Ведьмы.Ру

Глава 10 Где герои просыпаются и приспосабливаются к новой реальности

Свинство.

Полнейшее.

Данила ещё раз перечитал справку, которую ему выдали не просто так, но в прозрачном файлике, чтобы не помялась и не испачкалась. В этом тоже виделось издевательство. Будто он не способен без файлика о целостности справки позаботиться.

— Страховку вашу в принципе не закрыли, — Савельев оказался настолько любезен, что проводил к выходу. — Так что по ней вы вполне можете обратиться за повторной проверкой, скажем, через месяц.

— Месяц?

— Можете и раньше, но, честно, смысла не вижу. Энергетическая стабилизация — процесс длительный. Более того, уверен, что через месяц мы, если и увидим, то лишь динамику.

Месяц.

В месяце тридцать дней. Не так, чтобы и много, если отдыхать где-нибудь там, на островах. Но опять же, что-то подсказывало, что оставленных папенькой денег на острова не хватит.

И в принципе не хватит.

— И что мне… делать? Где работу искать?

— Работу? — Савельев удивился, а потом, верно, сообразил, в чём дело. — Попробуйте просто по диплому… что у вас там написано?

— Что я маг, написано.

— А ещё что?

— Что могу управлять конструктами разной степени сложности вплоть до девятого уровня…

— Ну… — целитель похлопал по плечу. — Тогда сочувствую. Попробуйте устроиться курьером. Многие хвалят.

Ага.

И главное, не возразишь ведь.

А хуже всего, что Данилу ждали. Этот внедорожник степенного обличья и тоскливого чёрного цвета он сразу узнал. Почти даже решился отступить и поинтересоваться, нет ли в клинике запасного хода, но Алёшка помахал рукой:

— Привет изгнанникам! — крикнул он, чтоб уж точно все услышали.

— Привет, — Данила придержал ремень сумки. — Меня караулишь?

— Да. Подумал, что раз ты теперь безлошадный, то надо помочь. По-родственному.

И улыбка во всю ширь. Прям оскал такой, исполненный глубокой приязни и дружелюбия. Но разум выцепил другое.

— Машину мне не оставили?

— Дядя Антон решил, что она тебе без надобности. И вообще, права твои тоже того… на всякий случай.

Твою ж…

— Ибо мало ли, вдруг ты в состоянии… глубокого душевного волнения правила нарушишь? Или, паче того, в аварию попадёшь?

Издевается?

Точно.

Вон, прям сияет весь. Наверное, это светлое сочувствие наружу рвётся.

— И ты решил передать эту печальную весть?

— Не… велено тебя подбросить.

— Куда?

— Как я понял, к невесте, — хохотнул Алешка. — Сказали, что теперь ты у неё жить будешь.

А что, мысль в целом здравая. Не про жизнь, конечно, но поговорить надо. Тараканова, конечно, ещё та зануда, но о подставе с кредитом предупредить её надо. И о том, что дом отжать попытаются. Заодно, может, и подскажет, где бессильные маги работу ищут.

— Откажешься? — Алешка явно на это рассчитывал.

— Хрена, — решительно сказал Данила. — На такси, чую, дорого будет. А я теперь в немилости.

— Это да…

— Что там с центром?

Во внедорожнике было чисто и воняло ванилью. Такой вот химозной дешёвой ванилью. От запаха в носу засвербело, а ещё сила шевельнулась, явно недовольная окружением и состоянием Данилы.

Так.

Это не нормально.

— С центром? А… ну да… с центром… неужели тебя и вправду беспокоит?

— А что, не надо?

— Не знаю… как выяснилось, страховку-то ты продлил, да не с прежней компанией, а с новой. Какой-то своеобразной весьма. И договор хитрый. Там столько исключений и ограничений, что наши юристы даже не знают, с какой стороны подступиться. Хорошо, если часть ущерба выбьют, но может и так, что судебные издержки перекроют прибыль. А так — центр закрыли. Как надолго — не известно…

— Мыши? — Данила искренне понадеялся, что саблезубые мыши ему примерещились.

