик на Землю отправил.

— От неожиданности, — честно-честно уверяет Ариан и смотрит так искренне.

— Так, или ты показываешь, чем брызгал, или я… — Сложив руки на груди, грозно щурюсь. — Или я с тобой не разговариваю. Я серьёзно. И спать в своей кровати не дам. И вообще обижусь.

— Я для твоего блага.

— Что?

Ариан покусывает губу. Наверное, лунному князю такое обращение непривычно, но я должна знать, что на себя надеваю. Вздохнув, почесав затылок и взлохматив волосы, Ариан со скорбным видом достаёт из пакета флакон-спрей и бросает мне на колени.

На этикетке милая собачка с розовым бантиком и название:

«АНТИКОБЕЛИН

Дезодорирующее средство».

«Ферментный препарат АНТИКОБЕЛИН® уничтожит запах течной суки и позволит Вам устранить дискомфорт, связанный с критическими днями у собаки, вернет чистоту и покой в Ваше жилище, поможет избавиться от характерных пятен и обеспечит спокойные прогулки».

Обеспечит спокойные прогулки… очень спокойные.

— Когда Катя… — Меня душит подступающий смех. Приходится сделать паузу, чтобы отдышаться. — Катя тогда сказала, что от меня странно пахнет… это вот этим, да?

Разглядывая потолок, Ариан покачивается с носиков на пятки. Вздохнув, сознаётся:

— Да.

— И действует?

— Да.

Расхохотавшись, падаю на кровать. Антикобелин… Умеет Ариан удивить.

Он с полуулыбкой наблюдает за моим весельем, а я из-за складки одеяла — за ним. Постепенно смех угасает. На нас надвигается, подавляя, невольная серьёзность.

— А под хвостом брызгать будешь? — уточняю я, вспомнив инструкцию применения.

— У тебя нет хвоста.

— Тебя это огорчает?

— Нисколько. Не в хвосте счастье.

— Это хорошо. — Голос странно сбивается.

— Абсолютно и бесповоротно согласен. — Он так и стоит возле двери. Обёрнутое вокруг бёдер полотенце с сердечками, делающее Васю ещё забавнее, ничуть не умоляет серьёзности Ариана.

— И после обработки этой штукой я могу спать спокойно? — почти шёпотом продолжаю я.

— Можешь спать спокойно.

Но Ариан ласкает меня взглядом, раздевает… Какое уж тут спокойствие? Меня окатывает жаром томительного желания.

— Нужно что-то такое же, только для девочек, — бормочу я. — Есть?

— Только успокоительное. Могу заказать Ксанту.

Представляю этот диалог: Ксант, пришли мне успокоительные… Зачем? Да Тамара у меня совсем измаялась от близости кобеля, думаю, понимаешь, о чём я.

— Нет, спасибо. — Завернувшись в одеяло, сворачиваюсь калачиком. — Спокойной ночи.

Ариан тут же оказывается на кровати, обнимает меня, зарывается носом в волосы. Странное у него понятие о спокойной ночи, но… ночь в тёплых надёжных объятиях для меня точно приятна.

— Спокойной ночи, — Ариан дотягивается до уголка моих приподнятых в улыбке губ, целует. — Пусть тебе снятся добрые сны.

Хотела пожелать того же, но он, наверное, опять останется бдеть. Мой лунный страж.

— Просыпайся, сонюшка, — шёпот и горячее дыхание над ухом слишком щекотны, чтобы я могла всерьёз сопротивляться побудке.

Но я пытаюсь, и Ариан коварно дует на ухо и чуть в ухо, запуская по мне стайки мурашек.

— Прекрати… — бормочу я, натягивая подушку на голову, но Ариан так близко, что подушка натягивается только на обе головы. — Это нечестный приём.

— Да неужели? — Он ещё прикусывает за мочку уха и тянет.

А такие побудки намного приятнее, чем звон будильника, хотя и хочется треснуть кое-кому по голове и накрыться одеялом.

— Зачем так рано? — хныкаю я, но на изверга нытьё не действует: влажный язык скользит по уху.

— Нам надо сходить к брату Дениса, пока все спят.

— Что? — Тревога мигом заставляет отбросить подушку и развернуться к Ариану: его глаза сияют лунами в полумраке. — Зачем?

— Узнать подробности. Ну или, может, убийца вылезет, наконец. Думаю, его пугает наша компания.

