Волчица лунного князя

Глава 27

Кошусь на сидящего слева Ариана: как всегда собран и строг, разряженных в цветные платья девиц и взглядом не удостаивает, словно их тут нет. Амат щурится на него. Обрамлённое перьями и густыми прядями бронзовое лицо с крючковатым носом само по себе выглядит грозно, и трудно понять, злится шаман-вожак на небрежение лунного воина к красавицам-дочерям или с некоторым уважением относится к рьяному исполнению обязанностей.

Девушки и юноши выставляют на изогнутый волной стол подсвечники с ароматическими свечами, и по небольшому залу плывёт аромат шоколада. Следом за освещением выставляются миски с пирогами и рёбрышками, с ломтями мясных рулетов и приглянувшимися мне с пира тушками перепелов, которых водружают прямо передо мной. Выставляют и мисочки с резко пахнущей перцем жижей, домашние колбаски с золотистой корочкой, и нарезанные овощи с фруктами, кубки и кувшины. Перед тарелкой Ариана опускают плоское блюдо с рульками, на которые он обычно налегал. Возможно, потому налегал, что с ними удобнее в волчьем облике расправляться, чем с рёбрышками или мелкокостными перепелами и курицами.

От ароматов рот наполняется слюной, сглатываю. Глаза разбегаются. Даже не знаю, за что хвататься, ведь только попробовать всего понемногу — уже риск для фигуры.

В зал заходит Ярейн в золотой тоге и его спутница в золотом, точно змеиная шкура облегающем платье.

— Простите за задержку, — высокомерно улыбается Ярейн, но его голос медово-сладкий. — Ваш сад камней очаровал меня и заставил позабыть о времени.

— Благодарите за это Милике, — улыбается Амат, и ближе всего сидящая к нему волчица слегка склоняет голову.

— Мастерица. — Ярейн окидывает взглядом стол, скамейки изогнутые и усаживается рядом с хмурым Дьааром, подпирающим мой правый бок.

А вот дракониха усаживается с другой стороны возле Ороя.

— Угощайтесь, гости дорогие, — широким жестом предлагает Амат.

Орой наполняет бокал драконихи. Дьаар наливает морса мне и, вздохнув, в миску Ариана, заменяющую кубок.

Из-под полуопущенных ресниц наблюдаю за оборотнями: девы, пожирающие Ариана взглядами, почти не дышат.

Чего они удумали? Опоить его? Отравить? Последнее вряд ли, но кто их знает, всё же он оскорбил дочь местного главы отказом.

Ариан распахивает пасть, наклоняется к рулькам. Девушки подаются вперёд, я уже хочу крикнуть: «Стой!»

Только Ариан сам останавливается, захлопывает пасть и носом сталкивает рульки с блюда.

А на блюде какие-то надписи.

— Чудесный ход. — Ярейн расплывается в улыбке и начинает аплодировать.

Сидящая дальше всего от отца девица заливается алым румянцем до самых ушей, две другие краснеют не так сильно, но поджимают губы и раздувают ноздри.

— Дуры, — шепчет справа Дьаар.

Амат строго взглядывает на дочерей, и они склоняют головы. Оглядываю остальных сидящих за столом: дракониха лишь надменно заламывает бровь, а вот Орой с Улаем тоже краснеют.

— И что это значит? — мой голос неожиданно громко звучит в наступившей тишине.

Ярой указывает кубком на блюдо и насмешливо поясняет:

— Тут написано, что это дар от Эскинчи. Так как это мясо, наш милый лунный воин, отведав его, согласился бы на брак с младшей дочерью нашего резволапого хозяина.

— Эскинчи, — рокочет Амат. — В северную деревню.

— Но… — стонет младшая из девиц.

— Прямо сейчас, — чеканит мрачный Амат. Он не смотрит на дочь, только на Ариана.

Эскиничи, всхлипнув, бросается к двери. Тело девушки надламывается, и с полпути она бежит бурой волчицей. Путаясь в платье, толчком открывает дверь. Захлопываясь, створка зажимает подол.

— Прости, воин, — чуть склоняет голову Амат. — Я бы не признал это за предложение. В заключении брака всё должно быть честно.

— Юные романтичные девушки часто делают глупости, — спокойно отзывается Ариан. — А предложение дочери вожака стаи лестно было бы и самому князю, о простом лунном воине и говорить не приходится.

