Внучка берендеева в чародейской академии

ГЛАВА 30 О том, как боярыни отдыхать изволют

В клабу «Барыня-сударыня», как то было выбито на ободочке монеты крохотнючими буковками, я собиралась со всем тщанием. А то мало ли, вдруг и вправду царицу встречу, и она, чем не шуткует Божиня, призвать меня велит, так негоже, чтоб внове пред ясные царицыны глазыньки расхристанною девкой представать.

И перебирала я наряды.

И припоминала, в чем ныне боярские дочери ходют, и понимала, что при всем старании своем мне на них не ровняться.

Я и не ровняюся, но ведь и распоследней холопке в охотку красавицею побыть, хотя ж и красоваться ей, может, только перед гусями на птичьем дворе.

Как бы там ни было, а из Акадэмии я выплыла лебедушкой, разве что тулуп овечий не больно-то с красотою увязывался. Эх, шубу бы мне рысью, какую старостихиной старшой справили… правда, рысь для нее жених добывал, рысиною шкурой и кланялся, сватая, но…

…или вон из выдры, в которой боярыня нашая разгуливает. Ох и хороша шуба, мех блискучий, теплый и не мокнет.

…батька остался б живым, верно, сумел бы иль рысь добыть, иль и вовсе снежную кошку, про которую сказывали, будто шкура у нее белая да с сизыми разводами.

Мечтать легко, но шубы от мечтаний не прибудет, и взять ея неоткудова. А пропуск мой, намагиченный, к утрецу в клаб возвернется, так что недосуг мне шубы ждать. Ничего, и без нее я хороша.

Возок я споймала легко, хотя ж и идти было недалече, но, мнится, что не ходят боярыни до этакого важного месту ножками. И я не пойду… извозчик, услышав, куды меня везьть, только сплюнул сквозь зубы.

— Драть тебя некому, девка… — пробормотал тихо.

Вот же ж…

Но к клабу довез.

Встретили меня с поклоном, пусть и не по нраву пришлася холопу, при дверях поставленному, моя шубейка. Губы поджал. Взглядом недовольным смерил с головы до самых пят, будто бы я холопка, а не он… и еще так промолвил:

— Вы уверены, что вам сюда?

Нет, уверенности у меня крепко поубавилося. Домина, в котором саксонский клаб прижился, была каменною, огроменною, заборчиком кованым огороженною. А за заборчиком энтим — фонтаны да деревья крохотные в каменных кадках. И навроде как сосна с елкою, да только той сосны — мне по колено…

Крыша на колоннах держится, камнем облицованных, а на том камне — картинки всякия.

Холоп дверь открывает, пущай и не по нраву я ему, но монету-пропуск принял. А во внутрях уж ко мне девка подскочила да принялася тулупу стягивать.

— Гляди, — я сперва-то отдавать не хотела, потому как где это видано, чтоб у людев одежу отбирали, но после заметила, как статная боярыня позволяет с себя другой девке шубу снять. Да не простую, а соболью, на плюшевом подбое. Что ж, коль она за свою не опасается, то и мне страшиться нечего. — Возверни только.

— Вернем, не переживайте, — хихикнула девка и заместо шубы протянула мне деревяшку с цифрой. — Покажете на выходе… прошу за мной.

Эта девка держалася в сторонке, но нет-нет, а поглядывала на меня с этакою хитрицей, отчего мне ох и неловко делалося. Да и сам этот клаб… снаружи — палаты, и изнутри не хуже. Куды ни глянь — ковры лежать мягонькие. На тех коврах — лавки стоять с подушечками, чтоб, ежель притомится кто, было куды присесть. И еще ширмочки шелковые, для уединения. Жаровни живым огнем полыхают. А над чашами золочеными дым ароматный подымается.

Красота.

Прислужница в залу меня привела, усадила за столик, кожаную папку протянула.

— Выбирайте, боярыня… все — за счет заведения.

— Это как?

— Столик у вас особый. И пропуск… конечно, если пожелаете частное меню…

И вторую папочку протянула.

— Как готовы будете сделать выбор, коснитесь камня.

И указала на этот самый камень, который посеред стола кривым зубом торчал.

Папки я открыла, только убедившись, что девка эта и вправду отошла… открыла в немалом предвкушении. А что, буду сказывать бабке, как не только в клабе побывала, но и в ресторации столичное. Признаюсь, что место это очень на ресторацию походило. Огроменный зал, правда, освещенный только по самому краюшку. Уж не знаю, то ли задумано оно так было, то ли денег на свечи не хватило. Оно, ежель подумать, страшенный расход кажный день палить, да не по дюжине и не по две. Как бы там ни было, за столиком моим светился камень бледноватым синим светом. Но и его, зыбкого, было доволи, чтоб меню прочесть.

