Vita Damnata

Глава 32

Две ночи Богдан слонялся по дому Романа словно приведение, напоминая лишь блеклую тень самого себя прежнего. Он не принимал участия в наших с Романом разговорах, не смотрел телевизор, не читал книг. Ему был безразличен “ритуал” сожжения дневника Романа в заброшенном палисаднике клиники, он не отвечал на звонки коллег и начальства. Громкие рассказы Петера о том, как его домна в крематории еле справилась с телами близкого круга Турского не будили в нем никакого интереса. Богдан словно перестал существовать. Я понимала Иванова, я сама через это проходила. Десять лет своей бессмертной жизни, после смерти Ивана, я не жила, я существовала, пока не попала в лепрозорий к умирающему Роману и вновь не обрела вкус к жизни, пусть и в компании своего палача.

На третью ночь Богдан заговорил со мной.

— Анна, что мне делать?

Это было единственное, что он спросил. Я только открыла глаза после дневного анабиоза, за окном еще догорал закат, а Иванов сидел напротив моего укромного места и дожидался, чтобы просто спросить, как ему дальше быть.

Я крепко обняла майора и шепнула ему.

— Просто живи.

Богдан горько ухмыльнулся. Его телефон не переставал вибрировать в кармане брюк.

— Начни хотя бы с телефона. — я улыбнулась Иванову и аккуратно достала его мобильный. На экране горела фамилия “Каплан”. Я приняла вызов, включила громкую связь и поднесла трубку к губам Богдана.

— Уф, ну наконец-то! — громко, забыв про приветствие, заговорил судмедэксперт. — Я понимаю тебя отстранили, но все-таки мог бы для приличия хоть иногда отвечать на звонки. Короче, ты там сидишь?

— Сижу. — тихо отозвался Иванов.

— Мы только что получили постановление на обыск у “Послушников времени”, главный офис!

Иванов подскочил, выхватил из моих рук телефон и забегал глазами по комнате.

— Кто пробил? — Богдан отвернулся и стал расхаживать взад и вперед.

— Прокуратура. Окурок на строительном пустыре, помнишь? Сигареты марки “Hurai”. Пришел ДНК — анализ, принадлежит Семенову А.Г., слесарю жилищной компании. Детей нет, жены нет, имеет погашенную судимость по статье сто пятьдесят восемь уголовного кодекса. Его вызвали на допрос позавчера… — Каплан тараторил, пытаясь быстрее исторгнуть последние новости с работы. — Черт, я тебе звонил, но ты не брал трубку… Бухал что ли? Ладно, твои дела. Так вот, он сознался, что оставил тело на строительном пяточке, и… Ты не поверишь… Барабанная дробь!

Иванов улыбнулся телефону, и я заметила искру жизни в его огромных голубых глазах. — Он сдал “Послушников”! Товарищ майор, Вы были абсолютно правы! С чем я Вас и поздравлям-с.

Дыхание Богдана участилось. Каплан продолжил:

— После внезапного увольнения Заики, Лапин еще раз прошерстил документы компаний, что продают медицинское оборудование. Угадай, кому было продано несколько наборов для плазмафереза?

— “Послушникам”?

— Не совсем. Медицинскому санаторию “Вечная жизнь”, что находится на попечении “Послушников Времени”.

— То есть, все-таки мы смогли…

— Ну да… — Каплан на другом конце громко затянулся сигаретой, причмокнув, — Но я тебе вот что скажу, шепчут, что кто-то слил прокуратуре информацию из ФСБ. Там, похоже, знают больше, чем мы.

Иванов закивал, будто Каплан мог его увидеть.

— И когда? Когда обыск?

— Сегодня, в час ночи. Чтобы поймать их горяченькими!

Иванов пошарил по карманам и достал последнюю сигарету из пачки. Чиркнул зажигалкой и медленно выдохнул дым через нос. Он не был официально в деле, но завтра он точно будет рядом.

— Я понимаю, что ты отстранен, но черт возьми, это же ведь ты талдычил всем, что убийства связаны с сектой, — Каплан словно прочитал мысли Иванова. — За тобой заехать?

Иванов взглянул на часы на экране телефона.

— Подхвати меня на Центральной площади, через час, хорошо?

— Ладно, договорились.

Иванов взглянул на меня и добавил в трубку.

— Я буду не один.

— Снова с блондиночкой?

— Да.

— У нее что, страсть к полицейской работе?

— Можно сказать и так.

