Vita Damnata

Глава 4

Петер открыл задвижку печи и перемешал прах тела номер один. Или два. Роман не подписал пакеты, поэтому чьё тело сейчас кремировали, я не имела никакого понятия. Я сидела напротив домны и смотрела на яркий огонь. Петер закрыл задвижку и сел рядом, проткнул пакетик с кровью длинным ногтем на мизинце и медленно высасывал содержимое, будто пил томатный сок из пластиковой упаковки, нажимая пальцами на пухлые бока.

— Как ты думаешь, если я заберусь в печь, “зверь” внутри возьмет верх и спасет это тело? — я не сводила глаз с танцующего пламени, что бушевало внутри домны.

Петер, большой мужчина с островком светлых волос на макушке пожал плечами:

— Чисто теоретически, сможешь. Огромная сила инстинкта просто разломает домну изнутри. Но это так, мои прикидки. За девяносто лет бессмертной жизни я ни разу не испытывал силу своего “зверя”.

— И как же тебе это удалось? — я выхватила из рук машиниста кремационной печи полупустой пакетик с кровью и сделала глоток.

— Я питаюсь два раза в месяц и не ищу смерти, в отличии от тебя. Я хочу жить так долго, как это возможно! — Петер вскрыл следующий пакетик.

— Проживи ещё лет сто и навязчивые мысли о смерти появятся и в твоей германской голове. — Я ухмыльнулась, открыла задвижку смотрового окна печи и выкинула пустой пакетик из под донорской крови.

— Даже Роман, обращенный тобой ради шутки, несмотря на всю свою былую набожность, не ищет встречи со своим Богом. — Петер распластался на стуле, выкатив вперед тучный живот.

— Ха, не напоминай. Это было так смешно, обратить ловца нежити в бессмертного. — я расплылась в улыбке.

— Странное у тебя чувство юмора, дарить такую силу своему врагу.

— Ты бы видел его лицо! — Не унималась я. — Вот умора, он кричал молитвы на латыни, вздрагивая от каждого моего движения. — Меня распирал изнутри смех. Я схватилась за живот и сотрясалась всем телом, унимая гогот внутри своей глотки.

Петер протянул мне пакетик с плазмой.

— Не знаю, зачем он это мне постоянно передает. Держи.

— Ты ж его отпрыск. Его единственное бессмертное детище. Заботиться о тебе, как может. — я присосалась к губами к маленькой дырочке на пластике. — Продолжает благодетельствовать, что бы…

— Не попасть в ад. — Петер прервал меня и покрутил в руках железный прут для перемешивания праха.

— Роман знает, что по его религии он туда всё равно отправиться и дико этого боится.

— Считаешь? — Петер изумленно посмотрел на меня.

— Я вижу это в его глазах. Он принимает своё бессмертие, как одно из испытаний, посланных ему его Богом. Шутка ли, за двести с небольшим лет, он ни разу не питался здоровой кровью по собственному желанию. Он вообразил себя ангелом на земле, дарующим легкую смерть измученным людям.

Петер повёл плечами и с большей силой схватился за стальной прут.

— Анна, тебе нужна дамская сумочка? — Петер покосился на меня. Я поперхнулась от неожиданного и странного вопроса.

— Тут хоронили одну даму, и её сын положил в гроб любимую сумку усопшей. Мы то, ясно дело такие вещи в печь не кладем и вообще просим родственников ничего не подкладывать покойнику. Но тут проглядели и вот, открываем мы крышку, а в руках у усопшей маленький ридикюль из кожи питона с золотой цепочкой. Подожди, что я его тебе описываю сейчас покажу. — Петер предал мне прут, вскочил со стула и побежал за сумочкой.

— Вот смотри! — Петер протянул мне кожаный ридикюль, бережно придерживая цепочку. — Решил, что тебе понравится.

— Как раз подумывала о том, что бы обзавестись сумкой. Спасибо. — Я обменяла сумочку на железный прут и положила в ридикюль пряжку в виде орла.