Две оставшиеся романтичные девушки, в числе которых и предложившая шоколадку, гневно сопят в ответ на это заявление. У Дьаара на стиснутых кулаках вены вздуваются, а Орой или Улай шумно фыркает. И только Амат совершенно спокоен, лишь глаза хищно поблёскивают.

Что-то мне кажется, поведение Ариана всё же оскорбительно. Ну, если подумать: даже если уловка организована без ведома Амата, простой воин должен вгрызаться в мясо и радоваться родовитой невесте, а не нос воротить.

И ещё интересно, как Ариан догадался о подлянке?

— Угощайтесь, — вновь широко взмахивает рукой Амат.

А мне вдруг приходит мысль, что предложение можно вырезать прямо на куске мяса — ну так, чтоб наверняка. Поэтому беру хрустящую зажаренную колбаску, осматриваю её и кладу на тарелку Ариана.

Остальные как-то странно на меня смотрят.

— Мм, — усмехается Ярейн. — А воин-то у нас нарасхват, предложение за предложением.

Соображаю… Краснею: в самом деле ведь предложила серьёзные отношения, получается.

— Но ведь нам же приносят мясо девушки, прислуживают на пиру, — возражаю я. — Я просто…

— Незнание законов не освобождает от ответственности, — смеётся Ярейн и отпивает из кубка.

— Я ему наложу, — ворчит Улай и, как и я оглядев кусок мясного рулета, укладывает его на тарелку Ариана.

— А ты ещё попробуй это, — пуще прежнего веселится Ярейн. — А то вдруг там скрытые сюрпризы.

— Ну если так угодно гостю дорогому, — язвительно отзывается Улай, то ли имея ввиду Ярейна, то ли обиженный тем, что Ариан не бросается на предложенный им кусок, и порывисто откусывает от рулета. Сплёвывает и обиженно восклицает: — С шоколадом!

Дьаар хватает колбаску, разламывает её, жадно принюхивается — и отбрасывает, хватается за пирог, ломает его: внутри шоколад.

— Здесь хоть что-нибудь есть можно? — рычит Дьаар на сжавшихся девушек.

— С глаз моих вон, — роняет Амат, и дочери пулей вылетают из зала.

Некоторое время Амат сидит, постукивая когтистыми пальцами по столешнице.

Ярейн самодовольно попивает из кубка. Кажется, только ему и его спутнице сейчас хорошо. И почему-то кажется, он знал о шоколаде в мясе, потому и предложил Улаю отведать.

— Еды несите! — рявкает Амат.

Буквально через две минуты еду на столе полностью сменяют расторопные девушки и юноши. На свой вопрос я и сама додумываю ответ: наверное, по традиции поднесение к столу блюд официантами в принципе не может считаться предложением, иначе это сильно осложнило бы обслуживание на пирах.

Ужин проходит в молчании, только Улай иногда спрашивает, что именно хочет поесть Ариан, да отрывает куски от его еды, проверяя их на несанкционированные ингредиенты. И опять мне кажется, что Ариан согласием на эти демонстративные проверки оскорбляет Амата. Или ставит на место? Или просто понижает его статус перед делегацией драконов? Иначе с чего у Ярейна в глазах столько неподдельного веселья?

Непонимание нюансов изрядно портит аппетит, и я даю зарок изучить все нормы поведения оборотней и стаи… в которую попаду. Снова меня накрывает желание поговорить с Арианом, столь же сильное, как и боязнь этого разговора. И поэтому когда ужин заканчивается и Амат говорит:

— А теперь приглашаю прекрасную жрицу посмотреть состязание по лапте.

Я почти рада передышке. Тем более о лапте я только слышала, но никогда не видела.

Игра проходит на личном поле вожака, расположенном между тремя холмами-домами. Светильники зажигают так ярко, что почти имитируют день: только луна на небе портит это впечатление.

Внезапно загадочная лапта оказывается похожа на бейсбол. Почти не внезапно оборотни играют голые, потому что пробежки по полю предпочитают делать в зверином облике, и из-за этого команды различаются лишь цветом шарфиков: белые и чёрные. И совершенно ожидаемо азарт игроков и болельщиков заражает и меня, хотя болельщиков всего сорок — семья Амата и приближённые, но они так орут и скачут, так переживают, что хватает на небольшой стадион. Парнишки и девушки разносят между кресел медовуху, жареный арахис, вяленое мясо, мозговые косточки и прочие своеобразные закуски.

