Ее рука двигается вверх от моего колена, чтобы покорить мой член, холодный и безжизненный, как Северный полюс… И когда ее рука достигает и цепко обхватывает мой Северный полюс, я думаю: «Теперь она, конечно, захочет разбить на нем свою палатку»
— Значит, — Ульяна устроилась на стуле, который единственный из всего выставочного комплекта уцелел. — Уйти вы не можете, потому что у вас есть Цель?
— Именно, — произнесла Физечка, которой надоело возлежать, и она села. Правда, в ворохе вещей, и теперь придерживала сползающий шелковый шарф лапками. — Вильгельм говорит, что Цель ведет их к светлому будущему. И пока она не достигнута, они не могут уйти.
Огромный мыш…
Или уже крыс?
Нет, всё-таки мыш. Просто огромный, с Физечку размером, сидел прямо, сложив на могучей чешуйчатой груди лапки.
— Тараканова… слушай, я тут подумал… может, я пройдусь? — Данила дёрнул Ульяну за рукав. — Раз уж тут, то одежды какой гляну, а то и вправду пугало пугалом.
— Мародерствовать будешь?
Пугалом, конечно, Мелецкий выглядел, но это же ещё не повод.
— Да тут в любом случае всё под списание. Сожгут. А у меня штаны единственные приличные! И не только штаны. Мне, если работу искать, то и выглядеть нужно солидно.
— Действительно, Уль, — встряла Ляля. — Пусть заодно и дядю Женю найдёт. Ну, если центр его, то ему и искать проще.
— Да и я потом возмещу! — пообещал Данила и Ульяна махнула рукой.
Война с мышами откладывалась, а проблему надо было как-то решать. Но… как? Приказать?
— Приказываю вам не есть… — Ульяна запнулась и вовремя сообразила, что совсем не есть — это как-то чересчур жестоко. — Не есть торговый центр!
Слова упали, но…
— Нет, — Физечка покачала головой. — Они всё равно хотят. И Вильгельмчик говорит, что ничего не изменилось.
Тогда как?
Метлу взять? Из тех, которые в качестве опахала использовали? И оземь ударить? Но обгрызенной метлой ударять оземь не очень удобно. Да и не факт, что поможет. Ведьмы на мётлах ведь летают. А стучат — посохами. И не ведьмы.
— Тебе уверенности не хватает, — Ляля опустилась на пол и Никитку сгребла, который и не подумал возражать. — Вот когда ба говорит, так прям хочется бежать и исполнять. А ты будто и не веришь, что можешь повелеть.
Не верит.
В этом и проблема, что Ульяна не верит. Вот головой понимает, что поверить надо, что не может быть таких совпадений, а значит, ведьмы и вправду существуют.
И она обратила человека в козла.
Мелецкому дар закрыла.
Ну и в целом-то…
А всё равно не верит.
— Я не знаю, — прозвучало до крайности нервно. — Ляль, я хочу, хочу… а оно никак!
— Так, давай тогда сначала решим, чего именно ты хочешь.
— Тоже не знаю!
Жалко прозвучало.
Самой стыдно, что она, Ульяна, такая жалкая.
Мама вот тоже утверждала, что Ульяна ни на что не способна. Что и красоты ей не перепало, и таланта, и так-то жизнь её ожидает скучная, невзрачная.
Выходит, права была?
Или…
Или просто Ульяне с малых лет твердили, что она — ничтожество, которое должно быть радо, что о нём заботятся. А забота эта обернулась вон чем… и тогда… нет, сказать, что Ульяна не виновата — тоже неправильно.
В голове каша.
И ещё злость.
Надо же… сейчас её разозлить куда легче. И эмоции знакомые. А если… когда Данилу проклинала, Ульяна тоже злилась. И с тем коллектором. Он сказал и злость выплеснулась. И сейчас пусть не готова прям так облаком, но она есть.
И надо…
Так, сначала надо подумать, иначе снова будет какая-нибудь глупость, которую потом расхлёбывать придётся.
