Глава 20 О шапочках, лопатах и женской красоте

Доехав до какого-то парка, они два часа играли на поляне, покрытой плотным белым веществом.

История о любви глазами старшего следователя госнаркоконтроля.


— Это Игорёк придумал, — Ляля мотала ногой и шлёпанец на ней подпрыгивал и касался пятки. — Ещё раньше. Камеру он же собрал. Маленькая, но хорошая.

Изображение скакало.

И вообще ракурс такой, что Ульяна ничего толком понять не могла. Камни какие-то. Мусорные баки. И вот колёса, показавшиеся гигантскими.

— Почему он вообще такой? — Мелецкий держал планшет, на который шло изображение, так, чтобы все видели.

— Никитка? Ну… так… это ещё со свадьбы. Это когда его мама, и Игорька, и моя тоже на свадьбу Улькиной мамы поехали. Там всё сложно…

— Ляля, короче, — взмолилась Ульяна, представив, что Ляля начнёт пересказывать всё с начала.

— Короче, свадьба не задалась и всем пришлось расходиться. А тётя Теля, Теофилия то есть, это мама Игорька, очень по этому поводу распереживалась. У вампиров же от переживаний жажда начинается. Она ещё и беременная. Когда беременный и так-то хочется всякого… у меня вон старшая сестра солёные огурцы сверху шоколадной пастой мазала и закусывала это дело чесноком. А другая вообще грызла мыло. Хозяйственное. И мылась им. И волосы тоже. И всё-то вокруг. Пахло ей оно очень вкусно.

Ульяну от одного описания передернуло.

— Вот… но если б ещё только едой и ограничивалось. Им же в голову такое лезет. Ну всякое вообще! И тетя Теля тоже решила, что надо сбежать. И сбежала. То есть, не то, чтоб её кто-то где-то запирал. Муж просто присматривал. Волновался. А она решила, что её свободы выбора тоже лишают.

— Тоже? — уточнил Мелецкий.

— Не важно, — отмахнулась Ляля. — Главное, она из окна вылезла, по стене спустилась…

— Беременная⁈

— А то… и сильно так беременная. Моя мама тоже всё удивлялась, говорила, что с таким животом и ходить-то тяжко было.

Ульяна попыталась представить сильно беременную упырицу, которая бодро карабкается по стене дома. Воображение почему-то пририсовало за спиною развевающийся плащ, а на лице неизвестной женщины — маску.

Нет, чушь, конечно.

— Все потом удивлялись, как она смогла… но вот смогла. Спустилась и от мужа сбежала. В клуб. Со свободной жизнью прощаться, перед тем как всю себя семье отдать. А там и музыка гремит, и свет мигает. Стресс сплошной.

Ага. Для упырицы, которой бы тихонько в гробу лежать.

— Ей совсем подурнело. Она тогда додумалась тёте Белочке позвонить.

— Ещё и Белочка, — по лицу Мелецкого сложно было понять, что он думает об этой истории.

— Беляна. Это Никиткина мама. Но её все Белочкой зовут. Она сама беленькая-беленькая. И волчицею тоже беленькой оборачивается. Она тогда папе Игорька ничего не сказала, побоялась, что тот рассердится и сама поехала. Спасать. Она тоже беременная была. Вот…

— И мыло ела?

— Не. Мел. С собой носила в сумочке. Говорила, очень вкусный был. Даже жалеет, что потом не так. Ну, вроде как, ничего настолько же вкусного она в жизни не пробовала.

— Зенсцины, — донеслось из клетчатой сумки. А дядя Женя, сидевший до того тихо, что Ульяна про него и позабыть успела, только вздохнул. — С нами слозно.

