Их челюсти слились в лихорадочном взаимном перетирании. Слюна и пот. Пот и слюна.
Мелецкий как-то медленно, точно в задумчивости, поднял руку, на которой повис Никита. Потом повернулся к Ульяне и уточнил:
— Он разговаривает?
— Временами, — ответила Ляля. — Раньше вообще молчал. А теперь вот голос прорезался. Может, просто у него раньше надо было что-нибудь отобрать?
— Разговаривает… — Данила осторожно подхватил шпица под живот второй рукой. — Ты это… руки у меня тоже жирные. Зачем кусаться?
А по запястью огоньки побежали.
Красненькие.
И сперва реденькими прядками, искорками даже, только вот искорок становилось больше и больше.
— А у тебя жених горит, — Ляля стянула ещё один блин. — Никитос, шерсть подпалишь. Отпусти человека…
— Н-могу…
— Почему?
— З-жубы з-жаклинило.
— Чего?
— Зубы у него заклинило, — меланхолично пояснил Мелецкий. — Наверное, на нервной почве.
— С ним бывает, — Игорек поправил очки.
— И… что делать?
Такого Ульяна не ожидала.
Как-то вот иначе она представляла себе семейные завтраки. Более степенными, что ли.
— А ничего, — Ляля вот нисколько не взволновалась. — Повисит, успокоится и отпустит. Ты, Данила, главное, больше у него еду не забирай.
Огоньки сами собой втягивались в кожу. А потом вообще исчезли, будто бы их и не было. Ульяна даже подумала, не примерещились ли они ей. Но ведь Ляля тоже видела.
— Уже не горит, — сказала она.
— А почему он такой? — Мелецкий положил Никиту на колени. — Ну… шпиц. Я думал, оборотни, они… в волков там… в медведей… могучие и свирепые.
— Р-р-р-р, — возмущённо заворчал Никитка.
— Ты тоже свирепый, — Мелецкий понял его правильно. — Шпицы — они вообще храбрые до одури. Прям самураи собачьего мира.
Рыжие уши сошлись на макушке.
— У меня бабушка троих держала. Так вообще безбашенные. Но всё равно как-то… не подумай, что критикую… просто… необычно. Хотя, конечно, я раньше оборотней не встречал. Я вообще не думал, что они существуют.
— Существуют, — подтвердила Ляля, поднимая оладушек на вилке. И ведь куда столько лезет? А главное, сама тощая-тощая, прямо полупрозрачная. Русалочья магия? — У Никитки семья большая. Младшие братья, так те и вправду волки. Здоровущие…
— Ур, — вздохнул Никитка, явно пытаясь зубы разжать.
— Не спеши, а то только хуже будет, — Мелецкий почесал его за ухом
— А тебе не больно? — Ульяна поёрзала, не зная, что делать, хотя очевидно, что что-то делать надо было.
— Терпимо… — он дотянулся до блюда и, подхватив оладушек, покачал над головой Никитки. — Хочешь?
— Да! — зубы оборотня разжались, чтобы в следующее мгновенье вцепиться уже в мягкий румяный бок.
— Вот всё равно это неправильно, — впрочем, отбирать еду у Никитки Мелецкий не рискнул. И аккуратно, бережно даже вернул шпица на место. — А почему он не человек? Человеком оладьи потреблять удобнее.
— Руку покажи, — Ульяна чувствовала себя виноватой.
Вот…
Вроде и полез он сам, но всё же… на ладони остались аккуратные ровные вмятины, в глубине которых проступали капельки крови.
— Это я теперь тоже оборотнем стану? — Мелецкий руку взять позволил. И сам ладонь разглядывал с интересом.
— Погоди, — бабушка встала. — Сейчас… где-то тут было…
— Не, не станешь, — Ляля тоже вытянулась, чтобы посмотреть. — С нас и Никиты хватает… двоих точно не прокормим.
— Подвинься, балаболка, — велела бабушка, поставив на стол коробку из-под обуви, в которой уместился выводок склянок весьма зловещего вида. Тёмное стекло, ватные пробки и странные символы. — Рану надо обеззаразить. И Ляля права, оборотнем ты не станешь. Вот будь на Никитке проклятье, мог бы превратиться в волкодлака.
— Шпицелака тогда уж скорее. Без обид, Никитос! — Игорь поднял руки.
— Шпицелаки — новая порода волкодлаков, — Ляля хихикнула. — Мелкие, свирепые и беспощадные. А ещё прожорливые не по размеру.
— Сами вы… — Никитка облизал морду. — Шпицелаки…
Бабушка отщипнула кусок от кома ваты, потом прижала его к горлышку чёрной склянки, а уже потом — и к ране.
— Сиди. Не так сильно оно и щиплет.
