Ведьмы.Ру

Глава 8 О проклятьях, сложностях родственных отношений и женихах с демонами

— Привороты разными бывают. Не одобряю, конечно, — сказала бабушка, когда поняла, что Ульяна не сильно впечатлилась. — И отговариваю, потому как нет в приворотах правды, а значит, и счастья не будет. Настоящего.

Ульяна кивнула.

Она вот привороты тоже не одобряла категорически, но больше от того, что занимались ими, как и отворотами, снятиями венца безбрачия и прочими донельзя странными вещами, люди сомнительного свойства.

А выходит, что и бабушка…

— Есть простые. Скажем, по следу. Или на воде. Их-то и проворотами назвать сложно, если так-то. Не то, чтобы вовсе баловство, скорее уж нужны, чтобы человек внимание обратил. Увидел. А то бывает, что ходит, ходит, а очевидного не замечает. Держатся такие от пары часов до пары дней. Там уж слетают и или сложится оно, сживётся, или нет.

Или встретится динозавр, или нет.

Понятно.

— Есть те, которые долгие, на месяц-два и до года. А если продлить, то и дольше. Нехорошая вещь. Такой приворот обоих мучает. Две нити силком сплетаются в одну, и добре, если и вправду что-то из того получается. Но чаще нет. Примученный любить-то любит, но любовь его тяжёлая. Он мнителен становится, ревнив и слезлив. То кричит, то плачется, то болеть начинает. Иные и вовсе руки на себя наложить пробуют… или даже накладывают. Душа в том видит свободу, к ней и стремится. Случается, что не только на себя. А другая сторона, которая затеяла всё, тоже платит. Здоровьем. Удачей. Душою даже… но такие привороты вспять обернуть можно. Нелегко, но вот при желании — вполне. А вот когда на крови сделан…

Страшная сказка у старого пруда.

Под пирожки с мухомором.

Почему бы и нет.

Только ночь уже, вон, небо потемнело, звёздочки выкатываются одна за другою. И луна прорезалась, почти полная, чутка только с одной стороны скособоченная.

— У… — выдал Никитка нерешительно. — Извините. Прям… душу тянет повыть! Чую, просыпаются во мне тёмные инстинкты диких предков…

— Это просто ты пирожков пережрал, — Ляля вынырнула из пруда. — Вот и пучить начинает. А воет он, чтоб бурчание в животе не было слышно!

— Ябеда!

— Сейчас вовсе в кусты попрётся…

— Кровь — это основа основ. Чай, в университете рассказывали про запретные разделы?

— Д-да… а вы откуда… ну да, извините… не подумала.

— Не такие мы и дикие, — усмехнулась бабушка. — Те, кто ставил запреты, прав был. С кровью ни одна ведьма без веской причины не свяжется, ибо такая волшба, она не только по ведьме ударит, но и со всего рода плату возьмёт. А не каждый род такую плату выдюжит. И ведь знала же, глупая, да решила, будто умнее всех.

— Как…

— А вот так. Она в последние-то приезды всё больше не с подружками гуляла, но в библиотеке посиживала. Я ещё порадовалась, что повзрослела-таки, за ум взялась. Она же, небось, заклятье искала подходящее. И нашла на нашу голову. Я как увидела над твоим отцом кровавое марево, так и поняла, что она учинила.

— А я вот так и не поняла, — честно сказала Ульяна.

— Судьбу она перекроила. Кровь… это ж нить, что тянется из прошлого в будущее, и на нити этой многие судьбы нанизаны. Она её вытянула, вывернула в другую сторону и со своею связала крепким таким узлом, который уже не распутать, ни разрубить.

Сказано это было тихо, но Ульяна ощутила, как по спине мурашки побежали.

— Отец ведь твой не просто любил её, верно? Боготворил. Любой каприз исполнял, да ладно бы это… не было для него во всём мире ничего-то и никого-то, кроме неё одной. Разве вот когда ты народилась, тогда чуть заклятье не то, чтобы ослабло… скажем так, растянулось. Вы ж с матушкой одной крови.

Ульяна задумалась.

Любил ли отец мать?

Бесспорно. И сильно любил. Так, что слов не найти. И ей, маленькой, эта любовь казалась чудом. А ещё было немного обидно, потому что Ульяну отец тоже любил, но стоило рядом маме появиться, как он тотчас словно забывал, что Ульяна существует.

Это из-за приворота?

Но Ульяна не верит в привороты. А в любовь, которая до гроба, выходит, что верит?

— Беда в том, что те, кого на крови привязали, не живут долго. Твой отец ещё изрядно протянул, полагаю, потому как она держала. Понимала, что как его не станет, то и нить разорвётся, и по ней ударит… должна была.

А ещё отец оставил маме всё имущество. При жизни. Правда, раньше Ульяна об этом как-то и не задумывалась. Ей вон квартира отошла, но тоже дарственной, и ещё фонд, которым какие-то совсем уж незнакомые люди управляли.