К финалу накал страстей достигает такого пика, что зрители требуют игру на бис. И потом снова, а когда игроки выматываются, некоторые болельщики сбрасывают одежду и с воплями вроде «А, ты ничего не понимаешь!» или «Что ты ползаешь, как черепаха!» отнимают шарфики и включаются в состязание. Заменённые таким образом игроки падают на сидения зрителей и, грызя многочисленные закуски, сами поддерживают сменщиков:

— Лапами шевели!

— Беги!

— Двигай, а то хвост сломаю!

И всё в таком духе. И хотя медовухи я отведала всего два кубка, не хуже прочих ору и скачу, болея за всех сразу. В какой-то момент мне предлагают попробовать сыграть. На адреналине я готова согласиться, но Ариан рыкает чуть, и голова проясняется: ну в самом деле, какая лапта с оборотнями?

На финальный пир Ариан меня тоже не пускает, и судя по тому, что идут туда одни мужчины, мне там и впрямь не место.

Пошатываясь, отправляюсь следом за Арианом в дом. Волнистые стены волнуются больше обычного, потолок перекатывается, точно живой, а внутри у меня всё трепещет: то ли от восторга болельщицы, то ли от волнения перед уединением с Арианом. Меня чуть ли током не прошибает от всего многообразия чувств и переживаний. Хочется петь. И кричать. Обнять Ариана. И бежать от него.

Поднявшись на задние лапы, он толкает дверь в наши комнаты. Принюхивается, а я, привалившись к косяку, разглядываю его серую шкуру.

Хорош, чертяка, даже так хорош.

— Проходи, — разрешает Ариан.

Качнувшись, вплываю в сумрак небольшой гостиной и закрываю дверь. Сама задвигаю засов. Опираюсь на створку ладонями.

Хмель медленно, но неумолимо, покидает разгорячённую кровь.

И мне опять страшно спрашивать. Но надо.

— Ариан, — выдыхаю я. — Ариан, ты…

Сильные руки разворачивают меня. Обнажённый Ариан придавливает к двери, зажимает ладонью рот и прижимается лбом ко лбу.

— Не спрашивай, — почти шепчет он, обжигает дыханием и своим телом в кромешной беззвучной темноте. — Князь обязан отдавать жриц в стаи, потому что земле князя не нужна сила жриц, а стаям — нужна. Это не закон, но обязанность. С тобой… с тобой я хожу по грани, Тамара. Не вынуждай переступать её ещё больше. Я… не могу пройти этот путь с тобой. Ни просить, ни приказать не могу. Я должен, просто обязан сделать всё возможное, чтобы ты выбрала себе стаю. Не мою.

Сердце ухает куда-то в бездну. Ладонь соскальзывает с губ, но пальцы ещё касаются их почти невесомо.

— …а я не делаю ничего… — выдыхает Ариан и отступает.

Я будто одна остаюсь в темноте. Сердце бешено стучит. Но сквозь накативший страх ощущаю, что не одна, ощущаю, как Ариан передвигается по комнате.

Щёлкает выключатель, и гостиную заливает сияние светодиодов.

— Умывайся и ложись спать. — Ариан проходит в спальню и укладывается на шкуру у моей кровати.

«Я должен, просто обязан сделать всё возможное, чтобы ты выбрала себе стаю. Не мою. А я не делаю ничего», — стучит в висках. Да он не просто ничего не делает, он делает так, чтобы я другую стаю не выбрала! Закрыв глаза, я обхватываю себя дрожащими руками. Страшно.

Ноги вязнут во мху, я иду бесконечно долго, но ни конца, ни края нет дороге, освещённой луной. Чёрные деревья тянутся пальцами-ветками. Трещит, стонет лес. А оглянусь — нет пути назад, всё непролазным буреломом затягивается, стоит ногу от земли оторвать. И я продолжаю торопливо идти вперёд, туда, куда тянет меня ночной лес да манит громадная неземная луна.

Впереди сотней глаз вспыхивают зелёные светлячки, поднимаются волной с влажного мха, окружают меня, вытягиваются лентой вдоль лесной дороги, точно сигнальные огни на взлётной полосе. И, подхватив подол расшитого шёлком сарафана, я бегу вперёд, и тёмные волосы мечутся, бьют по плечам и лицу, извиваются так неестественно, точно я сквозь воду двигаюсь… воздух и впрямь густой, как вода, и светлячки всё чаще пульсируют, приглашая следовать по дороге, а за спиной страшно трещит бурелом.

