Vita Damnata

Глава 17

Иванов стоял надо мной с зажатым, в дрожащих руках, пистолетом. Он побелел, выглядел испуганно, быстро бросил взгляд на стену кухни. В керамической плитке застряла пуля, от которой, мелкой паутинкой, тянулись трещинки. Дробь прошила меня на вылет. Могу лишь поблагодарить Иванова, что не придется ничего вырезать из своего тела в клинике у Романа.

Боль пронизывала грудь, живот, отдавалась в плечах и ногах. Я не первый раз получала смертельные ранения, и естественно, я не боялась умереть, не переживала, что последнее, что я увижу в жизни будет желтый потолок чужой квартиры. Но тело мое продолжало всё чувствовать так, если бы я была смертной — агония, выброс адреналина, сбивчивое дыхание, бешенный ритм сердца, а после — умиротворение. Роман рассказывал мне об исследованиях последних минут жизни человека, о хитрости, что заложила в каждое живое существо природа — мозг посылает сигналы телу, похожие на чувство эйфории, человек, якобы, успокаивается перед кончиной. Не могу подтвердить это, ведь я умерла по — настоящему лишь один раз, более двухсот лет назад. И это было ужасно.

Майор задрал блузку на моем животе. Рана от пули уже стала затягиваться и Иванов увидел лишь глубокую царапину. Он решил, что ранил меня, выхватил из кармана своей куртки мобильный телефон и набрал короткий номер службы спасения. Я захрипела, потянулась окровавленной рукой к штанине майора:

— Нет, не надо.

Силы постепенно возвращались ко мне. Я поднялась со стула и шагнула в сторону ошарашенного полицейского. В трубке пробурчали:

— Сто двенадцать, слушаю Вас.

Я качнулась в сторону Богдана, и неловким движением попыталась выхватить трубку.

Иванов одёрнул рукой и произнёс:

— Майор полиции Ива…

Богдан не успел договорить, когда мне, со второй попытки, удалось выхватить из его рук телефон и бросить бурчащую трубку в раковину.

— Алло, алло! — послышалось из маленького динамика.

Я снова плюхнулась на деревянную сидушку, тяжело дышала, придерживая уже почти полностью зажившую рану.

Иванов сел напротив и просто смотрел на меня.

Мерзкая мелодия из раковины, усиленная металлическим эхом. Оператор службы спасения пытался вновь и вновь дозвониться до Иванова.

Я протянула руку в мойку и достала телефон.

— Ответь, скажи, что всё в порядке. Ты ошибся. — каждое слово давалось мне не легко.

Иванов, не моргая, приложил телефон к уху и сделал то, что я велела.

Так — то лучше.

Я подняла край окровавленной блузы и посмотрела на небольшую розоватою точку слева от пупка.

Глаза Иванова округлились, когда он мельком рассмотрел затянувшуюся рану.

— Как… — сорвался шепот с его губ.

Моё дыхание стало ровным, размеренным, боль отступила, уступив место усталости и дикой злобе, что гудела в висках, разливалась по телу гулким барабанным ритмом. Я понимала, что это означает. “Зверь” был голоден, за свои услуги “лекаря” он взимал плату — кровь. Нельзя было вновь допустить, чтобы “зверь" взял надо мной контроль. Надо успокоиться, забиться в какой-нибудь дальний темный угол и просто перетерпеть этот нахлынувший голод.

Я встала со стула и медленно похромала в спальню, не обращая внимания на полицейского. Иванов тихонечко последовал за мной. Я завалилась на кровать Богдана и закрыла глаза. Перетерпеть требования “зверя” сложно, но возможно. Главное обрести спокойствие и полностью контролировать свое тело и мысли. Эту практику мы с Романом постигли, когда жили недолго в Китае, пока в ту страну не заявились британцы.

Я легла ровно, закрыла глаза и слушала своё дыхание до тех пор, пока навязчивые мысли о крови не покинули мою голову, глаза не престали двигаться под прикрытыми веками, а звуки вокруг не стихли, превратившись в тягучую тишину. “Зверь” во мне заснул, для нас двоих эта ночь стала тяжелым испытанием. “Зверь”, впервые за долгое время, полностью взял надо мной контроль, не только над моими действиями, но и над моими словами. Я была лишь сторонним наблюдателем его дебюта в этом веке.

Я не знаю, сколько я так пролежала, но когда открыла глаза, рядом сидел майор и просто смотрел на меня. Его лицо ничего не выражало — ни страха, ни интереса, ни брезгливости, ни обеспокоенности. Он, словно мраморная статуя, замер в одной позе.

Я поднялась и уперлась спиной в деревянное изголовье кровати.

Иванов вздрогнул, будто я своими движениями его напугала, вырвала из раздумий.