— Ляль, что мне сказать? Надо что-то короткое. Конкретное… если приказать не есть центр, то дальше что? Надо иначе…
— Прикази, пусть слушаются Вильгельма, — предложила Физечка, кокетливо дёрнув хвостом. — А он будет слушать меня… а я…
Дядю Женю.
Плохо это? Хорошо?
— Мы все отсюда уйдём.
— Куда?
— Домой.
— Ко мне домой? — уточнила Ульяна, уже поняв, что больше уходить и некуда.
— Там подвалы большие, — отмахнулась Физечка. — А если цто, так и расширимся. Они вон и пластик грызут, и фундамент смогут. И землю тозе смогут. Да мы возведем целый подземный город!
Вильгельм сдавленно пискнул. Наверное, выражал счастье и готовность немедля приступить к строительству.
— И дворец, — милостиво согласилась Физечка. — И дворец мы всенепременно построим. С казармами.
— А казармы зачем? — Ляля поднялась и, перегнувшись через перила, поглядела вниз.
— Для великого воинства, — Физечка махнула рукой с зажатым платком. — Но это так, на будусцее…
На будущее.
Настоящее пока пищало и радостно тащило к ногам Великолепной Эмфиземы — как она представилась мышам — всё, что в принципе можно было утащить. И потому ближайший коридор медленно, но верно, заполнялся разного рода хламом. Здесь нашлось место микроволновке, пятерке мятых и даже слегка надгрызенных мягких медведей, цветам, ошмёткам ткани, каким-то трубам, проводам. А вдалеке замаячила серебряная гора двустворчатого холодильника, который тащили неспешно, но упорно.
— Ты… Уль, не думай, что я тороплю, но этак они всё, что есть притащат…
— Мой народ меня любит, — сказала Физечка важно и сочла возможным опереться на лапку Вильгельма, который не сводил с неё влюблённых глаз.
Ну хоть у кого-то личная жизнь наладилась.
Пусть и неожиданно.
Так.
Злость.
А злость исчезла. Ладно. Надо, чтоб появилась снова… как? Попросить кого гадость сказать?
— Никит, а ты можешь меня укусить?
— Сдурела⁈ — придремавший Никита поглядел с укоризной. — Во-первых, я воспитанный оборотень и всякую пакость в рот не тяну…
— Только лягушек… — влезла Ляля.
— Это инстинкты! И она не лягушка! А во-вторых… нашли дурака. Я её цапну, а она меня раз и в козла. Нет уж, я лучше так… к этому обличью я хотя бы привык. А козлом… козлы лягушек не ловят.
Аргумент.
И главное, возразить нечего, потому как чувствуется, что где-то Никита прав. Вдруг да и вправду Ульяна слишком уж разозлится.
— Ты вдохни поглубже, — посоветовала Ляля. — Я, когда беситься начинаю, дышу глубоко…
— Помогает?
— Не очень. Но всё занятие.
Ульяна вдохнула и выдохнула.
Нет. Надо мыслить системно. Её преподаватели если за что и хвалили, то именно за это вот системное мышление. Что вот недавно её разозлило?
Мама.
Надо же. Раньше Ульяна при мыслях о маме испытывала страх. И ещё чувство беспомощности. Она становилась вдруг слабой и глупой.
И…
Злость шевельнулась.
А если вовсе представить матушку? Ладно, не целиком, но хотя бы голос… вот… если бы она сейчас Ульяну увидела, то что бы сказала?
— Господи, за что мне такое наказание? — нервный раздражённый голос прозвучал в ушах. — Другие дети радуют родителей, а ты вечно вляпываешься в какие-то истории. Очевидно, что происходит это не от избытка ума…
И злость рванула.
Как пружина, которую долго-долго сжимали внутри. И она сжималась, сжималась, а потом вдруг достигла если не предела, то почти. И распрямилась, спеша ударить по пальцам.
Злость выплеснулась облаком силы.
Теперь…
— Мыши… — собственный голос прозвучал грозно, как никогда. — Слушайте и повинуйтесь воле вашего Императора, как он повинуется воле…
— Эмфиземы Великолепной, — влезла Физечка.