Ветки сзади дёргают подол. Трясётся земля. Луна вспыхивает ярче, обливая дорогу текучим, словно ртуть, серебром. И я бегу. Бегу следом за стайкой взмывших светляков к прорехе в стенах чёрных деревьев, к двум фигурам, что стоят там впереди, полупрозрачные от падающего на них сияния: человек и гигантский зверь. Ариан и Чомор в облике кота. И у Ариана в руках корзинка.

— Сметанка, — мурлычет Чомор.

Ртуть серебра с моей тропы заливает траву на их лужайке, тянется к ним, стоящим вполоборота ко мне, не замечающим.

— Ариан! — кричу я, но мой крик разбивается на зеркальные осколки, острыми гранями вспыхивает в свете луны и утопает в текущем по земле серебре.

Я уже почти на лужайке. Но текучее серебро наполняется жёлтым светом, разгорается золотым пламенем. Рёвом огня наполняется лес, с криком летят в небо птицы. Пламя обжигающей стеной встаёт между мной и лужайкой, между мной и Арианом, всё так же тихо беседующим с Чомором, отдающим ему корзину со сметаной. И даже сквозь пламя я вижу чёрную гниль, ползущую по пальцам Ариана, иссушающую его руку, щупальцем спрута захлёстывающую ему шею. А следом за этим тленом к нему по дорожке из серебра проносится огненная волна, накрывает.

Ужас ослепляет и оглушает. Бросаюсь в пламя, оно охватывает меня, обжигает нестерпимой болью. Чомор оборачивается. В лунном свете ярко вспыхивает зеленью вертикальный зрачок. Пламя, точно живой зверь, пожирает меня, отрывает плоть жгучими клыками.

— Берегись огня, — доносится мурлыкающий голос Чомора.

Боль испепеляет меня до самого сердца, и я выгибаюсь, жадно хватаю губами воздух, дышу, дышу, не в силах поверить, что тело ещё живо, что выжженное до пепла сердце бьётся заполошно, толкает кровь по стынущим конечностям.

Сильная рука придавливает меня к кровати.

— Тихо, тихо, — шепчет на ухо Ариан. — Это просто сон.

Мы в темноте. Нечем дышать. Вцепляюсь в руку Ариана, прижимаюсь губами к его запястью — только бы услышать биение сердца. Как вспышка: так же я прижималась к запястью брата в последние дни его жизни, когда каждый вдох мог стать последним, когда дыхание его стало почти неощутимым…

— Тамара, это просто сон, — твёрже повторяет Ариан, высвобождает руку и укутывает меня одеялом, скручивает в кокон и прижимает спиной к груди. — Спи, ещё рано вставать.

Кажется, я просто не могу уснуть после такого ужаса. До сих пор кожа горит, и слишком ярко, слишком живо в памяти, как тлен охватывает Ариана, как пламя глотает его в один присест и терзает меня.

— Чомор… — шепчу я.

— Что Чомор? — выдыхает в затылок Ариан, скользит рукой по плечу и снова прижимает.

— Он знает больше, чем говорит.

Ариан отзывается тихим сладким смехом. Шепчет, задевая губами ухо:

— Конечно, хоть и младший, но он бог, и он никогда не позволит смертным сравниться с собой хотя бы в малом. Спи…

Он дует на висок. Перед глазами вспыхивают серебряные искры, и вместо тягучей бессонницы меня накрывает тьма глубокого сна без кошмаров, без проблеска мысли, без Чомора и Ариана.

Пробуждение наступает резко, без перехода, хотя не могу сказать, что меня будит. Лежу, мерно дыша, перебирая обрывки сна, медленно осознавая себя лежащей на кровати, осязая комнату неведомым прежде чувством: не руками и не глазами, будто самой душой. Кровать, упирающиеся в пол ножки. Ровность пола и изгибы стен. И Ариана: он стоит в халате, подпирая стену, сложив руки на груди, и смотрит на меня. Вспышки сна смешиваются с его образом, страх стискивает сердце и горло ледяными острыми пальцами.

Мог ли Чомор в память о дружбе с матерью Ариана навеять этот сон, чтобы подсказать, кого я должна выбрать сама, кого могу потерять в огне? Мог он наслать сон, чтобы потом я и Велислава не одолевали его просьбами помочь?