Всё же во время разговора с отцом он был не совсем, чтобы адекватен. А если так, то как знать, что именно из сказанного правда, а что примерещилось.

— Мыши, — подтвердил Алёшка.

— Саблезубые?

— И чешуйчатые…

— Не бывает саблезубых чешуйчатых мышей.

— Ты без аппарата же?

С чего такая смена позиции? Хотя… как-то про телефон Данила запамятовал.

— На вот, — Алёшка вытащил из бардачка телефон и, протерев, сунул. — Симку я восстановил.

— А мой…

— Твой сгорел, когда ты со Стасиком развлекался.

Прозвучало донельзя двусмысленно.

— А это мой, старый. Захочешь новый — купишь. Но если не нравится.

— Нравится, — мрачно произнёс Данила, пытаясь включить эту лопату. И главное, с трещиной поперёк экрана. Такую и людям-то показывать стыдно. — Спасибо большое.

— Надо же. И вежливым умеешь быть… кстати, дядя Антон просил передать, чтоб ты с делом не затягивал. Документы вот.

Следом за телефоном из бардачка появилась папка, серенькая, бумажная и на завязках. Кто сейчас такие использует?

— И что как только решишь проблему, так сразу и возвращайся…

Кузен глянул так, с интересном. Но не полез спрашивать. Хотя всё равно любопытно.

— Если решишь, — не удержался он. — Вводи запрос. «Мыши жрут торговый центр». Или как-то так…

Шутит?

Нет.

Кузен не шутил.

Мыши и вправду жрали. Его, Данилы, торговый центр. Причём с аппетитом и каким-то нездоровым энтузиазмом. Кто бы ни снимал, он явно был человеком отчаянно храбрым. Сам бы Данила в жизни не рискнул подобраться к этим тварям.

Мыши?

Может, когда-то в прошлом они и были мышами, но вот…

— Они… здоровые… это вообще мыши?

Здоровущие. Даже больше крыс, если так-то. И главное, что действительно в чешуе. А помимо зубов, что с веселым хрустом впивались в усиленный магией пластик перегородки, имелись ещё когти.

Острые, судя по тому, что в бронированные стёкла щитов они входили с лёгкостью.

— Идут дискуссии… в общем, центр пока не просто закрыт. Его оцепили, а сверху и купол поставили. На всякий случай. Работает служба имперского контроля. И в связи с этим спрошу. Данька… что ты там творил?

— Я⁈

Ничего он не творил! Он вообще старался не заглядывать, вспомнив однажды услышанное, что главная задача начальства — не мешать работать людям. Он и не мешал. Появлялся вот время от времени мотивируя присутствием на трудовые подвиги.

— Это… — Антошка ткнул пальцем в телефон. — Постепенно зачистят. Но мне уже намекнули, что особый отдел уже начал расследование.

Чтоб вас…

Врёт?

— Подозревают, что в центре проводились незаконные эксперименты с магмодифицированием…

Не врёт. Такое выдумать воображения не хватит. У Алёшки с воображением всегда было туго.

— … или работала подпольная лаборатория.

— Какая, на хрен, лаборатория…

Мышь, словно услышав и поняв вопрос, повернулась. Глаза её блеснули алым.

— Судя по вашей со Стасиком истории… своеобразная.

Это… это ж не серьёзно.

Ладно, да, Данила лоханулся, позволив накормить себя этой дрянью. Но это ж ещё не значит…

— Пока пытаются зачистить пространство, а там и следователи работать начнут. Поэтому… Дань, я знаю, что ты меня не любишь.

Мышь поднялась на задние лапы и, нагло так ухмыляясь, пошарила лапой за спиной. И вытащив обломок какой-то трубы, подкинула её, чтобы, поймав в воздухе пастью, просто перекусить пополам.

