Военный инженер товарища Сталина 1

Глава 5

1943 год.

Расположение штаба дивизии Воронежского фронта.

Командиром батальона оказался майор артиллерии, заменивший убитого накануне прежнего офицера. Лёха его не знал — тот только неделю командовал частью. Сказать о нем ничего не мог, но напутствовал меня, подводя к штабу пленного немца:

— Сразу бери быка за рога. Начальство это любит. У комбата времени итак не хватает, так что — прямо в лоб ему: так и так, товарищ майор, я прибыл из… из будущего.

— Ага, и меня сразу к особистам! — скептически бросил я. — Или к стенке.

— Будешь разбрызгивать сопли, начиная издалека — точно, что к стенке. А если сразу, он может заинтересоваться. Не вдавайся в подробности переброски — мы люди далекие от вашего века, хрен поймем. А вот о конце победы над Гитлером и дату победы постарайся озвучить.

Услышав упоминание фюрера, пленный закивал:

— О, я-я… Гитлер нихт.

Немец озирался по сторонам, стыдливо прикрывая петлицы мундира. Смотрел на русских бойцов, как крыса, затравленная котом. — Нихт война. Нихт стрелять…

Нас пропустили к штабу. Ротный уже доложил по инстанции, что двое бойцов из ночной вылазки притянули за уши «языка». Причем, второй боец был совсем и не боец, а, скорее, гражданским. Примкнул в походе колонн, сдружился с солдатами, вызвался в рейд. Итог: привели пленника.

Комбат встретил меня хмурым взглядом. Лет тридцати, майор. Сесть не предложил. В походной штаб-палатке было прокурено. Стояли стулья. На ящиках галет — разостланные карты. В углу скрученная в рулон постель. По-суворовски, значит.

— Кто таков?

Врать было бессмысленно. Это тебе не два бойца-тракториста колхозов. Здесь офицерской академией попахивало.

И тут «Остапа понесло». Завертелось. Помчалось время вскачь.

Сам не помню, как выпалил из себя пулеметную очередь словесного фонтана. Если посудить, с точки зрения сорок третьего года, я нес полную околесицу. Кроме майора в палатке присутствовал начальник штаба и два ротных командира. А я нес такую чушь, что мои мозги сами плавились от шока. На головы начальников обрушились такие факты будущих событий, что они остолбенели от удивления. Мне хватило двух минут, чтобы завладеть их вниманием.

— Война закончится в мае сорок пятого! — выпалил я первую фразу. — У стен Рейхстага. Гитлер покончит самоубийством. Берлин будут брать армии Жукова, Конева и Рокоссовского. Я из будущего, товарищи командиры!

И умолк, зажмурившись. Как пить дать, сразу к стенке.

У начальника штаба изо рта вывалилась папироса. Пленный немец был забыт — его так и не вызвали на допрос. А что касается меня, то бедному инженеру двадцать первого века дали продолжать дальше. Вопреки всем законам логики, меня не признали психом, и не расстреляли на месте.

Сначала робко, потом все больше воодушевляясь, я начал перечислять все важнейшие события войны. В конце шестого абзаца мне предложили сесть. В конце восьмого — закурить. В конце десятого — чай. А я все чесал и чесал, выуживая из памяти те или иные даты, обрывки информаций, места событий. Все, что когда-то учил в школе, потом в институте. Все, что всплывало в памяти из книжек, интернета, Википедии, Гугла. Палил без устали, скороговоркой, глотая слова, боясь быть прерванным. Спустя пятнадцать минут моего словесного поноса, мне дали выпить сто грамм «наркомовских».

— Курское наступление окончится полным разгромом немцев. Второй Сталинград. Отсюда мы уже не будем отступать. Отныне советские войска будут только преследовать.

Дальше цифры, локации, даты. Количество частей, наступавших на Берлин. Выстрел Гитлера. Оккупация Германии. Черчилль, Сталин…

И пошло-поехало. День Победы. Западный и Восточный Берлин. Холодная война. Куба. Хрущев. Карибский кризис. Гагарин. Освоение космоса. Брежнев, Андропов, Горбачев, перестройка…

Тут меня прервали.

— А кто это, Брежнев? Не тот ли, что у нас полковником на соседнем фронте? Встречал там какого-то Брежнева…

Я принялся объяснять, но комбат потребовал дальше. Он давно смекнул, что не мог обычный вояка придумать такие данные. Я настолько убедительно оперировал информацией, выуженной из памяти, что любой шизофреник не смог бы лгать так красноречиво.