Или это просто кошмар из моих переживаний и смутных догадок?

Душно, тяжко от этих мыслей, и я открываю глаза, сажусь на кровати.

В спальне сумрачно. В трёхпалом подсвечнике на полу нервно дрожит язычок последней свечи. Только сейчас понимаю, что пахнет воском.

Оглядываюсь на Ариана: просто стоит, смотрит. Зрачки зеленью отражают тусклый свет, на лице — грустная задумчивость.

— Я всё поняла. — Запускаю пальцы в волосы, приглаживаю растрепавшиеся пряди. — Можешь честно сватать меня всем. Исполняй свой княжеский долг.

— Спасибо.

И вроде правильно поступаю, а на сердце тяжело.

Бессильно падаю на кровать. В вогнутостях потолка вздрагивают тени.

— А что за суета с подкладыванием мяса? — Зеваю и закутываюсь одеялом до подбородка. — Ты же говорил, что лунные воины не пользуются популярностью среди остальных волчиц.

— Тут… своеобразно получается. С одной стороны, я по поведению явно не рядовой воин. Да и слухи такие ходят, что не мог лунный князь рядового воина с тобой послать. А вот родственнику тебя доверить мог. И поведение моё как раз на такой уровень тянет.

— А с другой стороны.

— С другой стороны, — Ариан вздыхает. — Дочери вожака — слишком ценные разменные монеты, чтобы их за первого встречного замуж отдавать, а так как лунный князь всегда вынужден следовать законам, то, соответственно, и настолько ценных соглядатаев в лунном селении никому не надо, достаточно простых прикормышей.

— И ты такое позволяешь?

— Когда как. С третей стороны, дочерям вождя тоже не сладко, их за кого угодно отдать могут, и за старика, и далеко от дома. Вот они и развлекаются, пока могут. Только младшенькая решила, что статусный лунный воин лучше того, что ей отец готовит, она одна мясо как настоящее предложение поднесла, а не мимолётную связь предложила. Поэтому-то Амат и отослал её подальше, а остальных просто отругал за плохо расставленную ловушку.

Отослал, и хорошо.

— Ну и с четвёртой стороны, Амату, конечно, не хочется своих девиц даже на статусного лунного воина разменивать, но как отцу и вождю ему неприятно такое небрежение его кровиночками.

Оказывается, я была права в предположениях.

— А у нас неприятностей из-за его обид не будет? — Поворачиваюсь набок и, подперев щёку ладонью, пристально смотрю на Ариана.

— От обстоятельств зависит. — Он тоже смотрит на меня: пристально, жадно, ласково. И вдруг обращается серым волком, резво сбрасывает халат. — Пойдём завтракать. Может, успеем одни перекусить.

Одним насладиться завтраком не получается: едва мы усаживаемся, в малую трапезную вваливается сонный и помятый Улай. За ним подтягивается по-змеиному улыбающийся Ярейн со своей молчаливой спутницей в золотом платье. Искоса поглядывая на наряд драконихи, острее чувствую суровую строгость моего платья.

Надо у Ариана что-нибудь посимпатичнее просить. Ловле убийцы мой привлекательный вид не повредит, а остальному… остальному тоже не повредит.

К середине трапезы является Амат. Он весел и бодр, накидывается на мясо так, словно неделю не ел. Он-то и зазывает нас после завтрака в сад.

Сначала я удивлена предложением: те несколько кустов, что я видела по пути на стадион, не тянут на сад, в котором можно прогуливаться такой большой компанией.

Только вот оказывается, что сад — не эти пару кустов. Настоящий сад спрятан в соседнем холме.

Стоит миновать массивные двери, нас обнимает жаркий влажный воздух. Лианы опутывают перекладины со светильниками, свисают с потолка. Вдоль дорожек — пальмы и кусты с яркими ягодами. Шипит на другом конце громадного помещения водопад, верещат попугаи. Стайка обезьянок, потревожив ленивца, по веткам и широким листьям припрыгивает к входу. Они тоже верещат, тянутся малюсенькими лапками. На дорожке впереди мелькает павлиний хвост.

В общем, на сад в моём понимании это не похоже ни разу.

— Крокодилы, львы, гориллы и прочая хищная живность здесь водится? — ледяным тоном уточняю я.

Посмеиваясь, Амат начинает разрезать захваченное с собой яблоко на дольки.

