1943 год.
Разгар наступательных операций.
Время: 10 часов 19 минут по местному часовому поясу.
Самолет был атакован еще восемь минут назад.
Я летел в салоне, когда первая трасса пулеметной очереди прошила фюзеляж.
В течение всего дня немецкие бомбардировщики продолжали бомбить пригороды, скидывая со своих «юнкерсов» тяжёлые бомбы. «Мессершмитты» время от времени проносились над сражающимися войсками. Из-за плохой видимости советские летчики почти не встречались с ними. Узнавали о присутствии лишь из передаваемых по радио донесений наземных постов наблюдения.
У «мессершмиттов» была одна задача: противодействовать штурмовикам противника, которые в свою очередь действовали под охраной истребителей. Скинув тяжеловесные «чемоданы», как их называли советские летчики, неуклюжие «юнкерсы» отваливали в сторону, оставляя под собой на земле тонны вырванной и развороченной земли. Там же оставались ошмётки тел с кусками искореженной техники. Пылали дома и улицы. Земля сотрясалась от бесконечной череды взрывов, словно стонала в агонии.
Экипаж самолета, в котором я летел, вел бой сразу с несколькими «фокке-вульфами», только недавно появившимися в немецких войсках. Это были добротные машины, намного превосходящие своими техническими характеристиками советские, которые уже порядком устарели. Тем не менее, бой был равным, и наш стрелок уже успел подстрелить пару геринговских асов.
Вдруг по радио с земли передали:
— Внимание! Сзади два «мессера», — услышал я из кабины.
Пилот мгновенно сделал переворот и устремился назад.
— Коля, прикрой хвост! — отдал штурман команду. Второй самолет в составе охраны тотчас оказался позади и атаковал «фокке-вульф 190». Немец предпочел отвалить в сторону, устремившись в темные морозные тучи. Мне удалось увидеть оба «мессершмитта» только на долю секунды. Они метнулись вверх и скрылись в тех же низких тучах, что их прежний коллега. Преследуя второй «фокке-вульф», наш самолет успел дать очередь, но промахнулся. Рядом, повсюду, куда бы я ни бросал взгляд, по всему небу шел бой. Я видел и советских летчиков и немецких, которые защищали отходящие «юнкерсы». Те уже отбомбились, направляя машины на свою авиабазу.
Упрямство заставляло экипаж подниматься всё выше, и мы прошли тучи насквозь. Сбив второго немца, устремились вперед. «Фоккер» упал носом вниз, кувыркаясь штопором и горя всем фюзеляжем. Там его уже поджидали зенитки.
— Коля, зайди справа. Помоги Орлову, у него на хвосте два «мессера»! — крикнул в ларингофон штурман. — С этим я справлюсь сам… — и, не успев договорить, зажмурился, ослепленный. Вынырнув из туч, на миг потерял связь. Над нами было ясное небо, а с краю, над горизонтом висел громадный красный шар заходящего солнца.
«Мессершмитт», озаренный косыми лучами, летел прямо над нами на фоне ясного неба. Появился самолет прикрытия. Летчик, прокричав в микрофон, что уже освободился, помчался на максимальной скорости к первому «фокке-вульфу». Всё заняло не больше секунды. Стрелок поймал в прицел «мессершмитт», стараясь не терять его из виду, но тот вдруг внезапно пропал. Ослепленный лучами красного солнца, командир не сразу осознал, что произошло. Пропал мгновенно, будто его никогда и не было. Наша машина продолжала мчаться вслепую в том направлении, однако никто не видел ничего, кроме светящегося тумана, разделенного на радужные полосы — красную, оранжевую, жёлтую, зелёную. Вначале что-то неуловимое изменилось в самой туче. Ее структура, как бы чудовищно раздулась, принимая облик спирали. На фюзеляж соседнего истребителя обрушились несколько десятков молний, зигзагами прочертившие бескрайнее небо. Полыхнуло огнем.
— Гори-им! — донеслось из кабины. Кроме меня в салоне летело еще двое. Оба сразу кинулись к парашютам. Те лежали в креслах.
— Надевай! — крикнул тот, что постарше. Ни того, ни другого я не знал. Власик посадил мою особу, не объяснив, кто я такой. Летел инкогнито. А эти оба были из числа штабных офицеров. Летели, очевидно, после отпуска в район боевых действий. Ни тот, ни другой, ни разу не поинтересовались моим званием.
— Пробило баки! — кричали из кабины. — Придется прыгать!