— Но вот случай такой… пока там, конечно, ничего не нашли.

И не найдут.

Ну какая лаборатория в торговом центре? Это ж… это ж бред. Полный.

— Однако искать будут хорошо. Говорят, это происшествие на особом контроле у самого, — он ткнул пальцем в небеса. — А он не любит неудач.

По спине поползли струйки пота.

— Так что… время ещё есть… эти твари не чувствительны ни к отраве, ни к магии. Ещё повезло, что их почему-то только наш центр и интересует.

Уже «наш»? Пару часов прошло, как Лёшке доверили, а он… к концу дня точно своим считать будет.

— Но рано или поздно средство найдут. А там… если хоть что-то этакое… хоть остаточные следы… ты ж понимаешь? Дядьку допросят. Докторов. А про ваше выступление в клубе, небось, уже знают…

— И что делать?

Получилось донельзя растерянно. Потому что… да потому что в Алёшкиных словах смысл имеется. И ещё какой… особый отдел — это… нет, ну хрень же!

Никто в здравом уме…

Но здравый ум — одно. А отчётность — другое. И… на кого повесят? Кто управлял центром? Кто в клубе сорвался? И отца допросят, и Савельева. Отец ладно, но Савельев точно с особистами воевать не станет. Выложит, как оно есть.

И что?

И то, что лучшего козла отпущения не найти.

— Бежать, — спокойно ответил Алёшка. — Бежать тебе надо.

— Куда?

— Лучше всего за границу. Но можно и в Сибирь.

— Ага, чтоб, когда найдут, далеко возить не пришлось. Сразу на ближнюю каторгу и определят.

Сплошная экономия государственного ресурса выйдет.

— Да ладно, это я так, — Алёшка остановил машину. — Но ты подумай, если что. И звони. Помогу, чем смогу… документы, деньги… есть знакомые. В общем, не затягивай, ладно? Приехали. Вылезай… вон, забор видишь? Тебе туда.

— Так закрыто…

— А ты покричи, — Алёшка, перегнувшись, дверь открыл. — Только громко… чтоб наверняка услышали.

Утро началось с совершенно волшебного запаха.

Что-то сытное, домашнее и сладкое. И ещё кофе. И… и Ульяна открыла глаза, удивляясь тому, что в доме пахнет не плесенью от отсыревшей стены, а едой.

Потом вдруг вспомнила.

И натянула одеяло по самую макушку.

Подумала, что лежать так может вечность, но спустя минуту осознала: у организма совсем другие планы. Он, организм, не желал лежать, а желал в туалет и потом на кухню, или где там едою пахло.

Блин.

Неудобно получилось.

Разговор вчера сам собою затих, как будто все взяли и почувствовали её обиду. Ульяна не хотела, она говорила себе, что это глупо, но всё равно как-то не получалось взять и не обижаться. И потому, когда бабушка сказала, что уже поздно и можно домой, Ульяна с радостью согласилась, что да, поздно.

И да, домой пора.

Спать.

И вот…

Она вздохнула и сказала:

— Надо… вылезать.

И решительно высунула ногу из-под одеяла. В ногу тотчас ткнулось что-то мокрое и холодное, отчего нога сама собой под одеяло нырнула, а Ульяна вскочила, готовая заорать.

— Тяв, — сказал Никита, глядя на неё с укоризной. В круглых тёмных глазах примерещилась даже обида: мол, я к тебе со всей душой, а ты орать.

— Д-доброго утра, — Ульяна натянула одеяло повыше. Родственник он там или нет, но нечего на неё пялиться.

— Тя, — Никита махнул хвостом, к которому уже успела прилипнуть пара колючек. И он, обернувшись, вздохнул, причём совершенно по-человечески. — Гр-ря!