— Кто ты такая? — голос майора сипел, он прокашлялся и стал ожидать моего ответа.

— Анна.

Иванов нахмурился и прошептал:

— Это я уже знаю.

— Я — бессмертна. — сорвалось с моих губ. Я мотнула головой самой себе. Глупо, очень глупо, раскрыть вот так свою самую большую тайну. До Богдана о моём состоянии знал только мой охотник.

— Еще одна грёбаная сектантка с мозгами набекрень! — выпалил Иванов.

Я рассмеялась:

— Совсем нет. Я по — настоящему бессмертна. Видишь? — я вновь задрала блузку. На животе не осталось и следа от огнестрельной раны. — Ни царапинки. Так я выжила в аварии, так я смогла расправиться с отравителями.

Иванов без стеснения провел пальцами по моему животу, растягивая пальцами новую кожу.

— Этого не может быть! Просто у тебя быстрая регенерация. — Богдан поджал губы и нахмурил брови еще сильнее.

— Думай, как хочешь. — я отвернулась от Иванова, — Единственное, что могу сказать, что выстрел был очень болезненный, хорошо хоть пуля прошла на вылет.

Иванов подскочил:

— Я просто тебя поцарапал! — Иванов до конца пытался логически самому себе объяснить, что произошло на кухне. — Теперь объяснительную писать, по поводу стрельбы! Ты… Ты же абсолютно поехавшая! Набросилась на меня! — закричал Богдан, словно ребенок.

Я прямо взглянула в бегающие глаза майору:

— Иногда, я сама себя не контролирую. В опасные моменты для этого тела. Можно сказать, что живу инстинктами. Резкими, грубыми, животными. Эти инстинкты я зову “зверем”, который питается кровью.

Иванов схватился за голову, вцепился в черные кудри, еще чуть — чуть и казалось он начнет вырывать пряди волос из кожи головы.

— Кровью? Ты что считаешь себя вампиром? — взвыл майор. — Начиталась всякой мистики? Стефани Майер, Энн Райс, Брэм Стокер, Джозеф Шеридан Ле Фаню…

— Кто все эти люди? — ухмыльнулась я.

— Писатели. — полицейский провел рукой по лицу и закатил глаза.

— И? — я пожала плечами.

— Их книги о вампирах забивают головы таким девчушкам, как ты.

— Хм, надо почитать. Хотя, я особо это дело не люблю. Чтение мне дается плохо. — пожала плечами я.

Иванов тяжело вздохнул, дернул руками, будто вёл сам с собой немой диалог и, взглянув на меня искоса, заговорил:

— Ладно, предположим, ты действительно вампир. Прошлой ночью ты хотела убить меня? Выпить мою кровь?

— И да и нет. — я пожала плечами.

— Что это значит?

— Мне надо было конечно убить тебя, но… Но ты так похож на одного человека из моего прошлого, что я борюсь сама с собой за твою жизнь.

— Иван? Охотник?

— Чёрт, “зверь” сболтнул лишнего.

Богдан успокоился, медленно выдохнул через ноздри, сел рядом на кровать.

— Кто этот Иван?

— Мой любовник, что умер двести двадцать лет назад от чахотки в Альпийских горах.

— Ага, понятно. — Иванов всё еще не верил мне. — И вот на него я похож, да?

— Не просто похож, одно лицо. Я даже задумалась, а не мой ли ты Иван. Вдруг мой любимый тоже стал бессмертным.

— Это бы тебя несомненно обрадовало бы. — майор хмыкнул.

— Да. — я откинула голову и стукнулась затылком о стенку.

— То есть моя внешность уберегла меня же от печального конца?

— Скажи спасибо родителям.

— Всенепременно. И как бы ты меня убила? Воткнула зубы в шею или слила бы кровь в ведро через дренажную иглу?

Я закатила глаза устало, я поняла, что Иванов сменил тон нашего разговора, приняв для себя мысль о том, что я действительно сумасшедшая, но всё еще являюсь для него важным звеном в его расследовании.

— Всё никак не можешь выключить полицейского, да? Я тут впервые за двести лет смертному правду говорю, а ты всё об убийствах блондинок думаешь.

— У меня на это свои причины. — кивнул Богдан.

— Какие?

— Они тебя не касаются.

— Из-за Кати?

Майор бросил взгляд на стол у кровати, на раскрытый дневник своей сестры.

— Да.

— Она была в секте?

— Была… И исчезла.

— Думаешь она жива?

— Я продолжаю верить, хотя прошло уже десять лет.

— Я прочитала её дневник, последнюю запись, где она принесла в жертву птицу и выпила её кровь. По опыту скажу, это не самая вкусная еда.