— Я будто чувствовал, что тебе эта штука пригодится.

— Может между нами есть связь? — я улыбнулась и подмигнула Петеру. Он отвел взгляд, смущенный, его щеки горели румянцем. Я продолжила, все так же растягивая рот в легкой улыбке — Если считать, что Роман моё творение, мой сын, то получается ты — мой внук?

Петер вздохнул, он явно не хотел сводить разговор к "кровным" узам.

Я перекинула цепочку через плечо и снова уставилась на огонь, что бушевал в маленьком смотровом окне.

Тело при кремации сгорает целиком примерно за полтора часа. На два трупа уйдет три драгоценных часа без солнца. Но я должна проследить и за тем, чтобы Петер собрал сгоревшие части тела в зольник, дал им остыть, а затем поместил останки в кремулятор — машину для окончательной обработки праха в что-то напоминающее по консистенции песок.

Я осмотрелась по сторонам и выхватила взглядом под потолком в углу маленький пластиковый шар — видеокамеру. Как я их ненавижу. Постоянно забываю об этой дурацкой штуке, что лезет в частную жизнь каждого человека.

— Ты отключил её, надеюсь. — я указала пальцем на угол наверху.

— Тебе повезло, у нас что-то барахлит электричество, и проводка камер перегорела. — Петер подмигнул мне.

— По-ве-зло… — произнесла я шепотом по слогам.

— Слушай Анна, ну не буду же я себе вредить? — Петер изумлённо вылупился на меня своими почти белыми глазами. — А ну, тебя. Вот, смотри, документы уже подготовил на твоих жмуриков. — он протянул мне медицинский формуляр, в котором корявым почерком, были написаны вымышленные имена и фамилии моего вчерашнего ужина.

Документы, паспорта с фотографией, налоговые и страховые номера. Всё то, что придумали люди за последние двести лет, досаждало вечной жизни. Мы втроём нашли способ обманывать государственную систему. К примеру, у меня был паспорт на имя Анны Владимировны Линович. Всё что я знаю, о настоящей Анне Владимировне, это то, что младенец появился на свет двадцать пять лет назад в селе Богатое, и умер через три дня. Но свидетельство о смерти где-то затерялось (было уничтожено ночным мед-братом Романом) и государственная машина продолжила следить, как Анна Линович поступила на домашние обучение, сдала экстерном экзамены в средней школе и стала жить свою обычную жизнь обычного человека. У нее не было водительских прав, собственности и кредитной истории. Она была прописана у деловитой и любящей иностранные банкноты женщины в квартире где-то в Красноярске. Удивительно, что единственное, что не менялось со временем — это любовь людей к быстрым и главное большим деньгам. Для меня же материальные средства не представляли проблем. Деньги я доставала разными путями — от пошлого грабежа своих жертв до продажи антиквариата, что скопился за более, чем двести лет. Удивительно сколько можно выручить за предметы обихода моей долгой жизни.

— Что это за имена? — я кивнула в строну справки о смерти.

— Невостребованные тела. Люди без определенного места жительства или родственников.

— Что потом?

— Как обычно, три года хранения урн, а дальше — общая могила.

— Три года… Для людей это хороший срок…

— Думаешь кто-то может хватиться твоих жмуров? — Петер указал на черный пакет, что покоился у моих ног и ожидал своей очереди в печь.

— Им кто-то настойчиво звонил, обоим. Один и тот же номер. Кто-то ждал их. А ещё, мне показалось, что бармен в том клубе был с ними заодно. Так что вполне возможно кто-то и хватиться.

— Будешь с этим разбираться?

— Пока думаю. Не хочется лезть во всё это. Ну травит бармен девчонок, что мне с этого. Но он видел моё лицо и специально отвернулся, когда один из отравителей тащил меня из клуба. Даже если бармен не обратиться в полицию, он может сам начать поиски.