Про такие места Арей только сказывал, грозился учить меня правильною ложкой есть. А я все понять не могла, как это ложка да неправильною быть может. Туточки ж глянула и обомлела: не одна она, но три штуки. И вильцы три. И ножичков…

Я руки-то было под скатерочку спрятала.

Огляделась.

Нет, никто-то на меня не пялится, не следит… вона, давешнюю боярыню за столик усаживают, креслице двигают, папочки с поклоном протягивают. А она этак лениво рученькою машет, мол, подите прочь. Меня будто бы и не примечает…

А скатерочка-то из тонюсенького полотна, да с шитьем кружевным. Такую, коль из сундуков доставать, то по праздничному дню и для гостей дорогих. День ноне был обыкновенным, до празднеств еще седмицы три оставалося… значится, гости. Я скатерочку-то тайком пощупала, и наклонилась, едва носом в шитье не вперлася, до того любопытственно мне стало, как его делали. И узор запомнить охота, дома-то вычерчу, а там, глядишь, случится минута какая, чтоб и попробовать. Если ж не случится, нашим отвезу, пущай побалуются девки шитьем на столичную манеру.

В зале ж люду прибывало.

След сказать, что был он просторен, однако же столики стояли далече один от другого, вестимо, чтоб гости друг другу не заминали. Наши-то девки все больше кучками, оно-то в тесноте, да не в обиде, но, видать, у саксонов все иначе принято.

А главное, шагах этак в трех от моего стола ступени начиналися. Невысокие, да и числом невеликим, но выходило предивно, будто посеред залу помост воздвигли, навроде тех, на которых скоморохи на ярмарках выступают. Правда, нынешний огроменный. И еще со столбами узенькими, блискучими. На ярмарках тож столбы ставят да жиром мажуть, чтоб несподручно было наверх лезть, а опосля за малую деньгу пускают, ежель кому восхочется показать удаль молодецкую. Яшка-то весною сумел взобраться и спустился с красными сапожками, бисером шитыми, дорогими… потом девки все друг на друга ревниво поглядвали, ждали, которая в сапожках выйдет. А Яшка взял да в Малиновку посватался. Ну да не о том речь. Небось, нынешние-то столбы, мало того, что железные, так еще и узенькие, как ухватиться? Поди, попробуй на них вскарабкаться.

Мне ажно любопытственно стало, неужто боярыни самолично будут?

Покосилась на соседку.

Дебела, рыхла, как и подобает знатное бабе. Два летника парчовых надела, а на плечи — шалю пуховую… ручки белые в перстнях, волосы под шапочку убраны… нет, не вскарабкаться такой на столбу…

…а слева девки молодые сидят. Я глянула и обомлела: нашие энто. Целительницы… ажно четверо… семеро, вона, за дальним столиком… и еще за одним… и за другим… да тут, небось, все собралися…

Не надо было монету энтую брать.

И идти сюда не след. Не знаю, чего измыслил Еська, но явно не извиняться станет. Новую шутку придумал боярыням на радость, а они ужо готовы смеяться.

Думают, что не вижу.

Не замечаю.

Я отвернулась, велев себе успокоиться. В конце-то концов, бить не станут, а если и станут… я приоблокотилась на столик, который, заскрипев, с места сдвинулся.

Вот и ладне.

Не люблю я драк, особливо бабьих, помнится, когда на Весенних поглядах нашие с кувальковскими девками свару затеяли, то всем селом разнимали их. Ох и было опосля… кому космы повыдергивали, кому лицо расцарапали, а одной, самой удачливой, и вовсе мало что глазу не выбили. Косенькою осталася, хотя бабка всяко правила, как умела…

Боярские-то девки, оне иначе ученые, да только, ежели чего, со столом оно мне сподручней… а пока… пока вон в папочку гляну, раз уж дали.

В первое, толстое, сафьяном красным обтянутой, листы глянцевые лежали.

…буквы знакомые. Да только вот читаю, а не разумею ничегошеньки… нет, разумею, что так съестное прозвано, и цены стоят… мамочки родные! Это ж за какую-то фуагру ажно двадцать пять рублей дерут! А консома — на десять тянет… и дешевше ничегошеньки нету.

— Извините, — давешняя девка, точно почуяв мое смятение, объявилась, — может быть, вам помочь?

Помочь?

Убрать энтое меню, чтоб глазыньки мои его не видели! Да сказать кому, что за какую-то ерундень, которой, может статься, на один зубок вовсе, беруть, как за корову дойную, не поверят!