— Избавь меня от подробностей. — отгородился от меня полицейский, скрестив руки на груди.

— Внизу записи был знак — песочные часы. — продолжила я.

— Знак бесконечности. — перебил меня Иванов.

— Такой же знак был рядом со строительным пустырем, где обнаружили четвертую девушку вчера.

Полицейский вытянулся в лице:

— Что? Как ты…

— Я следила за тобой от клиники Романа.

— Ты была на месте преступления?

— Не совсем. Смотрела на тебя сверху, с недостроенного здания рядом с пустырем.

Иванов достал из куртки блокнот и карандаш и что-то чирикнул на листке.

— А где ты видела этот символ бесконечности?

— На доме в пяти метрах от съезда на пустырь.

Иванов подскочил и схватил папки с делами мертвых блондинок. Он всматривался в фотографии мест преступлений.

— Смотри. — Богдан протянул мне фото на котором цифрой “5” был отмечен глубокий след от ботинок. Майор постучал пальцем о верхний правый угол снимка. Камера захватила высеченный на дереве небольшой знак песочных часов. Майор рылся в фотографиях, рассматривал их внимательно, достал увеличительную лупу из стола. Рядом с каждой девушкой неподалеку был изображен один и тот же знак.

— Я был прав. — Иванов потупил взгляд в окно. — Я всё это время был прав. Это “Послушники”.

— Да. Но часы — это их тайный знак. Для своих так сказать. — Я положила фотографии рядом с собой на покрывало.

— Откуда ты знаешь? Ты дошла до уровня “клятвы”? — Иванов оживился.

Я накрутила локон белых волос на палец.

— Клятвы? Нет. Знаю и всё.

— Признайся, что ты в секте! Или была “Послушницей времени” в прошлом.

— Нет.

Майор встал с кровати, собрал фотографии, положил их на стол. Помолчал несколько секунд, достал из кармана брюк телефон, тыкнул в экран и протянул трубку мне. На экране телефона горел знак красного треугольника — диктофонная запись.

— Я разговаривал с такой как ты, женщиной, что дошла до убийств животных. Она должна была, как и моя сестра, дать клятву секте, прейти на новый уровень. Здесь записан наш разговор.

Я взяла из рук Иванова телефон и спросила:

— Где ты нашел эту женщину?

— Я шел по крупицам, крошкам из хлеба, что оставила мне сестра, словно герой старой сказки. Я выяснил, что женщина, её зовут Мария, знала мою сестру. Я нашел Машу в психиатрической больнице. Пока мы разговаривали о Кате, она рисовала и рисовала символ бесконечности. Я спросил её, что это значит. Она назвала это “тайной отметкой”. Тогда я не догадался что, если просто перевернуть знак бесконечности и вправду получаются песочные часы. Её сознание было настолько помутненным, что я с трудом мог понять, о чем она говорит. Послушай запись, я столько раз воспроизводил этот диалог, что по секундно знаю его. Я перемотал на ту часть, где мы говорим о ритуале перед клятвой.

Я нажала на треугольник. Из динамика телефона раздался хриплый, уставший голос:

“.. Они делали это снова и снова. Их было десять. Их было ровно десять. Они стояли. Стояли полукругом. Их капюшоны скрывали лица. Чёрные мантии. Красные мантии. Один из них держал в руках древнюю книгу, наше учение, написанное бессмертным.

Голос Иванова прервал еле слышный поток слов Марии: “Это был “Т.”? Он держал книгу?”.

“Да.” — ответила Мария. — “Он. Он говорил, что белокурая дева дарует бессмертие своей кровью. Они передавали из рук в руки кубок. Стеклянный. Наполненный кровью”

“Чей кровью?” — вновь ворвался в запись голос майора.

“Белокурой девы. Они пили эту кровь. Пили. Они кричали. Так страшно кричали! А-А-А-А!”

Я вздрогнула, женщина на записи громко завопила. Я взглянула на майора, он не шелохнулся. Мария умолкла. На записи послышались какие-то шумы. Видимо Иванов заёрзал на стуле от громкого крика женщины. Мария кашлянула и продолжила:

“Потом один из них. В черной мантии. Подошел ко мне с кубком и дал сделать мне глоток. Я отпила немного. Кровь уже густела. Густая. Холодная. Я поморщилась. Меня ударили в живот. Я не устояла. Я упала. Я была НЕДОСТОЙНА!!!” — Мария снова сорвалась на крик.