— Дело твое. Но я бы так этого бармена не оставил.

Я молчала, сложив ногу на ногу и скрестив руки на груди, и ждала когда тело номер один (или два) сгорит до тла в раскаленной печи. Через несколько минут пламя погасло — кремация была завершена.

Петер принялся за работу. Я спросила, откуда я могу позвонить, Петер махнул рукой в сторону рабочего кабинета механика крематория. Мне необходимо было избавиться и от автомобиля, а для этого предупредить владельца автосвалки Георгия о своём прибытии.

— Алло, привет Гоша, спишь уже? — я плохо слышала Георгия из-за сильных помех, видимо что-то пережимало провод телефона. — У меня для тебя есть дело. Да, плачу как обычно. Легковая. Да. Номера? Нет, здешние. Хорошо, подгоню машину к пяти утра. Да ладно, ты сам меня встретишь? Что, работник украл половину? Какая прелесть. Хорошо, тогда до встречи.

Я положила трубку и стала раздумывать, как заехать домой за деньгами. Лишний крюк и слишком мало времени. Всё- таки придется выбирать, проследить за Петером или спать в земле, пережидая день на окраине города. Я убрала прядь волос с лица за ухо и вернулась к печи.

Петер загружал второй пакет в накопитель.

— Я уезжаю. Завтра приеду проверю урны.

— Не доверяешь?

— Привычка не верить тем, кто восхвалял фюрера навсегда со мной.

— Да брось ты, что было то прошло.

— Ага, скажи это моим родным местам, которых и на карте уже нет.

Петер пожал плечами и включил домну.

Я снова села за руль. Фары освещали черное полотно ровной дороги. Включила радио. Мне всегда нравилась музыка. Тихая, спокойная, и новая — электронная музыка. Я отстукивала ритм пальцами на руле и смотрела вперед. Разрешенная скорость в городе пятьдесят километров в час. Я бросила взгляд на спидометр — сорок семь километров. Я подбавила газа. Слишком медленно идущий автомобиль тоже привлекал внимание, не столько полицейских, сколько торопливых водителей, что обязательно пытались посигналить или пойти на обгон. Люди спешили жить и совсем не хотели тратить своё истекающее время, плетясь за медленным авто.

Середина ночи — мое любимое время. Темнота становится настолько густой и плотной, что кажется её можно потрогать, почувствовать всем телом. Она обволакивает, словно теплая вода, умиротворяет, приглушает все звуки.

Улицы были пустынны, лишь редкие фонари бросали жёлтые пятна света на дорогу. Одна музыкальная композиция сменилась другой, более быстрой, звонкой, радостной. Я сделала звук чуть погромче и закивала головой в такт. До моего дома оставалось несколько километров, минут десять пути.

Красный свет на перекрёстке заставил меня притормозить. Алые цифры отсчитывали обратный отсчет — шестьдесят секунд до зеленого сигнала светофора. Я переложила из бардачка в кожаную сумку деньги и черную карточку с изображением красных песочных часов. Рядом со мной поравнялась белая машина с голубыми проблесковыми маячками. Я посмотрела влево. Мужчина в серой форме улыбнулся мне с пассажирского переднего сидения. Я ответила на улыбку коротким кивком, взглянула на обратный счётчик на светофоре и закусила губу. Если Бог существует, то я молю его о том, чтобы полицейские не остановили мою машину. Зеленый свет — я трогаюсь, аккуратно набирая скорость, пропуская полицейскую машину вперед. Провожаю её взглядом и медленно выдыхаю, когда вижу быстро удаляющиеся красные противотуманные фары. За десять лет жизни в этом городе я ещё ни разу не имела дел с правоохранительными органами. Иногда я сама удивляюсь своему везению, ведь я ночное существо, а люди по ночам либо крайне опасны, либо крайне насторожены.