— Ну если это тебе поможет, то — хихикнул Каплан. — … Хорошо, посидим в машине втроем, посмотрим на коллег в полном боекомплекте.

Мы остановились недалеко от главного офиса “Послушников времени”. Трехэтажный новый дом, из стекла и бетона, обнесенный живой, зеленой изгородью. Внутри горел свет — логово сектантов никогда не пустовало. Каплан настроил полицейскую рацию на нужную частоту и обернулся на меня.

— Первый раз на таком мероприятии, Анна?

С момента официального знакомства с коллегой Иванова, Каплан поглядывал на меня оценивающе, будто не понимал, что такую женщину как я, могло увлекать в грубой работе Иванова.

Я фальшиво улыбнулась и ответила с притворным энтузиазмом:

— Да, это так ново и захватывающе.

— Ну-ну. — буркнул Каплан и подмигнул Богдану.

Бойцы ОМОНа в штурмовых щитах синхронно, по команде, ровно в час ночи, вломились в ворота “Послушников”. Собачий лай, крики "Полиция!", звон разбитого стекла. Люди в масках рассредоточились по территории.

Рация ловила мужские грубые голоса:

— “Левая чисто!”

— “Правая чисто!”

— “Главный корпус — движение на втором этаже!”

Сквозь распахнутые двери оперативники увидели странную картину: десятки людей в белых балахонах стояли в кругу, сливая кровь в металлические чаши. На стенах — знакомый символ — бесконечность в соцветии амаранта.

Щелчок рации:

— “Каплана на третий этаж.”

Судмедэксперт потянулся за своим чемоданчиком, что лежал рядом со мной на заднем сидении.

— Долг зовет. — на распев сказал Каплан. — Я может тут надолго. Если надоест, ключи оставлю в зажигании, только потом “оттелеграфируй” мне, где оставишь машину.

Иванов угукнул словно филин.

— Да, специально для вуайеристов, у меня в бардачке есть бинокль. Ничего крамольного. Не смотрите так. Просто забыл сдать его в театре после спектакля. — подмигнул судмедэксперт мне и хлопнул водительской дверью.

Иванов пересел на место Каплана за руль и достал из бардачка бинокль, приложил его к глазам, настроил линзы. Майор наблюдал издалека, громко цокая губами от досады, что он не имел права участвовать в обыске. И ему оставалось просто сидеть и ждать.

— Что видишь? — спорила я Богдана.

— ОМОН и “послушников”. Их вяжут. То есть… — осекся Богдан. — … задерживают.

Рация снова затрещала, Иванов оторвался от бинокля и уставился на мигающие огоньки автомобильной рации:

— Каплан на связи. Прошу подняться прокурора на третий этаж. Приём.

— Седаков слушает. Что случилось?

— Тут минимум 50 пакетов с кровью! И… что это? Откройте, пожалуйста, программу. — пробормотал Каплан кому-то в сторону. — Черт… Они её продавали.

В разговор судмедэксперта вмешался третий голос:

— Подвал. Требуется судмедэксперт.

— Что такое? — отозвался Каплан.

— Тут холодильники. Трупы.

Я взглянула на Иванова через зеркало. Он обнял руль и прикусывал зубами край ладони.

— Все это время… У нас под носом. — прошептал Богдан и снова приложил к глазам бинокль. — Черт. — Иванов налег всем телом на руль. — Это же их рекламное лицо, их “гуру”, что на всех плакатах. Он уходит. — Богдан откинул бинокль и завел автомобиль. Машина затряслась, затарахтела.

Гуру секты — высокий мужчина с длинными седыми волосами и в белом одеянии — выскочил из задней двери и рванул к припаркованной на другой стороне улицы “ГАЗели”. За ним бросились двое оперативников. Сектант быстро сел за руль, рванул с места, чуть не сбив стражей правопорядка.

Предупредительный в воздух. Иванов вздрогнул и положил руку на рычаг коробки передач.

— Едем! — майор не выдержал. Двигатель взревел, когда Богдан вдавил педаль в пол. Машина рванула, шины взвизгнули на сухом асфальте.

Рация затрещала:

— Внимание, сто сорок седьмой! Подозреваемый на белом микроавтобусе “ГАЗель” движется к промзоне.

— Вас понял. — отозвался сто сорок седьмой.

Иванов сел на хвост “ГАЗели”. Гуру пытался справится с габаритами микроавтобуса, от чего белую тачку заносило, то в право, то влево. Майор лихо резал повороты на асфальте, пытаясь притиснутся сбоку микроавтобуса.