— Так я сижу, — Мелецкий мужественно не шевельнулся, только на волосах опять искры появились. — Но щиплет же!
— Значит, работает, — ответила за бабушку Ляля. — Сейчас и я…
Когда ватка убралась, на кончиках пальцев Ляли появился шарик воды, который плюхнулся на ранку и растёкся, разом уплотняясь.
— Это… как? — Мелецкий поднёс руку. — Это… ты водный маг? Хотя я такого и не видел…
— Русалка я… теперь заживёт быстрее. К вечеру и следов не останется.
— Охренеть… русалка, — Мелецкий показал пальцем на Лялю. Потом перевёл на Никитку. — Оборотень… а ты?
Он поглядел на Игорька.
— Упырь я, — ответил тот, снимая очки. Красные глаза болезненно прищурились.
— Маленький, — поспешила уточнить Ляля. — Можно сказать даже упырёк.
— Упырёк Игорёк…
— Да что вы все… — Игорь нацепил очки, а шпиц совершенно по-человечески захихикал.
— А… козёл? Там ещё козёл был? Он тоже оборотень? Козлолак?
— Скажешь тоже. Козёл — это Фёдор Степанович.
— Ну… познакомиться мы познакомились. Значит, не оборотень?
— Нет. Фёдор Степанович — это Фёдор Степанович.
— Мало что понял, но ладно, — Данила потрогал руку. — Не мокрая… а вода блестит. Это как?
— Не бери в голову, — отмахнулась Ляля. — Это ненаучно.
— Тогда ладно… вообще вы странные. Не, Тараканова, не подумай, что это я ругаюсь или чего-то против имею… но вот… ты ж со мной училась.
— На другом факультете.
— Ну да. Пофиг. Но оборотней не существует. И русалок. И… а ты кто тогда?
— Ведьма, — ответила за Ульяну Ляля. — Она — урождённая ведьма.
И по лицу Мелецкого расплылась счастливая улыбка:
— А я знал! Знал!
— Что ты знал, — появилось желание кинуть в него оладьем. Или варенье вылить на макушку, чтоб не был таким довольным.
— Что ты ведьма, Тараканова! Истинная!
Рука саднила.
Сила скреблась изнутри, требуя немедленно её выпустить или хотя бы использовать, но Данила держался. И руку не чесал. И надеялся, что выглядит в должной степени невозмутимым. Хотя… конечно…
Может, его просто от конфетки не отпустило ещё?
А что… вдруг да не было никакого разговора с отцом? И остального? Включая шпицеоборотня, чёрного козла и русалки, которая сейчас слизывала варенье с ложечки. И всё вокруг просто фантазия.
Такая вот затянувшаяся фантазия.
— А ты, Мелецкий, балбес, — Ульяна подвинула к себе кружку. — И я это тоже всегда знала. Можно сказать, с первой встречи.
— Да ладно, — Данила руку убрал под стол. — Не всё так было и плохо… и вообще…
Честно говоря, в тот день он был не очень трезв. Ещё. Отмечал поступление… нет, поступление он отмечал летом. А тогда — возвращение с Гоа, куда его утащила матушка, и начало учебного года.
— Я уже повзрослел! — сказал он, надеясь, что звучит в достаточно мере серьёзно. Только вот Тараканова глядела этак, не скрывая своего скептицизма. — Точнее в процессе… стремительном.
— Балбес и ведьма, если подумать, то очень даже ничего… — протянула блондиночка.
— Лялька у нас любовные романы читать любит, — пояснил Игорек.
— Так, — Антонина Васильевна обвела всех строгим взглядом. — Поели? Вот идите… гуляйте.
— Куда?
— Куда-нибудь. Никитку выгуляйте.
— Я шам! — произнёс шпиц, не разжимая зубов, явно опасаясь, что если это сделать, то оладушек умыкнут. Ещё и на Данилу глядел поверх оладушка, этак, настороженно. — Выгуляюшь…
— Вот заодно и их…
— А можно я останусь! — Игорёк робко поднял руку. — Я не хочу гулять! Мне ещё в подвале порядок наводить.
— Кстати, — Антонина Васильевна оживилась. — А это отличная мысль! До подвалов домовые доберутся нескоро, так что вы как-нибудь сами. А они тебе и помогут, раз всё равно заняться нечем…
— Я гулять, — Никитка, заглотив оладушек одним движением — почему-то вспомнились питоны — спрыгнул на пол. — У меня, между прочим, лапки…
— И в человеческом виде? — поинтересовался Данила.
— В человеческом — у него руки, — Ляля поднялась. — Только растут из задницы. Вечно всё роняет, ломает и бьёт.