— Эмфиземы Великолепной. И моей.
Потому как милая-милая, но ведь нежить? Так что да…
Облако пыхнуло.
И рассыпалось мельчайшей пылью. А Физечка проворчала:
— Мезду процим, так мы не договаривались! Это непорядоцно ведьмовскою силой у девушки зенихов отбивать!
Дядя Женя обнаружился в гипермаркете.
В вино-водочном отделе, где он, усевшись перед витриной с элитным алкоголем, взирал на эту витрину с глубокою печалью.
Рядом стояла тележка, наполненная снедью. Данила увидел длинные палки багетов, кругляши сыра, который дядя Женя складывал просто головками. Гору вакуумных пакетов с ветчиной, колбасами.
— Жизнь — тоска, — сказал дядя Женя, баюкая в руках наполовину опустевшую бутыль. Кажется, с односолодовым виски приличной выдержки. Отец весьма эту марку хвалил. — И тлен. И прах.
— Главное, вы не колдуйте ничего, — Данила огляделся, надеясь, что рядом обнаружится кто-то, кто проинструктирует, как общаться с ведьмаком в состоянии депрессивного подпития.
А то ж мало ли. Слово туда, слово сюда и всё, что мышами недогрызено, станет тленом и прахом.
— Да я и не собираюсь. Я ж так… для души.
— Может, лучше квасу там? Колы? Минералочки? Хотите, «Боржоми» принесу? Очень для очистки организма полезно.
— Не, спасибо, на попить у меня есть, — дядя Женя крутанул бутылку и, опрокинув, всосал одним глотком.
Вот… кто так пьёт односолодовый виски двенадцатилетней выдержки.
Или двадцатилетней?
— Эм…
— Да не боись… я дозу знаю, — дядя Женя отряхнулся. — Ещё полбутылки и повеселимся.
Прозвучало как-то угрожающе.
— Ты вот лучше посоветуй, чего выбрать, чтоб душа распахнулась…
— «Боржоми»? — предложил Данила, впрочем, без особой надежды.
— Что ты заладил… там чего?
— Коньяк. Армянский. Но его лучше не пить. Не то, чтобы совсем без документов, но поставщик такой… себе на уме. А вот дальше уже французский.
— И как?
— Да я не особо разбираюсь… ну, так… выпить могу.
— Не надо.
— Почему?
— Кто-то один должен оставаться трезвым, — вполне внятно произнёс дядя Женя. — Ты давай дальше, рассказывай.
— Особо и нечего рассказывать… верхняя полка вся под коньяки. В принципе, неплохие даже. Ниже — виски. Есть джин. А вообще вы что предпочитаете?
— Как-то… даже не задумывался. У нас там только и имеется, что самогон. А у вас тут выбор, прям глаза разбегаются, — дядя Женя почесал затылок и вздохнул. — Эх, жаль, с собой не возьмёшь. Мама не одобрит. Ей почему-то кажется, что я того и гляди сопьюсь.
— Может…
— Может, и сопьюсь, — он щёлкнул пальцами и бутылки зазвенели. — Так… была бы беда. Понимаешь… тут ведь как… я кто?
— Кто?
— Ведьмак. А толку-то?
— А какой должен быть?
Бутылки звенели громче.
— Прямой. Ведьмак должен чем заниматься?
— Понятия не имею. Вы первый мой знакомый ведьмак.
— Нежить истреблять! Нечисть от людей отваживать! А я?
— А вы? Пьёте?
— Чем там ещё заняться, если нежити нет, нечисти тоже… ещё мой прадед последнюю выгуню завалил. Даже фотография вон имеется. Мне только и осталось, что всякое мелкое, окрестное… да и то… рыбачить повадился, так нет же, запретили. Мол, экосистему нарушаю и вообще, у нежити тоже права есть.
О том, есть ли у нежити права и какие, Данила прежде не задумывался.
— Ну, не у всякой, а у той, которая типа одомашненная…
И о том, можно ли нежить одомашнить. И вообще, каким боком она к рыбалке-то?
