Ведьмы.Ру

Глава 17 Где повествуется о неожиданных сложностях в работе коллекторов

Тип Ульяне был незнаком.

Определённо.

Нет, так-то у неё память на людей не очень хорошая, но этот конкретный человек очень уж выделялся. И даже не скажешь, чем сильнее: бритым черепом, в противовес которому имелась чёрная щетина, или потёртою кожанкой. Или вот ещё размером, поскольку был он высок — Ульяна до плеча не дотягивалась — и широк.

— Тараканова? — спросил он, глядя хмуро. И появилось желание спрятаться. За забором вот или хотя бы за плечами Мелецкого, который мужественно отправился следом. Правда, в старых отцовских штанах, клетчатой рубашке и резиновых тапочках на босу ногу он не выглядел грозно.

Скорее уж нелепо до крайности.

— Я. А вы кто?

— Документы.

— С какой стати? — Мелецкому тип тоже не понравился. — Вы вообще кто такой?

Тип не возмутился, лишь плечами пожал.

— Независимое коллекторское агентство «Незабудка», — произнёс он, ещё больше мрачнея. — Улучшаем память ваших должников.

И улыбнулся.

Приветливо. Ну, ему, наверное, казалось, что приветливо. Может, если б не выбитый зуб, оно и получилось бы дружелюбно.

— Специалист с расширенными полномочиями Филинов.

— Ульяна, — сказала Ульяна и руку протягивать не стала. Так, на всякий случай. — Я в ваше агентство не обращалась.

— К нам никто сам не обращается. В общем, девка, долг за тобой. Плюс проценты. Плюс за услуги агентства. Сроку — до понедельника.

— А сегодня какой день? — поинтересовался Мелецкий.

— Четверг.

— Так… это… не успеем до понедельника.

Тип повернулся к нему, вперившись мутноватым каким-то больным взглядом.

— Не мои проблемы.

Потом вздохнул и сказал:

— Деловое предложение. Вот. Велено передать. Передаю. Бумаги. Подпишешь и никаких долгов.

— Что за бумаги? — Мелецкий опять влез вперёд и папку перехватил. Впрочем, сейчас как-то и возражать не хотелось. — Так… погодите… это же что… это получается, что ты за долги отдаёшь дом? Нет, Тараканова. Я против.

— А ты кто?

— Жених! — Мелецкий даже плечи расправил. Правда, на типа это впечатления всё одно не произвело.

— Девушка… — прозвучало донельзя устало. — Хочешь совета? Подпиши. Реально там всё. Никаких скрытых лазеек, процентов и прочего дерьма хитровымудренного…

— Ряф, — из-под калитки выполз Никита и оскалился.

— Ишь… — жуткая рожа растянулась в улыбке. Правда, тотчас тип спохватился. — Короче. Расклад такой. Мой начальник хочет, чтоб ты это подписала. И ты подпишешь. Ясно?

— Нет. Это незаконно. Указ государя ограничивает…

— Срать я хотел на указ государя, — тип опустился на корточки. — Скажи своей хозяйке, чтоб не дурила… а то ж опять придётся… думаешь, оно мне радостно? Ходить. Людей пугать. Я вообще человек тихий…

И вздохнул так, тяжко-тяжко.

— … но работа — это работа…

— И что вы сделаете? — Мелецкий попытался вернуть папку, но тип её не взял.

— Ноги тебе сломаю. Для начала. Потом руки, — сказано это было с глубокой печалью. — Да и дом этот. С ним тоже всякое произойти может. Скажем, загорится среди ночи. И хорошо, если кто выскочить успеет… а то ж дома эти, они ж старые, прям как спички…

— Огненные маги не горят! — Мелецкий явно оскорбился.

Вот только взгляд, которым его одарили, заставил замолчать. Как-то вот большое сомнение в нём читалось. Очевидно, Филинов не увидел в Мелецком огненного мага в достаточной степени сильного, чтобы в пожаре уцелеть.

И Ульяна была вынуждена согласиться: не похож.

Категорически.

Особенно ушами. Где вы видели лопоухих огненных магов?

— Тогда, — представитель коллекторского агентства «Незабудка» произнёс это, чуть растягивая слова. — Утонешь. Наше агентство осознаёт важность индивидуального подхода к людям.

— Тараканова, он мне что, угрожает?

— А прятаться за девицу некрасиво… и ты не рычи, малыш, у меня кожа толстая. А зубы лечить дорого. Даже собакам.

От такой наглости Никитка на зад плюхнулся и сказал:

— У?

— Поверь. Просто поверь. Так что, подписывать будешь?

— Нет.

— Подумай… может, всё-таки подпишешь?

— А если нет, то вы ноги переломаете, руки переломаете, дом сперва сожжёте, а потом утопите? Так?

— Можно и наоборот.