— К соседям лазил? — Ульяна спустила ноги и, наклонившись, подхватила троюродного брата. — Чтоб тебя… и на болото?

Шерсть была мокрой и, кажется, не очень чистой.

— Ты бы лапы мыл, что ли… или вылизывался!

— Р-ряв! — возмутился Никита.

— Стой… а то если глубже забьётся, то только выстригать.

Шерсть у оборотня была мягкою и густой, а потому колючки в ней засели плотно, можно сказать, фундаментально.

— Чтоб тебя…

— Уля? — в дверь просунулась Ляля. — Ты уже встала? Никитка! Совесть бы поимел, человека будить!

— Он в репейник влез. Слушай, а его когда в последний раз вычёсывали-то?

— Его? Никогда.

— Га-а-в, — на распев произнёс Никита и треугольные уши его поникли.

— Он же не даётся! Ещё жаловаться он на меня будет!

— Не переживай, — Ульяне вдруг стало смешно. С чего это она вообще вчера распереживалась. Родственники? Не звонили почти двадцать пять лет? Ну… бывает. Сейчас вон лично приехали. — Я тебя к грумеру отнесу…

— Ря? — одно ухо приподнялось.

— К хорошему! Он тебя и вычешет, и подстрижёт… и когти тоже. Хочешь, лаком покроет?

— Чур я с вами! — Ляля даже подскочила. — Цвет выберу!

— Р-р-р, — Никита явно выразил отношение к лаку.

— Да ладно… всё равно массы в тебе не хватает, поэтому надо нарабатывать стиль, — Ульяна дёрнула шишку репейника и та выскочила-таки, правда, с шерстью. — Сидеть! Сам в репей залез, так что терпи…

— Ба спрашивает, ты завтракать будешь? — Ляля спешно заплетала длинные волосы в косу, правую, левая уже была готова, а что с неё свешивались какие-то ракушки и будто бы белые иголочки… кости?

Ерунда. Кто станет в косы кости заплетать?

— Буду, — решилась Ульяна. — Извините… я вчера, кажется…

— Эмоционально перегрузилась, — Ляля кивнула. — Игорёк сказал, что слишком много впечатлений. Слушай, Уль, я твой сарафанчик взяла. Ты не против? Просто моё всё дядь Жень куда-то дел, а куда — не может вспомнить. И пока найдём, потому что сумки вчера выгрузили, а разбирать не стали…

— Не против. Я в него всё равно уже не влезаю. Я его в школе носила…

— Да поставь ты Никитку, он прекрасно сам дойдёт.

— Ур-р-р, — заворчал Никита, растекаясь по рукам.

— Он просто ленивый и любит, когда его носят!

— Ур-р-р… меня лапы просто кор-роткие!

— Ой! Он разговаривает? — от испуга Ульяна едва не выронила.

— Точно! Ба! — голос Ляли заполнил дом. — Никитос говорить начал!

— Не ор-ри, — шпиц прижал уши, причём лапами. — С-сам… гр…

— Ну вот, — Ляля вздохнула. — Вообще истинные оборотни в любом обличье сохраняют способность разговаривать. Но у Никитки были проблемы… а тут вот… Никита, скажи «а»!

— Бэ, — откликнулся оборотень и вывалил язык.

Чтоб вас…

Зато вставать не скучно.

— Подержи, — Ульяна сунула шпица Ляле. — Я тоже переоденусь… на работу…

Нет, на работу не выйдет. На работу Ульяна опоздала и безбожно. На часах половина двенадцатого. Ничего себе она заспала! И главное, совесть по этому поводу не мучит. Хотя… чего там. Её наверняка уволили. Но съездить надо будет. Ту же трудовую забрать и расчёт затребовать.

А это можно сделать и после обеда.

— Никитос! Имей совесть! Не надо меня облизывать…

А кухня преобразилась. Когда только? И главное, на первый взгляд всё по-прежнему. Разве что обои будто посветлели. И гарнитур, пусть старый, местами облупившийся и с треснувшей дверцей, теперь смотрелся не жалко, а так, степенно.