Охотники и добыча. Вся моя внешность кричит о том, что я могу стать жертвой в любой момент. Отличная маскировка. Охотник никогда не подумает, что невысокая девушка в короткой юбке может представлять хоть какую-то опасность. Наивные создания. Их так легко заманить на такую сладкую приманку. Одинокая блондинка бродит по ночному городу. Мне даже не надо ничего делать, они сами идут в мои смертельные объятия.

Я мотнула головой. Иногда мои мысли будто не принадлежат мне — кровожадные, подлые, страшные. Я считаю, что мой внутренний голос — это “зверь”, и если его не контролировать, даже в своих размышлениях, то он заполнит собой всё и я потеряю себя, свою человечность.

Я заехала в подземную парковку своего жилищного комплекса. Нашла, не без труда, пустое парковочное место и поднялась на лифте на свой этаж. Длинный коридор, ряд одинаковых дверей. Моя квартира номер пятьсот три. Я набрала на электронном замке код и зашла домой. Как и все, на собственной территории, в своем укромном жилище, с порога я почувствовала приятную расслабленность во всём теле. Любимые запахи, знакомые очертания мебели. Всё располагает к тому, чтобы стянуть обувь, снять неудобный корсет, плюхнуться на широкий диван и залипнуть в телевизор до утра. Нельзя. Я прошлась по квартире, открыла старый сейф, и достала деньги для Георгия за его будущую работу. Все — таки надо сменить одежду. Я быстро стянула юбку и одним движение расстегнула крючки корсета, сняла с плечиков черное платье — комбинацию с высоким разрезом на бедре. Шёлк струился по моему телу. Накинув на плечи кожаную короткую куртку, я захлопнула дверь и быстро спустилась обратно в паркинг. Двое мужчин стояли у соседнего автомобиля и о чем — то громко говорили. Завидев меня, они умолкли и стали наблюдать за мной. Только не это. Я сыта, и только что избавилась от таких же придурков. Прошу, не делайте глупостей, стойте, где стоите и занимайтесь своими глупыми делами. Я медленно поравнялась с мужчинами, улыбнулась уголками губ и села в машину. Один из парней сделал шаг в мою сторону, потирая руки. Я быстро завела автомобиль и газанула. Услышала раскатистый гогот. Взглянула в зеркало заднего вида. Тот, что шёл ко мне схватился за ширинку и тряс ей, будто пытался взбить коктейль из своих причиндалов. Идиот. Кого он хочет напугать? Меня?

До рассвета оставалось два часа восемь минут. Я должна успеть вернуться домой с первыми лучами солнца.

Я сидела за рулем чужого автомобиля, пальцы сжимали руль с такой силой, что кожа на костяшках пальцев побелела. Я немного нервничала. Я могла доверять Петеру, но всё же было бы лучше, если бы я сейчас присутствовала при наполнении урн. Мои глаза следили за дорогой. Я покидала пределы города, теперь можно немного ускориться. Восемьдесят километров в час, сто, сто двадцать. Огни по обоим сторонам дороги сливались в одно яркое пятно, а ветер бил в лобовое стекло, словно пытаясь остановить меня.

А что если я влечу на такой скорости в отбойник? Просто крутану руль влево. Загорится ли тачка при столкновении с препятствием или это всё выдумки создателей фильмов про уличные гонки? Возможно я потеряю сознание от удара и “зверь” не сможет взять контроль, и это тело сгорит в объятом пламенем раскуроченном металле? Обрету ли я покой? Умру ли я? Или изуродованное тело, будет полностью во власти “зверя”, зароется глубоко в землю, и станет ждать восстановления?

В зеркале заднего вида мелькнули синие огни. Чёрт! Полицейский патруль. Меня просят притормозит у обочины, через громкоговоритель. Я почти доехала до Георгия. Ну почему именно сейчас?