— Наоборот сложнее, — встрял Мелецкий. — Если сперва утопить, а потом сжечь, то гореть будет плохо. Мокрый же.

— Точно, — вот теперь в мёртвых глазах мелькнула искра интереса. — Соображаешь. Но в целом да, план примерно такой.

— А если охрану поставим? — кажется, Мелецкий вошёл в азарт. — По периметру? Скажем, артефакты там или… можно же доступ ограничить.

— Можно, — Филинов разогнулся. — И просидеть в осаде до конца дней своих. Хотя… на любой артефакт своя отмычка найдётся. Но обычно до того не доходит. Люди, они страсть до чего не любят, когда их запирают. Поэтому только и надо, что погодить, пока объект в магазин за хлебом не попрётся. Или не пошлёт кого… скажем… вот ты, Тараканова.

И пальцем ткнул, отчего в груди колыхнулось раздражение.

— И сама ничего так, а подруженька твоя так вообще чудо. Не боишься, что её за долги примут?

— Вы… Вот сейчас вы это серьёзно? — у Ульяны зачесались ладони.

— А что? Сильно похоже, что я шучу? — мрачно осведомился коллектор. — Я-то с таким не связываюсь, потому как дерьмо полнейшее, но коль не справлюсь я, то придут другие специалисты. Специалистов сейчас на любой вкус. И выйдет однажды ваша подруженька из дому, да и исчезнет с концами.

— Р-р-р, — голос Никиты стал ниже и глуше.

— А тебя, пушистый, вообще на шапку пустят.

— Это… Это в голове не укладывается.

— Девонька, — вздохнул Филинов, — у меня тоже вот много чего в голове не укладывается. Я, может, тоже хотел бы вот на рыбалку поехать, на все выходные. Берег. Вода. Тишь да благодать. Так нет же, придётся с тобою возиться и это вот всё… думаешь, оно мне надо?

Ульяна даже не могла точно сказать, что подействовало сильнее. То, что она услышала, или тон, которым это было сказано. Просто там, внутри, где сидело проклятье, что-то сперва шевельнулось, а потом резко вдруг выплеснулось силой.

Облако её повисло, почти как тогда. И… И…

Коллектор поднялся и, похлопав себя по карманам, вытащил мятый прямоугольничек бумаги.

— Держи, — сказал он, сунув его в руку. — Это агентства. Если додумаешься до чего умного, звони и спроси Филина.

— Филина?

— Эт я, — он ткнул себя пальцем в грудь, точно были ещё варианты. — Филинов — Филин. Сечёшь?

— Секу, — пальцы смяли бумажку. — Только ты не филин. Ты козёл!

И туча, сидевшая внутри Ульяны, вдруг вырвалась, повисла над блестящею макушкой, а потом громыхнула, крутанулась, закладываясь спиралью. И та, ускорившись, взяла и вошла в Филинова. Прямо через макушку.

Вот просто целиком.

Он моргнул. Чуть нахмурился. А потом вдруг упал на четвереньки и, выгнув спину, сказал:

— Твою ж мать… Надо было в грузчики идти…… Э-м-ме-е-е…

Чёрная кожанка растеклась, облепив ноги и руки. А потом вдруг раздался хлопок и человек исчез.

— Мать твою ведьму, Тараканова! Ты чего творишь⁈ — хриплым голосом поинтересовался Мелецкий.

— Я нечаянно.

Ульяна сглотнула.

Это не она.

Точно не она.

Это просто… Звезды встали раком. Или просто совпало так. Да. Именно. Совпало.

— М-ме? — козёл повернул голову налево. Потом направо. Крутанулся. Зачем-то приподнял левую ногу, заглянув под неё. Потом приподнял правую.

И после этого медленно, как-то вот угрожающе даже, повернулся к Ульяне.

— Это точно не я! — она сделала шаг назад.

Нет, козёл получился отменный. Просто загляденье, а не козёл. Главное, даже на морде сходство с оригиналом сохранилось, особенно во взгляде. И взгляд этот не предвещал ничего хорошего.

— М-у-е, — произнёс козёл и тряхнул головой.

А рога вовсе шикарные, тяжёлые, янтарно-жёлтого колёра и размера немалого, вон, выгибаются дугами, едва не доставая до козлиной спины.

— Требует, чтоб расколдовала, — сказал Никитка.

— А ты по козлиному понимаешь? — Мелецкий переводил взгляд с Ульяны на козла, с козла — на Никитку.

— Чего там понимать? Это ж не Фёдор Степанович, вот его философские концепции порой понять сложно. Особенно эти, когда дуализм, когда диалектика. Козлиный для философии не очень годится.

— Ме? — козёл моргнул.

— Сам ты «ме», — отозвался Никитка. — А я оборотень истинный. Из древнего уважаемого рода.

Козёл потряс головой и снова огляделся.