ВЖУ-УУУХХ! — мощная трассирующая очередь прошила насквозь крыло. Задымило топливо. Хвост фюзеляжа выдал в небо толстый шлейф черной копоти. Рвануло в отсеке: ГРА-АААХХХ!
Самолет дернуло всем корпусом.
— Где летим? — крикнул в кабину сосед. — Над немцем?
— Так точно! — выворачивая руль на себя, с натугой прокричал штурман. Первый пилот был мертв — ему вспороло желудок. Разбрызганная кровь стекала потеками со стекол кабины.
— Стрелок! — кричал штурман, пытаясь удержать самолет, рвавшийся в штопор. — Ваня, чего молчишь? Стреляй, мать тебя в душу!
Я бросил взгляд на пулемет. Привалившись окровавленным лицом к рукоятке, стрелок был исполосован очередями с ног до головы.
Рвануло вторым взрывом. Самолет пошел в стремительный штопор.
— Мы на их территории! — заорал сквозь рев двигателей сосед. Второго я уже не видел. Тот валялся под ногами с оторванными ногами. В днище корпуса зияла пробоина. Свистел ветер, бушевали турбулентные вихри. Осатанев от ярости, я рванулся в кабину. На ходу прицеплял парашют. Сквозь фронтальное стекло нам навстречу летела земля. Командир экипажа застрял ногами в искореженном кресле.
— Дава-ай! — рванул я на себя. Тело безвольно обмякло в руках. Голова откинулась, из горла хлестала кровь.
— Он погиб! — проорал сосед в ухо. — Мы остались вдвоем. Самолет несет к земле! Прыгае-ем!
Схватив за шиворот, увлек меня к люку. Распахнул. Вокруг все горело, гудело, ревело. Столб пламени пронесся сквозь корпус. Дым застилал глаза. Я хрипел. Потоки рвоты устремились наружу.
Потом секунда — Р-РРАЗ! — и я уже в полете. Рвануло бешеным порывом ветра. Машинально задрав голову, сквозь дымную завесу я проводил взглядом пылающий самолет. Тот ринулся к земле, оставляя хвост черного шлейфа.
Крутанул головой. Небо где-то пропало. Навстречу неслись белые заснеженные поля. Воздушный бой остался в стороне. Рванув кольцо, я дернулся от перепада скорости. Сразу стошнило. Теперь купол тормозил падение. Не помню, как приземлился. Свалился без чувств, рефлекторно вырвав наглотавшегося дыма. Рот сам стал поедать снег, заглушая обожженную гортань.
— Э-эй! — с хрипом выдавил вместе со слизью. — Кххр-ыыы… — кашель разрывал легкие. Глаза слезились. — Э-эй! Вы… кххр-ыыы… вы где?
Я искал ослепшим взглядом соседа. Тот прыгнул следом за мной, и в полете, когда раскрылся мой купол, я заметил его парашют. Нас несло к земле вместе. Сейчас его не было.
Хватая ртом снег, я продолжал с хрипом звать незнакомца. Судя по петлицам, он был майором. Род войск не разглядел. Из всего самолета мы остались вдвоем. Воздушный бой утих, уйдя куда-то на восток.
Рядом простирались деревья, утопленные в снегу. Если верить радисту, меня занесло на оккупированную территорию. А это означало, что я далеко от линии фронта. Далеко от наших войск, от Ильи Федоровича, от своего командования.
— Ох, мать твою! — невольно вырвалось из обожженной груди. Да я же…
Я же под немцем!
Отцепил лямки. Перевернулся на спину. Снег оказался рыхлым. В двух местах полушубок был продырявлен пулями. Ран не было — обошлось!
Перевел дух. Кашель сменился сипением. Кругом деревья, кусты. По-видимому, в пылу воздушного боя нас отнесло к западу. Когда падали, пересекли линию фронта.
— Эй, ты… — послышалось из кустов. — Ты… живой?
Ко мне полз тот самый майор. За ним тянулась тонкая струйка крови. Снег мгновенно впитывал красную влагу, отчего казался каким-то зловещим.
— Живой! — обрадовался я. — А вы… вы ранены?
— Пустяки. Царапнуло очередью по бедру. У меня есть пакет. Поможешь?
Оба привалились спинами к стволу дерева. Разорвав зубами пакет, сосед передал бинт.
— Вот здесь. Бинтуй прям поверх штанов.
Я подчинился. Крови не так много. Повезло. Чего не скажешь об остальных.
Спустя время, оба обвели взглядом территорию.