Сердце пропускает удар. Ариан ловит и сжимает мои задрожавшие пальцы.

— Не бойся, Тамара, я буду начеку.

— Всё равно жутко.

— Смелее, моя волчица. И быстрее. Похмелье штука страшная, но долго наши сопровождающие не проваляются. — Он поднимается, легко поднимает меня за собой и несёт в ванную. — Как там у вас говорят: кто рано встаёт…

— …того ещё не сократили.

Замерев, Ариан заглядывает мне в лицо.

— …тот коров доить идёт, — сдерживая улыбку, предлагаю я. Ариан вздёргивает бровь, и я выдаю третий вариант: — Тот не пропустит самолёт.

— Не то что бы я был против смотаться отсюда, но сначала надо разобраться с делами. — Ариан ставит меня в ванную. — Мойся, женщина, и побрызгайся.

Кивнув на стоящий на полке «Антикобелин», Ариан меня покидает. Похоже, не настолько хорошо этот спрей действует, чтобы он рискнул остаться при моём купании. И почему-то от этого очень хочется улыбаться.

Хорошо, что среди одежды есть джинсы, майка и балетки: вылезать приходится через окно, потом Ариан, воровато оглядевшись и послушав тишину, подхватывает меня под мышку и перепрыгивают через почти двухметровую ограду вокруг нашего источника. Хорошо, что я в туалет сходила…

— Пригнись, — шипит Ариан, отпуская меня и превращаясь в белого волка. — Пошли.

Мы долго плутаем между таких же высоких заборов. Внутри некоторых горит свет, порой слышатся голоса, но за многими лишь темнота, да поднимается серебрящийся в лунном сиянии пар.

За огороженными источниками с домиками следуют участки с домами побольше и попроще, с большими купальнями и мангалами, явно на большие компании. За ними — горячие бассейны с койками под навесами. На некоторых сопят волки.

Территорию источников охватывает стена. Через неё Ариан проводит нас по пылающей алым закатом Земле.

— Что же ты всю дорогу так не прошёл? — спрашиваю я на Земле.

— А вдруг за нами следит убийца или его подручный? — отвечает Ариан уже в Лунном мире. — Вдруг он нас потеряет из-за этого?

— Да я не против слегка потеряться.

За стеной — берёзовая рощица. Стволы ярко белеют в лунном свете и после земного освещения это единственное, что я вижу в сумраке вечнотёмного мира. Потом проступают блестящие листья, силуэты домиков за берёзами.

— А ты знаешь, куда идти? — шепчу я.

— Да.

— Откуда?

— Выяснил, пока ты спала. — Ариан оглядывается и принюхивается.

— То есть ты оставлял меня одну?

— Под присмотром Олки. Одну я тебя не оставлю. Пойдём. — Он неторопливо выступает вперёд, дёргает ушами и продолжает водить носом из стороны в сторону.

— Ты говорил, что в деле замешана жрица, и оставил меня со жрицей? — сердито шепчу я, и мог голос сливается с шелестом листьев. — А если бы эта Олка была связана с преступниками?

— Я бы споткнулся и всех перебудил. Или передумал бы. На тебе амулет удачи, в случае угрозы он бы не позволил мне уйти.

— Уверен?

— И в амулете, и в Олке. Только не ревнуй, для меня то, в чём ты нас подозреваешь, сравнимо с параллельным инцестом и вообще брр.

— А для неё? И что за параллельный инцест?

— Между братьями и сёстрами. У нас разница в возрасте всего день, мы росли вместе, племянница она мне лишь формально, а так — сестрёнка.

— Очень хорошенькая сестрёнка-племяшка. — Под моей ногой хрустит ветка, и Ариан дёргает ушами. А до меня доходит. — То есть у тебя есть брат или сестра?

— Была сестра, но познакомиться с ней не успел. — Он надавливает боком на ветки куста, освобождая мне дорогу между деревьями. — Так что можешь не сочувствовать, я не знаю, что потерял, у меня нет особых эмоций по этому поводу.

«Повезло тебе», — тени под деревьями вдруг кажутся холодными и зловещими, накатывает кисловато-лекарственный запах смерти. Прикосновение тёплого бока не даёт мне провалиться в ужас воспоминаний о болезни брата, о его последних муках и криках в ночи.

Точно героиня какой-нибудь сказки или книги, я иду вместе с волком по роще. Шелестят листья, в нескольких домиках, больше похожих на землянки, загорается свет.