А я все чесал и чесал.

Хрущевская оттепель. Двадцатый съезд КПСС. Колхозы, Днепрогэс, БАМ, Магнитка. Стройки, заводы, бесплатная школа и медицина. Железный занавес. Берлинская стена.

— Потом развал СССР, — тараторил я без остановки, совершенно завладев вниманием командиров. В блиндаж вошли еще несколько офицеров. Хотели доложиться по форме, но комбат прижал палец к губам. Велел выйти, оставшись наедине с начальником штаба и двумя ротными. Сразу понял, что перед ним не простой боец, а кто-то из ряда вон выходящий.

— Продолжайте, — кивнул мне. У начальника штаба было лицо сморщенной груши.

— После распада Советского Союза каждая республика автономно продолжила свое существование. Многое кануло в Лету, многое разрушилось. Но остались храмы, музеи, архивы, знания. Человечество шагнуло семимильными шагами вперед. Освоены полюса, открыты межконтинентальные рейсы. Созданы ледоколы, авианосцы, космические орбитальные станции. Люди побывали на Луне, отправили аппараты к Марсу, Юпитеру, Титану, Сатурну. В межзвездное пространство отправлено донесение человеческой цивилизации.

Перечислял мировых лидеров, ученых, художников, писателей, композиторов. Упомянул несколько политиков и их биографии. Остановился перевести дух только, когда назвал дату смерти Сталина.

Вот тут в палатке повисла подозрительная тишина. Двое ротных заерзали на стульях.

— Ты понимаешь, что сейчас сказал?

Голос начальника штаба зловеще откликнулся во мне эхом. Ноги стали ватными. Глупость сморозил.

Дальше — как во сне. Руки связали. Куда-то ведут. Алексея я больше не видел. Закрутилась машина допросов. День — ночь, день — ночь. Колонны наступали, двигался и я. Двигался машинально, параллельно эшелонам авангарда. Меня таскали в отдельном грузовике. Два караульных. Сначала трепали особисты. Потом комбат отбил меня. Сменился начальник штаба — это он доложил на меня СМЕРШу. Новый начштаба был более благосклонен. Меня поили, кормили. Таскали за собой по всей линии наступления.

А когда вышли из Курской дуги, комбат вновь вызвал к себе. Ни землянок, ни палаток. Теперь был свежий просторный дом. Сидели трое. Чай, водка, сало-колбаса. Дали перекусить. Рядом с военными находился грузный человек в гражданской одежде, очевидно, шишка-партиец.

— Товарищ из Совета фронта, — представил незнакомца комбат.

Ого! — мелькнуло в мозгу. — Не зря, значит, меня тягали за собой. Видимо, комбат добрался до высшего командования. Предполагаю, было так: «Есть у меня слабоумный псих, товарищи! Мелет языком о будущих победах, о ракетах и Марсе, о Луне и каких-то лазерах. Предлагает наладить массовое производство каких-то приборов, оружия и техники. Говорит, прибыл из двадцать первого века…»

И так далее.

На самом деле выглядело иначе. Как потом я узнал, ко мне присматривались. Изучали. Издалека, негласно, незаметно. А когда пришло время, и в штаб дивизии дошла информация о чудаке из будущего, в расположение полка выехал член Совета фронта. Тут-то и произошла наша встреча с моим будущим куратором проекта.

Познакомились: Илья Федорович. Больше ничего не сказал. Не имел права.

— Поедешь со мной. Остальные четверо, кто слышал тебя в палатке комбата, дали подписку о неразглашении. Их разделили друг от друга, перевели на другие направления.

Оставив комбату указания, держать язык за зубами, мой новый начальник усадил в машину. По приезду в штаб дивизии, я уже числился в его подчинении. Выдали форму. Поставили на довольствие. Причислили к одному из взводов личной охраны командующего фронтом. Я вознесся до небывалых высот. Фамилию командующего называть не буду. При встрече пожал руку. Теперь я имел погоны капитана артиллерии. И это благодаря Алексею! Уже, будучи в полном распоряжении фронта, я много раз пытался отыскать своих первых спасителей. Напрасно. Алексей пропал без вести где-то на выходе из Курской дуги. С Борькой другая история. Мы с ним еще встретимся. Но об этом позднее.

