Мощным рывком Ариан выдёргивает меня на проток ручья. Вода брызжет в лицо.
Кричат. Где-то кричат пронзительно, но забившаяся в уши вода гасит звуки.
— Тамара, — Ариан помогает приподняться над потоком воды. — Тамара, ты как?
Усаживает, проворачивает за подбородок, разглядывает голову. Касается плеч, рук, ощупывает бока и колени.
Трясу головой, точно зверь. Резкость звуков возвращается: громко кричат и воют. Разворачиваюсь на звук: оборотни бегают по дорожкам, те трясутся, скрипят. Лодчонки стекаются к уходящим под воду мосткам. Голые мужчины размахивают с лодок факелами, некоторые ныряют.
— Надо сказать, что мы живы, — хрипло напоминаю я и вскидываю руку.
Перехватив запястье, Ариан прижимает меня к себе, шепчет на ухо:
— Нет.
— Что? — поворачиваюсь к нему: в глазах полыхают луны.
— Сваи кто-то испортил. Наш домик не случайно под воду ушёл. Думаю и мост, что развалился после того, как по нему проехали, тоже не без посторонней помощи упал.
В груди вдруг становится пусто: а все были такими милыми.
— Уверен? — дрожащими губами спрашиваю я.
— Очерёдность визитов определена публично, подготовка к твоему приезду во всех стаях началась заранее. Аристарх тщательно следит за крепостью опор, неладное я заподозрил сразу после первого разрушения.
— Но мне не сказал, — стукаю его холодное плечо и охватываю себя руками.
— Не хотел пугать. Дело в том… что в воде перейти в Сумеречный мир невозможно, и утопление — отличный способ избавиться от жрицы.
Смотрю на бегающих по лодкам и мосткам оборотней, ныряющих в поисках меня и Ариана. Их беспокойство кажется искренним. Но всё равно страшно. Утонуть ведь могла…
— Ладно, пойдём, прогуляемся. — Ариан поднимается, стыдливо прикрывая пах. — Тут недалеко есть красивое и сухое место.
До меня запоздало доходит, что я в одних трусиках. Выше поднимаю скрещённые на груди руки. Киваю на озарённую факелами воду:
— А предупредить их не надо?
— Ничего, им полезно немного поволноваться. Чтобы за сваями лучше следили. — Ариан подаёт мне ладонь.
— А запах? — оглядываю склизкий бережок, блестящую в лунном свете осоку. — Нас не отследят?
Ариан мотает головой, ближе протягивает руку. Завороженная сиянием его глаз, сжимаю ладонь. Ариан ведёт меня прочь от берега, и трава шелестит под нашими ногами. Ощущение нереальности происходящего только усиливается болезненно-ярким светом луны и беспросветной чернотой теней.
Над озером кричат, зовут нас. Ругаются. Проклинают судьбу.
Развернувшись, Ариан поводит рукой, и по нашим следам пробегает волна тумана.
— Наш запах теперь в Сумеречном мире, — улыбается Ариан и увлекает меня к тёмному перелеску.
Он точно потусторонний дух, уводящий меня от жёлтых огней живых во тьму смерти. И я не понимаю, почему покорно иду за ним по лужайке, почему ступаю под сень шуршащих деревьев.
Мох проминается под босыми ногами, весело пружинит. Ни единая веточка, шишка или корешок не ранит непривычных к таким прогулкам стоп. Будто лес заговорённый, волшебный.
Кажется, лес шепчет что-то.
— Ариан… — испуганно впиваюсь в его ладонь. — Ариан, разве нам не надо разобраться с покушением?
Он странно улыбается, и я срывающимся голосом молю:
— Давай разберёмся с покушением. По горячим следам. А?
— Нет там следов. Лунных воинов на место я уже вызвал. Но следов нет. Кто-то совсем обнаглел. Кто-то решил, что ему позволено распоряжаться жизнью моих жриц.
Его глаза так вспыхивают, что заливают светом лицо. Свет сочится по сосудам на его руках, охватывает кожу мерцающей сетью.
— Ариан! — пытаюсь вырваться, но он рывком притягивает к себе.
Голая кожа к голой коже ощущается головокружительно остро. Чувствую сумасшедшее биение его сердца. Разливающийся по Ариану свет пульсирует ему в такт, пока не окутывает всего целиком непроглядным сияющим пологом.
И тут же рядом взвывают волки.
Выступают между деревьев сразу трое серых со вздыбившейся шерстью и шальными жёлто-зелёными глазами. Проникающий сквозь листву лунный свет пятнами белит их шкуры.
Из света гремит голос Ариана, совсем не похожий на тот, каким он говорил со мной дома.