— Это точно, — согласилась Ляля. — В общем, Белочка в клуб приехала, а там смотрит, что Теле совсем поплохело. Она её на свежий воздух-то и вывела. Думала такси вызвать, отошла чуть в сторонку, потому что и ей тоже нехорошо сделалось. У них же нюх и всё такое. А там людей много. И воняет… в общем, её вывернуло. Она пока сама туда-сюда, глядь, а Телечка уже куснула какого-то идиота… ну она потом сказала, что он к ней приставать стал. За руки хватать, тянуть куда-то. Её со страху совсем накрыло. Она и тяпнула…

Ляля вздохнула.

— Тётя Теля сама перепугалась. А этот, он же нетрезвый был, наверное. Ну и кровь вот плохая. Телечка в обморок. Белочка в шоке…

Окружающие, наверное, тоже.

— Кто-то скорую вызвал. Их и потащили в медицинский… Белочка только и успела, что мужу позвонить.

— М-да, — произнёс Мелецкий. — Никитка, если слышишь, то лучше через паркинг, через подземный уровень, но близко не лезь. Мало ли, вдруг эти твари не только центр сожрать готовы.

— Гав! — донеслось из планшета.

— Да я серьёзно. Не геройствуй. Нам понять просто надо, как оно там…

— И цто? — Физя прижалась к решётке. — Их спасли?

— Да не то, чтобы нужно было. Приехали в центр. У тёти Теофилии муж сам целитель не из последних. Договорился, что и как. Но пока ехал, то Белочку шпиц укусил.

— А он откуда взялся?

— Ой, это долгая история… там пока с Телечкой решали, что и как, она вышла подышать. Очень уж в городах воздух тяжёлый. А в это время как раз девицу какую-то привезли. Тоже из клуба. Всю такую размагиченную. Но пьяную. Вот… и с собачкой. Собачка убежала, а девицу в госпиталь. Белочке стало жалко. Подумала, что потеряется ещё собачка, позвать хотела, а та не услышала… ну, решила, что город. Здесь всё не так, как дома… вот. И поймала эту псину. А та возьми и укуси. Так, что прям до крови… ну и вот.

Ну и вот в настоящий момент увернулось от чьих-то загребущих рук, чтобы прошмыгнуть меж ног и исчезнуть в сумраке паркинга.

— Стой… — донеслось вслед. — Чтоб тебя…

— Сперва-то никто ничего и не думал. Ну, то есть, конечно, тётя Теля с мужем поругалась, тётя Белочка тоже. Потом помирились. Домой поехали. В общем, они ж нормальными родились, что Игорёк, что Никитка. Это я вот сразу хилая…

Ляля провела рукой по косе.

— Ну а как подрастать начали, так и всё. Игорьку десять было, когда в первый раз крови попробовал. И крапивница пошла. Сперва-то никто ничего такого не подумал. Решили, что донор там… мандаринов поел. Или группа неподходящая. А чем дальше, тем оно сложнее. Он же и расти перестал почти. И вон, тощий какой. Одно время вовсе боялись, что всё… ну… как-то…

Ляля обняла себя.

— К деду повезли. У него там сеть медицинских центров «Вечная жизнь»

— Слышал, — сказал Мелецкий. — Но не знал, что их упыри держат… хотя логично. Донорская кровь?

— И она тоже. На самом деле они там много чего с кровью сделать могут. Сродство с нею имеют, естественное. Анемию лечат, сердечно-сосудистые неплохо, особенно гипертонию. Ещё чистят, если надо, от токсинов там… ай, в общем, они давно пытались сделать идеальный кровезаменитель, универсальный. Ну и наработки имелись. Им Игорёк пользуется. И ещё кокосами.

— А кокосы каким боком? — не поняла Ульяна.

— Так кокосовый сок по составу почти как плазма крови[2]. И на кокосы у Игорька аллергии нет. Пока во всяком случае. Вы только не смейтесь, ладно. Он переживает ведь…

Смеяться Ульяна точно не собиралась. А вот Мелецкий…

— Данила, — сказала она тихо. — Вздумаешь хихикнуть, я тебя не в козла, я тебя в жаба превращу.