— Держись! — крикнул мне Иванов и крутанул руль. Наша машина и “ГАЗель” сцепились боками. На Богдана полетели мелкие осколки пластика и стекла.

Из окна микроавтобуса появилась рука с зажатым пистолетом. Выстрел. Иванов втянул голову, будто пытался спрятаться от пули.

— Урод. — прорычал Богдан и еще раз крутанул руль.

Удар. Микроавтобус завихлял, гуру потерял управление, выжал газ и резко развернулся против потока.

Фура позади заскрежетала тормозами, перекрывая дорогу нагонявшей нас полиции. Иванов не сбавляя скорости рванул по обочине, снося дорожные конусы.

“ГАЗель” влетела в заброшенную промзону. Микроавтобус летел как призрак — без фар, только отблески луны на белой краске. Последний поворот — и вдруг глухой удар. “ГАЗель” врезалась в бетонные блоки, перевернулась через капот и замерла на боку. Металлический скрежет — наша машина развернулась поперёк, подсветив фарами заброшку. Гуру выполз из микроавтобуса и побежал прочь.

Иванов быстро достал свой пистолет из кобуры, выпрыгнув из автомобиля.

— Подожди! — крикнула я в спину Богдану, но он не услышал. Майор побежал за белым силуэтом, скрывшимся за бетонной стеной. Я ринулась за полицейским. Вдруг, выстрел. Второй. Когда я настигла Иванова, он тряс за грудки седовласого рекламного “гуру”. Тот что-то жевал…

— Яд! Он глотает яд! — закричал Богдан, но было поздно. Сектант скорчился в конвульсиях, изо рта пошла пена. Он прохрипел:

— Вы… никогда… не найдете… того… кто по — настоящему бессмертен.

— Уже нашли. — процедил Иванов. — И убили.

Глаза седовласого гуру округлились и наполнились слезами. Он со стоном выдохнул и так и замер, с широко распахнутыми мокрыми веками. За спиной послышался вой сирен, а на бетонных стенах заплясали синие и красные огни.

— Анна, уходи.

— Но ты…

— Я справлюсь. В конце концов, я все еще полицейский. Встретимся у тебя, на рассвете.

Я попятилась назад и скрылась в ночной тьме. Иванов встретил коллег, показал им свое удостоверение и кратко объяснил, что произошло. Когда я поняла, что Богдану ничего не угрожает, я побежала прочь к шоссе.

Вечная жизнь. Люди до сих пор пытаются отыскать способ продлить свое существование в этом мире. Ищут пути, занимаясь научными изысканиями, обращаются к оккультным практикам, фантазируют об этом в книгах и кинофильмах.

Недавно, мне звонил Роман из Абу-Даби. Он сумел открыть клинику, исследующую генную терапию и крионику. Для любого смертного это должно быть заманчиво. Но если представить, что человек проснется через двести лет, выйдет из криосна, его тело останется здоровым и неповрежденным, но вокруг будут чуждые ему социальные коды, другая музыка, исчезнувшие языки и страны и все кого он любил и кто его любил давно мертвы, будет ли такое бессмертие благом?

Петер развлекался ночами, перед огнем домны, книгами, оставленными Романом. Недавно он поделился со мной прочитанной историей о том, как главный герой загрузил свое сознание в компьютер, чтобы жить вечно, существовать в электронной сети. Но остался ли герой этой книги собой или это просто копия, не способная к дальнейшему развитию и накоплению опыта? Мы спорили долго, так и не найдя ответа. К тому же я все равно оставалась в проигрышной позиции, так до сих пор и не поняв принцип, по которому можно скопировать свое сознание в сеть.

Богдан расспрашивал меня, что с ним будет когда ему когда всё приестся. Наскучит. Потеряет вкус. Нет, конечно же, убийцы в этом мире не переведутся и ему всегда будет, чем заняться. Каплан иногда подкидывает ему “глухари”, расследования, что зашли в тупик, спрашивал совета. Маленькое сыскное агентство Богдана не приносило дохода, ровно как и новых откровений в дела, что скоро должны были закрыть, за истечением срока давности. Но для Богдана поиск убийц — компромисс с самим собой. Он пообещал себе и своему “зверю”, что будет питаться лишь порочными, ужасными людьми, чья смерть “будет благом для общества”, как выразился бывший полицейский. На расспросы Богдана я лишь улыбнулась и нежно поцеловала его в губы, ответив, что ему не надоест его бессмертная жизнь, покуда у него горят глаза во время охоты на негодяев.