— Настоятельно рекомендую попробовать консомэ из белых грибов…

…это с боровиками, что ль?

— Перепелок под клюквенным соусом… салат «Оливье» с паюсной икрой и раковыми шейками…

…семьдесят два рубля!

— Весьма хорош террин из утки и фуа-гра…

Я захлопнула меню. Это же ж… это же ж состояние спустить можно, один раз поевши… а у меня состояния нетуть.

— …морской гребешок с миндальным пюре…

Собралась я возвернуть меню девке, да только вспомнила вдруг, чего она мне говорила…

— Погодь, — я положила руки на кожаную папку, — стало быть, сие за бесплатно?

Девка так улыбнулась, снисходительно.

— Ужин входит в стоимость пригласительного, как и вино. Рекомендую легкое фризское…

И сколько ж тогда Еська за этот самый пригласительный вывалил? Думать страшное… а с другое стороны, раз надо мною шутку шутить собралися, то надобно с этого свое удовольствие поиметь.

— Хорошо… — Я папочку девке протянула. — Тогда пускай несут все.

— Все?

Я кивнула.

— Раз входит в стоимость…

И ручкою так махнула, как та барыня, которая сидела, развалясь, ложкою в миске ковырялась да на помосту поглядывала.

— Х-хорошо… н-но особое меню оплачивается отдельно, — уточнила девка, прежде чем сгинуть.

Особое? Ах да… я уж и позабыла.

Открыла.

Всего-то с полдюжины страничек. На кажной кружевно так, с завитушками выведено по имени. А ниже цифирь стоит. Неужто цена?

Веселый азарин за три тысячи рублев?

Это как думать, они чего, азарина мне запекут? Я так живенько представила, как волокут мне серебряную подносу, на которой Кирей лежит, яблоками мочеными заваленный. А одно, для красоты пущей, в рот запихано. Из ушей кисточки укропу торчат…

Я аж головой помотала, видение прогоняя. Небось, пусть и нелюди азаре, да только мнится мне, что не стали бы их саксонцы есть. Да и поди, докажи клиенту, что его азарин всенепременно веселым был. А норманн, за которого просили уже четыре тысячи, отчаянным. Имелись еще и саксонец, фриз и даже арап. За него ажно десять вывалить надобно было, оно и ясно, арапы в наших краях — зверь редкий…

Спросить, что ли… да неловко. Засмеют. Небось, кажный тут ведает, что за меню такое. Боярыня развалилась на подушках, листает, пальчик наслюнявив, и вздыхает томно над каждою страницей. Мучится, стало быть, выбором… а мне и мучиться нечего.

Нету у меня таких от деньжищ.

А были б, всяко нашла б им иное применение.

Меню я закрыла и убрала в стороночку, благо несли уж заказанную мною снедь… а как несли, на талерочках парпоровых, расписных. Талерочки огромные, а снеди той — горсточка, красиво разложена по всей талерочке, да только ж глядишь на нее и не ведаешь, какой вилкой собирать-то. Подай бабка аль я гостям этакую красотень, долго опосля говорили б, что мы аль бедныя, аль жадныя…

Тут же ж, выходит, порядок такой…

Нет, не спорю, что вкусно оно. Не сразу, но решилася я попробовать… вилочкою подцепила чегой-то этакого, непонятного, и в рот сунула.

И кисло. И сладко. И на зубах похрустываеть… а другой комочек аккурат что печенка гусиная, только без горечи. Признаюся, увлеклась я. И на Еську злости поутратила, когда еще выпадет этак, с душою, посидеть?

Вино принесли, цельный кувшин, только мне оно не понравилося. Кислятина, что сок перебродивший, хотя ж и не яблыневый.

Я и не заметила, признаться, когда свечи погасли. Очнулася уже впотьмах. Огляделась… мамочки родные, ни одного огонечку, окромя камней, в столы вмурованных. Те-то светились, но слабо… и отчегой-то вспомнилося мне болото нашее, а еще бабкины гиштории про проклятый клад и огоньки блуждающие. А и вправду, похоже… хотя ж пахнеть не болотом, но съестным и еще духмяными водами, которые боярыни на себя лили щедро, порою так щедро, что от щедрот этих дыхалку перемыкало.

Додумать не успела, потому как взвыли в высях не то рога, не то трубы, да так громко, что я вилку выронила. А на гудение их полыхнули жаровни, на помосте выставленные. Добре полыхнули, до самого потолку… правда, пламя опало, рассыпалось мелкою искрой.