— Идёт. Но чур в прекрасного.

— Не знаю. Тут в какого уж получится. С Игорьком ясно. А Никита, значит…

— Никитке, конечно, проще. Он из братьев самый старший. Ждал всё, когда ж обернётся. Так-то сильный. Это чуяли. Они сразу чуют, в ком сила. Ну и думали, что в отца пойдёт. Тот здоровый такой волчара… а Никита… когда всё случилось, так просто растерялись даже. Он постарше Игорька был, когда случилось. В четырнадцать… ему одна девчонка нравилась, но как увидела, что он шпиц… так и всё. Ну и остальные… тоже увидели.

— И всё? Вот, — Данила поднял палец. — Вы, женщины, все такие. Сперва любовь-морковь и луна на небе, а потом хоба и раз ты не мохнатый волчара, а маленький пушистый шпиц, то и до свидания.

Маленький пушистый шпиц влез в какую-то щель и зарычал. Причём то ли эхо таким получилось, то ли в целом с передачей звука вопросы возникли, но голос Никитки заполнил весь фургон.

— А вы его кормили? — уточнила Физя. — А то зе з голодный музик, он… страшный зверь!

— А его сколько ни корми, всё мало будет, — отмахнулась Ляля, пересаживаясь рядом.

— Так вы… почему сюда поехали? — Ульяна решила, что раз такой разговор, то можно кое-какие вопросы уточнить.

— Ба потому, как время пришло. Так ей её ба сказала. Дядю Женю взяла, чтоб он не запил с тоски.

— Можно подумать, — проворчал ведьмак, — что тут я…

— Никитка сам захотел. У него братья подрастают. Уже оборот перешли. У них там невесты, может, появятся…

— А у него?

— Кто ж за шпица-то замуж пойдёт? — удивилась Ляля. — Там у нас… ну, не у нас, а у оборотней положено, чтоб мужик добытчиком был. Чтоб пошёл вот в лес и лося принёс.

— Чего вы на меня смотрите! — Мелецкий аж подпрыгнул. — Я точно лося не принесу! И вообще тут в округе лесов таких, чтоб лоси водились нет.

Ульяна прям представила, как она пинком вышибает этого горе-жениха за порог и, указывая куда-то в дальние дали говорит:

— Иди! И без лося не возвращайся!

— Так ты ни при чём! Я ж про Никитку… какого лося… он разве что лягушку принесёт.

— Значит, надо искать француженку, — Мелецкий сделал свой вывод. — И собачек они любят.

— Ну вот! Видишь! Уже перспектива! А там у нас не то, что француженку, даже вон… не знаю… никого не найдёшь. Не подумай, его никто не прогонял, просто…

Просто он понял, что лишний в семье.

Ульяна это тоже очень рано поняла, что она в своей лишняя. Что папа любит маму, мама — себя. А Ульяна… раз уж есть, то пускай будет.

И гнать её не гнали.

— Но… там как-то… сложно стало, — Ляля вздохнула и сгорбилась. — Деревни небольшие, а людей всё больше и больше… и как-то вот… стало… слухи пошли, что это неспроста, что у них и дети порченными быть могут. Отец Никиткин злится. Мама тоже… явно ж под вожака этими слухами копают. Неспокойно. А ещё бабина ба сказала, что Никитке тут не место. И что старую судьбу не перепишешь, зато можно новую сотворить. Ну вот он и решился.

— А Игорёк?

— А его бабина ба велела с собой взять. Вроде как где началось там и… ему ж всё хуже. Он чего не поехал? Небось, опять спать заляжет. Похудел совсем… ну и если вдруг не получится, то всё.

От этих слов стало совсем не по себе.

— А… конкретных инструкция эта ваша бабушкина ба не оставила? — спросил Мелецкий.