Пока же я, в звании капитана, осваивал первые уроки секретности.

— Вас оградят от внешних раздражителей, — говаривал мне мой охранник, он же и телохранитель. — Илья Федорович приказал выделить вам отдельное жилье. К вам прикрепят конструкторское бюро.

При встрече Илья Федорович подтвердил:

— Будешь жить при мне, Александр. Куда фронт, туда и я. Куда я, туда и ты. Наступаем, братец. Теперь от твоих разработок зависит весь ход войны. Чем быстрее внедрим их в производство, тем быстрее прижмем немца к носу.

— А что с теми двумя бойцами, которые вытащили меня из ямы?

— Фамилии помнишь — найдем.

— Фамилий не знаю.

— Ну а как, братец, искать их по именам в таком бурлящем потоке? Колонны, полки, дивизии, эшелоны. Постоянные передвижения, дислокации. Вот если б фамилии…

Я с горечью осознал, что потерял Алексея.

Мы подолгу беседовали с моим новым куратором. Бывало, присоединялся и сам Командующий. Техническую сторону переброски я им не рассказывал — они не физики. Военные. А вот будущие разработки, будущую технологию вплоть до нанороботов, они усваивали мгновенно. И то — академия ведь! Это не вояки-пехотинцы, бывшие колхозники.

Я уже открыто делился с ними своей прошлой жизнью. Рассказывал о стране, о планете, о мировом масштабе. Их интересовали военные новшества. Наш институт базировался не совсем на таких изобретениях, но кое-что из интернета я мог им рассказать. В беседах мелькали темы компьютеров, баллистических ракет, лазеров, дронов. Особенно им пришлась по душе идея, наладить производство беспилотников.

— Я слышал, что первые дроны появились еще в Англии, — припомнил я. — Арчибальд Лоу создал изначальные прототипы в канун Первой мировой войны. Если вам будет понятнее, то нынешнюю баталию назовут впоследствии «Второй мировой». А Первая была в 1914 году. И этот создатель назвал свои фанерные мини-аэростаты «дронами». Что в переводе означало «трутни».

— У немцев и сейчас есть проект «Бетховен», — доложил Командующему Илья Федорович. — По сведениям разведки, этот секретный проект разрабатывается в шахтах Пенемюнде. Скоро поступит на вооружение.

— А что там?

— На самолете-матке, грузном бомбардировщике, сверху кабины прикреплен самолет поменьше. Управляется радиоволнами. Экипажа нет. Самолет-матка доставляет в заданную точку аппарат, тот отцепляется, и летит дальше самостоятельно. На автоматике.

— Автопилоте, — подсказал я. Пришлось вкратце объяснить принцип автопилота.

Оба военных стратега задумались.

При следующей встрече меня познакомили уже со светилами наук. Два профессора, три научных сотрудника из штата конструкторского бюро. Кто я такой, им не сказали. Разговор шел о беспилотниках.

— Английская авиация в канун Первой мировой обладала десятками таких аппаратов. Управлялись по радио. Их называли «пчелиными королевами», — поделился я.

— О! — заметил кто-то восторженно. — А мы назовем свои разработки… «Советскими шершнями», товарищи! Все согласны?

Так, впервые до моих ушей дошло название «Советские шершни».

Потом закипела работа.

— К нам гости, — в один из дней, поведал Илья Федорович. Мое место было при нем, при Советнике фронта. Наступающие части шли вперед, мы следовали за штабом в авангарде обоза. В избу ввели незнакомца. На вид степенный инженер. Не то педагог, не то конструктор. Очки, шинель до пят. За плечами сидор.

— Знакомьтесь. Только что прибыл, — подмигнул мне начальник.

— Семен, — протянул тот руку. — Звания нет, я гражданский. Институт истории.

— Помощником твоим будет на первых порах. Прости, другим пока о тебе говорить не имеем права. Семен будет вести графики, смены, записывать твои идеи, чертежи, конструкции. В качестве такого себе секретаря. Толковый парень. Вопросов лишних не задает. Верно, Семен?

Тот пожал плечами:

— Надо, сделаем. А до остального мне дела нет.

Так я обзавелся первым помощником. Дело расширялось.