— Туда. — Ариан подталкивает меня к краю деревеньки на границе рощи и поля, трава шуршит под нами.

— А у простых жителей нет доступа к горячим источникам?

— Есть, там, с другой стороны, но они их используют и для отопления, поэтому пара не видно.

— Аа… Я уж думала, тут совсем дискриминация.

Из тёмных строений доносится тихое мычание, в ответ кудахчут куры.

— Тут достаточно источников, чтобы хватило и гостям, и местным жителям. А теперь тихо, иначе перебудим его соседей.

В нос ударяет сладковатый запах навоза и скошенной травы. Где-то слева, среди домов, бренчит колокольчик.

— Быстрее, — бормочет Ариан, резвее перебирая лапами по вытоптанной тропинке, перепрыгивая что-то в лунном полумраке.

Везёт четвероногому, легко ему быстрее бежать. Впрочем, поскользнувшись на краешке навозной лепёшки, я выдыхаю: ну и что, что я на двух ногах, зато обутая.

Ариан белым призраком подступает к низкой двери. Едва я приближаюсь, нас окутывает туман. Несколько шагов сквозь ало-закатный воздух Земли, и мы выступаем из тумана в темноту дома, в котором жил пропавший оборотень Денис.

— Не двигайся, — глухо требует Ариан, и меня окатывает леденящим страхом.

— А что? — Дыхание учащается, и меня одуряют запахи: кисло-металлически-тревожные.

— Ты как к трупам относишься?

— В каком смысле?

— В обморок не упадёшь? Кричать будешь?

— Только если продолжишь говорить в том же духе! Меня уже потряхивает.

Плеч касаются руки. Вздрогнув, зажимаю рот ладонью — сдержать рвущийся крик.

— Тихо, тихо. — Ариан разворачивает меня на сто восемьдесят градусов. — Вот так постой немного.

Убогую комнатку заливает серебристым светом луны. Пальцы на моих плечах сияют.

— Ариан, удобно тебе: засветился, и фонарика не надо.

— Угу, а ещё можно не мыться, а скидывать грязь в другой мир, — отстранённо произносит он и чем-то шуршит.

Кисло-металлический запах давит, и разум постепенно распознаёт его как запах крови и чего-то химического. Нужно отвлечься, просто отвлечься. Зажмурившись, бормочу:

— Отлично, конечно, а как с контрацепцией дела? Можно ведь и… семенную жидкость скидывать в другой мир.

Щелчок и тихий звон ударяют по нервам, я дёргаюсь. Отстранённо, но уже с нотками напряжения, Ариан откликается:

— Да, правда, есть риск осчастливить какого-нибудь случайного прохожего, но…

Представляю такой «артобстрел», нервный смешок срывается с губ.

— Странные разговоры над трупом. — Осторожно приоткрываю глаза: моя тень, очерченная сиянием Ариана, подрагивает на дощатой выцветшей стене и висящей на крючке куртке с фартуком.

— Это лучше, чем слёзы, — уверяет Ариан.

— Не знаю, неприлично как-то.

Под дверью — калоши в брызгах чего-то тёмного. Кровь. Осознание будто током ударяет, я отшатываюсь и попадаю в сияющие руки Ариана.

— Спокойно. Не поворачивайся.

— Всё так страшно?

— Нет, просто горло перерезано, но зачем тебе смотреть?

— А тебе зачем? — Повожу плечами, высвобождаясь из его рук.

— Смотрю, не осталось ли что-нибудь незамеченным. Хотя… — Ариан крепче сжимает мои плечи. — Тамара, если не слишком сложно, пройдись по комнате, осмотри всё. Конечно, если ты не в состоянии смотреть на тело…

Первый миг недоумения сменяется пониманием, пальцы невольно сжимают спрятанный под майкой амулет удачи.

Вдохнув и выдохнув несколько раз, киваю и начинаю разворачиваться. Ариан отступает в сторону. В первую очередь осматриваю потолок: выцветшие доски, пучки трав, провода электрические и белёсая спираль лампы. За ним книжный шкаф с полосой тёмных брызг на истёртых переплётах. Глиняную печку-плиту полуметровой высоты и рядом кухонный стол с посудой. Плотную штору на окне. Диван с измятым бельём на нём, ещё один диван, письменный стол с электрическими приборами и инструментами, свисающим с края паяльником… На полу распростёрт голый парень с перерезанным горлом. Перед моими глазами вспыхивают и пляшут яркие пятна. Спасаясь от них, зажмуриваюсь, отшатываюсь.