— Не, — Ляля мотнула головой. — Сказала, что так нельзя, что тогда всё пойдёт не так и будет хуже. А тут если так, то всё как-нибудь и сложится.

Логично, что уж тут.

— А ты? — Мелецкий следил за камерой, которая двигалась вместе с Никитой. — Ты-то зачем поехала?

— Жениха искать, — Ляля обняла себя.

— Жениха?

— Ну да… мне ж уже за двадцать! Давно пора замуж.

— А у вас там…

— А у нас там нету… женихов… разбегаются. Оно и понятно. Кому я такая нужна…

— Какая⁈

— Некрасивая, — теперь Лялин вздох слышали, кажется, даже мыши в торговом центре. Во всяком случае та, что пробегала перед Никиткой, остановилась и поглядела. На морде её Ульяне и сочувствие привиделось. Впрочем, Никитка рявкнул, и мышь спешно унеслась вместе с сочувствием.

— Ты некрасивая? — от этакого поворота даже Мелецкий растерялся. — Ты… некрасивая?

Медленно переспросил он.

— Ага…

И длиннющие ресницы задрожали. А на щеке появилась слеза.

— Так-то, может, и ничего, но сёстры… понимаешь… они очень красивые. У них всё есть!

— В смысле?

— Ну… — она покосилась на Мелецкого, поёрзала и руки вперед вытянула. — Тут всё… есть… и там тоже… сзади. А я вот… я уже и по росе гуляла, и капустные листья прикладывала. А оно не растёт…

— А зачем листья-то? Я не понял.

— Ну чтоб росло. Верное средство! Если капустный лист положить, то всё вырастет!

— Где?

— А вот куда положишь, там и вырастет. Некоторые парни и в штаны засовывают. Можешь попробовать…

Мелецкий задумался, явно над тем, стоит ли рисковать использованием народных средств и насколько оно вообще удобно. А Ляля снова вздохнула и добавила:

— Только мне не помогло… не выросло ничего. И женихи все разбегаются.

— Они не от того разбегаются, — донёсся полусонный голос дяди Жени, — что у тебя не растёт. Они от лопаты твоей разбегаются…

— Какой лопаты?

Где в этой истории место лопате, Ульяна не очень поняла.

— Той, которой она одного идиота оглушить пыталась…

— Я не пыталась! Он сам! — возмутилась Ляля. — И это всего один раз было… случайность, а развели… будто я не просто ищу жениха, а прямо в засаде караулю…

— А кто сидел в кустах перед домом Ражицких?

— Я просто ждала, когда он гулять выйдет…

— Четыре дня? Он на работу через окно выбирался с той стороны дома…

— Вот… сволочь!

— Исцо какая, — согласилась Физя. — Его тут здут, а он сбегает…

— И лопата… я просто в руке держала. Махнула и вот…

— И Ражицкий пал к ногам. Если б не его матушка, точно б к реке оттащила бы…

— И утопила?

— Зачем? — Ляля моргнула. — Клятвы бы принесли и жить стали, в любви да согласии.

— Главное, потом в семейной жизни лопату далеко не откладывать, — поддержал дядя Женя. — Тогда согласия точно будет куча.

— Я же… он же… он тоже на меня смотрел!

— Ну да, как на тебя не смотреть, если, куда ни глянь, всюду ты. Ладно, поболтали и хватит. А то этот хвостатый сейчас потеряется, потом хрена с два отыщем.

— А я говорил, что ошейник надо. С номером телефона, — влез Мелецкий и планшет Ульяне отдал.

— Купим, — пообещал дядя Женя. — Вот сразу после лопаты.

— А мне шапоцку, — слегка смущаясь, произнесла морочница. — С помпоном.

— Зачем? — про шапочку Ульяна уже совсем не поняла.

— Как зацем? Для красоты. У любой зенсцины долзна быть шапоцка!

— И лопата, — добавил дядя Женя. — При наличии лопаты красота шапочки не так уж и важна…

Загрузка...