Я куталась в нежную короткую шубу, что едва прикрывала мою, мерзнувшую в коротком платье, пятую точку. Падающий с черного неба снег оседал на моих белых волосах, таял на щеках. Мой черный, огромный пес резвился в сугробах и радостно лаял, а я наблюдала за пожилой парой, что медленно прошли мимо меня, шаркая по снежной наледи. Они держались за руки и обсуждали какие-то насущные проблемы — внуков, очереди в больницу, испортившийся суп в холодильнике. Хотела бы я состариться? Если да, то только рядом с любимым, что так же придерживал бы меня нежно под локоть, пока мои дряхлые ноги с трудом удерживали бы равновесие на скользком асфальте.

Завыл холодный ветер между деревьями, кружа снежные вихри в темноте и срывая с ветвей хрустальные осколки инея. Лунный свет, бледный и беспощадный, скользил по заснеженным ветвям, превращая уютный тихий двор в лабиринт теней.

Из подворотни вышли двое. Подняв меховые воротники своих кожаных зимних курток они смотрели прямо пред собой, сосредоточенно. Ледяная корка на асфальте хрустела под толстыми подошвами их ботинок.

Я жестом подозвала пса к себе. Один из мужчин замедлил шаг, оглянул меня с ног до головы и рукой потянул второго, чтобы тот остановился:

— Мерзнешь? — спросил он басом.

— Хочешь согреть? — ответила я с вызовом.

Второй оглянулся на пустующий двор, потом зыркнул на пса и, расстегнув куртку, показал мне пистолет заткнутый за ремень синих джинс.

— Отчего б не согреть.

Богдан был прав. Этих придурков сгубит их же тупость. Хотя им долго везло. Три убийства и несколько изнасилований. И ни одного приговора суда. Двое убийц, люди с грязными руками и чёрными душами — они не знали, что сами скоро станут добычей.

Майор выплыл из темноты за спинами бандитов.

— Что смотришь? — пробасил тот, что был повыше.

Я лишь ухмыльнулась, ожидая когда Иванов пустит в ход свои клыки первым.

Тот что был вооружен дрогнул — высокий, с перекошенным от жестокости лицом. Он обернулся, почуяв незримую угрозу.

— Кто здесь? — его голос оборвался, когда пальцы Богдана вцепились в его горло, а клыки разорвали артерию под нежной, красной кожей, пронзили плоть. Кровь хлынула на меховую опушку. Иванов уперся ладонью в испуганное и удивленное лицо, сломав нос своей жертве.

Второй, ахнул, сделал рывок в сторону и схватился за рукоять оружия своего напарника. У него не было и шанса выпустить пулю в меня или Богдана, пес уже терзал его руку, повалив убийцу на мягкий снег. Я упала на колени и вонзила губы в холодную щеку бандита. Его кровь заполнила мой рот быстрым потоком. Я пила его и мой “зверь” словно мурчал в экстазе от горячего, металлического вкуса на моем языке.

Богдан отпустил рослого убийцу — теперь уже бледного, с пустым взглядом.

— Три года они терроризировали этот город. — прошептал Богдан, вытирая губы. — Что ж, теперь и с ними покончено.

Мы сгрузили тела в машину и поехали к Петеру в крематорий. Снег продолжал падать, скрывая следы охоты. Германец не отрываясь от очередной книги провел нас к печи и жестом указал на пустые формуляры, что лежали на маленьком пластиковом стуле.

— А пес где? — мельком взглянул на нас блондин.

— В машине, где же ему быть.

— Правильно. А то в прошлый раз кость утащил неизвестного. Прямо со стола тиснул! Я думал, все, с ума сошел — у скелета берцовые кости есть, а бедренной нет.

Мы с Богданом переглянулись и прыснули от смеха.

— А идите, вы… — Петер ушел в свою каморку.

Мы знали, что делать. Каждое движение уже было доведено до автоматизма.

Загрузив тела, мы смотрели на бушующий огонь. Иванов приобнял меня за талию и тихо прошептал:

— Я вышел на след “Лесного мясника”. Его родные определили его в частный дом для престарелых за городом.

— Отлично. — тихо ответила я. — Надеюсь ему нравятся блондинки.

— Когда-то нравились. — криво улыбнулся Иванов.

У всего есть своя цена. И если я теперь, благодаря Богдану, мои клыки теперь вершат правосудие, я с легкостью проживу так еще несколько десятилетий своей проклятой вечной жизни.