Только теперь она понимала, что имущества у отца было куда как больше.

— Но… не ударила?

— И это плохо, — сказала бабушка очень серьёзно. — Такие запреты не для того создают, чтобы их легко было обойти. Да, видать, многое она узнала… погоди.

Бабушкина ладонь скользнула над головой. Волос не коснулась, но Ульяна ощутила движение, а потом холод, что от руки пошёл и внутрь будто бы.

И потянуло так…

Так…

— Тише. Сиди. На вот, — в руки Ульяне вложили зеркало. Обыкновенное такое. Овальное, в розовой пластиковой рамке. — Смотри внимательно.

На что?

Собственная физия показалась ещё более нелепой, чем обычно. Особенно выражение лица. Растерянное-растерянное. И удивлённое. И ещё испуганное, хотя чего бояться? А оно вот.

Волосы дыбом.

Глаза посветлели…

— Чуть дальше отодвинь.

Ага, это чтоб было видно лучше… хотя… темно, почему оно вообще видно? И зеркало обычное, без встроенной подсветки. А бабушка за спиной стоит. Возвышается даже. И руки держит. И от рук этих к Ульяне точно ниточки протянулись. Беленькие.

Это она марионетка?

Или… стоило ниточкам коснуться макушки, и они потемнели. А потом волосы шевельнулись и приподнялись. Нет, разве такое… а из них навстречу ниточкам тоже потянулось что-то чёрное, то ли дым, то ли туман.

Пар?

Главное оно выползало из волос, чтобы повиснуть над макушкой Ульяны этаким облаком.

— Что… это?

— Проклятье родовое, — бабуля подхватила черноту ладонями да и смяла её.

— Ай!

Голову болью прострелило, будто иглу в ухо всунули.

— Терпи. Сейчас чуть полегчает.

Ага.

Конечно.

А Ульяна взяла и поверила. И… и понаехали тут. Она не звала! Припёрлись. Как же, помогать… столько лет она им нужна не была, тут же вдруг понадобилась.

Уроды.

Права маменька, хотя сама и вправду ведьма, если не по силе, то по характеру…

— Дыши глубоко, — рядом плюхнулась Ляля. — Ба, я её умою…

Не надо Ульяну мыть! Не водою из грязной этой лужины… русалка. Не бывает русалок! А что чешуя, так это болезнь кожная. Кератоз.

Точно!

Ульяна читала…

— Сиди, сиди, это в тебе проклятье говорит. Они все разум дурманят, — вода, коснувшаяся лица, была ледяною, и холод вдруг унял раздражение. Даже стыдно стало за мысли свои. Получается, что… что… не бывает проклятий.

То есть, бывают, конечно. Классические.

Тёмные.

И ещё некромантические. Это из запретных разделов магии. И надо тогда обращаться в полицию. С заявлением. Требовать досмотра… пусть проверяют, выявляют.

— Сиди, сиди, — Ляля черпала воду из воздуха и лила на лицо. — Сейчас пройдёт.

— Я… в полицию пойду.

— Сходи, — бабушка уже водила пальцами по спине, от шеи и ниже. И в позвоночнике эти её прикосновения отзывались лютым холодом. — Вреда не будет, но и пользы тоже. Проклятье ведьмовское, а стало быть, ничего-то они не найдут.

Но как же… Ульяна сама видела.

И ладно бы только видела. В конце концов, увиденное могло быть иллюзией, но она же чувствовала! Вот эти тонкие злые нити, которые уходили вглубь её тела. Они… они существовали!

И там, внутри, тоже чернота пряталась.

Под сердцем.

— Тише, детонька, разберемся… со всем… признаюсь, тогда я крепко оплошала. Всё, Ляля, отпускай. Теперь поутихнет. Я, как увидела эту вот хмарь… даже не такую. У тебя махонькая, а там прямо кипело всё, чернотой переливаясь, у меня сердце едва и не стало. А она подходит и говорит, мол, маменька, не лезь, куда не просят.

— А вы?

— А я полезла… такое… оно не бывает задарма. Да и не хватило бы у неё собственных сил. Крепко не хватило бы… она ж слабой всегда была. Значит, что?

— Что? — спросила за Ульяну Ляля, чья влажная, но тёплая ладонь крепко держала за руку.

— Значит, что где-то она их взяла. Но тех, что взяла, надолго не хватит. Их никогда не хватает, чтобы полностью…

Чернота внутри сворачивалась клубком. Она перекатывалась и… успокаивалась.

— Я и спросила, мол, чем платить будешь.

— А она?

— Она ответила, что не моего ума это дело… всегда была упрямой, своевольною. Но вот чтобы такое… — бабушка покачала головой. — И говорит, что дело сделано. Что одним любовь, другим — жизнь долгую и приятную. И выберет она второе. Что не позволит с собою, как с подружками, когда их в доме заперли и детишек рожать заставили… будто кто-то запирал и заставлял. Но нет… вбила себе в голову, что… ну не о том речь. Мне сказала, что клятва принесена, обряд завершён. И что если ей счастья желаю, то оставлю всё, как оно есть. А иначе — я ей не мать.