— Как думаешь, куда нас отнесло?
— Меня Александром зовут.
— Павел Данилович. Майор артиллерии. Фамилия Гранин. Часть не назову, сам понимаешь. Летел из отпуска.
Фразы были короткими. Привык по-военному.
— Тебя не спрашиваю, кто ты. Если провожал сам Власик, значит, ты птица высокого полета.
— А вы узнали Власика?
— Видел пару раз на приемах. Личный охранник Вождя.
— Так точно.
Помолчали, оглядываясь.
— В звании? — спросил меня.
— Капитан. Тоже артиллерии.
— Но не военный, верно?
— Скорее, штатский. По инженерной части.
— Достаточно. Больше не нужно. Так куда нас, к чертям собачьим занесло? Как думаешь?
— Карта у вас есть?
— Откуда? Я едва успел выпрыгнуть за тобой. Летел из отпуска в свою часть. Теперь, видимо, застрял надолго.
Переговариваясь, мы пытались определить, куда нас отнесло самолетом. Уже смеркалось. Предстояла ночевка в снегу. Морозный воздух давал знать своим колючим дыханием.
— Если верить радисту, мы где-то за сорок километров от фронта.
— У немца?
— У немца.
Он усмехнулся.
— И ждать помощи неоткуда. Понимаешь, братец?
— Иными словами, мы в… плену?
— Ну, положим, пока не в плену. Нас никто еще не нашел. Но если найдут… — он многозначительно кивнул в сторону оврага, — как пить дать, повяжут.
Парашюты валялись рядом. Обнаружив их, немцы сразу потащат нас в гестапо. Все, что касалось авиации, сразу проходило через жернова этого ведомства.
В первую очередь мы закопали улики. Потом вывернули карманы. Рана майора была неопасной: кровотечение остановилось. Пора было думать о костре. Иначе мы бы просто превратились в ледышки.
В карманах Павла Даниловича оказались спички, папиросы, карандаш, две пачки солдатских галет и…
О, чудо!
— Фляга коньяку! — похлопал он по плоской жестянке. — Берег на случай.
Сделали по глотку. Коньяк оказался отменным.
В моих карманах были схемы проектов новых технических разработок: в частности чертежи усовершенствования реактивных «катюш», обновление автоматов и прочая документация, туго перевязанная узлом. Все это было согласовано со Сталиным, одобрено техниками, и должно было направиться в войска по моему прибытию. Предстояло массовое производство. Теперь я здесь, под немцем, а документы при мне.
Ладно. Об этом подумаю позже. Что еще в карманах?
Папиросы, подаренные Сталиным. Серебряный портсигар от его сына Василия. Трофейная зажигалка от Власика. Не густо.
Тем временем сосед оглядывался:
— Овраг видишь? Там яма под корнями. В нее залезем, разведем огонь. Сверху она не видна.
— А дым?
— Ночью дым никто не заметит. Нужно светить прожекторами, чтобы увидеть струйку. А мы потихоньку.
Он прислушался. Скрип веток на морозе. Тишина. Ни ветра, ни далеких отзвуков фронта.
— Если и есть рядом селение с полицаями, то километрах в трех, не меньше.
— Откуда определили?
— Собаки… — помедлил майор. — Собаки, Саша. Был бы слышен их лай. В любом селении, под вечер, всегда начинают лаять собаки. Наступление ночи действует на их голосовые связки. Как, скажем, у петуха по утрам. — Он впервые улыбнулся.
— А что насчет еды? Не вижу ни одной норки. Ваши галеты — вот и все, что у нас есть.
— Коньяк! — назидательно поднял палец он. — Ты забыл коньяк! — Похлопал по фляжке, любовно погладил. — Переночуем у огня, а утром скрытно, кустами и оврагами, двинемся на восток.
Оттянув рукав, я показал часы. Подарок Ильи Федоровича:
— Командирские. С компасом.
— Вот это уже дело! Будем пробираться по ним, пока издалека не обнаружим селение. Оружие — мой пистолет, — извлек из-под тулупа кобуру. — Один магазин. Шесть патронов. Черт, даже ножа нет! У тебя не спрашиваю — ты гражданский.
Скатившись в овраг, мы принялись устраиваться в яме. Сверху она защищалась корнями деревьев. Внутри сгребли снег, накидали валежника. Уже стемнело, когда разожгли небольшой огонек. Подкидывая мерзлые сучья, распалили его до нормального костерка. Хлебнули из фляги вторично. Закусили галетами. Яма постепенно наполнялась теплом. В небе высыпали звезды. Привалившись к корням, мы вспоминали пилотов, последствия боя, строя планы на завтрашний день.