— Крокодил в клетке, пантера на поводке. — Он бросает дольку в стайку обезьянок, они резво подхватывают, мечутся, оберегая и отнимая угощенье. — Здесь ты в полной безопасности. Наслаждайся прогулкой, наслаждайся светом, растениями и животными. Тут все ручные. В гроте цветная подсветка и можно перекрыть вход для создания романтической обстановки. Возле водопада лестница на подземный этаж, там водный зоопарк. Рыбки, кораллы…

В водном зоопарке никогда не была, но хотела. Киваю и направляюсь к рычащему водопаду. Только прямого пути туда нет, лишь по петляющим между деревьев тропкам.

— Змеи здесь водятся? — оглядываюсь на неторопливо идущего следом Амата.

— Нет. Ничего ядовитого или опасного. — Он улыбается. — Я себе не враг.

Судя по тому, что на его фоне лохматый Улай, обратившись волком, укладывается под кустом, здесь и впрямь безопасно.

Я продолжаю путь вместе с Арианом. Амат о чём-то тихо беседует с драконами. Всё громче урчит водопад, всё уже и запутаннее дорожка. Обезьянки перепрыгивают её над нашими головами. Вскрикивают. Попугаи тоже волнуются. И вроде этот «сад» не сильно большой, но кажется, будто я блуждаю в бескрайних джунглях.

— Расслабься. — Ариан трётся о ногу мохнатым боком. — Животные дрессированы. Все входы и выходы, как и территория вокруг, надёжно охраняются. Сюда даже через Сумеречный мир не пройти из-за особенностей ландшафта.

— Шумно. — Зябко повожу плечами, хотя здесь очень даже тепло. — Кажется, что сейчас выползет какая-нибудь чёрная мамба и покусает.

Ариан усмехается.

— Ничего смешного. — Складываю руки на груди. — В отличие от некоторых, я не могу похвастаться звериными рефлексами.

— Чешуйчатых тут только двое, они идут следом за нами и в буквальном смысле не ядовиты.

— А не в буквальном? — оглядываюсь, но пальмы с кустами на повороте закрывают Амата с драконами.

— Ядом слов владеет каждое способное говорить или писать существо. Ярейн и Лимери — связные, они умеют пудрить мозги и завуалировано бить в самое больное место. И эти самые больные места определять они умеют очень даже неплохо.

— Ты с ними уже сталкивался?

Оглянувшись, Ариан чуть отступает от меня.

— Секретничаете? — Ярейн догоняет нас, поблескивая чешуйками на лице.

Сидящая на его плече обезьянка эти чешуйки с любопытством оглядывает, даже пытается отколупнуть, но дракон лишь смешливо щурит глаза.

— А драконы могут принять полностью человеческий вид? — Не удержавшись, я дотрагиваюсь до хвостика обезьянки, пробегаюсь пальцами по нежной шерсти.

— Можем, — таким тоном отзывается Ярейн, словно я глажу его, а не обезьяну. — Но это имеет смысл только в Сумеречном мире.

— Или когда хочешь притвориться другим существом в Лунном мире.

Ярейн расплывается в клыкастой улыбке, и мимолётное тепло глаз сменяется холодом:

— Я слишком горжусь принадлежностью к драконам, чтобы притворяться кем-то другим.

Усмешка Ариана слышна даже сквозь рокот водопада. Ярейн поджимает губы, но не возражает.

Ариан навостряет уши, разворачивается. Мы с Ярейном тоже: к Амату подбегает молодой парень, что-то говорит.

— Младшая жена рожает, — бросает нам Амат и уходит, оставив дракониху стоять напротив взволнованного посланца.

Тот тоже резво ретируется. И мы все переглядываемся.

— Ну что, посмотрим на подводный зоопарк? — предлагаю я.

— А мне больше нравится сад камней, — полушёпотом заявляет Ярейн. — Хотя и это тоже наталкивает на достойные философские размышления.

Мы давно сидим на дуге дивана в просторном зале-коридоре, стены и потолок которого — толстые стёкла аквариума. Голубоватую толщу воды прорезает свет. Разноцветное полотно кораллов и губок тянется от стёкол в неясную даль, и кажется, что мы на дне океана — так искусно незаметно оформлен переход между водным пространством и дальними стенками. Пёстрые рыбки снуют над движущимся полотном полипов, носятся друг за другом, выедают крупицы планктона.