Страсти какие. Главное, воспринимается всё до крайности опосредованно. Как сказка. Такая вот, Ульяны напрямую не касающаяся.

— Мне бы сдержаться, поговорить, тихо, ласкою… глядишь, повернулось бы всё… но не смогла. Отвесила я ей оплеуху. Она в свою очередь меня проклясть попыталась… я её… в общем, закипело всё. Слава Богам, что Белянка сообразила, что неладное начинается и гостей вывела куда-то там. Мы ж от души развернулись.

— И…

— И выяснилось, что равны по силе стали. Я со своею тогдашнею. Она — с заёмною. Тут уж точно стало ясно, что брала… и у кого брала. И проклясть друг друга не можем, и отступить… она мне в лицо кинула, что я дурной матерью была. Что никогда-то не слушала её желаний, что душила её свободу… в общем, многое сказала. Да и я не смолчала. Прошлась и по характеру её, и по лени, и по иному… говорю ж, молодая была.

Странно такое слышать.

Но Ульяна слушает.

— Кинула в лицо, что она за свою жизнь красивую душой заплатит. А она мне ответила, что заплатит. Только не своею. Что в договоре всё продумано.

— А… чьею?

Ответ на вопрос Ульяна, кажется, знала.

Или…

— Верно, деточка. В своём она была праве. Отдать то, чего ещё нет.

Ту, которой ещё не было.

Ульяна родилась в первый год брака… зато теперь понятно, зачем она вообще нужна была. Иногда ведь возникали мысли. Отец любил маму. Мама — себя. А Ульяна… она как бы просто была.

— И… что… что теперь будет? Я умру, да?

Почему-то это нисколько не напугало.

Наверное…

Наверное, она всё-таки до конца не верит в сказки.

— Надеюсь, что нет… видишь ли… такие договора довольно сложны. И потому имеют некоторые… слабые места. Их немного, но они есть. Тогда я правом старшей в роду потребовала отдать мне этот договор. Взамен пообещала отпустить её. И не возвращаться, пока обратно не позовёт.

— Она же не позвала…

— Ты позвала.

В дом. Только в дом, а получается…

Донельзя странно всё получается.

— А если бы не позвала?

— Было бы сложнее…

— Вы мне даже не звонили никогда, — Ульяна подтянула ноги к себе и обняла. — Ладно, приезжать, но хотя бы написать. Позвонить…

Стало очень тихо.

И обидно.

Не от темноты, хотя та никуда не делась. Сидит вот внутри Ульяны, ворочается, готовая сожрать. Только Ульяна не поддастся. Не сейчас.

— Я… не самая старшая в роду, — тихо произнесла бабушка. — Есть и надо мною сила. Моя бабка…

— Моя прабабка?

— Наша, — Ляля опять нырнула в лужу, и серебристые волосы её расплылись по воде. И вода сама обрела серебряный оттенок. — Так-то она редко показывается… я её только раз и видела.

— Она крепко на меня осерчала. Когда… мы вернулись… я думала, что искать её придётся, а она уже ждала. Я ещё обрадовалась. Решила, что уж точно поможет. Что надо дождаться, пока ребенок родится, и просто забрать.

— А она…

— Не разрешила. Даже не так. Запретила. Не то, что забирать, близко подходить. И мне, и всем-то.

— Почему?

— Большая Ба, она… ну… — Ляля тряхнула гривой, и волосы легли на плечи светлым покрывалом. — Она как бы там видит… грядущее. Только оно разное.

— Вариативное, — поправил Игорёк. — Она видит возможные пути развития, которые, само собой, отличаются. Как правило, она не вмешивается. Она говорит, что любое вмешательство может привести к незапланированному результату, но как правило худшему, чем изначальный. Поэтому и использует свою способность крайне редко.

— Ведьмы, чем старше, тем сильнее, — поделилась Ляля, устраиваясь рядом. — А она очень старая… и сильная. Вот…

— И запретила?

— Вмешиваться. Сказала, что рано.

— А теперь, значит, не рано?

И все кивнули. Даже Никита, чуть отодвинувший капюшон на затылок.

— Она сама велела, — произнёс он хрипловатым баском. — Честно! Так и сказала, что одни завязали, а нам, стало быть, развязывать…

Дурдом.

С проклятьем.

— А, — Никитка встрепенулся. — Сказала ещё, что жениха твоего найти надо.

— К-какого?

Вот про жениха Ульяна говорила, но вот не всерьёз же.

— Она там договор какой-то подписала. Сказала, что ты разберёшься… и что это поможет, когда демон появится.

— Демон?

Вот только демонов не хватало.

— Зачем нам ещё демон?

— Нам — точно не за чем, но вот твоя душа ему ещё до твоего рождения была обещана, — произнесла бабушка очень тихо. — А они не склонны долги прощать.

Ещё и демон.

С женихом.

Чудесно.