— На жрицу покушались. Этот факт отрицать. Проверить, были ли чужаки у озёрного города. Осмотреть сваи. Следить, не пойдёт ли кто на встречу с посторонними.
Кивнув, волки отступают в прореженные серебром тени, исчезают за деревьями.
Опускаю взгляд и с удивлением обнаруживаю себя объятой сиянием Ариана, точно платьем.
— Идём, — спокойнее произносит он и тянет за собой.
Становится как-то легче…
Мы движемся по дороге. На ней нет ни колей, ни вытоптанной земли: обрамлённое деревьями полотно мха ведёт нас под более густые кроны. Туда, где всё реже и реже пробиваются ручейки лунного света.
— Лунный мир, — почти шепчет Ариан, — это не только стаи, не только оборотни. Здесь много удивительного и прекрасного.
И шепчет с такой любовью… а после слов Велиславы казалось, он свой мир недолюбливает, но нет же: свет стекает с его лица, точно вода, и на этом лице не гнев и не безразличие, а предвкушение таинства.
Может, я не подхожу ему как жена, но это не запрещает наслаждаться моментом и миром.
Пронзительно ухает филин. Трепещет листва. Звуков с озера не слышно, будто нас от всех отгородило. Оборачиваюсь: а дороги позади нет — сплошные деревья.
Страшно. Поворачиваюсь к Ариану: он спокоен. Значит, мы в безопасности.
Вступаем в кромешную тьму. Она обтекает нас, точно живая. В ней неожиданно сотнями зелёных искр вспыхивают светлячки, делают вокруг нас один сияющий вираж, другой… Деревья похрустывают, шепчут что-то. За гранью тьмы движется нечто незримое, присматривается.
Ариан переплетает мои пальцы со своими и тянет дальше. Зеленовато-жёлтые светлячки стелются по мху, выстраивая мерцающую дорогу из парящих точечек. Никогда не видела столько светлячков сразу. Понимаю, что их свет — биохимическая реакция, но выглядит так волшебно!
Поворачиваюсь к Ариану: зелёные огоньки мерцают в его потемневших глазах, отражаются на влажных волосах. Сердце пропускает удар. Горячие пальцы крепче сжимают мою ладонь, ноздри Ариана раздуваются, и взгляд плывёт.
Свободной рукой Ариан касается моей щеки, очерчивает губы, заставляя острее ощутить свою наготу.
Отступаю. Мох делает шаг беззвучным, мягко обнимает стопы.
— Побудь здесь. — Ариан приближается, окутывает теплом своего тела. — Дух леса тебя защитит.
— Ты куда? — Сжимаю его ладонь. — Найдёшь меня потом?
— Конечно. А сейчас надо на подданных нагнать страха. — Ариан стремительно наклоняется и касается моих губ лёгким поцелуем. Отступает, миллиметр за миллиметром выпуская мои пальцы. — Я ненадолго.
— Мне страшно.
— Не бойся. — Горячие пальцы снова пробегаются по моей щеке и губам. Ариана окутывает серебристое сияние. — Здесь ты в безопасности.
Он пятится, растворяясь в набежавшем тумане.
— Если здесь безопасно, почему бы меня здесь не поселить? — вопрошаю ему вслед. И конечно ответа не получаю. Сцепив руки на груди, оглядываюсь. — Просто замечательно.
Светлячков несколько сотен, но окружающего не видно в кромешной тьме. Есть только озарённая зеленоватыми шариками дорога из мха.
Переминаю с ноги на ногу, поправляю влажные трусы. Как-то не везёт мне с нижним бельём: не приживается оно на мне вместе с одеждой.
— Ну, надо радоваться, что на мне хотя бы что-то есть, — утешаю себя.
И ещё очень жаль опаловое ожерелье. До слёз. Красивое такое было!
— С вещами надо легко расставаться, — раздаётся сверху сухо трещащий голос. — Не стоят они печали, даже самые красивые.
Приседаю на полусогнутых. Пытаюсь прикрыть кружевные трусы, но обнажённая грудь не даёт заняться нижней частью.
— Ты не переживай, я к другому виду принадлежу, двуногими и четвероногими не интересуюсь, — потрескивает голос. На этот раз справа. И я отодвигаюсь подальше. — Да не бойся ты, гостей лунного князя я не ем.
— Какое утешение!
— Ну… — шелестит и трещит голос, явно принадлежащий кому-то огромному. — Это действительно утешение. Хотя, не побывав в моём пищеводе, трудно оценить всё счастье избавления от такого визита.
От этого разговора становится холодно. И мурашки ползут. И ноги подкашиваются. Осторожно отступаю в ту сторону, где растворился Ариан.
— Да не бойся, — в темноте вспыхивают два громадных глаза.