— А ваша матушка, она же как-то… обходится? Ну, без нечисти там… охоты… рыбалки.
Дядя Женя кивнул.
— Обходится. Ведьмы, они и так могут… ворожить там. Заклятья всякие сотворять. Заговоры. Наговоры. Обряды. К ним едут. Кому отворотное, кому приворотное. Кому проклятье снять или навесить. Жизнь кипит. А у меня? Кому я нужен?
Он всё же поднялся и подошёл к шкафу, чтобы вытащить бутылку.
— Это чего?
— Мескаль…
— Никогда не пил, — дядя Женя поднял бутылку и задумчиво уставился на неё. В мутноватой жиже — никогда Данила не понимал прелести этого напитка — плавала то ли сороконожка, то ли ещё какая крупная пакость. Главное, что бодро так, лапами шевеля. — Это что?
— Знак оригинальности своего рода…
— Дрянь магическая?
— Да нет. На торговлю алхимическими зельями особая лицензия нужна. Получать дорого. Контроль зверский. Так что просто таракан. Ну, для красоты и оригинальности.
— Таракан для красоты… надо же, удумали.
— Может, вы бы себе хобби какое поискали? Не знаю… можно вот самолётики клеить. Паззлы складывать… фитнес опять же.
— Фитнес? Фитнес — это хорошо… для здоровья полезно очень, — дядя Женя наклонил бутылку и постучал пальцем по стеклу. — Ишь ты… шевелится.
Таракан в бутылке и вправду задёргался.
— Это вы просто жидкость болтаете, вот и кажется. А напиток хороший. Оригинальный. Из Мексики. Там одна семейная фирма по старинным рецептам делает. Такая только у нас.
— Ну, раз говоришь…
Дядя Женя просто щёлкнул по горлышку и то отвалилось.
— Это… это как?
— А, прадед научил. Он, как нежить закончилась, в гусары пошёл. Какое-никакое, а развлечение… конечно, француз с вурдалаком не сравниться, но там, говорил, можно было количеством. Плюс маги, то да сё… в общем, развлёкся. А этому фокусу его гусары и научили.
— Француз? Это ж… это когда было-то?
— Ну… — дядь Женя призадумался. — Выходит, что давно… но ты не смотри, ведьмаки, как и ведьмы, долго живут. Вон, прабабка моя, небось, самого князя помнит, этого… Рюрика. А скажи ей, что старая, мигом клюкою по хребту отгребешь. То есть посохом. Наставление примешь. Всем организмом сразу, чтоб дошло лучше.
И выдохнув, опустошил половину бутылки. Данила и сделать-то ничего не успел. Хотя… что тут сделаешь.
— Забористая, — дядя Женя содрогнулся. — Ты, главное, сам не пытайся. Тут, если секрета не знать, не то, что горлышко не собьёшь, но стекла вовнутрь насыплешь изрядно. А оно переваривается плохо.
— Я в целом вот подумал, что ну его… завязывать надо.
— Эт правильно. А про таракана ты зря… откуда, говоришь, зелье-то?
— Из Мексики.
— Мексика… далековато. Но если мелкая нежить водится, то и крупная будет. Ишь ты… какой…
Многоножка внутри извивалась, явно пытаясь спрятаться от дяди Жени. А тот глядел на неё с каким-то непонятным умилением.
— Она что… — к горлу подкатил ком. — И вправду живая?
— Ну, это ты, парень, загнул. В том и дело, что она давно уж неживая. Много у тебя такого добра?
— Пять бутылок… четыре уже. Ограниченная партия. На пробу привезли.
И по инициативе Данилы. Как раз на островах его и свели с одним, который занимался поставками элитной экзотики.
— Тогда считай, что я не распробовал.
Он сунул палец в бутылку, и многоножка, извернувшись, попыталась вцепиться в него.
— Ой, какая свирепая. Мексика, стало быть… это ж паспорт, наверное, нужен. Виза? Что стоишь? Остальное где?
— Не знаю. Я… документы подписывал. И привёз. Сюда. А дальше — это уже менеджеры решали.
