Глава 12 Знакомство продолжается и нарисовываются перспективы облагораживающего труда

Их челюсти слились в лихорадочном взаимном перетирании. Слюна и пот. Пот и слюна.

Один очень любовный роман


Мелецкий как-то медленно, точно в задумчивости, поднял руку, на которой повис Никита. Потом повернулся к Ульяне и уточнил:

— Он разговаривает?

— Временами, — ответила Ляля. — Раньше вообще молчал. А теперь вот голос прорезался. Может, просто у него раньше надо было что-нибудь отобрать?

— Разговаривает… — Данила осторожно подхватил шпица под живот второй рукой. — Ты это… руки у меня тоже жирные. Зачем кусаться?

А по запястью огоньки побежали.

Красненькие.

И сперва реденькими прядками, искорками даже, только вот искорок становилось больше и больше.

— А у тебя жених горит, — Ляля стянула ещё один блин. — Никитос, шерсть подпалишь. Отпусти человека…

— Н-могу…

— Почему?

— З-жубы з-жаклинило.

— Чего?

— Зубы у него заклинило, — меланхолично пояснил Мелецкий. — Наверное, на нервной почве.

— С ним бывает, — Игорек поправил очки.

— И… что делать?

Такого Ульяна не ожидала.

Как-то вот иначе она представляла себе семейные завтраки. Более степенными, что ли.

— А ничего, — Ляля вот нисколько не взволновалась. — Повисит, успокоится и отпустит. Ты, Данила, главное, больше у него еду не забирай.

Огоньки сами собой втягивались в кожу. А потом вообще исчезли, будто бы их и не было. Ульяна даже подумала, не примерещились ли они ей. Но ведь Ляля тоже видела.

— Уже не горит, — сказала она.

— А почему он такой? — Мелецкий положил Никиту на колени. — Ну… шпиц. Я думал, оборотни, они… в волков там… в медведей… могучие и свирепые.

— Р-р-р-р, — возмущённо заворчал Никитка.

— Ты тоже свирепый, — Мелецкий понял его правильно. — Шпицы — они вообще храбрые до одури. Прям самураи собачьего мира.

Рыжие уши сошлись на макушке.

— У меня бабушка троих держала. Так вообще безбашенные. Но всё равно как-то… не подумай, что критикую… просто… необычно. Хотя, конечно, я раньше оборотней не встречал. Я вообще не думал, что они существуют.

— Существуют, — подтвердила Ляля, поднимая оладушек на вилке. И ведь куда столько лезет? А главное, сама тощая-тощая, прямо полупрозрачная. Русалочья магия? — У Никитки семья большая. Младшие братья, так те и вправду волки. Здоровущие…

— Ур, — вздохнул Никитка, явно пытаясь зубы разжать.

— Не спеши, а то только хуже будет, — Мелецкий почесал его за ухом

— А тебе не больно? — Ульяна поёрзала, не зная, что делать, хотя очевидно, что что-то делать надо было.

— Терпимо… — он дотянулся до блюда и, подхватив оладушек, покачал над головой Никитки. — Хочешь?

— Да! — зубы оборотня разжались, чтобы в следующее мгновенье вцепиться уже в мягкий румяный бок.

— Вот всё равно это неправильно, — впрочем, отбирать еду у Никитки Мелецкий не рискнул. И аккуратно, бережно даже вернул шпица на место. — А почему он не человек? Человеком оладьи потреблять удобнее.

— Руку покажи, — Ульяна чувствовала себя виноватой.

Вот…

Вроде и полез он сам, но всё же… на ладони остались аккуратные ровные вмятины, в глубине которых проступали капельки крови.

— Это я теперь тоже оборотнем стану? — Мелецкий руку взять позволил. И сам ладонь разглядывал с интересом.

— Погоди, — бабушка встала. — Сейчас… где-то тут было…

— Не, не станешь, — Ляля тоже вытянулась, чтобы посмотреть. — С нас и Никиты хватает… двоих точно не прокормим.

— Подвинься, балаболка, — велела бабушка, поставив на стол коробку из-под обуви, в которой уместился выводок склянок весьма зловещего вида. Тёмное стекло, ватные пробки и странные символы. — Рану надо обеззаразить. И Ляля права, оборотнем ты не станешь. Вот будь на Никитке проклятье, мог бы превратиться в волкодлака.

— Шпицелака тогда уж скорее. Без обид, Никитос! — Игорь поднял руки.

— Шпицелаки — новая порода волкодлаков, — Ляля хихикнула. — Мелкие, свирепые и беспощадные. А ещё прожорливые не по размеру.

— Сами вы… — Никитка облизал морду. — Шпицелаки…

Бабушка отщипнула кусок от кома ваты, потом прижала его к горлышку чёрной склянки, а уже потом — и к ране.