— Ульянушка? — Антонина Васильевна выглянула за ворота. — Что у вас тут? А то я силу почуяла.

— Вот, — Ульяна указала на козла. — Это Филин.

— А с виду — козёл.

— Нет, в смысле, Филинов. Коллектор. Пришёл долги взыскивать. Угрожать начал.

— Тогда сам дурак, — бабушку вид человека, обращённого в козла, ничуть не взволновал. — Кто ж в здравом-то уме ведьме угрожает.

— М-мя! — у козла на сей счёт своё мнение имелось.

— Тем более необученной. И проклятой. Порой и обученные-то чудят, а у Улечки сложности.

Ну да.

Работы нет. Дом отберут. Зато есть проклятье, жених, демон и родственники. А теперь ещё козёл, с которым что-то надо делать.

— А… Как его обратно? — поинтересовалась Ульяна, потому что было до крайности неловко. Нет, вины она за собой не ощущала. Действительно, кто этого Филина просил угрожать-то? Но вот… Просто… Для развития, так сказать.

— Обратно? — бабушка отёрла руки полотенцем. — А вот тут, деточка, могут быть сложности.

— М-ме? — козёл сел на зад.

— Это ж ведьмы, — ответил ему Никитка. — У них никогда не бывает просто.

— Ты какое условие на проклятье заложила?

— Условие? — Ульяна моргнула. — Я его вообще проклинать не хотела! Нечаянно. Вырвалось.

— И без условия?

— Без, — признала она.

— Вот на будущее, если вдруг опять рваться будет, ты условие заложи. Так, на всякий случай. Вроде предохранителя. К примеру, быть тебе козлом тридцать лет и три года.

— М-ме! — вот теперь и переводчика не потребовалась.

— Да любой срок сказать можно! Главное, чтоб вообще был. Но да, лучше там три года. А то тридцать три — многовато. Не всякий козёл столько протянет.

— М-мя⁈

— Или вот ещё, из классики, — подтянулся Никитка. — Пока тебя не полюбит прекрасная дева.

— Лучше без уточнений, — поправила бабушка. — Потому как вдруг да не очень прекрасная. Проклятья вообще по природе своей могут очень извратить условие. Самое безобидное — до первого поцелуя. Вот поцелует кто, тогда и спадёт.

Все посмотрели на Ульяну.

— Я?

— Попробуй, — предложил Никитка. — Вдруг да сработает.

— Но почему я?

— Ты ж его заколдовала.

— Я случайно!

— М-ме! — козёл топнул ногой и, закрыв глаза, вытянул морду, показывая, что в целом готов расколдовываться. Нет, это ж… это ж уму непостижимо…

— Я не буду целоваться с посторонними козлами! — Ульяна скрестила руки на груди. — Мелецкий!

— А я что? Я-то, конечно, могу попробовать…

Козёл затряс головой, показывая, что ещё не настолько отчаялся.

— Но боюсь, эффекта не будет.

— Не будет, — согласилась с ним бабушка.

— Но ты вот так позволишь мне взять и поцеловать какого-то…

— Не какого-то, а вполне определённого, — ответил Мелецкий. И козёл кивнул, соглашаясь, что определённей некуда. — Почти уже своего… в конце концов, человек тут не по собственной инициативе. Работа у него такая.

Козёл опять кивнул и вздохнул.

— Дерьмовая у него работа!

— Но всё же… и вообще, Тараканова! С Мехлицким же целовалась? На третьем курсе! Я видел. Он ещё тот козёл был, не чета нынешнему. Этот… этот, можно сказать, обзразцовой козлистости. В смысле, мужик, не обижайся, я с виду. А там наоборот, внутри, так сказать.

— Морду ты ему поэтому набил?

Козёл переводил взгляд с Ульяны на Мелецкого.

— Да нет… просто… случилось так… обстоятельства совпали. Настроение. Короче, это вообще давно было и неправда. А сейчас, Тараканова, серьёзно. Вот чмокни мужика в лобешник, а там или сработает или дальше думать будем. Ну не смотри ты так! Хочешь, я ему тоже потом морду набью?

В том, что Мелецкий попытается, Ульяна не сомневалась. Другой вопрос, получится ли у него…

— В морду — это понятно и по-мужски. А в козла… ну реально же подстава!

Козёл, кивнув, спешно подставил лоб.

Нет, они точно издеваются.

Или…

Ульяна вздохнула.

Закрыла глаза и, наклонившись, коснулась губами тёплой шерсти, от которой пахло табаком.

И ничего не произошло.

— Всё-таки это как-то иначе работает, — озвучил мысли Мелецкий.

— М-ме, — возмущение козла было вполне себе явным.

— Ага, мужик… ну, что сказать, сам виноват. Кто ж тебя просил-то? Кстати… а что с козлом будем делать?