Приближаются. В сиянии светлячков вспыхивают чешуйки, воплощаясь в змеиную голову размером с джип.
Плюхаюсь на мох, руки бессильно опускаются на прохладное мягкое ложе.
— Вот видишь, — мелькая раздвоенным языком, стрекочет змей. — Я имею иные критерии привлекательности, наготы можно не стесняться.
Прикрываю грудь. Пасть распахивается, и змей издаёт сухие каркающие смешки.
Хочется в обморок упасть, но страшно: вдруг меня бессознательную схарчит? Кто знает, как там у него инстинкты работают.
— Тамара, — шепчу я. — Приятно познакомиться.
Снова сухой отрывистый смех:
— Вижу я, как ты рада.
Ну Ариан! Вернётся — убью. Только бы возвращался скорее.
Испуганно смотрю на громадного змея, тело которого теряется во мраке. Какой он длинны? Полкилометра? Километр? Сколько он ест и как давно последний раз кушал?
— Ну ладно, ладно. Глупое ты человеческое дитя. — Морда змея подёргивается дымкой, сплющивается, стекает в массивную рогатую четвероногую фигуру кентавра. Я икаю. Будто сотканный из текучей воды исполин опускается, скрючивается в горбатую носатую старушку. В её глазах отражаются светлячки, но кажется, что там, в тёмной глубине, мерцают и передвигаются звёзды и целые галактики. — Так лучше?
Киваю.
Сипло шепчу:
— С-спасибо. Вы…
— …кто? — каркает старушка, сотрясаясь телом в мохнатой тужурке. Бахает широкие ладони на цветастый подол. — Это ты хочешь спросить?
Снова киваю.
Старуха цокает языком, потирает острый подбородок.
— Да как сказать, — голос у неё всё тот же: хрусткий, ломкий и будто принадлежащий кому-то огромному. Чувствую себя маленькой-маленькой. Обхватываю колени руками. Она щурится, пронзает меня взглядом. — Чомор я. Лес охраняю, чтобы последних зверей эти блохастые не повывели. Но пока охотиться не придёшь, можешь ходить, бродить. Не трону я тебя. Так, поплутать заставлю пару часиков и отпущу.
Чомор широко улыбается, демонстрируя клыкастую пасть, отлично подходящую ведьминскому страшному лицу. Летающие вокруг светляки будто ласкают его своим мертвенным сиянием. А ещё у Чомора хвост торчит из-под подола и слегка подёргивается.
— Ты чего такая смурная? — Чомор склоняет патлатую голову набок. Светляки усаживаются в седые волосы, усыпают его плечи, грудь, колени. Даже на хвост садятся. — Радоваться вроде должна.
— Чему? — опускаю взгляд на почти обнажённое тело и прикрываю грудь.
— Да ты не стесняйся, я существо, считай, бесполое, на человеков не западаю. А радоваться… так всякая девица радоваться должна, когда её сватают.
— Но не когда так! — Вздыхаю. — Меня насильно замуж отдают.
— Ты жрица, это естественно. — Чомор щурится, причмокивает. — И хотя судьба твоя не определена и перекована, всё же могу с уверенностью сказать: выбор будет за тобой. Сама будешь решать и выберешь правильно. Счастливым брак твой будет, с большой любовью, детьми и всем, что вы, женщины, так пронзительно любите.
— Правда? — Обмираю. Отчаянно хочется верить, что лесное существо, этот дух или кто он там, говорит правду, и все мои злоключения, скитания и знакомства со стаями кончатся хорошо. Но вдруг он только смеётся надо мной. — Ты и впрямь можешь видеть судьбу?
— Немного. Таких вот… незащищённых, не научившихся закрываться, не укрытых сиянием луны.
— Людей, значит?
— Ну да, людей, — неохотно кивает Чомор. — У блохастых душа с телом слита, там ничего толком не разберёшь, а вот у людей… ах, просто прелесть что такое: словно разделанная мастером туша — всё по отдельности, кусочек к кусочку, смотри не хочу. Кабы не поработала над тобой Велислава, можно было бы всю судьбу до последнего вздоха прочесть.
— Но о семейной жизни ты видишь?
— Конечно, — фыркает Чомор. Светляки пробираются на его лицо, подползают к губам. — Ты же сейчас устройством семейной жизни занята, эта линия строится в первую очередь. И как мощно строится…
— И всё у меня будет хорошо? — недоверчиво уточняю я. Мне бы только малейшую надежду, что сватовства не кончатся провалом или ненавистным браком… — Точно-точно?
— Точнее смогу сказать, если кое-что сделаешь.
— Что? — я нетерпеливо подаюсь вперёд.