Семен оказался покладистым коллегой. Преподавал до войны в школе. Вел уроки истории. Сразу обретя в нем собеседника, я душевно проникся к молчаливому парню. Вопрос моего нахождения здесь не задавал. Помогал во всем. Был и за писаря, и за посыльного. Илья Федорович постоянно сидел на телефоне, рассылая указания командирам частей. Семен был и за повара.

— Сколько полков Багратиона шли на Мюрата? — задавал вопросы после работы в часы отдыха. Это было нашей забавой. Он проверял меня по истории, я штудировал его по физике, астрономии, архитектуре. Откуда я столько знал, он не спрашивал. Полагаю, дело было в подписке о неразглашении. Поинтересоваться из деликатности я не решался. Парня предупредили: вопросы не задавать, ничему не удивляться.

И он не задавал. Удивлялся. Однако молчал. Но игру нашу принял. Каждый вечер после ужина мы проверяли себя на знания предметов. Если я что-то пропустил в школе и институте, он натаскивал меня по истории. Я делился с ним всем, чем владел из Гугла и Википедии.

— Кто был при Екатерине последним фаворитом? — убирая посуду после ужина, шутил он. Илья Федорович, перекурив, отправлялся спать в свою комнату. Рано утром садился за телефон, телеграф. Перед сном мы решали шарады. Столы завалены чертежами, списками, схемами. Во дворе наготове машина.

— Платон Зубов был последним, — вспоминал я. — Но мне из всех фаворитов ближе Потемкин.

— Не тебе одному, Александр, — усмехался Семен. — Потемкин был самым плодотворным в качестве становления России как великой державы. А кто был самым недостойным?

Тут я задумывался. Перебирал в памяти, что знал из интернета. Понятовский, Ланской, Завадовский, Орловы. Еще десяток других.

— Зубов и был самым мерзким из всех, — докладывал я. — С его подачи как раз отравили Потемкина.

— Спорный вопрос, — кивал в такт Семен. Илья Федорович раздобыл где-то патефон, и мы часто по вечерам включали пластинки. Сейчас пел хор Александрова.

— Ладно, не спорю, — помогая прибирать избу, вступал в игру я. Хозяйки не было, справлялись сами, по-холостяцки. — А какова масса урана? — в свою очередь проверял я его.

Отвечал. Был историком, но физику знал.

— Кто брал Берлин при Фридрихе с Елизаветой Петровной?

— Так… — вспоминал я из книг. — Апраксин вернул войска назад в позорном отступлении. Было это в…

— В тысяча семьсот пятьдесят седьмом, — подсказывал он. — Верно. Апраксин позором покрыл свою мнимую славу.

— А сколько до Луны километров? — проверял я его астрономию.

Так и общались, сдружились. Пробыл он со мной три недели. И вот в один из дней, когда мы входили в Орловскую область, наш обоз арьергарда подвергся атаке.

Выезжая из штаба, мы везли в свою контору разную документацию. Багаж был ценным, поэтому начальник отправился с нами. По пути назад налетели немецкие самолеты. Штабная машина мчала вперед. Мы с Ильей Федоровичем сидели на задних сиденьях. Семен на переднем, рядом с водителем.

Совсем рядом разорвался снаряд. Машину тряхнуло, швырнуло в воронку. Начальник выпал из задней дверцы. Меня впечатало затылком в раму салона. Кругом громыхало, свистело. Впереди идущую полуторку разнесло взрывом в клочья. Раскидало раненых. Застрочили в небо зенитки. Советские истребители отогнали немецкий налет, бой проходил теперь в стороне. Опрокинутая набок машина дымилась. Водителя прошила пулеметная очередь. Он уткнулся лицом в руль. Спасти было нельзя.

— Меня… ранило, — простонал Семен, когда я сам, оглушенный, выползал из покореженной машины. — Возьми проекты, Саня…

Илья Федорович бросился на поиски санитаров. Кругом стоны, дым, копоть. Что-то кричал, что-то приказывал. Привел парня в каске с крестом. Тот склонился над моим первым помощником. Склонился и… выпрямился.

— Не успели, товарищи…

Эх, ну как же так⁈ Еще вчера после ужина мы друг друга проверяли, играя в забаву. Он спросил, помню ли я всех маршалов Наполеона. Я тогда перечислил с десяток: Даву, Мортье, Лефевра, Мюрата, Нея и прочих. Сам проверил его по химии.

И вот он лежит под обломками техники. Мертвый, спокойный. Последним желанием было спасти документы.