Признаваться в собственной неосведомлённости было слегка неловко. А ещё многоножка, которая продолжала извиваться, напрягала.
— Значит, это нежить? — уточнил Данила.
— Ещё какая…
А ведь документы были в полном порядке. Данила сам проверял. Хотя… он в таком состоянии их подписывал, что проверка… нет, не будь в порядке, разве пропустила бы таможня? Там ведь контроль.
Фильтры.
И магические детекторы.
Но многоножка как-то прошла.
— И она опасна?
— Смотря для кого, — дядя Женя явно испытывал немалое удовольствие. Тварь, отчаявшись убить наглого ведьмака, теперь старательно переползала из одного угла бутылки в другой, пытаясь избежать прикосновения. И дядя Женя даже позволял ей. — Мне-то так… позабавиться.
— А магу?
— Магу… ну… магу да, магу будет неприятно. Тут ещё от силы зависит. Сильного мага ведь простая водка не возьмёт.
Есть такой момент.
Данила по себе знал. Чем больше силы набираешь, тем крепче организм становится. И тем легче он избавляется от всякой заразы. А стало быть, и напиться становится сложнее.
— А эта вот по голове ударит… и хорошо ударит. Обеспечит, так сказать, отличный отдых. Слабый, правда, после того отдыха неделю пластом лежать будет. Маг.
— А… человек? Обыкновенный?
— А обыкновенный, если выпьет хорошо, может не неделю, а просто пластом, — дядя Женя поглядел на Данилу и главное, взгляд-то у него совершенно трезвый. — Так сказать, на веки вечные… ну, тут ещё от особенностей организма, привычек, скрытых болезней. И от дозы, конечно. Та же рюмка магу вовсе вреда не причинит, а вот не-магу… С одной стороны, конечно, оно не проклятье в полном смысле слова, но с другой некротика тем и опасна, что даже в малых количествах испытывает организм на прочность. И остаётся надолго, подтачивая. Вот так махнёшь рюмочку-другую. Вроде и поплохеет. Человек что решит? Что мескаль твой в подвале ближайшем бодяжили. Да и забудет через недельку. Только вот начнёт ему или спину прихватывать, или в груди ныть, или ещё чего. Пока инфаркт с инсультом не случится. Ну или ещё рак. Очень эта зараза появлению опухолей способствует.
— Так, — Данила метнулся к шкафу.
Пусто.
Бутылка была одна. А остальные где? Думай… элитный алкоголь не выставляют полностью. Хранится…
— Хуже другое…
— Что может быть хуже отравы, которую я в страну ввёз⁈
Вот… вот бесит эта его меланхоличность.
А если продали?
Нет, цена у этого мескаля запредельная. Тогда Егор Макарович сказал, что вряд ли на неё желающие найдутся, с такой-то ценою… но вдруг? И если купили, то как найти того, кто купил?
— Хуже, что тварь эта, если найдёт подходящее местечко…
— Это какое?
Думай, Данила… выпивка дорогая. Даже сверхдорогая. И наличие её Егор Макарович проверял каждый день. Если бы продали, сразу бы доложился. Но вчера… так, вчера Даниле было не до докладов. С утра точно все бутылки были на месте.
— Ну… разное… порой, слыхал, такие спящим в нос заползали.
— Так! Я передумал. Я не хочу знать.
— Зря, — ведьмаку надоело играть и он перевернул бутылку. Многоножка шлёпнулась на пол и, растопырив конечности, зашипела. Правда, дядя Женя не испугался, но просто наступил. Раздался негромкий хлопок и из-под ноги вырвалось чёрное облачко, которое тут же вспыхнуло. — Врага надо знать в лицо.
— Я как-то вот… я ж не ведьмак! — Данила ухватился за спасительную мысль. — Я вот врага не знать должен, а испепелить…
— М-да… совсем тут тоскливо с образованием стало. Ладно, где остальное?
— Так… где-то там? — предположил Данила, поскольку в собственных выводах уверен не был. — В кабинете директора…
— В кабинете… что ж, веди, Сусанин…