— Сиди. Не так сильно оно и щиплет.

— Так я сижу, — Мелецкий мужественно не шевельнулся, только на волосах опять искры появились. — Но щиплет же!

— Значит, работает, — ответила за бабушку Ляля. — Сейчас и я…

Когда ватка убралась, на кончиках пальцев Ляли появился шарик воды, который плюхнулся на ранку и растёкся, разом уплотняясь.

— Это… как? — Мелецкий поднёс руку. — Это… ты водный маг? Хотя я такого и не видел…

— Русалка я… теперь заживёт быстрее. К вечеру и следов не останется.

— Охренеть… русалка, — Мелецкий показал пальцем на Лялю. Потом перевёл на Никитку. — Оборотень… а ты?

Он поглядел на Игорька.

— Упырь я, — ответил тот, снимая очки. Красные глаза болезненно прищурились.

— Маленький, — поспешила уточнить Ляля. — Можно сказать даже упырёк.

— Упырёк Игорёк…

— Да что вы все… — Игорь нацепил очки, а шпиц совершенно по-человечески захихикал.

— А… козёл? Там ещё козёл был? Он тоже оборотень? Козлолак?

— Скажешь тоже. Козёл — это Фёдор Степанович.

— Ну… познакомиться мы познакомились. Значит, не оборотень?

— Нет. Фёдор Степанович — это Фёдор Степанович.

— Мало что понял, но ладно, — Данила потрогал руку. — Не мокрая… а вода блестит. Это как?

— Не бери в голову, — отмахнулась Ляля. — Это ненаучно.

— Тогда ладно… вообще вы странные. Не, Тараканова, не подумай, что это я ругаюсь или чего-то против имею… но вот… ты ж со мной училась.

— На другом факультете.

— Ну да. Пофиг. Но оборотней не существует. И русалок. И… а ты кто тогда?

— Ведьма, — ответила за Ульяну Ляля. — Она — урождённая ведьма.

И по лицу Мелецкого расплылась счастливая улыбка:

— А я знал! Знал!

— Что ты знал, — появилось желание кинуть в него оладьем. Или варенье вылить на макушку, чтоб не был таким довольным.

— Что ты ведьма, Тараканова! Истинная!


Рука саднила.

Сила скреблась изнутри, требуя немедленно её выпустить или хотя бы использовать, но Данила держался. И руку не чесал. И надеялся, что выглядит в должной степени невозмутимым. Хотя… конечно…

Может, его просто от конфетки не отпустило ещё?

А что… вдруг да не было никакого разговора с отцом? И остального? Включая шпицеоборотня, чёрного козла и русалки, которая сейчас слизывала варенье с ложечки. И всё вокруг просто фантазия.

Такая вот затянувшаяся фантазия.

— А ты, Мелецкий, балбес, — Ульяна подвинула к себе кружку. — И я это тоже всегда знала. Можно сказать, с первой встречи.

— Да ладно, — Данила руку убрал под стол. — Не всё так было и плохо… и вообще…

Честно говоря, в тот день он был не очень трезв. Ещё. Отмечал поступление… нет, поступление он отмечал летом. А тогда — возвращение с Гоа, куда его утащила матушка, и начало учебного года.

— Я уже повзрослел! — сказал он, надеясь, что звучит в достаточно мере серьёзно. Только вот Тараканова глядела этак, не скрывая своего скептицизма. — Точнее в процессе… стремительном.

— Балбес и ведьма, если подумать, то очень даже ничего… — протянула блондиночка.

— Лялька у нас любовные романы читать любит, — пояснил Игорек.

— Так, — Антонина Васильевна обвела всех строгим взглядом. — Поели? Вот идите… гуляйте.

— Куда?

— Куда-нибудь. Никитку выгуляйте.

— Я шам! — произнёс шпиц, не разжимая зубов, явно опасаясь, что если это сделать, то оладушек умыкнут. Ещё и на Данилу глядел поверх оладушка, этак, настороженно. — Выгуляюшь…

— Вот заодно и их…

— А можно я останусь! — Игорёк робко поднял руку. — Я не хочу гулять! Мне ещё в подвале порядок наводить.

— Кстати, — Антонина Васильевна оживилась. — А это отличная мысль! До подвалов домовые доберутся нескоро, так что вы как-нибудь сами. А они тебе и помогут, раз всё равно заняться нечем…

— Я гулять, — Никитка, заглотив оладушек одним движением — почему-то вспомнились питоны — спрыгнул на пол. — У меня, между прочим, лапки…

— И в человеческом виде? — поинтересовался Данила.

— В человеческом — у него руки, — Ляля поднялась. — Только растут из задницы. Вечно всё роняет, ломает и бьёт.