— Как же жалко наших пилотов, — вспомнил я с горечью летчиков. — Знал всего пару часов, а ощущение, что всю жизнь. Стрелка перерезало надвое. Второму пилоту прошило живот. А штурман упал с самолетом, сгорев заживо.
— М-мда-а… — помолчав, кивнул Гранин. Подкинул короткую ветку в костер. Огонек только светил, но не грел. Спасали глотки коньяка. Немного помедлив, добавил: — Мой сосед тоже погиб. Оторвало ноги.
— Я видел. Пробило днище корпуса, и осколком раздробило ему ступни. Кем он был?
— Не знаю. Познакомились только перед вылетом. Кем-то из штаба. Летел, как и мы, к фронту.
Потом чертыхнулся.
— Похоже, мы тут застряли, Саня. Если в селении немцы, нам не добраться до линии фронта. Чёрт! А меня ждут в войсках!
— Меня тоже, Павел Данилович.
— А тебя-то зачем? Ты ж гражданский, — окинул он взглядом форму. — Хоть и в звании капитана.
Открывать цель моей тайной миссии пока было рано. Майор Гранин нравился мне все больше, но секретная документация с чертежами проектов была важнее. Попади она к немцам, весь ход наступлений мог бы оборваться в одно мгновение. В них было все. От разработок «Катюш» до усиления танковых пушек. От оснащения солдат до новых пулеметов на истребителях. Все знания, что я выудил из собственной памяти на первых порах моего пребывания здесь — все чертежи и схемы были в этих листках.
— При необходимости спалишь их, Александр, — напутствовал меня Власик, прощаясь.
И вот, как в воду глядел. Необходимость настала. Я на территории немцев. Теперь эта мысль не давала покоя. Майор меж тем продолжал:
— Как я сказал, спрашивать о цели полета не буду. Но мне нужно знать, с кем меня забросило к немцам. Надеюсь, поймешь мою озабоченность. Нам все же теперь вдвоем к своим пробиваться.
Я был согласен. Вкратце поведал ему, что нахожусь при штабе такой-то дивизии. Пришлось соврать, как когда-то я пудри мозги Борьке и Лёшке. Жаль, сейчас их нет рядом. Как, впрочем, и Семёна, которого потерял за месяц до этого. Врал бесстыдно, но честно, как в том анекдоте. Выслушав мою тираду, Гранин уточнил:
— Ну, если тебя провожал сам Власик, хм-м…
— Нет-нет, Павел Данилович. Вы не так поняли. Я был в столице в командировке. Просто вожу дружбу с сыном Сталина Василием. Мы же одного почти возраста. Зашел к нему в гости. А оттуда на аэродром. Вот Власик и проводил.
— С сыном Вождя? — в уважении вскинул он брови. — С самим Василием Иосифовичем в друзьях? С генералом авиации?
— С ним самым, — виновато развел я руками.
— Вот же, едрит… — усмехнулся майор. — Тогда дело другое. Учились вместе?
— Мой отец преподавал в их институте, — пришлось и это соврать.
Гранин с интересом посмотрел на меня.
— Ясно. И как там столица? — перевел сразу тему. — А то я не успел как следует рассмотреть. Едва пять дней провел с семьей, как снова вызвали в часть.
— Столица живет! — воодушевился я. — Сверкает огнями по вечерам. Открылись кафе, рестораны, театры. Народ веселеет. Много плакатов, у всех отменное настроение. Скоро ведь новый год. Новые победы.
— М-да-а… Не даром же наш Вождь не покинул столицу. Показал всем пример.
В небе сверкали звезды. Костер едва слышно потрескивал. Канонада фронта была не слышна. Очевидно, нас действительно отнесло самолетом в глубину противника.
— Как выбираться будем, Павел Данилович?
— Как все, Саня. Как все. Утром обогнем село. Пойдем по твоему компасу на часах. Если мы у врага, то нам идти на северо-восток. Моя часть где-то в сорока километрах отсюда. Я сужу по тому, сколько мы падали на самолете. Плюс спуск с парашютом. Главное, не попасть в лапы полицаев. На мне форма майора штаба. На тебе капитанские петлицы артиллерии. Две важные птицы по их разумению. Понял меня?
— А если плен?
— В плен не сдаваться! Забыл указ Сталина?
С тем и уснули.
А наутро…