Солидно.

Солнечный свет пробивался сквозь окна. Ветерок тревожил занавеси.

Пахло сытно. И сладко.

— Вас пока дозовёшься, — бабушка покачала головой. — Идите уже, оглоеды, пока оладушки не остыли. Никита, с грязными лапами за стол не пущу!

— Р-ря, — Никита обиженно сполз со стула и направился к двери.

— Ульяна, не обращай внимания, он сам прекрасно справится… так, Ляля, ты вот давай за столом не будешь волосы чесать. Полы мыть пока рано.

— А как это связано? — Ульяна осторожно опустилась на стул, а тот взял и не заскрипел. Обычно вздыхал и стонал, тут же не заскрипел.

— Когда русалка косы чешет, с них вода льётся, — пояснила бабушка. — Кстати, умываться такой полезно для кожи… так, ты с чем будешь? Есть варенье малиновое, земляничное, черничное. Прошлогоднее, конечно, но вкусное. Ещё облепиха с сахаром томлёная.

— Всё буду. Вы… извините. За вчера.

— Ничего, девонька. Это нам извиняться надо, — перед Ульяной появилась огромная тарелка, с парой оладьев и горочкой ярко-жёлтого, какого-то летнего варенья. — Но в таких делах сложно всё. Если уж та, которая видит, говорит, что не надо мешаться, то оно не надо. Никому и никак. От того только хуже быть может. Вот и… получилось, как получилось.

Ульяна кивнула.

Начинать вчерашний разговор наново она не хотела. Почему-то казалось, что, если начать, то вернется и раздражение, и тоска, и вообще нынешнее утро, которое, может, и не утро, а почти уже день, пойдёт псу под хвост.

— А демоны… они разве существуют? — Ульяна подцепила пухлый оладушек и макнула его в варенье. Перед ней возникла кружка с травяным чаем, от которого пахло ромашкой и ещё, кажется, мятой.

— Ещё как существуют…

Бабушка явно хотела добавить что-то ещё, но тут раздался сперва громкий нервный лай, в котором проскальзывало что-то такое, донельзя матерное, а следом и крик:

— Тараканова! Выходи…

Главное, голос до боли знакомый.

Ульяна, сообразив, чей, едва оладушек не уронила.

— Тараканова! Я точно знаю, что ты дома! Выходи! Жениться будем!

— А раньше обычно по-другому кричали, — заметила Ляля и, подхвативши тарелку, подошла к окну.

— Как? — зачем-то уточнила Ульяна.

— Ну… там… это… А! Вот! Выходи, чудище поганое, на бой смертный! Но как по мне, жениться — лучше. Позитивней.

Это смотря для кого. В себе Ульяна позитива не ощущала.

— Тараканова…

— Это кто там надрывается?

— Жених, — бабуля поставила ещё одну тарелку. Вот… вот не надо намекать!

— Тараканова! Я ж сам залезу!

Этот залезет.

Этому волю дай, он не то, что во двор, он в иное место, куда без мыла не надо соваться, залезет.

— Какой жених? — Ляля прижалась к стеклу. — Тот самый?

— Нет… — выдохнула Ульяна.

— Я уж, говоря по правде, думала, что искать придётся, — бабушка выглядела донельзя довольною. — А он сам пришёл. Добровольно!

— Вы… издеваетесь? — Ульяна поглядела на бабушку с надеждою. Вдруг да и вправду… нет, ну вправду же… это же ж так не бывает!

Это же ж уму не постижимо.

В стране миллионы людей.

А они… не нашли никого лучше?

— Тараканова! Я лезу!

— Иди, — сказала бабушка. — А то ещё расшибётся ненароком. Хотя, конечно, не должен бы, но когда демоны, то ни в чём нельзя быть уверенным.