— Р-ра! — возмутился шпиц и на морде появилось обиженное выражение. — Р-ру…

— Не переживай, — Антонина Васильевна ногой подтолкнула его к двери. — Если уж начал говорить, то разговоришься… иди давай. А вы четверо — в подвал. Женьку можете прихватить, а то гроб тяжёлый, вдвоём не управитесь. Ты, Данила, крепкий, а вот Игорёк…


Гроб оказался натуральным гробом.

Почему-то Даниле думалось, что это такая метафора. Но оказалось, что не метафора, а гроб. Массивный. Явно дорогой. Из какого-то тёмного, отливающего благородной краснотой, дерева. У гроба имелась высокая крышка, украшенная резьбой, а ту ещё и позолотили для пущей солидности, и узорчатые ручки.

— Это мне прадедушка подарил, — сказал Игорёк, явно смущаясь. — Он немного старомоден. И чувство юмора специфическое.

Почему-то снова вспомнился собственный Данилов дед. И впервые подумалось, что не так уж это чувство юмора и нужно.

Во всяком случае Данилову детскую психику никто странными подарками не ломал.

— А зачем ты его привёз? — Данила попытался поднять гроб.

Да он ещё и весит тонну!

— На самом деле это стабилизирующий артефакт. Семейная разработка. Он снимает острые приступы, да и в целом позволяет расти и развиваться.

— У Игорька на кровь аллергия, — выдала Ляля, которая гроб подымать не спешила, но наоборот оперлась на него всем весом. И ещё на Данилу уставилась глазищами своими.

— Не совсем, — Игорёк покачал головой. — Иногда я могу потреблять. И даже тянет… но один раз получается без последствий, а другой… как-то я сыпью покрылся.

— Ага, даже на голове была! — Ляля отвернулась и, оставив гроб, подпрыгивала на одной ножке.

— Голова ладно. Она на веках была. Со внутренней стороны. И чесалась жутко. Другой раз опух… потом ещё в спячку впал, на две недели. И группы перебирали, и резус-фактор. И от прямых доноров брали. Причем, часто в первый и второй раз нормально, а потом вдруг вот… ну и с возрастом оно только хуже.

Да уж. Кто бы подумал, до чего тяжела жизнь упыря.

— Меня и обследовали… и тут, и у деда, в Европе.

— А дед твой в Европе живёт? — Данила попытался поднять гроб с другой стороны.

— Ага. В Румынии. Семейный замок… он на самом деле прадед… Дракула. Может слышал?

Данила нерешительно кивнул. Слышать-то он слышал и даже в кино смотрел, но как-то оно… вслух озвучивать то, что слышал, не рискнул. Мало ли.

— Не важно. Главное, что никто так и не понял, в чём дело. Поэтому разработали вот заместительную терапию. Я получаю очищенную плазму и комплекс минералов. Раз в неделю капаюсь. Ну и дополнительно — энергетическую стабилизацию. Тут уж дедовы артефакторы постарались. Использовали семейную силу.

Наверняка, артефактная начинка и вес даёт.

Потому что ну невозможно это…

— И куда его потащим?

Гроб, стоявший в бусике, выглядел малотранспортабельным. Но не признаваться же в своей слабости. Тем более когда Тараканова смотрит.

А смотрит пристально, будто заранее знает, что Данила не справится.

— В подвал, — сказала Ляля, подпрыгивая на второй ноге. — Игорёк подвалы любит.

— Не люблю. Просто там мне легче. И для адекватной работы артефактов нужно изолированное помещение плюс контакт с землёй.

То есть подвал.

— А у тебя есть подвал? — Данила очень надеялся, что подвала нет, но Ульяна кивнула:

— Есть. Большой довольно. Раньше там была бильярдная, но теперь я картошку храню.

Картошка и упырь.

Почти роман.

— Игорь, ты… как, сможешь? Он тяжеленный. Вдвоём можем не сдвинуть.

Грузчиков бы нанять, но… Данила честно не знал, хватит ли выделенных ему десяти тысяч на грузчиков и можно ли вообще такое предлагать. Всё-таки родовой артефакт. У Мелецких родовых артефактов не имелось, но однокурсники упоминали об оных с придыханием и восторгом.

А тут грузчики.

Зато бате можно будет сказать, что Данила тоже разгружал.

И не просто там мешки.

Гробы!

— Погодите! — Ляля подпрыгнула. — Я сейчас позову дядю Женю! Он поможет…

— А он, к слову, кто? — спросил Данила вслед русалке, которая радостно ускакала в дом. — Этот ваш дядя Женя?

— Ведьмак, — Игорёк смахнул рукавом пыль с лаковой поверхности. — Только очень невезучий. И ловить его надо, а то постоянно уходит…

— В астрал?

— Хуже. В запой…

Загрузка...