Ариан должен схватить меня, но его пальцы бессильно соскальзывают по руке. Пытаясь удержать равновесие, я отступаюсь, зацепляюсь за разбитую чашку. Всего один удар сердца — и я уже лежу на полу, задыхаясь от боли в локте, слёзы срываются на неожиданно гладкие новые доски частично заменённого пола.

— Прости. — Ариан падает передо мной на колени, а я не сразу понимаю, как умудрилась не вляпаться в кровь, не задеть ноги трупа, не вмазаться виском в оказавшийся под головой шкаф. Мне просто повезло. — Давай помогу.

Он тянет меня за локоть. Свободная рука проскальзывает, ударяется в опорную коробку под шкафом, и боковая дощечка щёлкает. Ариан тут же наклоняется, выламывает поддавшуюся деревяшку, шарит в темноте открывшегося пространства. И вытягивает почти не запылившуюся металлическую коробочку из-под Рафаэлло.

Короткий взгляд так и кричит: «Вот видишь, это амулет!» Ариан судорожно открывает коробку: две пачки потрёпанных сотен, пятисоток и тысячных лежат на дне.

Вязь стремительного почерка на клетчатом тетрадном листе умоляет:

«Серёжа, прости, что прощаюсь с тобой так, через оставленную в тайнике записку, но попрощаться в лицо не могу: ты меня не отпустишь, не поймёшь, станешь отговаривать, а я слишком люблю, я не смогу без неё жить.

Я женюсь и перебираюсь в Солнечный мир. Если когда-нибудь судьба позволит, мы с тобой встретимся. Но просто знай: как бы ни было сложно без луны в Солнечном мире, у меня своя луна, и я обязательно буду счастлив.

Деньгами, что я добавил в нашу копилку, пользуйся смело, они мне больше не нужны. Вожаку можешь не отдавать: это не из их помощи, я сам заработал.

Желаю тебе найти свою вторую половинку и жить долго и счастливо.

Денис».

— Р-романтики, — стискивая отросшими когтями записку, рычит Ариан. — Надо быть идиотом, чтобы сбежать в Солнечный мир, там же тошно и вечно ощущение, что в глаза песок навалили. И обернуться нельзя.

Он передёргивает обнажёнными сверкающими плечами. И только взглянув на меня, расслабляется. Свободной рукой проводит по моей голове.

— Спасибо.

— Да, удачно упала. — От боли действительно не осталось и следа. — Что собираешься делать?

— Записку передам Ксанту, пусть трясёт ящериц, а мы… Мы с тобой идём дальше.

— А тело?

— Сообщу Лерму, он всё организует. И расследование тоже. Нормальное. Ну а мы пойдём на поводу у амулета.

— А не у твоего носа?

— Мне льстит такое высокое мнение о моём носе, но в поселении полторы сотни жителей, постройки тянутся на десятки метров вдоль стены, здесь постоянно все ходят, мимо дома прошло оборотней двадцать, а я не знаю, как пахнет убийца. Он может уйти в любую сторону, пройти через всю деревню и спрятаться в домах, а может перебраться в зону отдыха. Я не знаю, где искать, а чем больше сюда будут приходить и нюхать, тем меньше шансов выследить преступника. Так что пошли.

Он складывает записку и, просунув её в карман моих джинсов, превращается в волка с сияющей шкурой.

Смелости ещё раз взглянуть на убитого не хватает. Опершись на холку, встаю и вместе с Арианом ныряю в объятый кровавым закатом Сумеречный мир. Ариан принюхивается, сопит. Мотает головой:

— Нет, здесь никого нет.

Через несколько шагов мы выходим на порог домика, под гигантское око луны. Ариан уже не сияет — обычный белый волк.

— Веди, моя жрица, — просит он.

В отдалении мычит корова, в ответ блеет овца. К звериному запеву присоединяется хриплый петух. В каком-то из домов хлопает дверь. От напряжения пальцы на амулете удачи сводит судорогой.

Куда же идти, чтобы всё было в порядке?

Тропинка от дома тянется вдоль загонов с дремлющими животными, выбегает на поле и исчезает в серебристо блестящей траве.

А меня тянет к рощице за полем.

— Туда. — Я первая делаю шаг к качающимся вдали деревьям.