Лес застыл, не смея переступить границу колдовского круга. Древний, означенный тремя кольцами из камней, он меж тем дышал силой, и женщина, замершая в самом его центре, эту силу чуяла.
Она стояла, нагая и страшная в этой наготе, казалось, вовсе не ощущая холода. И лишь губы ее шевелились, будто женщина эта говорила с кем-то, невидимым прочим.
Люди же, сопровождавшие ее, старательно пялились на лес.
Не впервой им было сопровождать ведьму к заклятому кругу, и привыкнуть бы, а нет, все одно сердце то замирало, то вскачь пускалось. В холод кидало кого, кого и в жар. Мерещились призраки будто бы… а может, и не призраки, но тени лукавые, рожденные мертвыми ветвями.
Место это горело, давно, но берегло следы того пожара, что на самой земле, ныне укрытой снегом, что на стволах дубов, что в самом воздухе, где отчетливо чуялся запах гари.
И чем дальше, тем яснее.
Казалось, стоит приглядеться, и вновь вырвется из-под проклятой земли пламя, которое очищало ее, да не сумело очистить вконец.
Женщина стояла, чуть покачиваясь. Бледные пальцы ее то гладили, то царапали предплечья, и без того расцарапанные до крови. Но ни капли не упало на снег.
Однако вот она вскинулась, рассмеялась диким хриплым смехом.
— Ведите! — бросила, не оборачиваясь на тех, которые слишком скудоумны, чтобы уразуметь, сколь великому действу выпало им стать свидетелями. Ничего… пускай… ей нет дела до людей, кроме одного… того, которому она так нужна.
И она поможет.
Всегда помогала… и найдет способ снова… позже…
Если повезет…
Девку в круг втолкнули, и она, споткнувшись о камень, растянулась на снегу. Перевернулась тотчас, поползла, неловко дергаясь, пытаясь избежать участи, которая была предопределена.
Женщина наступила на спину жертве.
И с наслаждением услышала стон.
Она наклонилась и поддела шнурок, который удерживал во рту девки белый платочек. Он тотчас выпал изо рта, а девка заскулила…
Толстая.
И крови в ней много, но все не то, вся не та… слабая, человеческая… ее хватит лишь для того, чтобы поддержать силы в том, который спит.
Ведьма вцепилась в спутанные волосы.
— Я принесла тебе дар. — Голос ее был мягок и ласков. — Прими его, сынок…
Она перервала горло жертве одним отточенным движением, и отодвинулась, чтоб не испачкаться в потоке крови. Та лилась легко, щедро, впитываясь в снег, а сквозь него — в мерзлую землю… и эта земля просыпалась.
Сила, в ней таившаяся.
Имя забытое.
Сорвавшееся с губ.
И женщина отступила на шаг, наклонилась, протянув руку тому, который спал и ныне вновь проснулся.
— Здравствуй, сынок…
Она помогла ему выбраться и подала знак, чтобы привели вторую: мальчику нужно утолить голод. Пробуждение требует многих сил… с каждым разом — все больших.
Ничего.
Скоро все закончится. Ей удалось отыскать ту, которая вернет ее сыночка к жизни. И она, дождавшись, когда обескровленное тело упадет наземь, шагнула к мертвецу, обняла его, вытерла ладонью кровь с лица.
— Мама… я не хочу больше… умирать…
— Скоро, дорогой… скоро все закончится. — Она поцеловала сына в щеку, от которой пахло тленом и кровью. — Вот увидишь… потерпи еще немного.
— Я устал.
— Я знаю… но я тебе помогу. Веришь? Вот. — Она вытащила из-под снега черную маску. — Надень… твои люди ждут тебя.
И самолично закрепила маску на лице.
— Твое царство ждет тебя.