— А мне больше нравится живое. — Рассеянно поглаживаю кончик хвоста Ариана.

— Верю, — улыбается Ярейн. — Ваш живой интерес ко всей этой хладнокровной живности очевиден.

Он указывает взглядом на Ариана, потом на свою сидящую между мной и им спутницу. Невольно улыбаюсь. Когда мы только спустились, и я разглядывала косяк рыб-попугаев, к нам забежал Орой и воскликнул: «А побежали охотиться!» Сама постановка вопроса чуть не уронила меня, и прежде, чем состроивший страшную морду Ариан обвинил его в глупости, я уже ответила, что хочу помедитировать на рыбок. Не знаю, почему сказала именно так, может, потому, что всегда зависала перед аквариумами, и пару раз староста спрашивала: «Медитируешь?» За эту фразу зацепился Ярейн, начал расписывать свои медитации на сады камней и самые примечательные из известных ему садов камней. После этого признаваться в том, что пошутила, было как-то неловко, и я устроилась на большом полукруглом диване перед прозрачной стеной «помедитировать».

Ариан устроился с одного бока, дракониха села с другого, и на самом краю за ней развалился Ярейн. Наблюдать за рыбками было интересно, только дракониха через десять минут засопела, и я, повернувшись, наткнулась на извиняющуюся улыбку Ярейна. Дракониха, запрокинув голову на высокую спинку, спала. Ещё минут через пять Ариан лёг, подперев плечом подлокотник. То, что он уснул, я заметила только когда серый хвост скользнул мне на колени. Переглянувшись с Ярейном и улыбнувшись друг другу, мы продолжили наблюдать жизнь рыб и полипов в условиях, имитирующих настоящие.

Яркие рыбки, блеск их чешуи, извивы коралловых веток и качающиеся ножки полипов завораживают. Рыбки скользят, а я вспоминаю происходящее между мной и Арианом, его слова и действия. Как он сидел напротив меня в первую нашу трапезу и не мог есть, как целовал меня, как смотрел. Как ластился к моим рукам на посвящении — мокрый гигантский волк…

— Ты всё ещё хочешь увидеть настоящего дракона? — шёпотом уточняет Ярейн. Удивлённо смотрю на него. А он продолжает ещё тише: — Далеко ходить не надо, здесь на входе достаточно места, чтобы я мог обратиться.

— Зачем это тебе? — так же тихо отзываюсь я.

— Хочу угодить любимой волчице лунного князя. Он только со своими связан чарами обязательств, а отношения с нами зависят от личных пристрастий.

Смотрю на хвост Ариана, скольжу взглядом по расслабленному телу, свесившейся голове. Неужели он всю ночь не спал, наблюдал за мной? А может, и не одну ночь.

Поворачиваюсь к Ярейну, шепчу:

— А ты огнём дышишь?

— Нет.

Закусываю губу. Киваю. Ярейн беззвучно поднимается, направляется к выходу. До потолка — два с половиной метра. Ширина тоннеля — метра три. Я осторожно поднимаюсь, неуверенно отступаю от дивана.

Ярейн заходит в грот-холл между подводным царством и лестницей наружу. Чем ближе подхожу к нему, тем яснее слышу рокот водопада. Останавливаюсь ровно между диваном и холлом — всё же я не настолько рисковый человек, чтобы далеко отходить от Ариана.

В усмешке Ярейна, в прищуре его глаз чувствуется лёгкая обида на недоверие. Он одним движением сбрасывает золотую тогу. Я не успеваю увидеть ничего непристойного: тело мгновенно покрывается жёлто-золотой чешуёй, увеличивается. Пальцы растопыриваются, удлиняются, между ними натягивается кожа, вместе с ними расправляется в крылья. И лицо Ярейна как-то разом вытягивается в клыкастую морду с вертикальными зрачками, шея удлиняется. Он растёт.

Дыхание перехватывает, отступаю на шаг и другой: огромному крылатому ящеру тесно в холле, он просовывается в стеклянный коридор. Чёрные бездны вертикальных зрачков направлены на меня, огромные ноздри трепещут, и горячее дыхание дотягивается до меня. Ярейн открывает пасть, демонстрируя двойные ряды акульих зубов.

Он огромен. Ужасен. И мне вдруг становится так безотчётно страшно, что подгибаются ноги.

Вдруг зрачки дракона расширяются, затопляя глаза тьмой. Он весь подбирается и оскаливается.