— Р-ра! — возмутился шпиц и на морде появилось обиженное выражение. — Р-ру…
— Не переживай, — Антонина Васильевна ногой подтолкнула его к двери. — Если уж начал говорить, то разговоришься… иди давай. А вы четверо — в подвал. Женьку можете прихватить, а то гроб тяжёлый, вдвоём не управитесь. Ты, Данила, крепкий, а вот Игорёк…
Гроб оказался натуральным гробом.
Почему-то Даниле думалось, что это такая метафора. Но оказалось, что не метафора, а гроб. Массивный. Явно дорогой. Из какого-то тёмного, отливающего благородной краснотой, дерева. У гроба имелась высокая крышка, украшенная резьбой, а ту ещё и позолотили для пущей солидности, и узорчатые ручки.
— Это мне прадедушка подарил, — сказал Игорёк, явно смущаясь. — Он немного старомоден. И чувство юмора специфическое.
Почему-то снова вспомнился собственный Данилов дед. И впервые подумалось, что не так уж это чувство юмора и нужно.
Во всяком случае Данилову детскую психику никто странными подарками не ломал.
— А зачем ты его привёз? — Данила попытался поднять гроб.
Да он ещё и весит тонну!
— На самом деле это стабилизирующий артефакт. Семейная разработка. Он снимает острые приступы, да и в целом позволяет расти и развиваться.
— У Игорька на кровь аллергия, — выдала Ляля, которая гроб подымать не спешила, но наоборот оперлась на него всем весом. И ещё на Данилу уставилась глазищами своими.
— Не совсем, — Игорёк покачал головой. — Иногда я могу потреблять. И даже тянет… но один раз получается без последствий, а другой… как-то я сыпью покрылся.
— Ага, даже на голове была! — Ляля отвернулась и, оставив гроб, подпрыгивала на одной ножке.
— Голова ладно. Она на веках была. Со внутренней стороны. И чесалась жутко. Другой раз опух… потом ещё в спячку впал, на две недели. И группы перебирали, и резус-фактор. И от прямых доноров брали. Причем, часто в первый и второй раз нормально, а потом вдруг вот… ну и с возрастом оно только хуже.
Да уж. Кто бы подумал, до чего тяжела жизнь упыря.
— Меня и обследовали… и тут, и у деда, в Европе.
— А дед твой в Европе живёт? — Данила попытался поднять гроб с другой стороны.
— Ага. В Румынии. Семейный замок… он на самом деле прадед… Дракула. Может слышал?
Данила нерешительно кивнул. Слышать-то он слышал и даже в кино смотрел, но как-то оно… вслух озвучивать то, что слышал, не рискнул. Мало ли.
— Не важно. Главное, что никто так и не понял, в чём дело. Поэтому разработали вот заместительную терапию. Я получаю очищенную плазму и комплекс минералов. Раз в неделю капаюсь. Ну и дополнительно — энергетическую стабилизацию. Тут уж дедовы артефакторы постарались. Использовали семейную силу.
Наверняка, артефактная начинка и вес даёт.
Потому что ну невозможно это…
— И куда его потащим?
Гроб, стоявший в бусике, выглядел малотранспортабельным. Но не признаваться же в своей слабости. Тем более когда Тараканова смотрит.
А смотрит пристально, будто заранее знает, что Данила не справится.
— В подвал, — сказала Ляля, подпрыгивая на второй ноге. — Игорёк подвалы любит.
— Не люблю. Просто там мне легче. И для адекватной работы артефактов нужно изолированное помещение плюс контакт с землёй.
То есть подвал.
— А у тебя есть подвал? — Данила очень надеялся, что подвала нет, но Ульяна кивнула:
— Есть. Большой довольно. Раньше там была бильярдная, но теперь я картошку храню.
Картошка и упырь.
Почти роман.
— Игорь, ты… как, сможешь? Он тяжеленный. Вдвоём можем не сдвинуть.
Грузчиков бы нанять, но… Данила честно не знал, хватит ли выделенных ему десяти тысяч на грузчиков и можно ли вообще такое предлагать. Всё-таки родовой артефакт. У Мелецких родовых артефактов не имелось, но однокурсники упоминали об оных с придыханием и восторгом.
А тут грузчики.
Зато бате можно будет сказать, что Данила тоже разгружал.
И не просто там мешки.
Гробы!
— Погодите! — Ляля подпрыгнула. — Я сейчас позову дядю Женю! Он поможет…
— А он, к слову, кто? — спросил Данила вслед русалке, которая радостно ускакала в дом. — Этот ваш дядя Женя?
— Ведьмак, — Игорёк смахнул рукавом пыль с лаковой поверхности. — Только очень невезучий. И ловить его надо, а то постоянно уходит…
— В астрал?
— Хуже. В запой…