“Я смотрела на то, как кубок предали Кате. Она вся дрожала. Она отпила немного. Ей кивнули. Второй человек в красной мантии подошел к ней и дал в руки тонкий нож. Словно игла! Указал на меня. ОН УКАЗАЛ НА МЕНЯ! Катя обернулась. Я видела её стеклянные глаза. Она знала, что должна сделать для клятвы. Она замахнулась, но я увернулась. Поднялась на ноги и побежала прочь. Катя ринулась за мной. Я слышу её шаги. Я слышу. Я не знаю как. Я не знаю, как я убежала. Всё как в тумане. Помню лишь красные соцветия. Красные колоски. ОНИ ВСЕ В КРОВИ! И старуху. Она обняла меня и укрыла в своем доме. А потом скорая. Приехала. Мигалки эти. Капельница. И лицо, лицо в окне дома старухи. Катино лицо.”

Я остановила запись. Иванов смотрел в окно и беззвучно шевелил губами, повторяя последние воспроизведенные слова Марии.

— Ритуал? Он должен был закончиться убийством Марии? — я рассуждала вслух.

— Думаю да. И Катя должна была убить ту, что не смогла испить холодную кровь.

— А что за книга? Про белокурую деву?

Иванов развернулся на каблуках и посмотрел на меня.

— То есть ты действительно ничего не знаешь?

Я пожала плечами:

— Сказала же, я не сектантка.

Иванов подбирал слова.

— Как я выяснил, у "послушников" есть уровни. Сначала всё очень мило, человек работает на ферме, выращивает цветы. Потом он должен поймать и убить шмеля или осу, вытерпев боль от жала — это первая ступень. Сила насекомого переходит человеку. Потом лягушка или кто там питается насекомыми, потом птица, что ест лягушек и так далее. На самой высокой ступени, перед клятвой, надо убить недостойного человека. А дальше… А дальше я не знаю. Семь лет назад я пришел в секту, но не прошел дальше первой ступени, у меня аллергия на пчёл. Я чуть не умер, пытаясь поймать насекомое. Двери секты для меня навсегда закрылись. Я оказался недостоин. — хмыкнул Иванов. — Так вот книга. Мне удалось узнать, что это какое-то жизнеописание, поехавшего пациента лепрозория. Якобы однажды к нему пришла ведьма и заставила его выпить свою кровь. После первого визита ведьмы, больной почувствовал себя лучше, но болезнь не отступила, на второй раз, он заметил, что на его коже стало меньше струпьев, на третий раз, он снова смог говорить. То есть кровь ведьмы оказала какой-то лечебный эффект. — майор теребил молнию куртки. — Это всё что мне удалось узнать.

Мое сердце бешено колотилось:

— Я знаю, кто написал эту книгу. — тихо произнесла я.

Домашний телефон зашелся высокочастотной трелью. Иванов перемахнул через кровать и ответил.

— Слушаю. Что? Еду. — полицейский положил трубку и внимательно на меня посмотрел. — В подвале автобусного парка нашли двух мужчин. Может тоже жертвы культа.

Я отвернулась и произнесла:

— Нет.

Иванов поправлял ворот своей куртки и замер.

— Что нет? Ты что-то об этом знаешь?

— Это бармен из клуба и еще один сообщник Сергея и Алексея.

— Подробнее.

Я замялась. В принципе, Иванов и так уже знал, что я не человек, хоть до конца и не верил, замещал мысли о сверхъестественном моей происхождении, моим помутнением рассудка. Но с другой стороны, было бы глупо сознаваться полицейскому, вот прямо так, в двойном убийстве.

— Они вынудили меня.

— Это ты их убила?

— Не я, “зверь”.

— Так. — Иванов достал из — за пояса наручники. — Ты сознаешься мне в убийстве? Какой бы шибанутой ты не была, но подумай хорошенько, ты уверена в том, что ты мне говоришь?

— Я не “шибанутая”, я — вампир, я так питаюсь. К тому же они заслужили смерть.

— Ага, вампир. А я балерина Большого Театра. — Иванов раскрыл браслеты.

— Они похищали девушек, насиловали и снимали мерзкие фильмы с бессознательными несчастными жертвами.

Иванов пнул стенку и застегнул наручники на моих запястьях. Я не сопротивлялась.

— Поедешь со мной. — потянул за цепь Иванов.

Я взглянула в окно. До рассвета оставалось немного времени. Наручники на моих запястьях было легко снять, просто сломав себе большой палец, я это знала. Но как же мне не хотелось наносить себе увечий. Я вздохнула и кивнула. Часть меня хотела помочь полицейскому, помочь себе сохранить тайну бессмертия, а часть — разорвать его в клочья, чтобы моя тайна оставалась нераскрытой. Хорошо, что “зверь” спал и не мог повлиять сейчас на мои решения.

— Я поеду с тобой, но с одним условием. Я расскажу всё что знаю, а ты меня отпустишь. Я помогу тебе в твоем расследовании, скажем так, я этом кровно заинтересована.