Педаль газа ушла в пол. Двигатель взревел, и машина рванула вперед. Меня вжало в спинку в сидения. Синие огни стали тускнеть, но ненадолго. Полицейские не сдавались. Вой серен заглушил ритмичную музыку. Машина чуть подергивалась, теряя сцепление с асфальтом. Я вцепилась еще крепче в руль.

“Остановите машину, немедленно!”

Голос полицейского, через колонки. Металлический, неживой.

Я обогнала впереди идущую машину, вернулась на свою полосу, полицейская тачка повторила мой манёвр. Я поджала губы. Что делать? Остановиться, разогнаться еще больше? Спидометр горел цифрами двести пятнадцать. На такой скорости я еле различала очертания перед собой. Еще один автомобиль, перед ним длинная тяжелая фура. Я вылетела на встречную полосу. Двести тридцать. Двести тридцать семь. Слепящий белый свет. О нет! О да… “Зверь” выкрутил руль. Машина потеряла управление. Шины завизжали, резина горела, оставляя на асфальте чёрные следы. Я врезалась в ограждение. Рулевое колесо сломало мне грудину, ноги зажало смятым металлом.

Стекло разлетелось на тысячи осколков, посекло мое лицо и ладони. Машину подбросило, закрутило. Тачка перевернулась несколько раз, прежде чем остановиться. Вспыхнуло пламя, разрастаясь, поглощая обломки. Я лежала среди руин, взглянула на себя — мое тело было изуродовано. Но боль сменилась лёгким покалыванием, будто электрический импульс проходил от пяток до самой макушки. Я чувствовала, как моя плоть уже начинает восстанавливаться. Моя вампирская сила работала, мой “зверь” не сдавался, не умирал, сращивая кости, затягивая раны.

Писк в ушах сменился звуками вокруг. Полицейские подбежали к месту аварии, их лица были бледными от ужаса.

— Вижу женщину, лет двадцати пяти — тридцати. — прокричал один из них.

Я проморгалась, глаза стали видеть чётче. Пошевелилась. Металл загудел от моих движений. Полицейский сделал шаг назад и расстегнул кобуру, положив ладонь на рукоятку пистолета. Я встала на ноги, несмотря на то, что мое тело было покрыто кровью и ожогами. Полицейский достал оружие и целился мне в грудь. Его руки дрожали.

— Не двигайтесь. — крикнул полицейский.

Я хрустнула позвонками шеи. Нет, “зверь” не трогай их.

Я рванула на полицейского. Тот дёрнулся и выстрелил. Пуля просвистела, разрезав ночную темноту. Полицейский упал и пнул меня в живот. Я покачнулась. Его напарник выбежал их машины и произвел предупредительный выстрел в воздух. Я откинула прилипшие ко лбу волосы. Напарник побелел от страха увидев мое лицо.

Оставь их “зверь”.

Я перепрыгнула через сломанное бетонное ограждение и бежала по высокой жухлой траве. Мимо свистели пули, одна попала в плечо. Я дёрнулась, но продолжила бежать. Прочь от шоссе, прочь от синих огней. С каждой секундой я бежала быстрее и быстрее. Раны полностью затянулись, а кости встали на место. Я оглянулась. Полицейские что-то кричали в свои рации и бегали вокруг выгоревшей машины.

Мои ноги несли меня ещё несколько минут по ямам и оврагам. Пока я не встала, как вкопанная. Небо начало светлеть. До рассвета оставалось не более сорока минут. Я осмотрелась по сторонам. Недалеко высился недостроенный завод. Я метнулась к нему. Бетонные стены гудели на ветру. Я закрутилась на месте. Лестница вниз. Подвал. Изъеденный ржавчиной огромный пухто. Я заглянула внутрь. Листы металла и гипсокартона, битые кирпичи, пустые пластиковые и стеклянные бутылки, строительный мусор в огромных серых пакетах. Я зарылась среди старых пыльных мешков, пластиковых упаковок, накрыла себя всем до чего могла дотянутся и провалилась в анабиоз, под бешенный стук вечного сердца.